Три шага в неизвестность. Роман

© Геннадий Дорогов, 2017

ISBN 978-5-4485-7521-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Друзья и враги

Глава 1. Тени прошлого

Антон Владимирович Толмачёв нервно ходил по комнате. Погружённый в свои думы, он не замечал, что его супруга Валентина Сергеевна, сидя в кресле, внимательно наблюдает за ним. В какой-то момент он встретился с ней взглядом.

– Что, Валя? – спросил удивлённо.

Она продолжала молча смотреть на него.

– Ах, да! – спохватился он. – Прости! Я задумался и совсем забыл про тебя. Надеюсь, ты понимаешь меня и не сердишься.

– Да-да! Я всё понимаю, – ответила она несколько поспешно. – Волнуешься?

Он сел напротив неё в другое кресло и шумно вздохнул.

– Не то слово! Душа не на месте.

– Я тебя понимаю, – повторила Валентина. – Ты включаешься в нелёгкую, сложную борьбу с непредсказуемыми поворотами. Но я в тебе не сомневаюсь. Ты победишь. Григорий Иннокентьевич публично назвал тебя своим приемником. Не своего зама Сашу Борщова, а тебя. Это почти гарантия успеха.

– Да не в этом дело, – Антон с досадой махнул рукой. – Я не про выборы говорю. На этот счёт я не слишком гружусь. Там действительно ситуация складывается в мою пользу. Меня беспокоит другое.

– Боишься, что не справишься с новой должностью? Зря. Ты у меня умница. Да и команда опытная, надёжная. Не подведёт. Опять же Григорий Иннокентьевич обещал на первых порах помогать тебе и словом, и делом. Поверь мне: всё будет хорошо.

Толмачёв с подозрением посмотрел на жену.

– Валя, не морочь мне голову. И не изображай из себя простушку. Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю.

Валентина картинно надула губы, изображая обиду.

– Ну, уж я и не знаю… Просто теряюсь в догадках. И это – не то, и другое – не то. Просвети свою недогадливую жену.

Антон Владимирович укоризненно покачал головой, но всё же стал терпеливо объяснять:

– Мне не дают покоя сеансы с гипнотизёром. Ну, или с экстрасенсом. Не знаю, как он там правильно называется.

– Ты имеешь в виду гипнотерапевта?

– Да, верно: гипнотерапевт.

Супруга слегка подалась вперёд.

– Что конкретно тебя тревожит?

Он неуверенно дёрнул плечом, склонив голову вбок. Немного помедлил, собираясь с мыслями.

– Видишь ли, мы дважды окунались, как бы это сказать, в дебри прошлого. И оба раза сеанс заканчивался одним и тем же: я получал смертельный удар.

Валентина недоумённо пожала плечами.

– Ну и что? Полагаю, что в далёком прошлом это было не такой уж и редкостью.

– Да, конечно. Оно и в настоящем нередко случается, – согласился Антон. – Но понимаешь, в чём закавыка – я погибал от руки человека, которому доверял. Мало того – считал своим другом.

Он замолчал. Она тоже молчала, ожидая продолжения. Не дождавшись, спросила:

– Что это может означать?

– Вот я и думаю: что это может означать? – отозвался он. – И вот что ещё странно: временная разница между двумя событиями – более пятисот лет, а оба мои убийцы… ну, не то, чтобы похожи, но что-то общее в них чувствуется. А вот что – не могу понять. Вроде бы что-то смутно ощущаю, а ухватить не могу – ускользает. В общем, бред какой-то…

– Может быть, бред. А может быть, и нет, – сказала Валентина. – Значит, оба твоих погубителя чем-то похожи между собой? А в настоящем времени они тебе никого не напоминают?

Толмачёв растерянно уставился на жену.

– Я как-то не подумал об этом, – пробормотал он. – А что – и такое возможно… Только вот кто это может быть?

– Выяснишь, если очень захочешь, – сказала жена и осторожно добавила: – Если провести аналогию с прошлым, то напрашивается вывод…

– …что это кто-то из моих друзей?! – озадаченно закончил её фразу Антон.

Она манерно махнула рукой.

– Ладно, сам во всём разберёшься. А если не сможешь, гипнотерапевт поможет. Тебе предстоит ещё один сеанс. Не забыл?

– Не забыл.

– Как ты настроен?

Он опять протяжно вздохнул.

– Плохо я настроен. Очень плохо. Как на смертную казнь.

– Что – так тяжело?

– Да, тяжело. Представь, что тебя убивают – жестоко, хладнокровно. А ты при этом совершенно забываешь о том, что это всего лишь сеанс гипноза. Всё воспринимается по-настоящему.

Валентина потянулась к нему, коснулась руки.

– Тоша, потерпи. Надо довести дело до конца. Тебе необходимо найти причину твоих тревог и страхов. А главное – найти виновника твоих переживаний.

Антон Владимирович промолчал. Он сам понимал, что следует докопаться до причины смутного, тягостного беспокойства, терзающего его душу в последнее время. Беспокойства, накатившего внезапно, непонятно откуда.

Сейчас он уже не мог точно определить, когда, в какой момент возникло чувство смертельной опасности. Ощущение было странным. Оно то пробуждало осторожность и мобилизовало внутренние силы для самозащиты, то, напротив, парализовало волю и отзывалось в сердце звериной тоской.

Вскоре супруга заметила его состояние. Стала расспрашивать. Толмачёв нехотя признался в своих необъяснимых тревогах. Он скептически воспринял обещание жены «что-нибудь придумать». Но спустя пару дней к нему подошёл Саша Борщов и без всякого предисловия стал рассказывать о том, что все мы приходим в этот мир многократно и что причины нынешних жизненных проблем, страхов и неурядиц могут тянуться из прежних воплощений. Антон с удивлением смотрел на него – не шутит ли? Он и прежде слышал подобные россказни, но всерьёз их не воспринимал. Но Александр, как выяснилось, вовсе не шутил. Он сказал, что сам уже обращался к специалисту такого рода и получил потрясающий результат. Было немного странно слышать подобные речи от человека, относящегося ко всему скептически и даже с изрядной долей цинизма. Но всё же к концу беседы Борщов, несмотря на первоначальное сопротивление Антона, смог убедить его в необходимости проведения курса гипнотерапии и даже пообещал помочь попасть на прием к специалисту без очереди.

Уже первый сеанс впечатлил Толмачёва до глубины души. Увиденные им картины древней Руси, ещё не познавшей христианства, потрясли воображение и прочно закрепились в памяти. Он видел себя сильным и бесстрашным воином, готовым дать отпор любому врагу или умереть с достоинством. Но ему не суждено было погибнуть на поле брани. Ссора с другом из-за красавицы закончилась поединком, в котором ему суждено было погибнуть.

Второй сеанс унёс Антона во времена Ивана Великого – мрачную жестокую эпоху. И опять цепочка странных и неожиданных событий привела его к скорой гибели – от руки близкого, доверенного человека.

И вот теперь ему предстояло пройти ещё один, заключительный сеанс.

Валентина вновь коснулась его руки.

– Ну же, не переживай! Ты во всём разберёшься и примешь необходимые жёсткие меры.

– Жёсткие меры? – резко вскинулся он. – О чём ты говоришь? Какие жёсткие меры я должен принять?

Она отшатнулась от него.

– Ну, чего ты взбеленился? Откуда мне знать, какие меры тебе будут необходимы? Вот когда докопаешься до истины, тогда и будешь решать, что дальше делать, – Валентина опять надула губы. – Не понимаю тебя, Тоша. Хочу как-то помочь, поддержать. А ты рявкаешь на меня, словно я и есть твой таинственный враг.

– Да не рявкаю я. Просто взвинчен, вот и получается грубо, – он шагнул к жене, обнял за плечи. – Не сердись на меня. И прости за резкость.

Она прижалась головой к его груди.

– Я не сержусь. Но я хочу, чтобы ты не забывал, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Он погладил рукой её волосы.

– Хорошо, я буду помнить об этом.

* * *

Раннее утро дышало сыростью и прохладой. Ночью шёл сильный дождь. Об этом напоминали лужи и раскисшие колеи дороги, по которой понурая лошадь неторопливо тянула открытую повозку.

Томилин зябко огляделся по сторонам.

– Какая мерзкая погода, – проворчал он. – Сырость несносная.

Сидящий с ним рядом барон Панкратов резонно заметил:

– Слава Богу, дождь прекратился. Сие обстоятельство уже радует.

Он внимательно посмотрел на своего спутника.

– Не тужите, Пётр Викентьевич! Даст Бог – всё обойдётся.

Томилин с усмешкой покосился в его сторону.

– Что обойдётся, Алексей Модестович? И как обойдётся? Не утруждайте себя, друг мой. Я не нуждаюсь в утешениях.

Повозка свернула в лес и покатила между деревьями. Лапы елей то и дело касались рук и плеч седоков, гладили их щёки.

Возница обернулся и спросил:

– Не желаете сделать остановку, барин? Самое время помолиться. Негоже предстать перед Господом, молитву не сотворивши.

Томилин бросил на него хмурый взгляд.

– Что же ты, братец, хоронишь меня преждевременно?

– Так ить молитва – она завсегда всем полезна – и усопшим, и здравствующим. Да и Богу приятна. Глядишь, поможет он, защитит от пули. Так что, прикажете остановиться?

Пётр Викентьевич немного подумал, потом сказал:

– Нет, голубчик, не будем задерживаться. Поезжай без остановки. Не получится у меня нынче разговор с Богом. Душа не лежит к молитве.

– Ну, как знаете…

Возница опять повернулся вперёд и беззлобно хлестнул лошадь. Повозка побежала быстрее. Панкратов ещё раз взглянул на попутчика и мягко произнёс:

– Я полагаю, граф, что совет был разумным. Мужик правильно сказал: молитва поможет. Защитит ли от пули, не знаю, но душе равновесие вернёт.

Томилин не успел ответить. В голове вдруг послышался шум – непонятные, странные звуки, похожие на чей-то неразборчивый голос. Что ещё за бред? Он встряхнул головой, прогоняя наваждение. Но от резкого движения почувствовал острый приступ дурноты. Лицо исказила гримаса страдания. Панкратов истолковал это по-своему.

– Простите великодушно, Пётр Викентьевич! – сказал он. – Впредь не стану досаждать вам своими поучениями.

Томилин сделал рукой успокаивающий жест.

– Нет-нет! Не вините себя. Так, пустое…

Вскоре они выехали на большую, просторную поляну. Там их уже ждали. На краю поляны стояла такая же открытая повозка, запряжённая парой лошадей. Будущий противник – Андрей Андреевич Ковалёв – сидел в ней и спокойно щёлкал семечки. Его секундант деловито расхаживал по поляне, выбирая удобное для поединка место.

«Противник! – угрюмо подумал Пётр Викентьевич. – А ведь мы с Андреем всегда были дружны. Почему же теперь нам предстоит стрелять друг в друга? Что произошло между нами?».

Он вдруг с удивлением обнаружил, что совершенно не помнит причины их ссоры, приведшей к дуэли. Что за чертовщина? Как такое может быть? Но он действительно ничего не помнил! Томилин стал лихорадочно припоминать события, случившиеся накануне, но странный, едва различимый голос продолжал звучать в его голове. Он досаждал, раздражал, не позволял сосредоточиться.

Секундант Ковалёва подошёл к вновь прибывшим.

– Господа, позвольте представиться: Шкловский Максим Захарович. Давайте обсудим детали. Каким оружием изволите драться? Я приготовил пару совершенно одинаковых «Лепажей». Ежели предпочитаете использовать своё оружие, то моя обязанность осмотреть его.

– Меня вполне устроит ваше, – сказал Томилин.

– В таком случае прошу следовать за мной. Осмотрите пистолеты и выберете один из них.

– В этом нет необходимости. Я полагаюсь на ваше слово.

– Это неразумно! – шепнул Панкратов. – Вопрос касается жизни. Позвольте мне это сделать.

– Не стоит, – отмахнулся Пётр Викентьевич. – Впрочем, как вам угодно.

Алексей Модестович ушёл осматривать дуэльное оружие. Шкловский задал следующий вопрос:

– Как изволите стреляться: по жребию или сходиться?

– Сходиться.

Сверху упало несколько капель. Томилин поднял глаза к небу. Оно было затянуто тяжёлыми свинцовыми тучами.

– Хорошая погода, – заметил Шкловский. – Очень подходящая для дуэли.

– Да, вполне подходящая.

– Предлагаю установить барьеры на десяти шагах, – сказал Максим Захарович. – Не возражаете?

– Нет.

– Позвольте взять вашу саблю.

Томилин вынул из ножен клинок и передал его Шкловскому. Затем спросил:

– Могу я переговорить с господином Ковалёвым?

– Это противоречит правилам, – возразил секундант противника.

– Мне необходимо задать ему всего один вопрос.

– Я спрошу Андрея Андреевича. Если он не возражает…

Шкловский направился к своей повозке и стал что-то говорить Ковалёву. Тот в ответ небрежно кивнул. Затем неторопливо выбрался из повозки. Томилин подошёл к нему.

– Что вы хотите узнать от меня? – холодно спросил Ковалёв.

– Андрей, как такое могло случиться? – взволнованно заговорил Пётр Викентьевич. – Что произошло между нами?

Ковалёв удивлённо посмотрел ему в лицо.

– Сударь, я вас не понимаю.

– Дело в том, что я совершенно не помню причины, из-за которой возникла дуэль. В это трудно поверить, но всё обстоит именно так. Словно кто-то стёр мою память…

Лицо противника исказила презрительная усмешка.

– Сдаётся мне, граф, что вы ищете повод избежать дуэли.

Язвительный тон ударил словно плеть. Сдерживая всколыхнувшуюся внутри волну гнева, Томилин холодно произнёс:

– Извольте, я готов!

Да, теперь он и в самом деле был готов к поединку. Оскорблённое самолюбие вытеснило все сомнения и хандру, вызвало приток сил. Ах, если бы не этот чёртов голос, бубнящий в его голове!

Спустя пятнадцать минут они уже стояли на противоположных сторонах поляны, держа в руках дуэльные пистолеты. Шкловский дал команду сходиться. Противники медленно двинулись навстречу друг другу. Томилин шёл, испытывая крайнее напряжение. Он внимательно вглядывался в своего врага, стараясь не упустить удобный для выстрела момент. Ковалев же, напротив, демонстрировал полное хладнокровие. Он вальяжно вышагивал, держа руку с пистолетом опущенной вниз.

Воткнутые в землю сабли, обозначавшие собой рубежи, были уже совсем близко, но никто из дуэлянтов не спешил произвести выстрел. И лишь когда расстояние между противниками составляло не более пятнадцати шагов, Пётр Викентьевич не выдержал. Он прицелился и выстрелил. Пуля угодила в верхнюю часть груди ближе к левому плечу. Ковалёв на несколько секунд замер, слегка наклонившись вперёд. По белому полотну рубахи стало расползаться красное пятно.

– Андрей! – испуганно воскликнул Томилин.

Ковалёв поднял на него полные ненависти глаза.

– К барьеру! – хрипло произнёс он.

Пётр Викентьевич послушно приблизился к воткнутой в землю сабле. Андрей Андреевич, заметно покачиваясь, подошёл к своему клинку, обозначавшему барьер. Теперь их разделяло расстояние в десять шагов. Томилин бросил пистолет в траву и стал смиренно ждать своей участи. Панкратов от досады вскрикнул – ведь пистолетом можно было прикрыться от пули.

Противник поднял своё оружие и стал целиться в лоб. Он был хорошим стрелком, но полученное ранение вносило свои поправки. Пистолет «гулял» в его руке. Ковалёв тяжело, словно под тяжестью пистолета, слегка опустил руку и выстрелил.

Пётр Викентьевич Томилин почувствовал удар в грудь и стал проваливаться в черноту.

* * *

Звонко щёлкнули пальцы, и чей-то голос властно произнёс:

– Просыпайтесь!

Толмачёв открыл глаза, и вздох облегчения вырвался из его груди. Только что, буквально считанные секунды тому назад, он простился с жизнью, столкнувшись с очередной своей гибелью. К счастью, это опять оказалось лишь видением. Жизнь продолжалась. Но эмоции, вызванные пережитой в гипнотическом трансе сценой, ещё будоражили душу.

Врач-гипнотерапевт Борис Смыслов внимательно наблюдал за ним. Потом задал вопрос:

– Как вы себя чувствуете?

– Так, словно заново родился, – признался Антон Владимирович. – Третий раз за минувшие девять дней. Надеюсь, Борис Алексеевич, что в ближайшее время помирать мне больше не придётся.

– Если вы имеете в виду сеансы регрессии, то, полагаю, этих смертей для анализа нам вполне достаточно. Их больше не будет. А вот в реальной жизни я вам ничего гарантировать не могу.

– То есть, вы хотите сказать, что мне действительно угрожает смертельная опасность?

– Не будем спешить с преждевременными выводами, – уклончиво ответил Смыслов. – Давайте для начала проанализируем ваш последний экскурс в прошлое. Расскажите мне всё, что с вами происходило, как можно подробнее.

Томилин приступил к детальному изложению событий, участником которых он стал во время гипнотического сна. Впрочем, некоторые мелочи он опустил, посчитав их незначительными. Смыслов внимательно слушал, задавал уточняющие вопросы. Выслушав рассказ до конца, он сделал следующие выводы:

– Итак, Антон Владимирович, ситуация в общем-то ясна. Не гарантирую стопроцентную точность формулировки, но суть примерно такова: вы попали в некое кармическое кольцо.

– Кольцо? – удивлённо спросил Толмачёв. – Что это значит?

– Говоря современным языком, в вашей карме активировалась своеобразная программа. Она раз за разом приводила и будет приводить вас к одному и тому же финалу.

– То есть всякий раз я буду умирать насильственной смертью от руки близкого человека?

– Увы, да.

– И с этим ничего нельзя поделать?

– Нет, почему же… – Смыслов сделал продолжительную паузу. – Видите ли, ситуация исправима, но есть определённые сложности. Всё зависит исключительно от вас – от вашей смелости, решительности, способности переступить через свои внутренние барьеры.

– Так-так, – пробормотал Антон Владимирович. – Как я догадываюсь, внутренними барьерами вы называете нравственные установки. Давайте-ка поговорим об этом поконкретнее. Через что такое в себе я должен переступить?

– Да, разумеется. Без конкретики нам не обойтись. Но предупреждаю: разговор будет непростым. И пожалуйста, Антон Владимирович, не забывайте, что я всего лишь выполняю свою работу.

– Я вас понял. Обещаю, что буду сдерживать свои эмоции.

– Очень хорошо!

Смыслов задумчиво пошагал по комнате. Потом сказал:

– Из двух первых сеансов мы узнали, что смертельную опасность для вас представляли близкие люди. А точнее – друзья. Кроме того эти персонажи, по вашим словам, были чем-то похожи друг на друга. Полагаю, нет нужды спрашивать, похож ли на них последний персонаж…

Толмачёв задумался.

– Наверное, вы правы, – согласился он. – У двоих предыдущих были густые бороды. У последнего – усы и аккуратная бородка. Но сходство есть. Точно есть! Черты лица похожи. Теперь я в этом не сомневаюсь. И главное – глаза. У всех троих они ярко синие, – он вопросительно взглянул на врача. – Значит, и в настоящее время в моём близком окружении есть человек, имеющий внешнее сходство с теми, от чьих рук я погибал в предыдущих жизнях?

Смыслов неопределённо качнул головой.

– Вам лучше знать…

«Да, мне лучше знать, – подумал Антон. – Кажется, я уже догадываюсь, кто это может быть. Чёрт возьми, неужели… неужели это Пашка?! Не хочется в это верить. Но он похож, действительно похож. И глаза у него ярко синие».

Внезапная догадка больно резанула душу. Пусть бы кто угодно, только не Павел Коржин – старый, проверенный, надёжный друг. Теперь же получается, что он не только ненадёжен, но и смертельно опасен. Нет, в это решительно не хотелось верить. С одной стороны, мотив у Павла есть – и очень весомый. Но с другой… Ведь это же Паша из чисто дружеских побуждений и совершенно бескорыстно помог своему другу устроиться на солидную должность в администрации области.

С трудом преодолев сдавившее грудь волнение, Толмачёв сказал:

– Ладно, с вероятным противником мы, условно говоря, определились. Что теперь делать?

– Теперь осталось самое простое. И в то же время – самое трудное. Вы должны изменить программу.

– Каким образом?

– Обезвредить своего, как вы только что выразились, вероятного противника.

Толмачёв медленно поднял на собеедника окаменевшее лицо.

– Вы хотите сказать, что я должен нанести удар первым? Вы понимаете, что вы мне советуете?

Смыслов отчаянно замахал руками.

– Господь с вами, Антон Владимирович! Я вам ничего не советую. И уж тем более – упаси, Боже! – ни к чему не подстрекаю. Вам нужна была информация – вы её получили. Я всего лишь добросовестно выполнил свою работу – не более того. И разве я не предупреждал вас о том, что разговор будет непростым?

– Да, действительно, – Толмачёв усилием воли погасил эмоции. – Простите меня, не сдержался. Но… Ладно, допустим, что я приму радикальные меры. Что последует за этим? Теперь я превращусь в кармического палача?

– Нет-нет! – убедительно воскликнул Смыслов. – Для подобного развития событий потребовалось бы запустить новую программу. Вы же попросту внесёте сбой в существующую, и она перестанет работать.

– Но вы сказали, что я должен изменить программу.

– Я всего лишь неточно выразился. У вас ко мне ещё есть вопросы?

– Нет. То есть – да.

– Я внимательно слушаю.

– По определённым признакам у меня складывается подозрение – нет, предположение – относительно конкретного человека. Но ведь я могу ошибиться. Как мне убедиться в том, что ошибки нет?

Смыслов задумчиво надул щёки, затем шумно выпустил воздух.

– Видите ли, все предыдущие случаи с тяжёлым исходом оставляют отметины на теле в последующих инкарнациях. Это родинки, бородавки, родимые пятна, рубцы неизвестного происхождения. Во время последнего сеанса вы получили пулю в грудь. Скорее всего, у вас от неё остался след. Я могу взглянуть?

Толмачёв отрицательно мотнул головой.

– В этом нет необходимости. Там у меня родимое пятно.

– Вот! – Борис Алексеевич поднял кверху указательный палец. – Теперь, что мы знаем о вашем противнике? Он ранен. И, судя по всему, ранен тяжело. Есть вероятность того, что его рана тоже оказалась смертельной. А это значит, что и на его теле в месте ранения осталась отметина.

Антон Владимирович поднялся из кресла.

– Ну что же, больше у меня вопросов нет. Полагаю, на этом мы можем закончить?

– Да.

– Что я вам должен?

Смыслов по-свойски махнул рукой.

– Ну что вы, Антон Владимирович! С некоторыми людьми в виде исключения я работаю бесплатно. А уж для такого человека, как вы…

– Сколько? – резко оборвал его Толмачёв.

Со смущённым видом Смыслов назвал сумму. Антон Владимирович расплатился и ушёл.

Закрыв за Толмачёвым дверь, Борис Алексеевич задумчиво побродил по кабинету. Потом подошёл к окну. Вскоре он увидел, как его пациент заходит на стоянку и садится в машину. Спустя пять минут, не менее, его автомобиль тронулся с места. Ну что же, подобная задержка красноречиво говорила об эмоциональном состоянии данного клиента. Смыслов извлёк из кармана мобильник и сделал звонок.

– Да, Борис! – услышал он в трубке знакомый голос. – Я слушаю.

– Мы закончили.

– Ну и?.. Не тяни кота за хвост. Каковы результаты?

– Полагаю, что курс гипнотерапии прошёл успешно.

– Боря, меня не интересуют твои предположения, – сердито проворчал собеседник. – Ты занимаешься проблемой важной персоны, а не человека с улицы. Мне нужны твёрдые результаты.

– Да что вы, в самом деле, Александр Михайлович! – обиженно воскликнул Смыслов. – Я отработал на совесть. Результаты обнадёживающие. Но всё же я не Господь Бог и за дальнейшее развитие событий ручаться не могу. Это уже, так сказать, не в моей компетенции.

– Ладно, – примирительно прозвучал в трубке голос Борщова. – Ты свою работу сделал.

– Как с оплатой?

– Как договорились. Утром перечислю на твой счёт.

Послышались гудки. Борис Алексеевич ещё немного подержал телефон в руке, потом сердито швырнул его на стол.

– Верно, я свою работу сделал, – подумал он вслух. – Денежки добросовестно отработал. Дальнейшее меня не касается. Разгребайтесь сами.