Тун. Лето в розовом городе

© Гай Маркос, 2021

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2022

Пролог

1969 год

Лучи солнца прокрались в убежище старика Артура и мягко прижались к его некогда широкой и сильной спине. «Девятый час», – подумал он, оглядев плоды своего предрассветного труда. На участке, неподалеку от нового многоквартирного дома, в котором обитали его родные, он соорудил под деревом небольшой навес, где проводил большую часть своей нынешней жизни. Старость лишила его возможности приносить в дом деньги, поэтому он трудился весь сезон, чтобы в холода радовать родных различными яствами. Молодежь беззлобно ухмылялась его одержимости домашними заготовками, но жадно опустошала запасы еще до прихода весны. Сегодня он собрал два ведра абрикосов и даже планировал перебрать и очистить от косточек килограмм-другой до того, как шумные мальчишки нагрянут к нему в гости.

Внук, названный в его честь, не отличался легким нравом. Зато его друг Азат был спокойным и добрым, усмиряя внутренний шторм шестилетнего Артура. На прошлой неделе они закатали первые банки вишневого варенья. Возбужденные и радостные, два друга угостили сладким лакомством своих матерей, прыгая на месте от нетерпения, точно козлята. Рузанна и Наира, неразлучные еще со школьной скамьи, оценили старания сыновей и позволили им самостоятельно добираться до участка, освободив утренние часы для посиделок за чашкой кофе.

Измотанные, но счастливые, дети стали ложиться в положенное время и просыпаться пораньше, чтобы помогать деду. Он уставал с ними, но не хотел признаваться в этом даже самому себе. Ему нужен был их детский восторг. Если раньше вечера наводили на него тоску по прожитым годам и людям, оставшимся лишь в воспоминаниях, то теперь он засыпал с улыбкой на морщинистых щеках. Он чувствовал себя нужным, как никогда раньше.

– Папи!^[1] – Артур влетел в заботливо распахнутую калитку и бросился на деда, задев ногой ведро.

Под тяжестью плодов оно устояло, лишь пара абрикосов упала на вытоптанную землю.

Шедший следом Азат поднял их, деловито осмотрел и вернул на место.

– Барев, Артур-папи!^[2] – поздоровался он.

– Как хорошо, что вы пришли! – воскликнул старик, как делал это каждый день с начала лета. – У нас полно работы! Идите мыть руки!

Мальчики побежали к уличному умывальнику и стали тщательно тереть ладошки, как учил дед. Затем он усадил их на старые паласы, свернутые и обвязанные по краям шнурками, и объяснил, что делать.

Дед слушал, как во время работы друзья обсуждали французскую комедию с Луи де Фюнесом. Азат закидывал абрикосы в огромную кастрюлю, а косточки бросал в миску, откуда те тут же попадали в неумолимые тиски Артура: его камень со всей силы опускался, дробя косточку. Мальчик был явно не в духе. Утром он сказал родителям, что если они назовут брата Арамом, то он не будет его любить. За это мать и отец лишили его похода в кино, но ему стыдно было поделиться плохой новостью с другом.

– Яхк!^[3] – воскликнул Азат, отшвырнув испорченный плод подальше.

Битый, обезображенный птицами и погодой абрикос приземлился прямо перед башмаком деда.

Старик тяжело наклонился за ним и медленно подошел к детям:

– Я рассказывал вам, как варят абрикосовое варенье?

– Да! – откликнулись оба и, перебивая друг друга, поведали деду о своих познаниях.

– И самое главное, почему мы добавляем ядрышки в варенье?

– Потому что душа абрикоса находится в косточке! – ответили мальчики хором.

Дед довольно кивнул и протянул им испорченный абрикос. В его иссушенных солнцем и временем пальцах плод уже не казался таким безобразным.

– Смотрите. – Он поднес его к глазам, внимательно рассматривая. – Абрикос – волшебный!

Мальчики переглянулись. Они побоялись высказать сомнения, но все же выдали себя мимикой.

– Не верите? А вы присмотритесь! Жизнь его не пожалела, да! Но запомните: даже из самого плохого абрикоса может вырасти прекрасное дерево!

– Папи, ты его посадишь?

Старик вынул косточку и бросил ее в наполненную доверху кастрюлю. Он знал: если та пойдет ко дну, шансы есть. Последний круг на воде сомкнулся, и поверхность вновь успокоилась.

– Да! – кивнул он. – У этой косточки есть душа.

Глава 1

2012 год

Прибитый дождем песок прижимался к моему затылку. Я хотела отстраниться от этих ледяных прикосновений, но сил не было. Оставалось лежать и слушать симфонию моря. Я почувствовала, как волны лижут мои босые ноги, плавно поднимаясь выше. В этих касаниях было что-то странное. Пальцы? Я напряглась.

– Везучая! – произнес мужчина, быстрыми движениями ощупывая мое тело. – Легко отделалась!

Я приподняла голову. Жгучая боль тут же пронзила все тело. Везучая…

Все исчезло. Жестокая реальность забрала мое море, оставив лежать посреди ночного проспекта. Вовсе не чайки кричали вдали, это были люди и вой сирен. Как я тут оказалась? Обессиленная, я опустила голову на холодный окровавленный асфальт. Везучая!

Глава 2

Везучая… Спасатель ошибся. Последующие дни неоднократно убеждали меня в этом. Будто стаи птиц, меня окружали бесконечные белые халаты, и мне очень хотелось бросить в них камень, чтобы хоть немного побыть в тишине, без капельниц и уколов. Заживающие раны зудели, организм постепенно креп, а с ним и желание поскорее покинуть больничные стены.

Прошла неделя, но меня и не думали выписывать. Беспокойство закралось под ребра, то и дело больно пиная изнутри. Я чувствовала себя псом, который неотрывно следит за проплывающими под дверью тенями в ожидании хозяина. К концу недели все попытки разузнать, что происходит, убедили меня в одном: больничный персонал игнорировал сам факт моего существования. Они лечили нечто безголосое и бесправное.

Удивляться было глупо: мой собственный отец относился ко всем именно так. Он ни разу не приехал навестить меня. Скорее всего, и другим он не позволил это сделать.

Прошло еще два дня. Меня разбудил тихий шепот медсестер.

– Почему она все еще здесь?

– Говорят, на нее объявили охоту. Это ж она тех парней прикончила!

Что происходит?! Я резко села в кровати и успела схватить медсестру за руку:

– Рассказывайте, что случилось!

– Мы не можем, нас уволят! – взмолилась моя жертва, пытаясь вырваться.

Но во мне не было ни капли сострадания.

– Если не скажешь, то, поверь, я сделаю так, что тебя даже поломойкой никуда не возьмут!

– Скажи ей, Вера! – сдалась вторая, косясь на дверь.

Вера еще секунду раздумывала и наконец протянула мне свой телефон:

– Я обойду этаж и вернусь. У вас есть двадцать минут.

Дверь захлопнулась. Непослушными пальцами я набрала в поиске свое имя и тут же пожалела об этом: моими фотографиями пестрел весь интернет, словно я была известной персоной, которая вдруг снялась в порно, и это стало достоянием общественности. С каждым новым заголовком мои глаза раскрывались все шире и шире: «Таинственное исчезновение виновницы аварии», «Тренд золотой молодежи – тюремная роба», «От школы до морга». Мне захотелось отшвырнуть телефон, но я продолжала жадно вчитываться: «Кто понесет наказание за майскую гонку, если свидетели мертвы, а виновницу скрывают от правосудия?», «Трое в морге, не считая золотой дочки». Трое в морге?! Но почему обвиняют меня, если за рулем был Руслан?

Из интернета я узнала, что несколько дней провела в реанимации и теперь лежу в палате одной из частных клиник. Мое заточение было своеобразной защитой от разгневанных москвичей, требовавших правосудия. Я пробежала глазами фамилии: близнецы Иван и Денис – его друзья; парень, подбивший Руслана на гонку, и его девушка, за жизнь которой уже неделю боролись врачи… Самого Руслана в списке не было. Значит, жив! Но где он? Почему молчит? Почему не прорвался сквозь преграды, выстроенные отцом, и не вызволил меня отсюда? Он же клялся мне в любви!

Каждое мое фото сопровождалось тысячами комментариев с матом, проклятиями и угрозами. Слезы застилали глаза, но я не отрывалась от экрана, пока не прозвучал контрольный выстрел. «Позор нации!» – написал в мой адрес некто. Забыв, что теряю драгоценное время, я зашла на его страницу. Там не было ни одной личной фотографии, а лишь пестрый ковер репостов из патриотических групп.

Надо сказать, порой я стеснялась своего армянского происхождения. Таких, как я, мой народ называет «русацац» – обрусевшая. Этот ярлык наделяет своего обладателя массой отталкивающих черт, и избавиться от них практически невозможно. Мой первый опыт общения с земляками состоялся в старшей школе и оставил настолько неприятный осадок, что я без малейшей рефлексии сожгла все мосты.

Перейдя по одной из ссылок, я поморщилась и уже собиралась закрыть страницу, как взгляд зацепился за строчку: «Побрить, нельзя помиловать!» Я стала читать дальше.

«Друзья! В Библии в Первом послании к коринфянам 11:16 говорится: “Ибо если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется; а если жене стыдно быть остриженной или обритой, пусть покрывается”. Времена изменились, и женщины стали добровольно осквернять свое тело, вести себя непристойно и выставлять себя напоказ. Они в один голос твердят, что на дворе другое время и другие правила. Братья! Что делать с теми, кто позорит нацию, наших сестер, жен и матерей? Что останется от нашего народа, если мы продолжим закрывать на это глаза? Может быть, стоит вспомнить, как поступали наши деды, которые искореняли разврат, а не участвовали в нем?»

Ниже были фото. На них девушкам прилюдно обривали головы. Фотографии отличались историческим периодом, а девушки одеяниями, но их застывшие лица выражали одно и то же: жизнь с клеймом позора была унизительнее, чем казнь. Я невольно сжалась, словно именно на меня обрушились презрительные взгляды толпы. Со мной обошлись бы так же, и сейчас я была благодарна своему заточению.

В палату бесшумно вошла Вера. Она вынула мобильник из моих одеревеневших рук и направилась обратно к двери. Мне хотелось сказать ей что-нибудь. Оправдаться. Но нужные слова не находились. Да и к чему мне ее прощение? У порога девушка застыла. Я почувствовала на себе ее взгляд. «Я не виновата!» – кричало мое нутро, но она не слышала. Никто не слышал. Дверь тихо захлопнулась. Больше я ее не видела.

Глава 3

На шестой день меня потревожил странный шорох в палате. Я мгновенно открыла глаза, и вот он – мой детский кошмар во плоти! Угловатые движения незнакомца не были похожи на точные и выверенные действия врачей, а белый халат был явно с чужого плеча. Мое сердцебиение участилось.

– Кто вы? – спросила я хриплым голосом и вжалась в подушку, прекрасно понимая, что шансов на спасение у меня нет.

Громила оторвался от сумки, в которой рылся, и посмотрел на меня то ли озадаченно, то ли безразлично – в темноте было не разобрать.

– Одевайся. – Он бросил к моим ногам какие-то вещи, проигнорировав вопрос. – Мы едем к твоему отцу.

Никто не имел права так со мной разговаривать, кроме самого хозяина моей жизни.

– Кто вы? – повторила я тверже.

– Ты оглохла? Одевайся, иначе пойдешь голой!

– Давай-ка повежливее! А то отец оторвет тебе голову!

Он сделал шаг в мою сторону, но передумал и лишь громко выдохнул.

– У тебя минута, – проскрежетал он и вышел.

С большим трудом я натянула спортивный костюм. Когда со шнурками кроссовок было покончено, странный тип вернулся.

– Идем! – бросил он, и мне не оставалось ничего, кроме как, прихрамывая, выйти за ним.

Коридор больницы был слабо освещен, вокруг ни души. Ненадолго мне даже показалось, что и медперсонал, и охрана – плод моего воображения. Двери лифта раскрылись. Свет ослепил меня, и в металлической поверхности я увидела свое отражение. Висящий костюм, видимо купленный в мужском отделе, привел меня в ужас.

– Это отец купил мне такую мерзость? – За капризным тоном я из последних сил пыталась скрыть нарастающий страх.

– Да, – прозвучал равнодушный ответ.

– Сам?

– Да!

Это конец. Мы ехали не домой. И одежду мне покупал не отец – он в жизни этого не делал. А если бы сделал, то никогда не выбрал бы синий – он ненавидел, когда я носила мужские цвета.

Мы беспрепятственно вышли из больницы и направились к машине. Совсем не летние пять градусов тут же забрались под одежду, кожа покрылась мурашками.

Он открыл переднюю дверь, но меня такой расклад не устраивал.

– Вы издеваетесь?! Я еще от аварии не оправилась! У меня нога болит!

– Садись!

– Хотите вытирать блевоту со стекол?

Мужчина смерил меня взглядом и раздраженно дернул заднюю дверь.

– Спасибо. Сильно не гоните.

– Черт! Может, сама поведешь? – не выдержал он.

– Торопитесь на тот свет?

Я усаживалась так медленно, как только могла, и, пока он обходил машину, успела осмотреться. В углу на сиденье валялась его куртка. Нащупав в карманах что-то похожее на деньги, я сунула их в кроссовку до того, как он сел за руль.

– Передай мне куртку, – велел громила.

Я молча повиновалась, надеясь, что он не заметит пропажу.

Наконец мы тронулись с места. Мои глаза так привыкли к однообразной больничной гамме, что вид залитых огнями московских улиц опьянял, вынуждая меня то жадно всматриваться, то сильно жмуриться. Я попыталась взять себя в руки, чтобы не упустить возможности убежать. Выскочить из машины нетрудно, но одному Богу известно, что этот тип сделает со мной, если догонит.

Первым делом я планировала найти Руслана, а уж потом вернуться домой. Если мои страхи напрасны и этого странного мужчину отправил за мной отец, то максимум, что мне светит, – это очередное заточение и дюжина новых охранников. Терять мне нечего, моя жизнь и так похожа на ад. А этот верзила точно выкрутится.

По моим ощущениям, было около шести утра. Машин стало больше, мы сбавили скорость и спустя полчаса свернули на заправку. Как только дверь за ним захлопнулась, первым моим порывом было сбежать. Но словно какая-то невидимая сила положила руку мне на плечо: рано! Тут же дверь распахнулась, и мужчина швырнул на сиденье пакет с хот-догом и бутылку воды. Королевский завтрак перед казнью?

Вдруг меня осенило.

– Вы взяли мои лекарства?

Расчет оказался верным: вопрос застал его врасплох.

– Какие?

– Те, что мне кололи каждое утро!

– Нет.

– Отлично! Так бы и сказали, что хотите меня убить! Они мне срочно нужны! Срочно!

– Купим в аптеке. Все, замолчи!

Какое-то время мы кружили в поисках круглосуточной аптеки и наконец остановились возле метро. То, что нужно! Я раздраженно отчеканила название лекарства, которое много лет назад кололи моей матери, и он, яростно хлопнув дверью, вышел. А я осталась ждать его возвращения. Раз, два, три, четыре… Стук собственного сердца сбивал меня, но я не переставала считать даже после того, как его спина скрылась за яркой дверью аптеки. На восьмидесяти шести его затылок вновь появился передо мной.

– А шприцы ты купил? – спросила я.

Мужчина негромко выругался. Интересно, при других обстоятельствах он бы смог меня ударить? Подозреваю, что да.

– Какие?

– Что – какие?

– Какие шприцы взять, твою мать?!

Адреналин бушевал в моем теле, и его ярость не произвела на меня впечатления.

– А я знаю?! Мне семнадцать лет, дядя!

С руганью он пошел обратно в аптеку.

Я вновь начала считать. И на цифре восемьдесят шесть была уже в метро, прихватив с собой воду и хот-дог.

Глава 4

Какая-то пожилая женщина задержала на мне взгляд. Я натянула капюшон пониже и переместилась к выходу, но так, чтобы надпись «Не прислоняться» не мешала мне следить за ее отражением в темном квадрате двери. Если до этого женщина разглядывала меня со скуки, как сытые коты смотрят на голубей через окно, то теперь она принялась суетливо рыться в карманах и проверять, все ли на месте в ее безвкусной сумочке. Двери открылись, я вышла из вагона и, пройдя немного вперед, села в следующий поезд. Этот трюк я проделала еще четыре раза, пока не оказалась на нужной станции.

Мне никогда не нравилось метро. Люди будто оставляли свои хорошие манеры перед входом, чтобы не растерять их по дороге. Всю жизнь у меня был водитель, и лишь сейчас я осознала, какой прекрасной и беззаботной была эта жизнь – без шума, отдавленных ног, нарушения личного пространства. Без запахов алкоголя, пота или резких духов. Без бомжей, бездарных музыкантов, набожных попрошаек и подозрительных типов.

Наконец я вынырнула на свежий воздух. Немного потеплело, но мой спортивный костюм не спасал. Пришлось достать свой небогатый улов и потратить предпоследнюю сотню в ближайшем бистро. Влив в себя невкусный, но горячий кофе, я побежала по улице, лавируя между сонными людьми и не совсем понимая, что делать, когда окажусь на месте.

Руслан жил в купленной родителями огромной квартире, где каждые выходные собиралась толпа подростков, круша надежды соседей на тихий и спокойный вечер. Мы встречались полгода, и каждый раз я придумывала все более невероятные причины, чтобы не оставаться с ним наедине. Теперь же я бежала к нему, не обращая внимания на боль в ноге, – у меня было слишком много вопросов. Набрав код, я вошла в закрытый двор. Сердце колотилось то ли от бега, то ли от страха.

Консьержка, привыкшая к постоянному потоку гостей, даже не взглянула на меня:

– На седьмой?

– Да. Руслан там?

– Да еще и не один! Уже и в будни спасу нет!

Я побежала к лифту и нажала кнопку. Вокруг висели зеркала, но я старалась не смотреть на свое отражение.

Не один… Меня насторожили слова консьержки, но я тут же одернула себя: человек потерял близких друзей, и нет ничего удивительного, что он нуждался в поддержке. Возможно, кто-то из братьев на время переехал к нему, чтобы отвлечь от переживаний. Я представляла, как откроется дверь, я увижу его лицо, и жизнь волшебным образом вернется в прежнее русло. Впервые за долгое время моя душа робко улыбнулась.

Я нажала на звонок. Тишина. Еще раз. И еще.

Наконец послышался шум, и дверь открылась. На пороге стояла девушка в прозрачном пеньюаре, абсолютно бесполезном, если, конечно, его целью было скрыть наготу. Она была юна, прекрасна и до боли знакома. До этой минуты я считала ее подругой.

– Черт! – Она изменилась в лице и попыталась захлопнуть дверь.

Ярость утроила мои силы, впрыснув в кровь львиную дозу адреналина. Я со всей силы пнула дверь здоровой ногой и оказалась в квартире.

– Где он?

Путь до спальни Руслана напоминал бег с препятствиями. Бутылки, бокалы, пластиковые контейнеры и прочий мусор превратили роскошную квартиру в злачный притон.

Возле двери Оксана схватила меня за руку:

– Мари, давай без драм!

Я резко дернулась:

– Заткнись, сука!

В спальне был такой же беспорядок. На мятой постели спал Руслан.

Возле моих ног валялись джинсы с тяжелым ремнем. Я поддела их носком и швырнула, стараясь попасть в голову.

– Какого черта?! – Руслан пытался сфокусировать на мне взгляд, и у него кое-как получилось. – Зачем ты ее впустила? Убирайся, Мари!

Я не отрываясь смотрела на него. Измена и предательство – ничто по сравнению с отвращением, которое я прочитала в его ответном взгляде.

– Убирайся?! Наши друзья погибли из-за тебя! Меня обвиняют вместо тебя! А ты тут развлекаешься с моей подругой?!

– Это меня не касается!

Я бы заехала ему по морде статуэткой за лучшую мужскую роль, если бы в моем воспаленном мозгу молнией не вспыхнула статья из интернета: о Руслане там даже не упоминалось!

– Почему тебя нет в списке пострадавших?

– Потому что меня там не было!

– Ты же врешь, я все помню!

Он потянулся за сигаретой, и комнату заполнил его наглый безнаказанный смех.

– Ты был за рулем! Ты, а не я! Мы выпили, потом вышли на улицу. Ты сказал, что… – Я замолчала.

Не может быть! Все рухнуло. С самого начала я считала себя жертвой, но теперь стояла в растерянности, не понимая, что делать.

– Так что я там тебе говорил? – откуда-то издалека донесся голос Руслана.

– Что любишь меня… – Мой шепот, слезы и отчаяние были ничтожными и бесполезными.

– Правда? А за что тебя любить? – Он по-хозяйски положил руку на бедро присевшей рядом Оксаны. – Вали отсюда к папочке, пока тебя не упекли еще и за незаконное проникновение!

Это конец. Я почувствовала себя Алисой, летящей в нору вниз головой. Торжествующие улыбки бывшего парня и бывшей подруги кружились в дьявольском хороводе. Что сделала бы Алиса, окажись на дне тоннеля не пузырьки и шкатулки, а полупустые бутылки, разбросанные сигареты и свернутые купюры? Задала бы вопрос: хорошо ли горит алкоголь? Лучше, чем предатели?

Не помню, как я очутилась на улице. Ноги сами несли меня в сторону дома. Казалось, я пыталась обогнать ветер, чтобы не чувствовать запах гари, предательски въевшийся в волосы и одежду. Мимо проехала пожарная машина. Чистая формальность: датчики сработали до того, как я успела выскочить из горящей квартиры, не забыв прихватить бутылку виски.

Я шла вечность. Горе ослепляло сильнее фар, внутри была пустота. Что теперь? Алиса оказалась в заднице, из которой ее не вытащить ни одному кролику. Нервным движением я откинула прядь от лица. Я терпеть не могла свои волосы, непослушными кольцами ложащиеся на плечи. Но Руслану они нравились. Или опять лгал? Ведь меня он тоже якобы любил.

«За что тебя любить?» – вновь и вновь звучал в моем мозгу его голос. Ухмылка. Вопрос. Ухмылка. Вопрос.

«За что тебя любить?»

А разве любят за что-то?

«За что тебя любить?»

Все верно: такова цена человека, который пытается налепить на себя маску того, кем он не является.

«За что тебя любить?»

Не за что.