Рождение «Сталкера». Попытка реконструкции

Вступление

Фильмы Андрея Тарковского давно стали несомненной классикой. Это подтверждается их постоянными показами на кинофестивалях и ретроспективах, возрастающей частотой, с которой всемирно известные режиссеры Вим Вендерс, Александр Сокуров, Ларс фон Триер, Карлос Рейгардас, Константин Лопушанский и другие цитируют Тарковского, испытывают его влияние, посвящают ему свои работы. Его фильмы и труды известны во многих странах. Постоянно растет число книг, статей, интернет-ресурсов, посвященных его творчеству.

Занимая столь важное место в мировом киноведении, фигура Андрея Тарковского до последнего времени была сравнительно мало исследована в киноведении отечественном. Первые Международные чтения, посвященные творчеству Андрея Тарковского проведенные в Москве в апреле 1989 года¹, не имели продолжения в течение более семнадцати лет – до проведения в рамках кинофестиваля «Зеркало» Международной научно-теоретической конференции «Феномен Андрея Тарковского в интеллектуальной и художественной культуре» (Иваново, июль 2007). Вторая конференция с тем же названием была проведена там же в 2013 году. Кроме двух весьма основательных книг, вышедших в начале 1990‐х годов², интерес к исследованию творчества Тарковского в России конца ХХ века отличался уникальной по мировым масштабам скромностью. За двадцать с лишним лет после смерти режиссера в СССР и России вышло не более десяти книг о нем. Это касалось как личности режиссера, так и анализа его фильмов. Не существовало глубокого и основательного анализа источников, стиля, влияний и воздействий, воплощения их в образные структуры. Еще меньше были исследованы процессы создания его фильмов.

Ситуация начала меняться в последние два десятилетия – в основном усилиями родственников режиссера, небольшого круга соратников и поклонников-энтузиастов. Были изданы книги Марины Тарковской, Александра Гордона, Ольги Сурковой, Дмитрия Салынского, Лейлы Александер-Гаррет, Игоря Евлампиева, Наталии Кононенко, Нэлли Фоминой, Сергея Загребина, Рашита Сафиуллина³ и других авторов. Сыграли свою роль научные конференции в рамках кинофестиваля «Зеркало», идея которых принадлежала Марианне Чугуновой, Андрею Разумовскому и автору этих строк, публикация их материалов, а также зарубежные международные конференции в Барселоне, Бате, Белу-Оризонте, Берлине, Бухаресте, Лондоне, Престоне, Саарбрюккене и других городах и странах. Продолжаются конференции в рамках кинофестиваля «Зеркало». И все же этого явно недостаточно. Это особенно очевидно в отношении пятого фильма Андрея Арсеньевича – «Сталкер» (1979).

Последний фильм Тарковского снятый на родине по мотивам повести братьев Стругацких⁴ «Пикник на обочине», занимает центральное место в его творчестве. Именно «Сталкер» в России с каждым годом все более обрастает мифами и легендами. Утверждается, что фильм предсказал Чернобыльскую катастрофу («Комсомольская правда», 23 марта 2001), возникновение радиоактивной зоны и даже дату смерти режиссера. Появились лживые утверждения, что съемки «Сталкера» растянулись на два года из‐за злонамеренных попыток Госкино и «Мосфильма», операторов Рерберга и Калашникова, художников Боима и Абдусаламова саботировать создание фильма. Еще больше спекуляций – о духовных поисках режиссера. Во всем мире Тарковского заслуженно считают кинематографическим гением, но далеко не всегда уделяют должное внимание его человеческим побуждениям, интеллектуальным, духовным и религиозным установкам.

Широкое распространение получил миф о ясновидении Тарковского. Об этом говорится уже в самых первых исследованиях его творчества, например в книгах Марка Ле Фаню⁵ и Питера Грина⁶. Американские киноведы Вида Джонсон и Грэм Петри опровергали эту мистификацию⁷. Некоторые из подобных мифов анализирует шотландский исследователь Шон Мартин⁸. В России Тарковского порой объявляют религиозным пророком, оставляя вне сферы внимания его художественную, человеческую, эстетическую сущность. Игнорируются его гражданские и политические взгляды. Подлинный облик великого режиссера уходит из рассмотрения и анализа, его поиски и сомнения замещаются домыслами, которые искажают реальную личность Андрея Тарковского.

Мифом становятся сама жизнь режиссера и даже биографии его близких. Под эту сомнительную позицию подводится теоретическая основа. Так, Николай Болдырев в книге «Жертвоприношение Андрея Тарковского» в ответ на протест сестры кинорежиссера Марины Тарковской, возражающей против мифологизации биографии семьи Тарковских, пишет следующее:

Признаюсь, меня мало озабочивает документальная обеспеченность легенд такого рода. Ибо, вступая в сферу подлинного поэта, мы вступаем в царство мифологии, где внешнее и внутреннее прорастают нерасторжимо. Нам важно, каков миф, в котором жил поэт, важна его внутренняя, космогонически разогретая вселенная, ибо только это и есть настоящая реальность. Имеет значение одно-единственное: в какой традиции, в каких корнях самоощущает себя художник, во что он подлинно верует⁹.

Самоощущение «космогонически разогретых» авторов, пишущих о Тарковском, легко подменяет реальное положение вещей.

«Сталкер» и его замысел в процессе кинопроизводства претерпели многочисленные метаморфозы. От идеи экранизировать фантастическую повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине» до премьеры кинокартины прошло более пяти лет. Тарковский то собирался снимать этот фильм, то откладывал работу над ним, предпочитая иные проекты.

Замысел фильма прошел сложную эволюцию от попытки режиссера быстро сделать проходную для него экранизацию популярной повести, чтобы заработать денег, к выдающемуся произведению киноискусства, поднимающему глубочайшие философские вопросы. Это произошло в первую очередь благодаря пониманию и воплощению образа главного героя фильма – Сталкера. За два года съемок усилиями Стругацких, Тарковского и Кайдановского он превратился из жестокого и прагматичного гангстера-браконьера в мессию, полусвятого-полуюродивого в духе раннего христианства, исступленно служащего Зоне, своеобразного странствующего монаха-привратника у входа в комнату, по слухам, дарующую человеческое счастье. Окончательная версия фильма есть результат драматической внутренней борьбы режиссера между этими противоречивыми тенденциями.

Много лет я сомневался, имею ли право рассказывать о процессе съемок, участником которых я был. Писать книгу «Рождение Сталкера» решил, когда обнаружил, что фильм и процесс его создания обрастают домыслами. Именно поэтому так необходимо изучение фильма «Сталкер» во всей его полноте и сложности. Это не киноведческий анализ, не разбор авторской эстетики, а попытка реконструировать повседневную хронику создания фильма, восстановить последовательность событий, а также передать интеллектуальный климат, интенсивность культурных и человеческих контактов и влияний на Тарковского в процессе создания «Сталкера».

На пути к написанию этой книги было несколько вех.

Я несколько лет уговаривал Георгия Рерберга и Марианну Чугунову дать мне интервью. Незадолго до смерти Георгия Ивановича мне все же удалось это сделать. Тогдашний главный редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей предложил опубликовать его в возглавляемом им журнале. По его просьбе я снял свое имя как автора публикации. Интервью вышло в № 4 за 2006 под названием: «Георгий Рерберг – Марианна Чугунова – Евгений Цымбал: Фокус на бесконечность – разговор о „Сталкере“». Законодательство России в сфере авторского права тогда только формировалось и, хотя претерпело множество изменений, по сей день далеко от ясности. С тех пор я не раз пожалел о решении снять свое авторство. Интервью цитировалось во множестве книг и статей без указания авторства, как анонимная запись разговора.

В 2010 году журнал «Сеанс» предложил опубликовать на его страницах мою статью «„Сталкер“: от возникновения замысла – к началу производства». Статья не была опубликована в бумажной версии журнала, но ее вывесили на сайте «Сеанса». После этого я решил прекратить любые публикации до завершения книги. Одной из главных моих задач стал сбор максимально полного корпуса документов, связанных с фильмом, а также личных свидетельств непосредственных участников этого процесса.

Книга выстроена в хронологической последовательности: это история создания фильма со вставками из официальной переписки, производственных документов, дневников, интервью, писем участников съемок, фотографий, воспоминаний, фактов, мнений, многие из которых прежде не публиковались. Это позволит увидеть и понять, как периферийные эпизоды в повести Стругацких стали центральными в сценарии, как они трансформировались в ходе съемок и окончательном варианте фильма, как складывались отношения режиссера с Госкино СССР и вообще с властью перед фильмом и в процессе его создания. На фоне каких событий в стране и мире шла работа над фильмом. Как сложно строилась работа со студией, сценаристами, операторами, художниками и другими коллегами. Что приводило Тарковского к острому конфликту с творческим составом съемочной группы. Почему он дважды менял операторов и художников-постановщиков фильма. Как семейные и бытовые обстоятельства влияли на рабочий процесс. Как многократно переснимались одни и те же эпизоды для достижения нужного режиссеру качества изображения, визуального и драматургического эффекта.

Я отдаю себе отчет в том, что эта книга вряд ли изменит веру исследователей и интерпретаторов в собственные мыслительные конструкции. Философ Лев Шестов писал: «Людей в гораздо большей степени занимает истолкование того, что было, чем то, что было. Пожалуй, следует еще сильнее выразиться: то, что было, людей совсем почти не интересует»¹⁰. Миф всегда привлекателен, заманчив и сладостен, так как трактует сложные и даже рутинные процессы в возвышенном ключе, показывая Тарковского как ясновидящего пророка и унижаемого чиновниками режиссера-страдальца. Я старался минимально комментировать ход событий, опираясь на документальные свидетельства.

От начала и до конца съемок над фильмом «Сталкер» работали не так уж много людей. Это режиссер Андрей Тарковский, его жена Лариса Тарковская (впрочем, ее личный вклад мне трудно назвать работой над фильмом), актеры Александр Кайдановский, Николай Гринько и Анатолий Солоницын. Всех их уже нет с нами. Ушли операторы-постановщики Георгий Рерберг, Леонид Калашников, Александр Княжинский, Анатолий Николаев, художники-постановщик Александр Боим, Сергей Воронков, художник по костюмам Нэлли Фомина, оператор Владимир Пищальников, звукорежиссер Владимир Шарун, монтажер Людмила Фейгинова, директор картины Александра Демидова, художник-фотограф Владимир Мурашко, художник Владимир Фабриков, ассистент оператора Борис Прозоров, практикант-оператор Вячеслав Петухов. И это только те люди, об уходе которых я знаю.

В создании фильма участвовали и другие сотрудники, обычно остающиеся за кадром, хотя их вклад в создание фильма огромен и важен. Это прежде всего ассистент по актерам Марианна Чугунова – самый преданный и последовательный соратник Тарковского, его многолетний и абсолютно незаменимый помощник и фактически секретарь, художник по костюмам Нэлли Фомина, звукорежиссер Владимир Шарун, художник-гример Виталий Львов и ваш покорный слуга – ассистент режиссера Евгений Цымбал. Мы проработали по два года и более.

По полтора года проработали оператор-постановщик Георгий Рерберг и художник-постановщик Александр Боим, директора картины Вилли Геллер и Александра Демидова (сумевшая довести эту тяжелейшую картину до завершения).

Ассистент оператора, затем второй оператор Сергей Наугольных, второй оператор Нана Фудим, механик съемочной аппаратуры Сергей Бессмертный и художник-декоратор Рашит Сафиуллин проработали немногим меньше.

Время работы операторов-постановщиков Александра Княжинского, Леонида Калашникова, Анатолия Николаева, художников-постановщиков Шавката Абдусаламова, Сергея Воронкова, художника Владимира Фабрикова, монтажера Людмилы Фейгиновой, монтажниц Татьяны Алексеевой и Валентины Лобковой, операторов Наны Фудим, Владимира Пищальникова, ассистентов оператора Григория Верховского, Станислава Зайцева, механиков съемочной аппаратуры Бориса Прозорова, Сергея Коммунара, Александра Короткова, Владимира Кремермана, Николая Брусова, звукоинженеров Юрия Жевнеренко и Тамары Саласиди, заместителей директора Романа Калмыкова, Алексея Артемова, Натальи Дюро, Елены Дукаревич, Андрея Синявского, Михаила Орлова, Татьяны Александровской, Виктора Мосенкова, Валентины Вдовиной, Михаила Долгих по разным обстоятельствам было более кратким.

Некоторые профессионалы проработали недолго, но их вклад чрезвычайно важен. Композитор Эдуард Артемьев, дирижер Эмин Хачатурян, звукорежиссер перезаписи Евгений Базанов, музыкальный редактор Раиса Лукина, шумовики Алла Мейчик, Ирина Кислова, Фаина Ямпольская, Нина Андреева, осветители Лев Казьмин, Алик Мамедов, Владимир Сумовский и еще добрый десяток их коллег, цветоустановщик Божена Масленникова, мастер по строительству декораций Алексей Меркулов, специалисты комбинированных съемок Виктор Жанов и Альберт Рудаченко.

Работали и многие другие люди: киномеханики, специалисты по съемочной аппаратуре, постановщики декораций, бутафоры, пиротехники, водители, рабочие – кто длительный срок, а кто совсем немного. И да простят меня те, чьи фамилии утеряны моей памятью.

Я работал ассистентом режиссера по реквизиту неофициально с лета 1976 года, официально с 20 января 1977 года. Через десять дней после начала натурных съемок Тарковский назначил меня вторым режиссером. Два с половиной месяца я совмещал обе эти должности, а потом полтора года до конца съемок фильма (вместе с Марианной Чугуновой) выполнял ряд функций второго режиссера. Так случилось, что сегодня я один из немногих оставшихся в живых участников создания этого фильма.

Я никогда не был другом Тарковского или близким к его семье человеком, но честно, ответственно и творчески выполнял свою работу. После фиаско первого и второго «Сталкера», когда многие участники съемок ушли или были вынуждены уйти, Андрей Арсеньевич сам пригласил меня в третью съемочную группу. В ней было совсем немного тех, кто начинал с ним работу на «Сталкере» годом ранее.

Эта книга написана на моем собственном опыте. В течение почти полутора лет мне довелось видеть и слышать Тарковского по восемь-десять часов ежедневно. Многие его мысли и решения претерпевали в ходе съемок неоднократные противоречивые и драматические изменения. Считаю своей обязанностью рассказать об этом.

Быть может, с точки зрения других участников я в чем-то неправ. Но описываю это так, как я тогда видел и чувствовал. Андрей Арсеньевич всегда считал: «Говорить нужно от своего лица, а говорить от лица многих – недостойно и безответственно».

Работа над книгой длилась много лет, и я должен выразить искреннюю благодарность всем, кто помогал и способствовал ее созданию. Прежде всего, Марианне Чугуновой, Рашиту Сафиуллину, Дмитрию Салынскому, Сергею Бессмертному, Владимиру Фабрикову, Нэлли Фоминой, Сергею Наугольных, Александре Демидовой, Георгию Рербергу, Шавкату Абдусаламову, Борису Прозорову, Анатолию Степанову, Михаилу Васильеву, Григорию Верховскому, Роману Калмыкову, Исане Радчик, Георгию Пинхасову, Владимиру Воронову, Владимиру Забродину, Вилли Геллеру, Вячеславу Океанскому, Сергею Коммунару, Евгению Марголиту, Екатерине Хохловой, Карену Шахназарову, Гаянэ Амбарцумян, Евгению Борзову, Рустему Гибадулину, Ренаду Жданову, Николаю Алхазову, Сергею Боговскому, Тамаре Зибуновой, Анне Игнатьевой, Джулиану Граффи, Джереми Хиксу, Лейле Александер-Гаррет, Дональду Рэйфилду, Анне Пилкингтон, Роберту Берду, Дэвиду Гиллеспи, Тамаре Джерманович, Клаудии Оливьери, Блэйру Рублу, Андрею и Гесе Зайдельсон, а также всем друзьям и исследователям, кто верил в мою работу.

Мои благодарности архиву киностудии «Мосфильм» и его сотрудницам Римме Карповой и Ирине Воронцовой;

Российскому Государственному архиву литературы и искусства;

Институту перспективных исследований Московского государственного педагогического университета;

Университетам Квин-Мэри (Лондон) и Бат (Великобритания);

Институту Джорджа Кеннана Вудро Вилсон Центра (Вашингтон, США);

Университету Помпеу Фабра (Барселона, Испания).

Отдельная благодарность моей жене Ирине Петровой, всегда помогавшей и поддерживавшей меня в этом нелегком труде.

Цитаты из интервью, взятых мною у участников съемочной группы, помечены знаком «*» и хранятся в личном архиве Е. Цымбала.

Предыстория

Во время работы над «Сталкером» большая часть съемочной группы относилась к Тарковскому с пиететом. Мы знали, что Андрей Тарковский – гений.

У меня это чувство возникло еще в юности после просмотра фильма «Иваново детство», укрепилось после «Андрея Рублева», окончательно сформировалось после «Соляриса» и «Зеркала». Я осознанно стремился работать с Тарковским. Кинематографисты, с которыми мне довелось работать до этого, – классик чешского кино комедиограф Олдржих Липский, режиссеры выдающегося таланта и высочайшей репутации Лариса Шепитько и Эльдар Рязанов – относились к Тарковскому с неизменным уважением. Подобные чувства испытывали и мы, четко осознавая, что участвуем в создании чрезвычайно неординарного фильма. Все мы страстно хотели, чтобы режиссер Андрей Тарковский реализовал свой замысел, и помогали ему всем, чем могли.

Работать с ним было невероятно интересно, но чрезвычайно трудно. Мы все его очень ценили, почти боготворили, но иногда – скажу без преувеличения – почти ненавидели. Особенно когда он неожиданно и, казалось, совершенно немотивированно менял свои творческие решения. Гигантское количество уже сделанной работы становилось бессмысленным и ненужным. Психологически это очень трудно – переснимать одни и те же объекты по пять, семь, девять, иногда и более раз, причем почти каждый раз менялся текст, часто мизансцена, оформление кадра, иногда реквизит. Не говоря о месте съемок и о свете. Каждый из нас отдал огромное количество знаний, профессиональных умений, нервов и физических сил, для того чтобы этот фильм появился на свет.

Мы далеко не всегда (особенно поначалу) понимали, чего хочет режиссер-постановщик. Андрей Арсеньевич был очень скрытным и не считал нужным объяснять съемочной группе свои приемы, соображения и мотивации. Таков был его стиль работы на «Сталкере». Это очень затрудняло работу, особенно когда он сам отказывался от уже подготовленных и отрепетированных сцен, эпизодов и неожиданно предлагал иные решения. Причин этих изменений он, к сожалению, тоже не объяснял. Постепенно, в ходе работы мы стали понимать, что эти внезапные перемены – не капризы и не самодурство, а мучительный поиск единственно точного для Тарковского кадра, решения, варианта. Мы прощали ему раздражение, мрачное настроение и недовольство. Потому что он был рядом с нами и работал гораздо больше и тяжелее – ибо он боролся и с самим собой, чтобы уйти от собственных, ставших уже привычными решений, которых от него все ожидали. Он неустанно искал свой новый путь и стиль. И мы, в меру сил и способностей, старались помочь ему.

Исходная ситуация Андрея Тарковского

В декабре 1966 года фильм «Андрей Рублев» был впервые показан в московском Доме кино. Он имел ошеломляющий успех. После него Тарковский стал самым знаменитым советским кинорежиссером, властителем дум, воплощением духовных поисков наиболее продвинутой части интеллигенции. Но именно с этого фильма начались его жесткие конфликты и серьезное противостояние с Госкино СССР, хотя «Иваново детство» также было встречено руководством достаточно сложно. «Андрей Рублев» не был выпущен в прокат и оставался запрещенным более трех лет.

Тарковский не снимал, но он постоянно работал. В 1967 году на киностудии «Молдова-фильм» Андрей Арсеньевич участвовал в доработке сценария и съемках фильма «Сергей Лазо» режиссера Александра Гордона и сыграл там яркую эпизодическую роль. В 1968‐м он с драматургом Александром Мишариным писал сценарий «Исповедь», впоследствии ставший «Белым, белым днем», а затем фильмом «Зеркало». Ему даже оплатили заявку на сценарий: запуск фильма был отложен, но деньги – две тысячи рублей (в те времена это было немало) специальным решением студии позволили не возвращать.

В 1969 году было подписано первое разрешительное удостоверение на прокат «Андрея Рублева». Фильм был принят и продан французам, которые представили его на Каннском кинофестивале, где он получил очень престижный приз ФИПРЕССИ¹¹. Но «Андрей Рублев» не был тиражирован в СССР для проката, то есть Тарковский получил урезанный авторский гонорар.

В октябре 1968 года Тарковский вместе с Фридрихом Горенштейном начинает работу над сценарием «Соляриса», в 1969 году заключен договор на сценарий этого фильма. Сценаристы тогда получали очень неплохие деньги.

В начале 1970‐го «Солярис» запущен в производство. Тарковский стал получать зарплату и как режиссер. Ставка его была на уровне лучших кинематографистов, но почти все полученное им на «Солярисе» ушло на погашение долгов. Он также зарабатывал написанием сценариев¹², художественным руководством, лекциями и поездками с показом своих фильмов на встречах со зрителями. Кроме того, режиссерам частично оплачивались простои между картинами. Так что версия о перманентной и многолетней нищете великого режиссера (активно развивавшаяся и Андреем Арсеньевичем) нуждается в некоторой коррекции. Но, конечно, его заработки не позволяли вести образ жизни, который режиссер и его семья считали естественным для уровня его известности и таланта.

До завершения «Андрея Рублева» Андрей Арсеньевич был успешным советским кинорежиссером, веселым, общительным и компанейским человеком. Он и его друзья были завсегдатаями элитных московских ресторанов Дома кино, Дома литераторов и Дома композиторов, легендарных кафе «Националь» и ресторана «Арагви». Растущие расходы его семьи (особенно новой) постоянно превышали доходы. Тарковскому не удавалось выбраться из этой унизительной ситуации долгие годы.

Руководство Госкино СССР и идеологическое начальство относились к нему с подозрением, считали его высокомерным упрямцем, не желающим прислушиваться к «руководящим указаниям». Когда «Андрея Рублева» «положили на полку»¹³, Тарковский был оскорблен до глубины души. Он посчитал, что ему отказали в патриотизме и демонстративно унизили.

Проблемы со сдачей фильмов возникали у него после каждой картины. Конечно, это сказывалось на характере Тарковского. Он стал недоверчивым, обостренно и нервно реагировал на любую информацию или действия, связанные с его именем и работой. Андрей Арсеньевич в своем интеллектуальном и творческом развитии ушел далеко вперед по сравнению с примитивно мыслящими чиновниками от кино. Он постоянно предлагал новые проекты и сценарии, но они не встречали понимания в Госкино СССР и отвергались.

Тарковский все чаще оставался в творческом и человеческом одиночестве. И хотя он делал все, чтобы приблизить работу над следующим фильмом, внутренне он все более отстранялся от киномира, от друзей и коллег. Это отстранение активно поддерживала в нем вторая жена, Лариса. Пользуясь растущим влиянием на Андрея Арсеньевича, она стремилась ликвидировать его контакты с прежними друзьями и коллегами.

Работа над «Зеркалом» стала переломным моментом в биографии Тарковского. Он уходил от традиционного понимания кинематографа, даже от тех постулатов, которые прежде провозглашал сам. Его стиль кардинально менялся. Бытует мнение, что после «Зеркала», Тарковский хотел снимать «Сталкер», упорно «пробивал» его и боролся за эту возможность. На самом деле все обстояло совсем не так.

После «Зеркала», законченного в 1974 году, Тарковский очень долго не мог сдать фильм и полтора года не снимал. Отечественные критики, высоко ценившие его творчество, за редким исключением не имели возможности публиковать рецензии и статьи о нем и его фильмах. Его картины вызывали восторг и высочайшие оценки кинокритиков по всему миру, они продавались за рубежом, принося высокие валютные прибыли, но на родине Андрей Арсеньевич (как и другие режиссеры) не получал за эти продажи ни копейки. Официозная кинокритика преуменьшала его творческие заслуги и обвиняла в русофобии. Провинциальная же критика истолковывала его фильмы примитивно, превратно и оскорбительно. Такое отношение травмировало режиссера и вызывало острое чувство несправедливости.

Тарковского волновали сущностные проблемы человеческого бытия, ответственности человека перед миром, перед самим собой и, прежде всего, перед Богом. События внешнего мира отдалялись от его внутреннего взора. «Успехи строительства коммунизма», «руководящая роль Коммунистической партии» были вне его интереса. Естественно, такая позиция не укладывалась в «магистральный путь развития советского кинематографа». И хотя Тарковский не любил слово «поиск», в каждом своем фильме он отстаивал право на собственный путь. Каждым кадром, их протяженностью и медитативностью он открывал новые формы и средства выражения в кино, приглашал к серьезному размышлению о непреходящем. Это было последовательное и героическое противостояние развлекательному кино, очень важное для него и, по убеждению многих, для всего мирового кинематографа. Средоточием интересов Тарковского стали авторы, в творчестве которых ставились важнейшие экзистенциальные проблемы человеческого бытия. Уильям Шекспир, Томас Манн, Иван Бунин, Лев Толстой, его сложная, противоречивая судьба и особенно – произведения и жизнь Федора Михайловича Достоевского. Еще в 1970 году, в первой же записи в «Мартирологе», Тарковский говорит о своем желании делать фильм о Достоевском¹⁴. Это желание не покидало его всю жизнь.

В 1966 году, закончив «Андрея Рублева», Тарковский сказал: «Я хотел бы снять „Преступление и наказание“ и „Бесов“. А „Братьев Карамазовых“ я бы не стал трогать»¹⁵. Со временем предпочтения режиссера изменились, «Бесы» отошли на периферию его интереса, а в центре внимания на многие годы оказался роман «Идиот». Иногда Андрей Арсеньевич говорил, что хотел бы снять фильм по роману «Подросток», и несколько раз собирался делать фильм о жизни Достоевского под условным названием «Голгофа».

Тарковский искал собственный киноязык, отличавший его от собратьев по профессии, искал новые образы и смыслы. То, что он делал раньше, во времена «Сталкера» его уже не удовлетворяло.