Читать книгу: «Закон сильной женщины»

© Романова Г.В., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Глава 1

В этой части города было так безлюдно, так тихо и неподвижно, что все казалось нарисованным на старом грубом холсте любителем зловещих пейзажей. Не шумели машины, не шуршало в жухлой траве. Не слышно ничьих шагов. Мощные стволы старых деревьев, провожающих узкую аллею до самой реки, с трудом можно было разглядеть в темноте. Каменный забор старого парка слева, одинокий фонарь где-то впереди. Свет едва угадывался размытым пятном в листьях высоких тополей. Черные глазницы окон двухэтажных старых домов вдоль дороги казались бездонными дырами. Неоновая вывеска павильона, где днем торговали фруктами, почему-то не горела. Наверное, экономили, решила она. Сейчас все экономят.

Зачем она свернула сюда, на эту старую улицу? Как попала в этот заброшенный мир? Там, откуда она пришла, было светло и многолюдно. Но ей не нашлось места даже во дворе ее дома. Карусель, на которой она обычно просиживала до полуночи после каждого скандала с мужем, оказалась занята влюбленной парой. И скамейка под старой липой тоже была занята. Пришлось идти прочь со двора, потом с людной улицы, где гуляли, катались на роликах, смеялись, курили, пили пиво. Она шла долго, почти не замечая, куда идет. И вдруг очутилась здесь. В старом городе, где было тихо, безлюдно, пыльно и немного страшно.

Почему она здесь? Захотелось тишины, одиночества? Или просто ноги сами собой несли ее к реке? А туда зачем?

– А там, дорогая, ты когда-то стала женщиной, – с горечью прошептала Арина. – И ничуть об этом не пожалела.

Пожалела она много позже, когда вышла замуж за человека, с которым лишилась невинности. Очень сильно пожалела. Почти сразу. Он оказался выдающимся любовником, но довольно посредственным мужем. Его темперамент, нежность, терпимость и неутомимость, оказывается, ограничивались территорией постели. Стоило ему покинуть эту территорию, как он превращался в злого, неуравновешенного скота. Из-за него, из-за этого мерзавца, она и блуждала сейчас по городу в домашних тапочках. Не успела даже туфли надеть – муж летел на нее из кухни с занесенным для удара кулаком. Драться с ним она не хотела, потому и убежала.

– Самоуверенная сука! Наглая самоуверенная сука! – орал он ей в спину, пока она мчалась вниз по лестнице. – Провалиться бы тебе, гадина!

Она не боялась его. И запросто могла бы уложить на обе лопатки. А то и наподдать хорошенько. Она была сильной, спортивной. И хотя почти забросила спортзал, все еще сохранила замечательную форму. Пару недель назад, когда ее благоверный вознамерился в очередной раз поучить ее покорности, Арина швырнула его через себя с такой силой, что ему пришлось править спину у знакомого мануального терапевта.

И что отвратительно: его ничто не способно было научить обращаться с ней уважительно. Он будто верил, что, теряя с ним невинность, Арина потеряла и достоинство.

– Так не будет, – твердо сказала Арина, втирая мужу в поясницу согревающий бальзам. – Я не поддамся, Саш, не думай. Колотить ты меня не посмеешь. Для этих целей тебе надо было поискать другую.

– Мне другая не нужна. Я тебя люблю, – бубнил муж, уткнувшись носом в подушку.

– Так люби нормально! Без этих твоих штучек! Зачем?! Зачем тебе все это?!

– Ты меня так иногда бесишь, Аринка, – со вздохом признался муж и застонал, когда она сильно нажала на больное место. – Так иногда бесишь! Вот в постели у нас с тобой все идеально. Просто не могу представить, с кем бы мне еще так было хорошо, как с тобой. Но стоит выбраться из-под одеяла…

– Что во мне не так, Саша?

Арина осторожно перевернула мужа на спину, укутала толстым шерстяным пледом. Погладила его по гладковыбритому лицу. Провела ладонью по его голове. Она любила это лицо. Смуглое, с жесткой линией рта, карими глазами, по-мужски изящным носом. Когда эти глаза смотрели на нее с соседней подушки, они наполнялись нежностью, страстью, но как быстро все это исчезало, стоило Арине и Саше начать спорить.

Она повторила:

– Что во мне для тебя не так?

– Я не знаю. Я не могу разобраться, – слабым голосом отозвался он после паузы. – Может… Мне иногда кажется, что ты для меня слишком умная, что ли?! Мы с тобой иногда будто иностранцы! Будто говорим на разных языках! Язык тела нам с тобой понятен! И все! Потом начинается какая-то абракадабра!..

Абракадабра длилась уже почти десять лет.

Пять лет они встречались. Красиво все было! Очень красиво! Они не могли надышаться друг на друга, не могли друг другом насытиться. Им даже говорить друг с другом не было необходимости. Все казалось таким простым и понятным.

Через пять лет они поженились, и оказалось, что говорить-то им и не о чем. Точнее, необходимость в диалоге возникала постоянно, но диалога не получалось. Ссоры… Постоянные ссоры первые три с половиной года. Потом Саша начал пытаться поднимать на нее руку. Она простила только первые две пощечины. Потом начала давать сдачу. Однажды их драка привлекла внимание соседей – двух пожилых сестриц из квартиры напротив, и те вызвали полицию. Не передать словами, как Арине было стыдно отвечать на вопросы приехавших патрульных.

– Это точно вы ударили его в область глаза?! – без конца повторял старший сержант и опасливо ежился, посматривая на громадных размеров гематому под Сашкиным левым глазом.

– Я.

– Но разве женщина может так-то? – удивлялся патрульный. – Слабая женщина…

– Я не слабая женщина. Я – мастер спорта, – отвечала она со вздохом.

И старалась не замечать любопытных соседских глаз. Те, кто вызвал полицию, не отказали себе в удовольствии присутствовать при разборках. И ввалились в их квартиру вместе с патрульными прямо в ночных пижамах и лохматых тапках с кошачьими мордами.

– Раз вы мастер спорта, вы не имели права применять свои навыки на муже, – сурово супился старший сержант. – Вы не имели права нападать на мужа!

– Я не нападала. Я защищалась.

– Но на вас-то ни единой царапины. А у супруга травмы! – и сержант обратился к Сашке с вопросом: – Вы будете писать заявление, пострадавший?

– Нет. – Сашка передернулся. – Охренели, что ли?! И вообще, сержант, забирай этих двух клоунов и заканчивай этот цирк. Мы сами разберемся…

С тех самых пор Арина стала сбегать из дома. Как только атмосфера в их доме накалялась до предельно допустимой отметки и Сашка летел на нее с кулаками, она выскакивала за дверь. И сидела на каруселях до тех самых пор, пока в ее окнах не переставал гореть свет. Погасший свет был знаком, что Сашка капитулировал. Забрался под одеяло. Так что можно было не бояться потерять облик слабой беззащитной женщины, превращаясь в бойца.

Сегодня момент капитуляции будет ею пропущен. Любимые качели были заняты. Скамейка под старой липой тоже. Она не вернется домой в темноте в нужное время. Не влезет к мужу под одеяло, пока он еще не спит. И он не обнимет ее осторожно и не шепнет на ухо:

– Прости, любимая. Ради бога, прости свое чудовище…

Она порой не знала, кто из них двоих более чудовищен: он – желающий ее покорности, или она – не желающая покоряться.

Арина осторожно ступала в домашних тапках на мягкой резиновой подошве по аллее. Ее шагов не было слышно вовсе. Она не шла, а будто скользила, как привидение. В этой части города будто умерли все звуки. Ей сделалось не по себе. Казалось, она оглохла на оба уха. Тишина, никакой жизни вокруг.

Арина ускорила шаг и через несколько минут отчетливо услышала плеск воды. Река рядом. Метров через двадцать будет спуск к реке. На крутом склоне кто-то год за годом вырубал в земле аккуратные ступени. По ним они спускались с Сашкой много лет назад, когда она решила для себя, что все – хватит его мучить. Все случится сегодня! По ним она спускалась не раз потом и без него. И пару месяцев назад тут была. Правда, тогда шел дождь, и было прохладно. Арина промерзла и долго не просидела на перевернутой лодке, вернулась во двор задолго до того, как в ее окнах погас свет.

Сегодня было тихо, относительно тепло для начала осени. Сегодня у нее было время послушать плеск волн о крутой берег. Сашка сегодня был просто неузнаваем. Он просто сошел с ума! Он угомонится не скоро.

Аллея кончилась, уткнувшись бордюром в насыпь из песка и щебня. Через три метра ступеньки, ведущие вниз. Арина полезла на гору щебня, когда услышала это.

Хрип? Стон? Всхлип? Или бульканье? Может, кто-то тонет? Или кто-то уснул в кустах, густо разросшихся по берегу, и храпит?

Она присела на корточки и замерла. Прислушалась. Странный звук повторился. Это был хрип. Точно хрип, не храп. Но какой-то странный. Тот, кто хрипел, будто захлебывался. И он точно не тонул. Звук шел из кустов, не со стороны реки. Из кустов, в паре метров от того места, где притаилась Арина.

– Вот видишь, как все удачно складывается, – вдруг раздался мужской голос. Тихий, почти ласковый. – Ты думала, что не выйдет у меня ничего, а у меня все вышло, девочка.

У нее отчаянно заколотилось сердце. Этот человек видит ее? Он обращается к ней? Почему его голос кажется ей знакомым? Это не может быть Сашка! Нет! Голос кажется ей знакомым оттого, что мужчина говорит шепотом! А в шепоте все голоса схожи. И он точно обращается не к ней – не к Арине, потому что следом мужчина достаточно громко прошептал:

– Ты умираешь, девочка, умираешь. Такая твоя судьба, да. Мы ее не выбираем, понимаешь? Ее кто-то выбирает за нас. И за меня кто-то выбрал…

«Странная серия убийств, прокатившихся по городу, смеем предположить, что по нашим улицам разгуливает маньяк…»

Строчки из публикаций заплясали у нее перед глазами. В висках запульсировало с такой силой, что она на мгновение ослепла. Зажмурилась и глубоко задышала.

– Тебя найдут не сегодня, малышка, – продолжил шептать убийца в паре метров от Арины. – Но найдут непременно. Ты не должна смотреть на меня так. Не упрекай меня. Так надо. Так было надо, пойми. И ты потом оттуда, сверху, скажешь еще мне спасибо. Я сделал это для тебя, я сделал тебя счастливой! Ты потом поймешь, что я сделал тебя счастливой!..

Девушка, которая умирала совсем рядом, почти затихла, хрипы со странным бульканьем прекратились, и теперь Арина слышала лишь слабый сип. Вскоре и он стих. А страшный человек продолжал говорить, говорить. Он уговаривал свою жертву принять смерть как избавление. Он почти ее умолял, а потом расплакался. Арина отчетливо слышала его всхлипы и неразборчивый лепет. А потом зашуршала одежда.

Он что, переодевается? Или просто снимает с себя все, чтобы… Чтобы что? Изнасиловать мертвое тело? Она что-то такое, кажется, читала в газетах. Всем найденным жертвам было перерезано горло, и они были изнасилованы. Только не уточнялось, сделал это убийца до или после того, как девушка переставала дышать.

После! Он делал это после!

Она слышала характерные движения, его постанывания. И понимала, что надо что-то делать! Момент был невероятно удобным. Она могла схватить его. Она сильная, крепкая, она мастер спорта. Она сможет схватить его и доставить в участок, чтобы страшные убийства прекратились. Чтобы молодые красивые девушки, а он выбирал именно таких, перестали умирать. Ей не нужны были награды, и слова благодарности тоже были не нужны. Единственное, о ком она подумала, вставая в полный рост и делая отчаянный прыжок в сторону, где свершилось страшное, – это о Сашке.

Может, он теперь изменит свое отношение к ней? Может, к его странной любви теперь добавится хоть капелька уважения? И он перестанет считать ее неуправляемой, невыносимой и непокорной?

Незамеченной появиться не вышло. Ей пришлось продираться сквозь кустарник, производя невероятный шум, и этого оказалось достаточно, чтобы убийца отреагировал. Когда Арина выскочила на маленькую полянку, он уже стоял в полный рост рядом с телом. Высокий, мускулистый, голый. Он стоял, прикрываясь от нее ворохом одежды. Луна была ей в помощь. Арина отчетливо рассмотрела, насколько он замечательно сложен. И силен, подумала она тут же. Ей придется повозиться, пытаясь свалить его с ног.

Мужчина был молодым. И возможно, симпатичным, но об этом можно было только догадываться. На голову подонка была натянута черная маска, с прорезями для глаз и рта. Тридцать с небольшим, подумала она, еще раз скользнув по нему взглядом и напружинивая мышцы. И сделала осторожный выпад влево. Именно там – слева, в зарослях кустов просматривалась брешь. Видимо, оттуда он пришел и туда намеревался удрать.

– Стой где стоишь, урод. – Арина приняла стойку, сжала кулаки, привычно прикрывая ими нижнюю часть лица.

– Смелая! – прошептал убийца, не шевельнувшись.

– Какая есть! – Арина медленно, очень медленно сокращала между ними расстояние. – Уж точно не такая мразь, как ты!

Ей нужно было подойти еще на метр, чтобы ее удар достиг цели. Но убийце тоже было об этом известно. В прорези маски блеснули зубы. Он улыбался.

– Не надо, детка, – ласковым шепотом попросил он, стоя неподвижно и не делая ни единой попытки удрать или напасть на нее. – На сегодня мне хватит. Ты будешь лишней. К тому же я не люблю таких смелых, как ты.

– А каких же ты любишь, урод?! – Арина отчетливо услышала скрежет своих зубов.

– Милых, податливых, безропотных. С ними хорошо и не хлопотно. – Кажется, он снова улыбался. – А с такими, как ты, одна морока, поверь. Таких, как ты, ни убедить, ни уговорить невозможно.

Господи! Он сейчас почти слово в слово повторил все сказанное Сашкой в сегодняшнем скандале! Непонятно почему, но она снова внимательно осмотрела голое тело убийцы.

Нет! С ума сошла, да? Это тело не ее мужа! И голос не его! Хотя понять, кому принадлежит этот сдавленный шепот, невозможно. Мужской шепот почти не имеет оттенков. Это просто мужской шепот, и все!

– Зачем ты делаешь это с ними, сволочь? – она понемногу сокращала расстояние, концентрируясь на его руках, занятых тем, чтобы не уронить одежду. – Зачем ты убиваешь их?

– Это доставляет мне удовольствие, – просто ответил он и снова, кажется, улыбнулся. – А что доставляет удовольствие тебе, малышка? В чем ты находишь для себя невероятную радость? Работа? Дом? Семья?

Честно? Его вопрос застал ее врасплох. Она не могла бы так вот с ходу ответить даже самой себе, что для нее в жизни истинная радость и удовольствие. Работа – она и есть работа. Это для нее всегда был способ зарабатывания денег. Какое может быть удовольствие в подъемах по будильнику, редких выходных, постоянных неоплачиваемых сверхурочных? Дом, семья? Последние года два ей порой возвращаться туда не хотелось. Сашка превратил это священное место в поле битвы, в ринг.

– Хочешь, я отвечу за тебя? – вкрадчиво поинтересовался убийца, и снова его зубы блеснули в прорези маски. – Хочешь, скажу, что тебя делает счастливой?

– Отвали! – резко оборвала его Арина и еще сдвинулась сантиметров на десять, все так же прикрывая живот локтями, а лицо крепко сжатыми кулаками. – Одевайся, тварь, сейчас идем с тобой в полицию.

Он будто не слышал. Покачал головой и едва слышно рассмеялся.

– Ты, детка, любишь побеждать! В этом твое призвание. Наверняка не успокаиваешься, пока мужика своего не уложишь на лопатки. А? Я прав? Победить его в споре! Отстоять свою точку зрения! Заставить его с тобой согласиться! Заставить – ключевое слово! Вот твое призвание – побеждать!

– С чего ты взял, что у меня вообще есть мужик? – грубо оборвала она его и решила, что на третьем выдохе нанесет ему удар левой ногой в пах, а правой рукой ударит по затылку, когда он согнется.

В ее голове ворочались нехорошие мысли. Эта преступная сволочь неплохо разбиралась в психологии. Он не знал ее. Наверняка не знал, но как-то очень быстро и точно составил ее психологический портрет, над созданием которого ее муж до сих пор отчаянно и безрезультатно трудился.

– С чего ты взял, что у меня есть мужик? Может, я одинокая?

Первый вдох-выдох, полная концентрация. Второй вдох-выдох, протяжнее, глубже.

– У тебя кольцо, детка. Обручальное кольцо.

– Что?

Мгновение, краткое мгновение, она затратила всего лишь пару секунд, чтобы машинально развернуть к своим глазам правую кисть и глянуть на безымянный палец. Все правильно, кольца там не было. Она снимает его всегда, когда принимает душ. И оставляет на полочке в ванной, чтобы утром надеть после того, как примет душ. Откуда он…

Этой пары секунд, на которые она так тупо утратила бдительность, оказалось ему достаточно. Резкий взмах сильной мужской ноги, толчок в грудь, распластавший Арину на земле. В следующее мгновение он уже сидел на ее животе, уложив стопы на ее коленки и с силой прижимая. Тяжелый, сволочь! Невозможно двинуться! Ее запястья оказались в его сильных руках. Его пальцы казались железными. Одно утешало – пока его руки заняты, он не сможет перерезать ей горло. Она не позволит ему! Ни за что не позволит сделать с собой то же, что он сделал с этой бедной девушкой, чье тело сейчас остывало в метре от нее. Она станет бороться за свою жизнь!

– Вот видишь, детка, как все просто, – прошептал он, наклоняя свое лицо над ее. – Вся твоя сила и ловкость бесполезна. Все меркнет перед банальным бабским любопытством. Даже такие непобедимые и сильные духом спортсменочки проигрывают, так?

– Пусти меня! – она завозилась под ним, но вышло плохо. – Чертова скотина! Что, на живых не встает, да? Тебе надо в чьей-то крови искупаться, чтобы вышло? Нужно, чтобы под тобой никто не дышал, да? Купи себе резиновую куклу, мерзкий извращенец! Пусти меня!

– Ух ты… – Его шепот сделался злым, давление его тела невозможным. – Какая плохая девочка… Придется тебя наказать! Придется долго тебя наказывать. Очень долго… И только тогда ты поймешь, что такое настоящее счастье!

– И когда же?! – еле смогла она выговорить, дышать ей становилось все труднее. – Когда я пойму?!

– Когда будешь знать, что завтрашний день для тебя все же наступит…

Глава 2

– У нас еще один… – Полковник попытался подыскать замену для слова «труп», но ничего в голову не пришло. – С мая это четвертая жертва.

– Убивает в месяц по девушке, – подсказал кто-то услужливый.

Полковник не понял, кто именно, но ему и не важно было. Он и без подсказчиков знал, что это так. Маньяк ходил на дело как по расписанию.

Он смотрел на Володю Воронова. Лучшего опера в его отделе. Что скажет? Как отреагирует на новость? Ничего, выдержал, не завелся. Цвет лица лучшего опера, правда, не радовал. Или заболел, или напился вчера, второе более вероятно. После того как от Воронова ушла жена, забрав сына и все, что было в доме, тот частенько запивал дня на два-три. На работу, правда, ходил исправно. Но толку от этой его обязательной ходьбы? Толку не было никакого.

– Воронов, доложи, – жестко потребовал полковник. Прошло время для жалости и снисхождения.

– Жертва – студентка педколледжа, девятнадцать лет. Тихая, спокойная, не пьющая.

– Он себя шлюхами не марает, – зло фыркнул все тот же подсказчик.

Полковник понял, кто это. Самохин, Илья Валерьевич Самохин. Вечный оппонент и недруг Воронова. Понятно, чего выделывался. Подписание приказа о назначении начальника отдела уголовного розыска откладывалось и откладывалось. Воронов пил потому что, а кроме него, у полковника кандидатур не было. Самохин, видимо, решил, что он подойдет, вот и суфлировал, умник.

Воронов не отреагировал, будто не слышал. Провел рукой по коротко стриженным русым волосам. Рука подрагивала – плохой признак. Значит, пил вчера, решил полковник.

– Рассталась с подругами на автобусной остановке после просмотра фильма в кинотеатре «Маэстро». В половине одиннадцатого вечера подруги сели в автобус и уехали. Вероника Малахова пошла пешком. До дома ей было пару кварталов. Подруги утверждают, что она всегда так делала.

– В смысле? – прикинулся не понимающим Самохин. – Пешком одна блудила по ночам?

– В том смысле, что провожала их и шла пешком домой. Вернее, на съемную квартиру, – ничего не выражающим голосом ответил Воронов. – Угол ее дома был виден с остановки, по словам тех же однокурсниц.

– Ты проверял? – уточнил полковник.

Что Воронов не пошел на поводу у Самохина и не стал злиться, ему понравилось. Значит, контролирует себя. Или сил нет после вчерашней попойки?

– Да, – кивнул Воронов. – Угол дома в самом деле просматривается с остановки. И идти там по освещенной улице. Народу полно в это время, сеанс только закончился.

– Уже неплохо. Нам надо что сделать? – Длинные тонкие пальцы полковника прошлись дробью по столешнице. – Нам надо проверить, есть ли камеры на этой улице. Просеять каждого, кто шел за ней следом. Или навстречу. Или просто стоял. Опросить всех, кто был на этом сеансе. Надо обратиться через средства массовой информации к жителям.

– Уже, – угрюмо кивнул Воронов. – Местный криминальный канал сегодня запустит объявление. Но…

– Что но?

– Думаю, он не засветился ни в кинотеатре, ни под камерами, товарищ полковник. Мы уже работали в этом направлении – пусто. Он очень, очень осторожен.

– А вот где он мог ее тогда поймать? Возле подъезда? У двери квартиры? В самой квартире?

– Это исключается, товарищ полковник. У подъезда камера, войти незамеченным невозможно, плюс на двери кодовый замок. Код замороченный, жильцы постарались. В квартире – тоже исключается. Малахова снимала комнату, жила с хозяйкой. Она-то и забеспокоилась, начала обзванивать подруг. А когда узнала, что они давно расстались, позвонила в полицию.

– Надеюсь, в свете последних событий ее не послали на трое суток?

– Никак нет, товарищ полковник, – тут же встрял Самохин. Надо же, вывернул толстую шею в сторону начальства под немыслимым каким-то углом. – Наряд послали, обследовали двор и все подступы к нему. Малахову не нашли. И никаких следов борьбы во дворе тоже.

– Во дворе в тот вечер молодежь тусила – отмечали скорые проводы в армию одного из жильцов. Они утверждают, что Вероника не заходила во двор, они ее не видели, – перебил Самохина Воронов. – Вообще никаких девушек не видели.

И впервые за время совещания недовольно поморщился в сторону Самохина. Видно, тот тоже его достал.

– Что у нас получается? – полковник вопросительно глянул на Воронова.

Нарочно выразительно глянул именно на него, давая понять, что ответ ждет от него, ни от кого больше. Но Самохин не понял. Или не видел. Или вообще никаких рангов не признавал.

– Там есть место, товарищ полковник. – Он приподнял толстый зад и протянул шефу план местности, нацарапанный от руки. – Между двумя домами участок десять на десять метров. Полностью утопает в темноте. Думаю, именно там преступник подкарауливал жертву.

– Думает он! – фыркнул полковник со злостью.

Вырвал из руки Самохина лист бумаги, посмотрел. С раздражением подумал, что план сделан замечательно. С соблюдением всех масштабов. Укорил взглядом макушку Воронова. Тот опустил голову и ни на кого теперь не смотрел.

– Это что значит, по-твоему, Илья?

– Это может значить, что преступник был в курсе ее передвижений. Он мог быть знаком с ней. – Полные щеки Самохина порозовели от удовольствия. – И он ее там караулил.

– Он мог быть с ней и не знаком, – отреагировал тут же Воронов. – Мог просто за ней наблюдать долгое время. И знал о ее привычках.

– Скорее, так и есть, – согласился полковник и отдал Самохину его план. – Все предыдущие жертвы никак не связаны между собой. Вообще никак. Ни общих знакомых, ни родственников, ни знакомых знакомых. Не ходили в одну поликлинику, не ездили в одни и те же лагеря. Жили далеко друг от друга, учились и работали все в разных местах. В магазинах бывали разных. Это о чем нам говорит, Володя?

– Выбор жертв случаен, товарищ полковник. Он просто натыкается на кого-то взглядом, начинает наблюдать, выбирает удобный момент. И убивает.

– Его психологический портрет готов?

– Готов, – с тяжелым вздохом ответил Воронов.

Полковник понял, почему тот вздыхает. Не очень-то Воронов доверял психологам. На его памяти они ошибались не раз и не два. Вот и сейчас он считал, что предположение, мол, у убийцы, помимо проблем с потенцией, имеется какое-то физическое увечье, вполне может оказаться ошибочным.

– Он вообще, товарищ полковник, может быть красавцем. Без изъянов! Жертвы могли с ним сами пойти, потому что он им нравился. И насиловал он их не посторонними предметами, как предполагают эксперты. Он просто очень осторожный, поэтому и не оставляет ничего после себя. Ни единой нитки, ни слюны, ни пота.

– А зачем тогда такому красавцу все это? – возмутился Самохин и машинально поджал толстый живот, упершийся в стол. – Если он без изъянов? Он же урод! Урод конкретный!

– Когда я говорил об отсутствии изъянов, я имел в виду физические данные, коллега, – посуровел Воронов. – То, что мозги у него набекрень, это сто процентов. Но вот что касается внешности и всего остального – у меня сомнения.

– А как бы ты описал его, Воронов? Ты же у нас первоклассный психопат! – оскалил мелкие зубы Самохин, вроде улыбаясь. И тут же фальшиво перепугался: – Ой, перепутал! Хотел сказать – психолог!

В кабинете стало тихо. Все сразу вспомнили прошлогодний случай, когда Воронов, не совладав с нервами, выбил зуб отчиму маленькой девочки, которую тот день за днем совращал в отсутствие матери. Великих трудов стоило полковнику замять скандал. Воронову пришлось посещать специалистов, чтобы его не отстранили от работы. Вот тогда-то он и воспылал нелюбовью ко всем мозгоправам сразу.

– Никто не может прочесть мои мысли! Никто! – возмущался он, сидя за бутылкой водки с другом Никитой Сизовым, лучшим криминалистом всех времен и народов, по мнению Воронова. – Да, могут по моим привычкам и манере одеваться или говорить составить какое-то представление обо мне. Но!..

– Что? – Никита смотрел как завороженный: всегда считал Воронова самым умным опером.

– Но я ведь могу и притворяться. Могу менять привычки каждую неделю. Могу гардероб менять. Отвечать, ходить, говорить по-разному! Никто, Никита, никто не может влезть в мой мозг и понять, что там!

– Почему? – пьяно моргал Никита.

– Потому что я и сам иногда не знаю, что там. Не знаю, чего хочу, с кем хочу и как хочу! Как они-то могут?..

– Так как бы ты описал его, Воронов? – Самохин сел к нему вполоборота, мало заботясь, что оказался спиной к полковнику. – Можно услышать твои замечательные мысли на этот счет?

Снова все затихли. Даже полковнику стало интересно, что он ответит.

Воронов встал, одернул китель с мотающейся на одной сопле нижней пуговицей. Как на уроке – задрал подбородок, уставился в окно, забубнил:

– Мое мнение, что он нормальный в физическом плане. Эта тварь даже нравится женщинам. Ни у одной из жертв не было следов борьбы на теле. Их никто не усыплял, не отключал никакими приемами. Они шли с ним добровольно. Он хорош собой! Это первое. Второе: он умеет наблюдать. Задолго до убийства он выбирает жертву и ведет ее. Третье: умеет обставлять преступление. Место выбирает заранее. Такое, где никого нет, где ему никто не помешает. И это всегда на улице! Смею предположить, что он живет не один. У него даже может быть семья. Или он просто не желает гадить дома. Поэтому улица. Всегда только улица. Только пустыри. Он хорошо знает этот город. Четвертое: он мастерски владеет ножом. Но не как спецназовец или мясник. А как человек, обладающий врачебными навыками.

– Хочешь сказать, что он врач? – задохнулся от возмущения Самохин. – Ты совсем, что ли, Воронов? Днем режет пациентов на операционном столе, а ночью на улице?

– Капитан Самохин! – одернул его полковник и сделал повелительный жест рукой. – Сядьте как следует.

Самохин резко дернулся на стуле, отвернулся от Воронова. Взгляд испуганно метнулся в сторону шефа и тут же поплыл по кабинету, по лицам присутствующих – в поисках поддержки. Но никто не отреагировал. Все с интересом слушали Воронова.

– Продолжай, Воронов, – велел полковник.

– Он может быть практикующим врачом. А может и уволенным, лишенным практики. Мог в его жизни быть несчастный случай, смерть пациента. Скорее пациентки. Это выбило его. Или…

– Или? Чего замолчал, Володя? – поторопил полковник.

Мысли Воронова ему нравились. Он считал прорывом этот его доклад. Было видно, что парень обо всем этом думал не день и не два. Несмотря на запои, которые случались, что греха таить, после развода с женой.

– Или ему это понравилось, товарищ полковник. Ему это, может, просто в кайф. Удовольствие убивать! Он мог убить пациентку намеренно.

– Что же нам теперь, всех отстраненных врачей по городу пропесочить? – возмутился Самохин. – Кто зуб не так вырвал, кто роды неудачно принял… Знаешь, Воронов, сколько их может быть? А если он уже состоявшимся уродом сюда приехал?

– Понадобится, Самохин, так станешь по всей стране искать, – жестко оборвал его полковник. И обратился к Володе: – Что ты уже сделал в этом направлении?

– Ребята проверяют все медицинские учреждения, товарищ полковник. Пока безрезультатно. Не могу не согласиться с капитаном Самохиным: этот человек мог приехать сюда откуда-то. И тогда…

– Что?

– Тогда искать его мы можем годами. Пока сам не попадется. Или пока у нас не появится свидетель.