Вспомнить всё (сборник)

... на то она и жена, чтобы опускать мужа на землю.

Он проснулся и… захотел полететь на Марс. Его долины… что бы он ощущал, если бы бродил по ним? Величие, бесконечное величие, мечта все больше охватывала его по мере того, как он просыпался. Он чувствовал обволакивающее присутствие другого мира, который могли увидеть только правительственные чиновники да высокопоставленные особы. А простой клерк, как он? Никогда.

«Я полечу, — сказал он себе. — И прежде чем умереть, увижу Марс».

Наличие большинства логически предполагает существование меньшинства.

Он производил странное впечатление. Говорил очень мало и как-то отрешенно. Впрочем, возможно, такими и должны быть дети, выжившие среди этого ужаса. Тихими, ничему не удивляющимися. Для них не существовало ничего неожиданного. Они могли перенести что угодно. Они не знали ограничений в форме традиций, обычаев, правил человеческого общения. Единственным их достоянием был грубый и жестокий опыт тяжелой жизни.

Из ювелирного вышла Маргарет Хендерсон и присоединилась к ним:

– Помощь нужна?

– Да вот, Эду стало плохо.

Лойс вырвался из их рук:

– Да как вы… как вы можете вот так стоять и смотреть? Вы что, ничего не видите? Боже правый…

– О чем это он? – опасливо поинтересовалась Маргарет.

– Да о теле! – заорал Эд. – Там тело висит! На фонаре!

Вокруг них уже собралась небольшая толпа.

– Ему что, плохо? Да это же Эд Лойс! Эд, ты как?

– Те-ло! – заорал Эд на пределе легких и стал проталкиваться сквозь толпу.

– Нет, ты это видел? Смотри! Там – висит – тело! Человек там мертвый висит на столбе!

– Конечно, видел, Эд! Я его еще после обеда первый раз увидел – как раз когда выходил кофейку попить.

– Так он что, с самого обеда там болтается?

– Ну да. А что такого? – Поттер коротко взглянул на часы. – Ладно, Эд, извини, мне пора. До скорого.

И Поттер быстро зашагал прочь, мгновенно замешавшись в толпу людей, вяло текущую по тротуару. Мужчины, женщины – все они шли мимо сквера. Некоторые с люпытством взглядывали на раскачивающийся тюк – и уходили дальше. Никто не остановился. Никто ничего не говорил, не обращал никакого внимания.

– Я, наверное, рехнусь сейчас, – пробормотал Лойс.

В смысле основополагающих отношений с богом земляне отличаются от нас в корне. Разумеется, это можно объяснить тем, что они - соматическая раса, а мы - плазма. Они пьют кровь своего господа, едят его тело и таким путем обретают бессмертие. Для землян здесь нет ничего предосудительного, они считают такие отношения с богом совершенно естественными. Для нас же эта ситуация просто немыслима. Чтобы верующий пожирал своего бога?! Ужасно! Позорно! Кощунственно! Высший всегда должен кормиться низшим. Бог должен поглощать своего верующего.

– Да я ж не на твою работу жалуюсь! Просто есть же еще что-то, кроме работы! Ты же в социуме живешь, и как единица социума имеешь политико-социальные обязанности! Так что, Миллер, считай, что я тебя предупредил. В Совет Директоров уже поступали сигналы насчет твоих странностей. Нет, конечно, рвение на работе мы всячески приветствуем, но… – тут Флеминг красноречиво прищурился –…ты слишком далеко заходишь, Миллер.

– Да не будет у меня другого господина, кроме искусства, – торжественно произнес Миллер.

– Чего-чего?! Кроме кого-кого?

– Кроме искусства. Это слово из языка двадцатого века.

И Миллер оглядел собеседника с нескрываемым превосходством:

– Вы просто крохотный винтик в огромной бюрократической машине. Функция безличного культурного сообщества. У вас нет собственных представлений о жизни. А в двадцатом веке у каждого человека были представления о прекрасном. О том, как и что можно делать своими руками. Они испытывали гордость, видя то, что мастерили. А вам эти слова ничего не говорят. У вас даже души нет – а это, кстати, другое понятие из золотого века, каким был век двадцатый, когда люди были свободны и могли говорить то, что думают.

Однажды вечером после ужина доктор Норт спросил:

– Лемюэль, не мог бы ты поподробнее рассказать мне о своей теории обнуления? Мне все-таки достаточно трудно уяснить себе принцип безобъектной ориентации…

Лемюэль широким жестом обвел квартиру:

– Здесь в квартире много разных объектов – и у каждого есть имя. Книга, кресло, диван, ковер, лампа, занавески, окно, дверь, стена и так далее. Но это деление на объекты совершенно искусственно. Оно основано на устаревшей системе мышления. На самом деле никаких объектов не существует. Вселенная – это единое целое. А нас учили ее воспринимать как набор объектов. Вот эта вещь , вон та вещь … Когда же обнуление станет реальностью сознания, необходимость в этих вербальных разделениях одного от другого отпадет. В принципе, она давно отпала, просто пока не все поняли, насколько она бесполезна.

– Ты не мог бы привести пример? Или продемонстрировать, как это выглядит, опытным путем?

Лемюэль засомневался:

– Одному сложно. Лучше потом, когда мы отыщем других… Я могу это сделать, но не так, как надо. Масштаб будет не тот.

Доктор Норт внимательно наблюдал, а Лемюэль носился по квартире, собирая в кучу все попавшиеся под руку предметы. Свалив все книги, картины, ковры, занавески, мебель и безделушки на пол, он старательно расколотил все на мелкие куски – и на месте горы вещей осталась бесформенная масса.

– Вот так, – сказал он. Мальчик побледнел и никак не мог отдышаться после такого физического усилия. – Теперь произвольное деление на объекты устранено. А подобное сведение вещей к их изначальной однородности может быть сделано по отношению ко всей вселенной. Вселенная – это гештальт, единая субстанция, в которое живое и неживое, бытие и небытие не разделены. Это огромный энергетический вихрь, а не разрозненные частицы! За фасадом совершенно искусственного облика материальных вещей лежит подлинная реальность – огромный мир недифференцированной чистой энергии. Помни: объект – это не реальность. Таков первый закон обнуленного мышления!