Моё кино. 24 кадра в секунду

© Евгений Журавлев, 2019

ISBN 978-5-0050-5639-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Евгений Журавлев

 
Моё кино
 
 
2016
 

Об авторе

Евгений Журавлев родился в 1958 году в городе Котлас Архангельской области, а умер в 2018 году. Остались рукописи его стихов, посвящённых разным женщинам, любви, жизни и смерти. Его стихи пронзительно эмоциональны, чувственны, музыкальны и очень кинематографичны.

Евгений закончил ВГИК – Всесоюзный государственный институт кинематографии и многие годы работал организатором кинопроизводства в творческом объединении «Экран». В 90-е годы создал Творческий центр «Манёвр», который занимался производством рекламных роликов и документальных фильмов.

Кино – это ещё одна большая любовь Евгения, как и поэзия, как женщина. Он был настолько увлечён творчеством и любовью, что не заметил, как сердце стало давать сбой. Совсем как в его стихах… Он очень хотел, чтобы его стихи были прочитаны, нашли отклик в сердцах

других. И я думаю, что так и произойдёт.

Его книги «Любовные игры и сказки любви», «Не знаю как её назвать…» уже изданы в этом издательстве.

«Моё кино» и «24 кадра в секунду», стихи, написанные незадолго до смерти, которую он предчувствовал, ждал, но не думал, что она придёт так быстро.

Лариса Тактаева

(вдова)

Она выходит на поклоны

 
И смотрит в зал, не видя лиц.
Весь мир ей кажется влюблённым
В движение её ресниц.
 
 
Она и в кадре, и за кадром,
Звана на каждый фестиваль.
Но замечают те, кто рядом
Морщинок тонкую вуаль.
 
 
О ней затихнут разговоры,
Лишь шум останется в ушах;
И перестанут режиссёры
Её на роли приглашать.
 
 
Она останется без дела,
Без мужа, без детей, без сна;
И ей тоска рукою белой
Нальёт креплёного вина.
 
 
А люди в тёмном кинозале,
Не пряча душ, не пряча лиц,
Благодарят её слезами
Лишь за движение ресниц.
 

Л.Т.

 
Мы с тобой студенты ВГИКа,
Оба молоды с тобой;
И постель белеет книгой
По науке половой.
 
 
Ставим мы оценки сами,
Строже, чем профессор, я;
Ночью ты сдаёшь экзамен
Лучше, чем при свете дня.
 
 
Что нам Вайсфельд или Гребнев!
Тут Феллини даже глуп.
Нам понятней, чем учебник,
Милый шёпот мягких губ.
 
 
Мы с тобой сбегаем с лекций,
Ты боишься одного:
Как бы не схватить инфекций
От предмета моего.
 
 
Вновь усов небритых щётки
Колют кожу щёк твоих;
Наши баллы не в зачётке —
Между наших ног нагих.
 

Кино для двоих

 
Горячо возражаешь, упорно,
Но мне тоже знаком алфавит.
Я снимаю не жёсткое порно,
Я снимаю кино о любви.
 
 
Ты глядишь горячо и задорно,
Я в зрачках отражаюсь твоих.
Я снимаю не жёсткое порно,
Я снимаю кино для двоих.
 
 
Нам не надо воды и попкорна,
Ничего нам не стоит показ.
Я снимаю не жёсткое порно,
А красивую ленту о нас.
 
 
Ты на съёмках отныне покорна :
С оператором – тело одно.
Знаешь ты: это вовсе не порно,
Для двоих мировое кино.
 

Последний сеанс

 
Как целуются сладко в кино:
На экране и в зрительном зале.
Мы с тобой поцелуем давно
О любви своей всем рассказали.
 
 
Дикий Запад… Горячий ковбой
К белокурой красотке подходит…
Я ещё раз целуюсь с тобой
Словно делаю дубль в эпизоде.
 
 
Вновь герои целуются всласть,
Любят так, как ещё не любили…
Мы свою демонстрируем страсть
И о белом экране забыли.
 
 
Свет зажёгся, экран наш погас…
И из зала расходятся люди…
Я целую тебя про запас:
Ведь другого сеанса не будет.
 

Мы были голодны как волки

 
И поохотиться не прочь;
И бег за жертвой был недолгий,
И коротка охоты ночь.
 
 
Мы были молоды, и в стае,
Мы гнали самок как овец.
И голод наш как снег не таял,
Не мог догнать нас пуль свинец.
 
 
Смотрели женщины с любовью
В наши звериные глаза,
А мы захлёбывались кровью
И продолжали их терзать.
 
 
Точили мы на самок зубы,
Пускали в ход свои клыки,
Но волчьи силы шли на убыль,
И грызлись мы как старики.
 
 
Давно в хвосте мы стаи волчьей.
Как много шкур вокруг седых.
Мы ждём и доедаем молча
За дерзкой стаей молодых.
 
 
Пусть бьётся сердце в нас живое,
Нет силы шею псу свернуть.
Всё чаще на луну мы воем,
Моля нам молодость вернуть.
 
 
Мы не охотимся. Все ночи
Нам снится: не лысеет шерсть,
Клыки остры, бросок наш точен
И красен снег от крови жертв.
 

Каких женщин я видел во сне!

Я не знал их ни имени, отчества.

Сновиденья позволили мне,

Как в кино, делать с ними, что хочется.

В моих фильмах красотки одни:

Длинноногие, стройные, смелые…

Только память – мой тайный дневник —

Знает всё, что с телами их делаю.

Снов моих так заманчив сюжет.

Всё, что я пожелаю, исполнится,

Но сеанс покидая, уже

Ни одна на лицо не запомнится.

А когда кадры снов зарябят,

Я пойму: не ушло одиночество.

Я проснусь… Я увижу тебя…

И другого мне сна не захочется.

Я снимал фотокамерой «Кодак»

Наши праздники и торжества,

От которых в течение года

Так безумно болит голова.

Но не смог я найти даже снимка

Наших ссор, разногласий, обид,

От которых в глазах моих дымка

Горьких слёз постоянно стоит.

И когда, через многие годы,

Мы откроем семейный альбом,

Вспомним наши обиды, невзгоды,

Но в альбоме таких не найдём.

Эти фото повышенной чёткости

Могут многое мне рассказать:

О твоём эгоизме и чёрствости,

И зачем ты отводишь глаза.

Эти фото – язык информатора,

И не станет никто отрицать,

Что не нужен наезд трансфокатора,

Чтоб увидеть всю лживость лица.

Но вгляжусь я при помощи лупы ли,

Лучше глаза… до самого дна.

И увижу – неверная, глупая,

Ты в меня и сейчас влюблена.

Я помню парк и девушку с веслом

 
И леденцы, и аромат акаций.
Теперь сюда древнейшим ремеслом
Приходят проститутки заниматься
 
 
Смотрю документальное кино:
Гуляют в парке старики и дети;
А здесь не лимонад, одно вино
И водку пьют в пустых аллеях этих…
 
 
Я молод был. Как часто назначал
Я девушкам любовные свиданья.
Без страха мы гуляли по ночам
Среди цветов и их благоуханья.
 

Часть парка старого идёт теперь на слом.

И пианист здесь не коснётся клавиш,

Немного пьяный, девушку с веслом

Я за меня склоняю выйти замуж.

Жаль, аромат акаций унесло;

Жаль, развалилась русская держава,

И потеряла девушка весло,

Которое в одной руке держала.

На экране последняя часть

Зритель ждёт в темноте хэппи-энда.

Весь сеанс меня мучает страсть

Посильнее, чем вся кинолента.

С первых кадров болван-режиссёр

Обещает всем свадебный ужин.

Я смотрю два часа этот вздор

И к концу мне становится хуже.

Цифры, линии… Пляшет ракорд…

Вспыхнет свет, встану с пятого места.

Я услышу последний аккорд

Мне невидимого оркестра.

Завтра вновь загорится экран.

Фильм придёт словно сон к изголовью.

Я пойму, что вся жизнь лишь игра

Между смертью и нашей любовью.

И опять хэппи-энд и ракорд,

После фильма свет яркий как вспышка.

Мне на выход, кому-то на вход.

В кинобудке не старец- урод,

Новичок, шаловливый мальчишка.

Глаза смотрели в потолок

Как на экран огромный в зале.

Любви ты видела пролог,

Развязку люди рассказали.

Ты не желала знать конца,

Глаза в испуге закрывала.

Но он умел читать в сердцах:

Ты шла к нему под одеяло.

Один обрыв, другой обрыв

В последней части киноплёнки.

На полчаса его забыв,

Случайно вспомнишь о ребёнке.

Тебя пугает детский крик,

Ты хочешь кем-то быть любимой.

Тебе бы час любовных игр,

И снова ты неутомима.

Сама ты хочешь одного,

Чтоб он пришёл сегодня в гости.

Подростка – копию его —

Готова растерзать от злости.

Тебе приснится сладкий сон :

Цветы и поцелуй на людях.

К тебе с вещами входит он.

Проснёшься. Но его не будет.

Сверну я на Вильгельма Пика

 
У входа трое, из своих.
Стоят на главном входе ВГИКа,
Соображая на троих.
 
 
Они мне не нальют стакана,
И я им тоже не налью;
Хотя, пошарив по карманам,
И соберём мы по рублю.
 
 
Пройду я через проходную,
Сдам в гардероб своё пальто;
Увижу жизнь совсем иную:
Лиц молодых живой поток.
 
 
Тьма в просмотровых кинозалах,
Во мне воспоминаний тьма.
Спешит студенткой, что проспала,
Муза десятая сама.
 
 
Благодаря десятой музе
Я встретил девушку свою,
Живём с ней в творческом союзе,
Я до сих пор её люблю.
 
 
Студенты нынешние дико,
В испуге отвечают мне.
Не знают ни Вильгельма Пика,
Ни Эйзенштейна, ни Карне.
 
 
Я выйду не спеша из ВГИКа,
Всю жизнь с кино мне по пути.
Жаль, что в стране моей великой,
Таланты новых не найти.
 
 
У нас как в лучших кинолентах :
Любовь, измена, брак и смерть.
И фильм о нас, простых студентах,
Нам до конца не досмотреть.
 

Мне нравится кино немое

 
Любовь с заламываньем рук,
Жестикуляция героя,
В дверях явившийся супруг.
 
 
Не слышу шума пьяной драки,
Ни выстрелов, ни криков нет;
И жестов говорящих знаки
Понятны более ста лет.
 
 
Но я уже на пятой части
От этой немоты оглох.
Хочу услышать голос страсти,
Неповторимый женский вздох.
 
 
В кино немом и чёрно-белом
Понятны чувства и просты.
И я любуюсь женским телом
Стодвадцатилетней красоты.
 
 
Её лицо белее снега,
Черны безумные глаза.
Она страдает больше века :
«Люблю» пытается сказать.
 

Всю ночь мы пили, и не в фокусе

Теперь весь мир передо мной.

Сегодня в непотребном образе

Придётся ехать мне домой.

Коньяк закусывали пиццею,

А утром хлопнули пивка,

И заберут меня в полицию

С таким лицом наверняка.

И голос мне шептал таинственный.

Чтоб торопился я домой.

Я не пошёл к моей единственной,

В гостях остался у другой.

Вся жизнь пошла не по сценарию.

Смотрел я через объектив :

Попал совсем не в ту кампанию

И хорошо, что ещё жив.

Одни лишь пьянки вместо отдыха.

В кругу то шлюх, а то актрис.

Мне только б две коробки «Кодака»

И я бы снял кино на «бис».

Я выпью, всё вокруг запачкаю…

И камнем опущусь на дно.

И будет белою горячкою

Озвучено моё кино.

Ты ждала, что в сердце распогодится

Он придёт, хотя бы год спустя.

И ему ты словно богородица

Поднесёшь красивое дитя.

Он обнимет первенца, расплачется,

Поцелует сына и тебя.

В ЗАГС пойдёт с тобой, не заартачится,

И ему ты наплодишь ребят.

Ждёшь ты вечерами в тёмной комнате

Робкого топтанья у дверей..

Тихо плачешь, тонешь в тёмном омуте

Чёрных мыслей и земных страстей.

Матерью считают одиночкою

Все вокруг и даже ты сама;

И уже беременна ты дочкою,

От того, кто свёл тебя с ума.

Взгляд твой ищет, ищет меж иконами

Ту, что родила на казнь Христа.

Долгими молитвами, поклонами,

Просишь пожалеть, что нечиста.

Ты глядишь в глаза её, послушная,

И не знаешь про её дела :

Богоматерь, женщина замужняя,

Не от мужа сына родила.

Ей слышится то тихий плач

 
То смех, то неземные звуки.
Он в чреве прячется. Палач
Найдёт, казнит, умоет руки.
 
 
Польётся кровь по простыне,
На веки навернутся слёзы.
И ей, лежащей на спине,
Вдруг вспомнится о красных розах.
 
 
Она уйдёт спустя лишь час;
И не заметит, что забыла
Не только женской плоти часть,
А часть души, что так любила.
 
 
И вечером на смех мужской,
Звучащий ласково и твёрдо,
Приёмный вспомнится покой
И краска роз после аборта.
 
 
Весна придёт: цветов букет
Подарит ей другой с любовью;
И дрогнут у неё в руке,
Цветы, окрашенные кровью.
 

Был голоден я как упырь

 
И чрезвычайно кровожаден.
Я надувался как пузырь
От свежей женской крови за день.
 
 
А ты была одной из жертв,
Я жил твоей слезой и кровью,
И, сделав неприличный жест,
Я звал насилие любовью.
 
 
Но пулею из серебра
Я был твоей смертельно ранен;
И даже наш поспешный брак
Не вылечил больные ткани.
 
 
Я целовал тебя взасос,
Но сам я был твоей мишенью.
С лица отбросив прядь волос,
Насквозь прокусывала шею.
 
 
Убила жизнь твоя любовь :
Я сделался больной и тощий,
И как вино пила ты кровь
Вместе с невесткою и тёщей.
 
 
Наш брак был пострашней кино,
И в каждом кадре только ужас,
И было зрителей полно,
Собравшихся на жуткий ужин.
 
 
Как был доволен режиссёр
Минутой своего успеха.
Он кровь с губы ещё не стёр,
Актрису укусив из смеха.
 

Мы снимем одежду и обувь

 
Лишимся, раздевшись, тепла.
Посмотрим мы с ужасом оба
На голые наши тела.
 
 
Увидим одни недостатки
На теле, на коже, везде.
Как будто играли мы в прятки
И встретились только что здесь.
 
 
С тобой занимались мы сексом
Без слов, поцелуев и ласк.
Боролись с морщинами, с весом,
Но счастье бежало от нас.
 
 
Мы дружно возьмёмся за дело
И примем и ванну, и душ.
Легко грязь смывается с тела
И с болью смывается с душ.
 
 
Бельём и одеждою модной
Уродство скрываем как грех.
Любить не умеем свободно,
Раздеть свою душу при всех.
 

Была моя юность короткой

 
И мной измерялась в часах;
И я утешался не водкой,
А тем, что я прятал в трусах.
 
 
Всем девушкам нравилась живость,
Мужское моё естество.
А то, что в трусах шевелилось,
Им нравилось больше всего.
 
 
Красивые девушки были
Со мною в любые часы.
Любили меня – не любили,
Но лезли за счастьем в трусы.
 
 
Всем девушкам нравился поиск
Невиданных прежде чудес.
Пытались пониже чем пояс,
Любовный искать интерес.
 
 
Они всё в любви испытали,
Но возраст нельзя побороть.
И вместо мужских гениталий
Встречалась им вялая плоть.
 
 
Пусть ищут они по старинке,
Забыв, что и сами стары.
Пропали, упав из ширинки,
Мои золотые шары.