За пеленой лжи

Текст
20
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Нет времени читать книгу?
Слушать фрагмент
За пеленой лжи
За пеленой лжи
− 20%
Купите электронную и аудиокнигу со скидкой 20%
Купить комплект за 648  518,40 
За пеленой лжи
За пеленой лжи
Аудиокнига
Читает Наталья Беляева
349 
Синхронизировано с текстом
Подробнее
За пеленой лжи
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Горская Е., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Я страшный консерватор, особенно когда речь заходит о детективе.

Я всегда выбираю книги со всей серьезностью: долго хожу туда-сюда вдоль заставленных полок магазина, придирчиво читаю аннотацию, пролистываю несколько страниц из середины, внимательно разглядываю обложку, нюхаю свежеотпечатанные страницы, иногда пробую корешок на зуб. Просто я должна быть заранее уверена, понимаете?.. Чтобы не было никаких неприятных неожиданностей, а напротив, одни приятные: тайны, загадки, погони, перестрелки, любовь, опять же. И – главное! – чтобы в финале зло оказалось наказано, а добро восторжествовало! А чего ради еще читать?..

Особенно бывает обидно, когда знакомые авторы вдруг «берутся за ум»: писал-писал, хорошо писал, отлично даже, всем нравилось, а потом какая-то высокоумная «достоевщина» начинается. Зачем?..

А вот моя любимая Евгения Горская из тех авторов, в которых можно не сомневаться. Принимаясь за ее новый детектив, можно быть твердо уверенным: вечер удастся на славу!

Горская – непревзойденный мастер интриги. Ей удается придумывать нетривиальные, захватывающие, многоходовые сюжеты. Я прекрасно знаю, как сложно придумать историю со множеством взаимосвязанных детективных линий. Они то расползаются в разные стороны, то норовят намертво спутаться, и выстроить их в стройную логическую цепочку порой просто невозможно. Но Евгения Горская без труда управляется с несколькими детективными нитями одновременно, превращая их в единый стройный, до мельчайших деталей выверенный рисунок сюжета. В своих романах она водит за нос, отвлекает, пускает нас – читателей – по ложному следу. И никак не разобраться в сюжетных перипетиях, пока сама Евгения все нам не объяснит. Читаешь – и дух захватывает!

Но что еще важнее, Евгения Горская сумела вычислить «золотое сечение» детектива: здесь в самый раз… всего – и страхов, и предательств, и приключений, и тайн, и любви, а это верный признак мастерства и опытности автора.

Татьяна Устинова

Убийца не испытывал ненависти. И жалости к жертве не испытывал.

Жертва не заслуживала его жалости.

Убийца жалел только о том, что не догадался решить вопрос раньше и теперь действовать приходится в спешке.


22 сентября, четверг

Дождь шел вторые сутки. Иногда стихал, потом снова усиливался. Сентябрь в этом году выдался холодный, Нина такого не помнила. Несколько дней назад включили центральное отопление, и она начала ждать весну. Весной, по прогнозам военных аналитиков, спецоперация должна закончиться, и жизнь опять станет предсказуемой.

Вообще-то, Нина всегда ждала весну, даже когда жила с Геннадием и все ее мысли были сосредоточены на нем. Тогда ей казалось, что весной он обязательно поправится и счастье будет переполнять их всю оставшуюся жизнь.

Весной ему действительно стало лучше, и он поменял Нину на Юлю.

Давно надо было перестать ждать чуда, а она ждала.

Она всю жизнь чего-то ждала. Сначала ждала, когда Геннадий на ней женится. Потом, когда они поженились, ждала его с бесконечных встреч и мероприятий. А потом он заболел, и она ждала, что он поправится.

Дождь стучал по подоконнику, мешая сосредоточиться.

Дверь кабинета бесшумно открылась, Виктор с любопытством посмотрел на Нину.

Он всегда смотрел на нее с любопытством, словно она была для него незнакомкой с непредсказуемым поведением.

На самом деле она всегда вела себя согласно правилам, она старалась быть вежливой и приветливой, и это, кажется, у нее неплохо получалось.

– Витя, ну что ты так смотришь? – засмеялась Нина.

Ей нравилось, когда он заглядывал к ней в кабинет.

– Как? – он подвинул стул и сел рядом с ней. Повернул экран компьютера, посмотрел, чем она занимается.

Она просматривала условия очередного тендера.

– Как будто впервые видишь.

Виктор оторвался от компа, заглянул ей в лицо и стал смотреть в окно.

– Тебе надо отдохнуть, – посоветовал он.

Она не была в отпуске два года. Не потому что дела не позволяли, потому что без работы вероятность сойти с ума сильно возрастала.

Представлять себя одной даже на пляже Нине решительно не хотелось. Сейчас же попасть на теплый пляж стало почти невозможно.

Ей не хотелось на пляж, ей хотелось, чтобы Виктор почаще к ней заглядывал.

– Хочешь, съездим куда-нибудь на недельку?

– Не хочу, – покачала головой Нина.

Витя замечательный друг, но он не нянька, чтобы вытаскивать ее из депрессии.

Она отлично знала, как это тяжело – вытаскивать из депрессии. Она постоянно занималась этим с Геннадием. Гена сдался сразу, как только узнал свой диагноз. Она пыталась его отвлечь, но получалось это плохо.

– На тендер надо идти, – сказал Виктор.

– Конечно надо, – подтвердила она.

В этом тендере им ничего не светило. Работа достанется конкурирующей фирме, об этом Нине по секрету шепнул один из членов комиссии.

Но документы подать надо. Надо постоянно мелькать, быть на слуху. Делать так, чтобы фирма была известна всем, кто имеет хоть какое-то отношение к отрасли.

Виктор молча посидел минуту и вышел.

Они всего лишь коллеги. То есть партнеры. Но Нине иногда казалось, что человека ближе у нее нет и, если Виктор неожиданно исчезнет, она останется одна на всем белом свете.

Заиграл мобильный. Нина порылась в сумке, достала телефон.

Как ни странно, звонил свекор. То есть бывший свекор.

Нина не помнила, чтобы он когда-нибудь ей звонил. Раньше, когда она жила с Геннадием, она перезванивалась со свекровью. После того, как Геннадий предпочел Нине Юлю, свекровь звонила Нине дважды в год: на день рождения и перед Новым годом. Нина не звонила свекрови совсем. Ну и свекру тоже, конечно.

– Да, Илья Никитич, – вежливо поздоровалась Нина. – Здравствуйте.

– Гена умер, – глухо сказал свекор. – Умер сегодня утром. В больнице.

– Я вам очень сочувствую, – вежливо ответила Нина. – Примите мои соболезнования.

– Я тебе позвоню, скажу, когда похороны.

Нина промолчала. Она не собиралась хоронить бывшего мужа. С какой стати? Она ему кто? Родственница? Подруга?

Он сломал ей жизнь, и она его ненавидела.

Нет, не так. Ненавидела она не его, Юлю. Юля не дала ей исполнить свой долг и за это себя уважать. Из-за Юли Нина уже два года боялась встретиться с прежними знакомыми. Пришлось бы что-то объяснять, оправдываться и понимать, что оправдания выглядят неубедительно. О Геннадии она думала с тоской и болью, но без ненависти.

Она бы вернулась к нему, если бы он снова ее позвал.

Она законченная идиотка.

Свекор помолчал и отключился.

Нина бросила телефон в сумку, ту швырнула на стул. Отъехала от стола и быстро прошлась по кабинету.

Как рассвирепевшая кошка.

Она иногда казалась себе кошкой, желающей выцарапать Юле глаза.

Хорошо, что об этом никто не знает. Это очень стыдно – выцарапывать глаза.

Она снова подошла к столу, выключила компьютер. Потянулась к внутреннему телефону: нужно предупредить Виктора, что она уходит.

Она будет бесцельно бродить по городу, чтобы мысли пришли в порядок.

Она так делала, когда Геннадий ей сказал, что ему нужна Юля.

Опять зазвонил мобильный. Нина положила на место снятую трубку внутреннего аппарата.

Звонок был от мамы.

– Сейчас звонила Любовь Васильевна, – мамин голос прозвучал устало. – Гена умер.

– Знаю. Илья Никитич только что позвонил. – Нина усмехнулась. – У них разделение труда, он позвонил мне, она тебе.

– Нина! Не ерничай! Господи! Как мне их жалко…

Нине давно не было жалко никого, кроме себя.

– Жалко, – подтвердила Нина.

Они знали, что сын смертельно болен. У них было время привыкнуть к этой мысли.

Это у Нины жизнь оборвалась неожиданно и мгновенно. Только ее никто не жалел, когда у нее не стало Геннадия и заботиться стало не о ком.

– Похороны будут во вторник или в среду.

– Какая мне разница, мама! – Нина не сдержалась, повысила голос.

– Нина! Опомнись! Вы много лет были вместе. Ты должна похоронить мужа!

– Я никому ничего не должна! И он мне давно не муж! Как ты себе это представляешь? В каком качестве я там появлюсь? Будем вдвоем с Юлькой у гроба стоять?

– Надо пойти, Ниночка, – Нине показалось, что мама всхлипнула. – Всегда надо поступать по-людски. Вы много лет были вместе…

– Я подумаю, – перебила Нина. – Пока, мама, я занята.

Нина распахнула платяной шкаф, надела куртку и неожиданно опустилась на ближайший стул.

Желание бродить по улицам пропало.

* * *

Илья Никитич боялся смотреть на жену. Люба не плакала, сидела в кресле и молча смотрела в окно.

Уж лучше бы плакала.

Илья вышел на кухню, заварил жене чай. Сделал его по своему вкусу, крепкий и почти не сладкий.

– Выпей, – вернувшись в комнату, сунул жене чашку.

– Спасибо, – она послушно обняла чашку пальцами, не отрывая глаз от окна.

Кроме темного серого неба, за окном ничего не было.

Врачи еще месяц назад, пряча глаза, сообщили, что прогноз неблагоприятный.

Ничего нельзя было сделать не только у нас, за границей тоже. Несколько лет назад Илья, собрав все имеющиеся деньги, отправил сына в Германию. Немецкие врачи тоже не обещали чуда, но здоровье сына после лечения заметно улучшилось.

Все понимали, что улучшение ненадолго, и Гена тоже, но сын тогда повеселел и даже сделал то, чего Илья от него совсем не ожидал, – разошелся с Ниной.

Поступок был отвратительный. Не столько потому, что поменять женщину, с которой прожил десять лет, на более молодую некрасиво само по себе, сколько потому, что Нина долго, самоотверженно и преданно за ним ухаживала.

 

Люба сноху недолюбливала, выискивала в Нине недостатки. Находила, конечно. В каждом человеке можно найти недостатки, если постараться.

– У нее опять новое пальто! – зло сжимала губы Люба.

– Она бизнесмен, ей нельзя плохо выглядеть, – пытался заступиться за сноху Илья. – На переговоры надо являться в подобающей одежде.

Получалось только хуже.

– Она думает об одежде!.. Не о Гене, а об одежде! О переговорах!

Люба начинала плакать, Илья молча ее обнимал.

Нине приходилось думать о делах, потому что семью содержала она. Илья, конечно, совал сыну деньги, оторванные от скромной профессорской зарплаты и двух пенсий, его и Любиной, но суммы были явно недостаточными.

Сын деньги брал.

Когда встал вопрос о лечении за границей, Илья и Люба продали дачу.

Если бы не эта проданная дача, после развода с Ниной Гене совсем не на что было бы жить.

Люба отпила чай, поставила чашку на журнальный столик.

– Померь давление, – посоветовал Илья.

– Не хочу!

Он принес тонометр, сунул руку жены в манжету. Давление оказалось повышенным, но не слишком.

Как ни странно, новая Генина подруга не вызывала у Любы явного неприятия. Люба смотрела на новую сноху как на не очень умного ребенка и совсем ее не обсуждала.

Илья сына не понимал. Не только потому, что поменять умную преданную Нину на пустышку Юлю казалось ему чем-то просто ненормальным, но и потому, что он, не считая себя хорошим психологом, не мог не видеть того, чего не замечали жена и сын. Юля была не только неумной, она была злой и хитрой.

Впрочем, может быть, тогда он просто себя в этом убедил, потому что Нина ему нравилась.

Нина нравилась, а Юлю он с трудом выносил.

О том, что Юля действительно наглая и бессердечная, он узнал позже.

– Я позвонил Нине, – сказал Илья, стараясь поймать глаза жены.

Она равнодушно кивнула.

– Хочешь послушать музыку?

В последнее время слушать музыку стало любимым Любиным занятием. Она включала что-то симфоническое и блаженно закрывала глаза. Илья подозревал, что под звуки фортепьяно жена попросту дремлет.

Сам он к классической музыке был совершенно равнодушен и с удовольствием послушал бы что-нибудь другое. Какие-нибудь старые советские песни.

А еще лучше совсем ничего бы не слушал, потому что готовиться к лекциям с каждым годом становилось труднее, и времени на отдых в тишине требовалось больше.

– Не хочу!

Что еще предложить жене, Илья не представлял.

– Принеси мне трубку.

Он послушно сходил за трубкой городского телефона.

– Хочу позвонить Наталье.

– Какой Наталье? – не понял Илья.

– Нининой матери! – Люба поморщилась. – Странно, что ты ее забыл. Она же тебе так нравилась!

О том, что родители Нины ему симпатичны, Илья сказал лишь однажды, после первого знакомства. Спокойная дружелюбная пара ему действительно понравилась.

Больше он об этом не заикался, потому что жену положительная характеристика отчего-то возмутила. О причине Илья догадывался. Он и Наташа когда-то учились в одном институте и, конечно же, какое-то время пообсуждали и вуз, и современное состояние инженерного дела.

Люба такие разговоры терпеть не могла.

Илья ее понимал и жалел. Люба не работала с тех пор, как родился Гена, и в глубине души завидовала работающим женщинам. Особенно тем, кому их работа нравилась.

У нее было медицинское образование, она могла устроиться на работу в любой момент, но предпочитала сидеть дома. Илья понимал, выслушивать жалобы больных утомительно, и выстраивать отношения с коллегами утомительно, он только не понимал, почему у нее вызывают раздражение те, кому кажется утомительным сидеть дома.

– Наташа, это Люба, – сказала жена в трубку.

У нее совсем нет подруг, с тоской осознал Илья. Нет коллег, с которыми можно поговорить о пустяках и о чем-то серьезном.

У нее нет никого, кроме Ильи.

– Гена… Он умер.

Жена наконец заплакала.

Илья пошел на кухню, достал валидол. Сердце тянуло со вчерашнего дня, но он не знал, какие таблетки нужно принимать в таких случаях. От валидола, по крайней мере, вреда не будет.

Он не может позволить себе умереть, Люба останется совсем одна.

* * *

Телефон зазвонил не вовремя. Виктор собрал небольшое совещание, трое программистов, выполняющие разные части схемы, как обычно, переругивались, а он, как обычно, их мирил. На современном языке это называется решать вопрос.

– Витя, я ухожу, – быстро сказала в трубку Нина.

Так быстро и сухо она разговаривала, когда еще была для него никем. Собственно, она и сейчас была для него никем. Приятельницей с работы.

– Подожди минуту, – попросил он, а программистам сказал: – Все, ребята, расходимся.

Расходиться было рано, вопрос, по которому они собрались, окончательно решен еще не был, но он, не дожидаясь, когда парни выйдут, быстро прошел к кабинету Нины.

Она сидела на стуле в распахнутой куртке. На него посмотрела жалко и виновато.

– Что случилось? – он привалился спиной к косяку двери. – Плохо себя чувствуешь?

Когда-то она ему не нравилась. Неприязни не вызывала, но и симпатии тоже. Она была слишком деловая и суровая, словно не женщина, а робот, у которого нет никаких чувств, только заложенная внутри программа. Программа предполагала выполнение как можно большего количества работы.

Сейчас он затруднился бы объяснить, какие чувства она у него вызывает. То ли жалость, то ли что-то еще. Иногда она напоминала ему дворовую собаку, которую он по доброте душевной изредка подкармливал.

Впрочем, в Москве давно не было дворовых собак.

– Умер мой бывший муж. – Она отвела глаза и уставилась в стену.

На стене висел календарь с логотипом фирмы. Такие календари висели во всех офисах и никому не были нужны. Нужно прекратить их заказывать.

Он не стал выражать соболезнования. Он хорошо помнил тот вечер, когда она в первый и единственный раз к нему пришла.

Тогда он уже знал, что у нее тяжело болен муж и за любую работу она хватается, потому что ей нужны деньги. Тогда он ей уже сочувствовал.

К тому времени они уже были не просто коллегами, они стали компаньонами.

В тот вечер он позвонил ей, потому что случайно узнал, что завтра к потенциальным заказчикам приезжают конкуренты. Послушать, о чем пойдет разговор, было необходимо, и никто не умел ненавязчиво являться на такие мероприятия лучше Нины.

У нее был поразительный талант переговорщика.

Виктор тогда ехал домой, он очень устал и о проблеме говорил торопливо и неохотно, стараясь поскорее отключиться от служебных дел. Нина молча слушала. Она всегда слушала его внимательно и молча. Как он уловил, что с ней что-то не то, он не понимал до сих пор.

– Нин, ты слушаешь? – спросил тогда Виктор.

– Да, – сказала она и тут же поправилась: – Нет.

– Не понял. – Она молчала, и он, вздохнув, спросил. – Ты где?

– Не знаю.

– Тебя похитили? – он попытался свести все к шутке. Ему хотелось домой.

– Нет.

В тот момент она походила на робота гораздо больше, чем тогда, когда он считал, что она запрограммирована на бесконечную работу.

– Где ты находишься? – обреченно уточнил Виктор. – Дома? На улице?

– На улице. – Она помолчала, хихикнула и прочитала название улицы.

Он как будто видел, что улица ей незнакома и название она прочитала.

Она больше не казалась ему роботом. Черт знает кем она ему тогда показалась.

Он забрал ее с незнакомой улицы через полчаса. Она послушно ждала его, стоя у тротуара.

– Садись, – открыв дверь машины, велел тогда Виктор и повез ее к себе домой.

Теперешняя Нина напоминала ту, давнюю.

– Вставай, – велел он сейчас и тут же передумал. – Нет, посиди пока. Я пойду оденусь.

Она послушно ждала, пока он наденет куртку и запрет кабинет, а потом послушно шла за ним к его машине.

Как бездомная собачонка, которую приласкал временный хозяин.

Шел дождь, слабый, но холодный. Мелкие капли падали ей на волосы. Виктору хотелось поднять капюшон ее куртки, но делать это на виду у коллег он отчего-то не рискнул, как будто в этом было бы что-то интимное и не предназначенное для чужих глаз. Непонятно, отчего не рискнул, на мнение коллег ему было наплевать.

Да и коллеги не имели обыкновения глазеть в окна.

* * *

Сегодня из-за дождя детей на прогулку не выводили, и день казался более длинным, чем обычно. Дети визжали, прыгали, Маша легонько их одергивала. Как ни странно, дети ее любили, хотя сама она особых чувств к своим подопечным не испытывала. Она от них уставала.

О том, что дети ее любят, говорили родители. Впрочем, они могли и преувеличить.

Родители для Маши делились на две группы: одни были постоянно чем-то недовольны, другие, наоборот, перед ней заискивали.

И то и другое было лишним, она ко всем детям старалась относиться ровно.

– Все, ребята, кончаем играть, – объявила Маша. – Скоро обед.

За лето она надеялась найти работу получше, в Москве, но это ей не удалось, и она продолжила работать воспитательницей в обычном районном детском саду.

О том, какая у нее зарплата, Маша предпочитала не только не говорить, но и не думать. Жалкая у нее была зарплата. И с голоду не помрешь, и жить нельзя.

Что-то очень несправедливое было в том, что в Москве за ту же работу платили почти в два раза больше. А в частных детских садах еще больше.

Впрочем, Маша к несправедливости давно привыкла. Если, конечно, к этому вообще можно привыкнуть.

Свободная минутка выдалась, только когда она уложила детей спать. Многие не спали, и тех, которым уснуть не удавалось, Маша жалела. Себя помнила ребенком и не забыла, как тяжело маленькому человечку тихо пролежать полтора часа.

Маша тихонько вышла из спальни, достала телефон и удивилась, увидев пропущенный звонок и эсэмэску от сестры. Юля не звонила и не писала в рабочее время, знала, что телефон Маша ставит на тихий режим.

Эсэмэска была короткой: «Гена умер».

Маша немного постояла, сжимая телефон. Знала за собой такое неприятное качество – впадать в ступор, когда случается что-то непредвиденное.

Впрочем, это следовало предвидеть, здоровые мужики не нуждаются в сиделке.

Они с сестрой давно не были дружны. Юля приезжала редко, о себе сообщала мало, выпивала чашку чая, сидя на кухне с Машей и мамой, и снова исчезала на пару месяцев.

То, что сестра живет с женатым мужчиной, не нравилось ни Маше, ни маме, но и у Маши, и у мамы хватало ума Юле свое мнение не высказывать.

Жизнь такова, что не всем счастье сваливается на голову. Иногда за него приходится побороться.

Юля боролась.

Маша отошла от двери и, набирая сестру, с тоской подумала, что заменить ее сейчас некем и потому немедленно поехать к Юле она не сможет.

– Юлечка, хочешь, я приеду вечером? – услышав голос сестры, быстро и тихо спросила Маша. – А лучше приезжай сама. Что тебе делать в чужой квартире?

– Это моя квартира! – зло поправила ее сестра.

Слава богу, она не плакала. Уж лучше пусть злится.

Квартира не могла быть Юлиной, Геннадий не развелся с первой женой. Если бы такое произошло, сестра обязательно похвасталась бы.

Из детской послышались шепот, тихий шум.

– Приезжай, Юлечка.

– Я буду здесь!

От жалости к сестре едва не выступили слезы. Юля была никем семье Геннадия, они вышвырнут ее, как только захотят.

– Хочешь, я приеду?

– Не надо, – Юля не то вздохнула, не то всхлипнула. – Вдруг свекор со свекровью заявятся…

Маша не понимала, чем она могла помешать встрече с родителями Геннадия, но спорить не стала. Сестре виднее.

До подъема оставалось еще семь минут, но Маша, войдя в детскую, весело крикнула:

– Подъем! Ура!

Она улыбалась детям и думала о том, что напрасно отказалась от работы няней в одной обеспеченной семье. Деньги предлагали хорошие, и хозяева, по словам соседки, которая летом предложила познакомить Машу с потенциальными работодателями, были неплохими. Соседка приходила к потенциальным работодателям убирать квартиру.

Маша отказалась сразу, превращаться в обслугу ей решительно не хотелось.

Напрасно отказалась, теперь она ничем не сможет помочь сестре. В смысле, деньгами не сможет. Денег у них с мамой оставалось только дожить до маминой пенсии.

Еще сто тысяч лежали на вкладе на случай непредвиденных обстоятельств, но эти деньги и мама, и Маша трогать боялись.

Только вечером, когда всех детей разобрали родители, Маша подумала, что, жалея сестру, совсем не думает о Геннадии, которому, по-хорошему, еще бы жить и жить.

Впрочем, Геннадия она видела только однажды, когда приехала поздравить Юлю с днем рождения, и, пожалуй, даже не узнала бы его, встретив на улице.

 

А Юля ее сестра.

* * *

– Заходи, – Виктор отпер дверь, потянул Нину за руку.

В прошлый раз было так же. В прошлый раз она тоже, медленно и послушно расстегнув куртку, положила ее на стул.

Только в прошлый раз ему пришлось включить свет в прихожей, потому что было уже темно.

– Иди сюда, – он прошел на кухню, включил чайник. Полез на полку, достал бутылку коньяка, рюмки.

В прошлый раз он тоже налил ей коньяк, но она к нему не притронулась.

На этот раз Нина коньяк пригубила. Поморщилась и села на табуретку, выдвинув ее из-под стола.

В прошлый раз она сказала ему, что ушла от мужа, потому что больше ему не нужна. Она говорила об этом, нервно хихикая, и ему тогда захотелось убить мерзавца, способного сделать ее такой несчастной.

Если бы она плакала, а не хихикала, она бы такой несчастной не казалась, подумал он.

Еще он тогда неожиданно заметил, что она очень красивая, и удивился, что раньше этого не замечал. Он не понимал, как можно от нее добровольно отказаться.

У нее были черные кудри и хрупкая тонкая фигурка. Еще у нее были большие карие глаза и бледные красивые губы.

В прошлый раз она пробыла у него не дольше получаса. Перестала хихикать, поблагодарила и вызвала такси. Когда уходила, она казалась прежней, нормальной.

И потом, на работе, казалась прежней, тихой и немногословной. Вовремя улыбалась, вовремя делалась серьезной. Когда надо, включала свой талант переговорщика.

Только перестала хвататься за любую работу, как запрограммированный робот.

Виктор налил коньяк себе, выпил. Коньяк обжег горло.

Они никогда не вспоминали тот вечер.

Она вела переговоры и следила за тендерами и бухгалтерией, а он руководил программистами.

Они были отличными компаньонами. Он не прогадал, когда предложил ей организовать совместную фирму.

Виктор полез в холодильник, достал контейнер с готовым салатом, колбасу. Поставил на стол тарелки и вилки.

О чем с ней нужно сейчас говорить, он не представлял.

Он наклонился, чтобы тоже выдвинуть табуретку, и неожиданно понял, что ему хочется, чтобы она никогда не уходила с его захламленной кухни.

Виктор отпустил табуретку и сунул руку ей в волосы. То есть рука сама туда сунулась. А другая рука опустилась ей на плечо.

Он давно этого хотел, только отчего-то не понимал, что хочет.

Нина его не оттолкнула. Она к нему потянулась.

Губы у нее оказались мягкими и податливыми.

Он на секунду отстранился, заглянул ей в глаза, тут же снова сжал тонкие плечи и удивился, как сильно и громко бьется собственное сердце.

– Мне нравится работать, зная, что ты за стенкой, – признался он потом, прижимая ее одной рукой к своему плечу.

Странно, что он только сейчас это понял.

Ему нравилось заходить к ней в кабинет. Нравилось молча на нее смотреть и нравилось спорить.

Он бы умер от скуки, если бы у него не было такого компаньона.

Диван, на котором они лежали, был старый, с потертой обивкой. Неожиданно ему стало неловко за свой диван и за всю эту убогую квартиру, которая давно требовала ремонта.

Почему-то, когда изредка здесь бывали другие женщины, никакой неловкости он не испытывал.

– Я никому тебя не отдам, – сказал Виктор.

Она приподнялась, заглянула ему в лицо и грустно благодарно улыбнулась. А потом потянулась за брошенной на пол одеждой.

– Не уходи, – попросил он.

Она наклонилась, поцеловала его в краешек губ и начала быстро одеваться.

– Не уходи, Нина. Пожалуйста.

Она провела рукой по его щеке. Он поймал пальцы, сжал.

– Выходи за меня замуж.

– Не могу, – прошептала Нина.

– Почему? – не понял он. – Его же больше нет. Тебе со мной плохо?

– Ты даже не представляешь, как мне с тобой хорошо. И не представляешь, как я тебе благодарна.

– За что?

– За то, что ты у меня есть, – почему-то она продолжала шептать.

Виктору нравилось слышать, что он у нее есть.

– Выходи за меня замуж.

– Сейчас не могу.

– Почему?

– Я хочу отомстить.

– Но его же больше нет!

Ему было так хорошо, что она рядом, и так не хотелось думать ни о чем другом, что в слова он почти не вслушивался.

Нина пошевелила пальцами, высвобождая руку, снова поцеловала его в краешек губ и вздохнула:

– Вот именно!

Когда захлопнулась дверь, он пожалел, что не удержал ее силой.

* * *

Думать о том, что она отомстит, было проще и легче, чем о чем-то другом, и Нина цеплялась за эту мысль.

Другие мысли вызывали такую боль, которую она, пожалуй, не испытывала даже тогда, когда Гена сказал ей, что ему нужна Юля.

Тогда она просто отупела и казалась себе попавшей в какую-то другую реальность, ей даже удавалось смотреть на все происходящее со стороны, как будто она была зрительницей, случайно попавшей на пошлую плохую мелодраму.

Тогда в любой момент можно было позвонить Геннадию и сказать, что он подлец и что она его презирает. Еще можно было соврать, что без него ей гораздо лучше и легче, но этого Нина не сказала бы. Она знала, что он умирает, и продолжала его жалеть.

Она ни разу ему не позвонила, и он ей тоже.

Теперь позвонить стало некому. Некому солгать и некому сказать правду. Правда заключалась в том, что он не стал ей чужим даже после того, как так подло и отвратительно с ней поступил.

Еще правда заключалась в том, что Нина до последнего дня ждала, что он ей позвонит. Всерьез обдумывала, вернется к нему или нет, если он снова ее позовет.

Дождь перестал. В лужах отражался свет фонарей.

Метро было совсем рядом. Нина сделала несколько шагов, вернулась к подъезду и, поставив сумку на мокрую лавочку, достала из нее телефон.

Хорошо, что она не удалила номер Юли из контактов.

– Я даю тебе три дня, чтобы ты убралась из моей квартиры, – услышав «алло», быстро сказала Нина.

Юля что-то затараторила, но она не стала слушать и сбросила вызов.

Идти к метро расхотелось. Нина вызвала такси, потрогала лавку и, ожидая машину, села на нее, несмотря на то, что доска была мокрая. Ей показалось, что у нее разом кончились силы.

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»