Рыцари Новороссии. Хроники корреспондента легендарного Моторолы

В какой-то момент я внутренне умерла. Это извечный и единственный способ избавления от страха - умереть и заново родиться. В этом нет заслуги человека, это даётся или не даётся свыше.

– Для православного человека не существует такой проблемы, как сочетать веру и убийство. Тем более на войне, где православный человек жертвует своей жизнью ради спасения чужой. Все разговоры о том, что веру нельзя совместить с убийством и участием в войне, – это либо спекуляция, либо незнание Священного писания и истории нашей страны, которую наши предки всегда защищали под православными знаменами и с благословения Церкви. Сегодня погрязшим в гедонизме большинством утрачено различение: убийство суть кража у другого Творцом ему дарованной жизни, а защита других от тех, кто стремится украсть у них жизнь – это исполнение заповеди Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Такую смерть надо заслужить, она – свидетельство достойно прожитой жизни.У меня нет «сценария» моего смертного одра, каких-то определённых мыслей на этот счет – умереть на поле боя, в старости, ещё как-то. Есть лишь желание, чтобы уйти из мира с ясным умом и в состоянии покоя. Страшит мысль оставить этот мир неготовым к этому, когда «Внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся…»

Больше всего я боюсь стыда, что ничего не сделала, когда решалась судьба моей страны, судьба моих ещё не рождённых детей. Война научила меня ценить жизнь, жить сегодняшним днём, ведь завтра может и не быть.

Когда Белоснежка уверяет, что тогда не было страшно и только в таких ситуациях чувствуешь себя по-настоящему живым - мало кто верит.Я верю. И хорошо её понимаю, когда говорит, что страшно до ужаса и противно одно: умереть под обстрелом в туалете со спущенными штанами.

На фронте часто рождаются легенды, как один из способов психологической защиты. На самом деле удачу приносит всякий, в ком нет страха.

Самый жестокий человек - это трус. Сильный человек - великодушен по своей природе. Они трусы, они слабые и всю внутреннюю ущербность компенсируют жестокостью. У них есть острое ощущение своей неправоты. Они это подавляют и постепенно приходят к той стадии, когда признать то, что они делают, значит ужаснуться. Посмотреть на реальность - значит, увидеть себя во всём безобразии. В этой войне сражается большое количество неподготовленных людей с обеих сторон. Она показала, что побеждает тот, кто в большей степени готов умереть за своё дело.

Сколько я себя помню, для меня не было мирной жизни. Само это словосочетание вызывает у меня недоумение. Войны перетекают одна в другую; то, что принято называть мирной жизнью, почти всегда хуже даже явной войны. В своё время я вывел для себя формулу, которая, как я потом с радостью узнал, почти слово в слово совпала с известной цитатой любимейшего мною Фёдора Михайловича Достоевского. Вот эта цитата: "Долгий мир всегда родит жестокость, трусость и грубый, ожирелый эгоизм, а главное - умственный застой". Текущая война началась для меня за 10 лет до начала её послемайданной, вопиюще-кровавой фазы.

Убить нас можно, победить - нельзя.

Впервые в жизни я почувствовал, что делаю именно то, что должен. Когда везёшь раненого ребёнка, спасая его жизнь, то понимаешь, твоё место здесь, а не в московской тусовке, где толпы "гениев" обсуждают свои великие творческие планы.

У Иоанна Лествичника в его знаменитой «Лествице» есть ответ. Вспомни икону, где от земли до небес стоит лестница, и по ней взбираются люди. Никто на ней не стоит. Все движутся. Или вверх, или, оступившись, срываются вниз. Притом, самое глубокое падение у тех, кто почти добрался до вершины. Высота всё-таки. В этом большой философский смысл. Я уже падал и не раз, но, к счастью, не с больших высот. На войне человек меняется быстрее. Война, она ведь разделяет усреднённую серость на белое и чёрное. Трудно, а если точнее, невозможно остаться серым. Человек или белеет, или чернеет. Нельзя остаться посредине, ведь середина – это лезвие меча. Это смерть. Меня война научила спокойно относиться к смерти. Это ужасно, но это так. Был человек – и нет человека. Жаль, но не безумно.