Огни фонарей за окном мелькали в непроглядной темноте стремительно наступившей ночи с удручающей редкостью. Взору они представали настолько нечасто, что я от скуки начал каждый раз отсчитывать минуты до следующего одиноко стоящего старого покосившегося деревянного столба с томящимся огнём на верхушке, заключённым в сферу пыльного потрескавшегося от времени и погодных условий стекла, припорошённого снегом. Свет озарял и даже, казалось, немного наполнял теплом мрачное холодное купе, в котором я сейчас трясся на твёрдом неудобном подобии кровати вместо того чтобы лежать дома на своём мягком диване и, обняв подушку обеими руками, беззаботно, крепко спать. Сейчас же сна не было ни в одном глазу. Стук колёс, так любимый в детстве, теперь раздражал до такой степени, что я готов был пойти на всё ради нескольких минут полнейшей тишины.

Внимание привлекла бегущая за окном бесконечная железная дорога. Сквозь обледеневшее стекло она была различима только благодаря очень яркой луне, не уступавшей в силе освещения хорошему театральному прожектору. Её свет играл голубыми бликами на рельсах, потому создавалось ощущение будто они вылиты из настоящего серебра и положены не позже, чем день назад. Взгляд сам поднялся и переметнулся на лес, который тянулся нескончаемой чёрной мелькающей стеной среди белых равнин. Местами до стволов деревьев можно было без труда дотянуться из окна рукой – так близко они росли к путям и иногда ветвями скребли по обшивке вагона. В остальном ничего особенного не было – лес как лес. За ним вдалеке виднелись несколько разнящихся по размерам деревень. Где – то в редких домах горел свет и слышался едва различимый лай собак. Из труб поднимался дым, в ночи казавшийся белым и напоминал по форме куски ваты. В небе не было ни одного облака, которые могли бы соседствовать со столбами густого дыма. Луна, дым и больше ничего. Унылая картина.

Снова на доли секунды появился одинокий фонарь, озарил купе янтарным светом и пропал. Я в мгновение подскочил к окну, прильнул лицом к стеклу, дыханием растопил наледь на месте сделанной раньше проталины и взглянул вслед исчезающему за деревьями на повороте фонарю. Темнота опять наполнила купе, и я, наконец – то, лёг в постель. Внимание постепенно стало рассеиваться. Всё – таки люблю поезда. Они обладают особым шармом. Даже не они, а убаюкивающая атмосфера дороги под стук колёс и тряску состава – её ничем не заменить. Необходимо заснуть, иначе проснуться вовремя и без спешки сойти с поезда не выйдет. С этими мыслями я повернулся к стенке и закрыл глаза. Ничего кроме стука колёс и собственного дыхания. Тут же буквально почувствовал, как сон всей своей тяжестью обрушился и придавил меня к скамье. Не было возможности и сил даже повернуться, не говоря уже о том, чтобы накрыться одеялом для спасения от мерзлоты временной обители. Сказывалась усталость суматошного дня, проведённого в сборах. Всё было бы проще полети я на самолёте, но случая подняться в воздух до сих пор не представилось, да и этот исключением не стал. Неоднократно меня спрашивали о причинах и никогда не находилось вразумительных доводов, так что и ответа внятного дать ни разу не получалось.

Почти одержавший победу сон прогнали частые, но в то же время едва различимые осторожные шаги в коридоре. Звук становился всё ближе и отчётливее, как вдруг топот прекратился и снова стал слышен только монотонный стук колёс. Несколько секунд этой идиллии были нарушены скрипом открывающейся двери соседнего купе. Наступила полнейшая тишина. Громыхание колёс полностью стихло, но поезд по – прежнему продолжал движение. Едва в голову стали забираться мысли о невозможности такого явления, как тут же были прерваны грохотом и лязгом закрывшейся двери, и продолжившимися шагами, теперь уже звучавшими гораздо громче. Пара шагов и опять уже пугающая тишина воцарилась в поезде. Дверная ручка опустилась вниз, и дверь распахнулась на всю ширину дверного проёма. В коридоре стояла молодая проводница. Она мило и слегка виновато улыбнулась, вошла в купе, аккуратно закрыв за собой дверь и села на противоположную лавку. У неё была короткая замысловатая стрижка – явно дело рук профессионала. Волосы не доставали даже до плеч. Аккуратная форма хорошо сидела, словно была сшита по заказу именно для неё. Макияжа было по минимуму – больше для приличия, чем для красоты. Повернув голову к окну и скрестив руки на столе, она обратилась ко мне:

– Скоро вам сходить. Через час будет ваша станция. Искренне надеюсь, что вам понравилось ехать нашим поездом.

Взгляд её был по – прежнему устремлён в окно, а улыбка не сходила с лица. Оно было необычайно бледным. Быть может, такой оттенок ему придавал свет луны, проникающий в окно. Она молча перевела взгляд на меня, но улыбаться не перестала. От зелёных глаз с ледяным оттенком всё внутри сжалось. Свет. Купе на доли секунды наполнилось огнём очередного фонаря, мелькнувшего в окне. Лицо проводницы, на самом деле действительно оказавшееся бледным, дёрнулось на миг и снова расплылось в доброжелательной улыбке. Она поднялась, поправила тщательно складки на юбке, приоткрыла дверь и вышла из купе. Закрывая за собой дверь, сказала:

– Когда будем подъезжать, я ещё раз зайду к вам и сообщу.

Странно… В расписании было указано иначе. Трудно было не заметить огромный лист бумаги, занявший треть пространства на двери комнаты проводников. Я посмотрел и внимательно изучил его ещё когда шёл к своему купе после посадки. Станций было немного, большая часть из них приходилась на день. Ночью числилось две стоянки: остановка на пять минут в небольшой деревушке городского типа, затем шла стоянка длиной в пятнадцать минут на вокзале опять небольшого, но уже городка. И даже крошечного сомнения не было в том, что моя остановка будет в шесть часов тридцать пять минут. Сейчас же на часах было всего несколько минут первого ночи.

– Вы, наверное, ошибаетесь, потому что моя остановка будет утром, – успел сказать я прежде, чем она закрыла за собой дверь. Спустя пару секунд дверь приоткрылась и проводница, не заходя в купе ответила:

– Нет, всё правильно. Вам пора.

После этого дверь аккуратно вернулась на место, и в коридоре послышались удаляющиеся шаги. Чушь какая-то. Наверное, она просто ошиблась. По ней было видно, что ей нужно хорошо выспаться. Может она даже приболела – вид у неё был не важный. Вновь хлопнула дверь соседнего купе, теперь уже находящегося справа от моего. Как тут выспишься! Я снова лёг на лавку, теперь уже на живот и забрался головой под подушку. Стук колёс стал гораздо тише и даже немного убаюкивающим. Вместе с темнотой они сделали своё дело, и спустя каких – то две – три минуты сон взял верх.

Тряска за плечо пробудила меня. Пальцы настолько сильно сдавили его, что левой рукой я не без усилия оттолкнул будящего. Зажатый в правой руке телефон вспыхнул от прикосновения в темноте, показывая на заляпанном дисплее время. Не прошло и часа. Да что за ночь в конце концов! Поезд сильно трясло. Он развил невероятно высокую скорость, заставившую меня нервничать ещё сильнее, чем после такого бестактного пробуждения, которое я не мог оставить без внимания.

– Зачем вы разбудили меня? – обратился я к человеку, отпрянувшему в сторону и теперь стоявшему в дверном проёме. Он загораживал свет из коридора и, кроме того, что это мужчина, а не проводница, изъявившая желание сообщить мне о какой – то, якобы моей станции, не было ничего понятно. Если мужчина и собирался отвечать, то с ответом явно не хотел торопиться. Только тяжело и размерено дышал, как будто он пешком поднялся на десятый этаж дома или бежал за поездом не один десяток километров, догнал и теперь стоит, пытаясь отдышаться.

– Говори, – уже обращаясь на «ты» и повышая на него голос потребовал я.

Человек продолжал столбом стоять без движения. Вспышка. Купе в который раз осветил промелькнувший в маленьком окне фонарь. Глаза, уже отошедшие ото сна и вполне привыкшие в темноте не подвели – мужчину рассмотреть удалось. На нём были обычные чёрные брюки, опять же чёрный пиджак, под которым была белоснежная рубашка, немного ослепившая при свете фонаря. Один уголок выбился из – под полы пиджака и теперь небрежно болтался из – за покачивания вагона. Лицо не выражало совершенно никаких эмоций. Несмотря на темень в купе удалось разглядеть и его ноги. Он был бос. На улице ноябрь месяц! Всё было слишком странно, чтобы уделять чрезмерно повышенное внимание именно этой, сейчас не такой важной детали его внешнего вида. Человек до сих пор не проронил ни слова. Я резко сел и ударил кулаком по столу. От удара ложка, лежавшая на самом краю, пару раз противно прозвенев, слетела со стола и упала на линолеум, которым был застлан пол. Кружка опрокинулась на бок и описала полукруг, остановившись лишь после того, как упёрлась ручкой в поверхность стола. На стол хлынул давно остывший и сейчас уже едва не ледяной чай, так и не допитый за весь вечер, проведённый в дороге. Жидкость, искрясь в лунном свете, растекалась и всё ближе подбиралась к краю, огибая сахарницу и блюдце с несколькими печеньями и конфетами. Задержавшись на мгновение у бортика, окантовывающего края, чай полился на пол. Достигая линолеума капли брызгами разлетались на лавки и вещи, стоявшие внизу. Чай, перетекая от тряски поезда из стороны в сторону, коснулся ног мужчины. Он стал переступать с ноги на ногу, ёжась от неприятной прохлады, после чего всё же начал говорить:

– Я пришёл вас сопроводить. Мне велели.

– Кто велел? И кто ты такой вообще? Откуда вдруг взялся, – гневно говорил я, едва не срываясь на крик.

– Довести, показать куда…

– Отвечай на вопрос! – рявкнул я, хватая кружку и швыряя её в дверной проём. Пролетев между ногой и дверью, кружка со звоном разлетелась на осколки. Особо крупный вместе с ручкой отскочил от стены и упал рядом со ступнёй незнакомца. По двери стекали последние капли чая, оставшиеся в кружке и при броске отправившиеся в разные стороны. Я поднялся и облокотился обеими руками на стол. Ладони попали прямо в чай и хлюпнули в такт друг другу.

– Старшая послала меня. Подошло ваше время.

– Какое ещё время? Можешь объяснить ясно и толково, что здесь вообще происходит? Какая ещё старшая? Или я буду вынужден звать проводницу и уже в её присутствии с тобой беседовать.

– Она и послала. Разве вас не предупредили, что вам выходить?

– Во – первых, моя станция будет утром и далеко от того места, где мы находимся сейчас. Во – вторых, кругом один лес. Какая здесь может быть остановка? Ты так не считаешь?

– Для всех, кто едет в этом поезде, скоро будет остановка. Конечная станция.

Гул едва не летящего поезда начинал заглушать слова. Вагоны ходили из стороны в сторону, состав начало качать с такой силой, что пришлось сесть на столик и взяться обеими руками за верхние полки. Лужа на столе моментально впиталась в джинсы. Я поёжился. В дополнение ко всему спины коснулся холод, исходивший от обледенелого окна. Дверь открылась до конца и в купе, огибая человека, вошла ранее посетившая меня проводница. Она снова, а может и до сих пор улыбалась.

– Через две минуты приедем. Вещи можете не брать.

Терпению пришёл конец. Одно лишь такое бестактное пробуждение или просто весь этот бардак меня вывел из себя, но таким бешеным я себя никогда не ощущал.

– Я направляюсь к старшему проводнику. Вам бы не помешало пройти со мной.

– Нам не нужно. Я и есть старший проводник.

– Вот так поворот, – я поставил одну ногу на пол, – давно бы так. Тогда почему вы не разберётесь с этим цирком?

– Всё хорошо, всё под контролем. Тридцать секунд до прибытия.

– Да я…

Умиротворение наполнило меня. Я буквально почувствовал, как оно растекается по всему телу. Словно ничего не было и эти люди только что вошли ко мне. Стало тепло, правда, непонятно как. Всё тот же холод, но столик и полки грели меня так сильно, что ничем не уступали горячим лежакам на берегу любого моря. Тепло стекалось ко мне отовсюду. Но всё это не удивляло. Просто спокойствие. Скрипнул стол. За спиной кто – то был и сейчас сидел на столе со мной. Нет, это же невозможно, ну никак. По неизвестной мне причине проверять не хотелось. Позади меня прозвучал спокойный женский голос, в котором был легко различим приказ.

– Ты ошиблась. Это не тот человек, который тебе нужен. Найдёшь другого.

– Не сейчас. Время подошло.

– Тогда сегодня оставайся ни с чем.

– Вот ещё!

Проводница в рывке моментально подскочила ко мне и схватила правой рукой за ворот свитера. Левой рукой она велела последовать её примеру незнакомцу. Если он медлил с ответом, то сейчас беспрекословно и моментально ринулся выполнять всё, что ему приказали. Закрыв дверь ударом ноги, бросился ко мне и, схватив за руки, потянул со всей силой на себя. Откуда только ей было у него взяться в таком хилом теле?! Старшая проводница теперь уже свободной левой рукой вцепилась в живот и потянула меня со стола. Помощник, поняв её без слов, дёрнулся назад, не выпуская моих рук. Но своего места, занятого на купейном столике, я не покинул, несмотря на их чрезмерные усилия. Тепло, раньше исходящее от всего вокруг, теперь сосредоточилось у меня на животе, как будто я проглотил крошечное солнце и запил его водой со льдом. Опустив глаза, я увидел руки, обхватившие меня сзади. Обыкновенные с виду, но необычные по ощущениям, они не чувствовались, не давили на меня, а просто держали. Уже ничего не удивляло сегодня. Всё происходящее казалось бредом больного или плодом разыгравшейся фантазии, но никак не явью. Непонятные неизвестные люди ведут себя странно и совершают поступки, которым не дать объяснения, как ни ломай голову. Пусть продолжается как есть – уже даже всё равно…

1

Через разбитое за доли секунды оконное стекло меня молниеносно выдернули из вагона. Протяжный лязг металла остро резанул по ушам. Звук корёжащегося железа смешался со звоном бьющегося стекла и скрипом блокированных колёс поезда, стирающихся о рельсы и засыпающих снег, находящийся у путей, снопами ярчайших золотисто – жёлтых искр, слепящих глаза. Кто – то тащил меня по заснеженной земле прочь от поезда. Подобно исполинской гусенице, он согнулся в дугу, подняв треть вагонов, составлявшую середину состава, на высоту, сравнимую с трёхэтажным домом. Хвост по инерции поджал остальную часть, и дуга с грохотом начала крениться набок. Из-за головного вагона поезда в воздух взлетели несколько других. Не тех, что были в составе моего. Грузовые. Десятки массивных бочек с горючим вылетели и, упав в снег, остались неподвижно лежать в тени стремительно приближающегося к земле поезда. Вагоны рухнули наземь и начали скользить по наледи в моём направлении, но кто – то продолжал тащить меня от всего этого кошмара всё дальше и дальше, так что мне оставалось только наблюдать и бездействовать.

Холод и морозная сырость снега совершенно не ощущались. Свитер был изорван в клочья. Десятки ниток развевались на ветру, высвобождались от его силы и утопали в сугробах. Рукава рубашки болтались мокрыми и тёмными лоскутами. После меня на земле оставался тёмный снег. Цвет при свете луны было не определить. Одни мрачные цвета, которые дополняли голубоватый лунный и яркий белый снежный оттенки в ночной мгле. Скрежет рухнувшего поезда и лопнувших бочек заглушило журчание горючего, растекающегося по белой глади. Всё смешалось, и только груда железа в центре давала понять, что всё происходит на самом деле. Вспышка озарила окрестности… Пламя, стелясь по снегу, топило его, и вода лужами оставалась на промёрзшей ноябрьской земле. Огненные языки лизали вагоны, проникая внутрь и выжигая их до металла, оставляя внутри лишь пепел вещей и деревянной отделки. Деревья отбрасывали пляшущие тени стволов, охваченных огнём. Большой костёр посреди леса, уничтожающий всё, к чему смог прикоснуться. Только жар не чувствовался… Может творящееся передо мной – фильм, а мне отведена роль зрителя, иначе как всё это объяснить? Абсурд. Некто продолжал отдалять меня от места столкновения поездов, таща за ворот свитера. Треск огня и завывание ветра нарушал только скрип снега подо мной. Неужели все пассажиры поезда погибли и теперь безмолвно сгорают в этих грудах железа, совсем недавно стучавших колёсами по рельсам? Никаких звуков в опровержение так и не доносилось из горящих вагонов. Хотелось ясности:

– Кто ты и как оказалась за моей спиной в вагоне?

– Точно так же, как и проводники.

– Они, между прочим, через дверь вошли в отличии от тебя. Ты как-то незаметно за спиной оказалась. И тот босой мужик – тоже проводник? Быть не может такого.

– Именно. Я – такой же проводник, как и они. Или не веришь?

– Веришь, не веришь… Не понимаю. Вы все ехали в этом поезде?

– Какое – то время, – немного подумав, ответила спасительница – да, ехали. Лично я дремала на верхней полке, потому ты меня и не заметил сразу.

– Как… Да если бы не ты, то я сейчас жарился в одном из этих вагонов! А как же люди? И те двое, что были в купе. Может кому – нибудь удалось выжить! Нужно посмотреть.

– Мы ничем не поможем. К тому же не позже, чем через десять минут здесь уже будет кому обо всём позаботиться и разобраться в произошедшем, а тебе о себе лучше волноваться. Вон, на след – то посмотри после себя, – сказала за спиной девушка и отпустила меня.

Успев увидеть багряный снег, но, не продержавшись и секунды в сидячем положении, я рухнул в сугроб. Моментально засыпало лицо, забило уши и попало в нос. Руки не слушались совсем, потому пришлось молча лежать с открытым ртом – дышать хоть как – нибудь было нужно. Сердце бешено забилось, разгоняя кровь по вдруг почувствовавшему все неприятные ощущения телу. Лицо невыносимо кололо от жёсткого снега. В израненных руках чувствовался каждый пульс ожившего сердца. Тело словно только что выпало из пресса – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тем более пошевелиться. Морозный воздух скопился в горле и там остался, не желая проходить дальше. Перед глазами расстилалось небо с клубами дыма, частично освещаемыми бушующим пожаром.

– Подними меня. Мне холодно.

В ответ только тишина. Закатив глаза, я не обнаружил той, что сегодня устроила мне второй день рождения. Скрипа снега тоже не было, значит она не отходила. Тогда где она? Рядом ведь была и ни шагу не сделала…

– Я ведь даже не знаю твоего имени. Вернись, куда ты ушла?!

Пересилив боль, я вдохнул носом. Талый снег заставил закашляться. Тело словно порезало на части как овощ новенькой резкой. И всё же жизненно необходимая порция спасительного воздуха дошла до места назначения. Запах палёного ударил в нос, смешиваясь с парами бензина и дымом. Снова начавшийся кашель, едва не разрывающий на части, заставил повернуться на бок. Вроде полегчало, только надолго ли… Выдох и снова вдох. Силы для движения по – прежнему не ощущались, а Её нет.

– Верни—и—и—сь!

Одно лишь протяжное эхо разнеслось вторящими друг другу отголосками по всей местности. Повторный взрыв отбросил мелкие куски металла к деревьям. Несколько стволов повалились от взрывной волны и покатились по наледи, потухнув с шипением в снегу. Меня обожгло, и запах палёных волос перебил все прочие начисто. Свитер на спине и брюки загорелись, моментально обжигая тело. Я вернулся на спину и, приложив все силы, оттолкнулся ногами чтобы последовать за брёвнами. Зацепив какую-то кочку рукой, перевернулся и покатился со склона вниз головой. Любой удар обо что – нибудь твёрдое ничем хорошим точно не кончится. Да что я переживаю – второй день рождения всё – таки! Из поезда спасли, а тут камень какой или сук, подумаешь… Лёд, разобравшись со свитером и частично с рубашкой, уже добрался до кожи и царапал её как десяток кошек за раз. Вдруг склон кончился, и несколько секунд моего парящего полёта завершились падением на лёд. Последнее, что я успел услышать, был глухой стук моей несчастной головы об поверхность покрытого толстой коркой водоёма.

– Крепкая у тебя голова, страдалец.

Она пришла ко мне, нашла меня неизвестно где, под каким-то склоном. Спасён! Правда, опять ничего не чувствую, да и ладно – ведь жив! Её не было видно, хотя снова стояла где-то рядом.

– Я ждал тебя, думал – всё, приехали. Где ты, подойди ко мне.

– Тут я, тут, успокойся.

– Без твоей помощи не поднимусь. Помоги.

– Подойди да помоги, – в Её голосе звучали нотки укора – сначала сам пробуй, потом проси.

– Вот, смотри, пожалуйста!

Встав с трудом на четвереньки, я замер. Руки предательски заскользили, и я неуклюже растянулся на льду. После ещё четырёх попыток, в итоге не увенчавшихся успехом, просто лёг на спину и уставился в ночное небо. Звёзды и ни одного облака. Ни единого намёка на то, что где—то неподалёку произошла катастрофа довольно крупного масштаба, унёсшая жизни нескольких десятков людей, если не больше сотни. Теперь они все там, в горящих вагонах. Должно быть, туда уже давно прибыли машины пожарной службы и скорой помощи. И телевидение уже тут как тут. Завтра заголовки всех газет большими буквами будут привлекать внимание к себе, а в новостях скажут, что начато разбирательство и виновные будут наказаны. Так всегда, все привыкли.

– Видишь, не получается! Сил нет совсем.

– Хорошо, – снисходительно сказала спасительница.

Она наклонилась надо мной. В зелёных глазах было по луне, отражавшейся во льду и придававшей глазам оттенок аквамарина. Длинные каштановые волосы спали с плеч, скрыв от меня небо и окружение, оставляя только Её лицо в полутьме. Она улыбнулась и, обхватив меня за плечи, подняла и посадила на лёд. Не убирая одну руку с плеча, незнакомка села рядом. Теперь мне удалось её рассмотреть. Чёрный пуховик чуть ниже колен, доходивший практически до сапог и белая вязаная шапочка. Больше про одежду нечего было сказать.

– Сам, сам, – буркнул я.

– Пытаться – то надо, иначе как собственные силы оценивать.

– А смысл?

– Тебе как минимум нужно выбраться отсюда, если ты не хочешь тут оставаться, в чём я очень сильно сомневаюсь.

– Так люди же на месте столкновения. К ним сейчас выберемся, и нас спасут.

Она подняла голову вверх и стала насторожено вглядываться в чащу на уступе, с которой недавно кубарем скатился я. Повторив её действия, стал прислушиваться к звукам наверху. Уже были отчётливо слышны сирены, перекрывающие вой друг друга. На их фоне были едва различимы крики людей, сливающиеся в одно неразборчивое гудение.

– Пойдём, – я попытался встать, убрал Её руку с плеча, но для удержания равновесия меня уже не хватало, поэтому встреча со льдом вновь раз оказалась неминуема.

– Тебе, видать, просто нравится себя калечить. Уже который раз падаешь, потом снова встаёшь и обратно на землю, и так раз за разом.

– Как же твоя оценка сил? Сама же хотела проверить, вот я лишний разок и пробую себя.

– Думаю, достаточно. Согласен?

– Да, пожалуй.

Незнакомка поднялась с земли, отряхнулась от налипшего местами снега и протянула мне руку. У неё были такие изящные пальцы, что создавалось неподдельное ощущение их хрупкости. Я лежал и смотрел на неё не отрываясь.

– Ну, чего ждёшь?

Ответа не нашлось. Ничего не жду, просто не тороплюсь. Куда можно торопиться в такой ситуации. Наверху помощь, тепло, люди. Поднимемся и всё будет в порядке. Однако же и выдался денёк! Весь день собирал вещи, готовил провиант в дорогу, торопился, нервничал, а так всё кончилось, хотя…

– Вещи, мои вещи!

– Где, в вагоне?

– Ну да. Ты ведь меня вытащила через окно, а о них никто не позаботился. У меня там были… было… Что у меня там было?

– Ты вообще с собой что – либо брал?

– А как же!

Моему возмущению не было предела. Там наверняка была пара – тройка таких любимых вещей, которые я специально искал по всему городу в летнюю жару, долго примерял, снимал, одевал снова и стоял у зеркала, доставая продавца вопросами «Вот это мне идёт?», «А если с той вещью попробовать, как думаете?» и им подобными, после чего покупал что – то одно и довольный шёл домой считая, что день удался и теперь можно отдохнуть или даже сходить вечером в какое – нибудь приличное место в этой самой вещи. Кроме них там были ещё запасные, но их было не жалко. Какая – нибудь книга из серии тех, что можно перечитывать раз в несколько лет, насыщенная множеством стандартных события и ситуаций, с такими же стандартными героями, но со своей изюминкой, заставляющей вспоминать об этой книге по истечении определённого срока. Щётка, паста, мыло и всё остальное для дороги, когда ехать не одни сутки, а мне нужно было ехать…

– Ты знаешь, похоже я хорошенько головой приложился после падения. Не помню ни о вещах, ни о том, куда я ехал и зачем ехал. Может вообще прокатиться захотелось. Мало ли…

– Как бы там ни было, ты уже приехал и до своего пункта назначения не доберёшься.

– А я на другом поезде! – с уверенностью в голосе парировал я.

– Сомневаюсь, сомневаюсь. Даже уверена в обратном.

Я задумался. Спорить на самом деле было бесполезно. Пока на месте крушения всё разберут, пока проведут все работы и закончат разбирательство. Это как минимум затянется по срокам на неделю и я, само собой, опоздаю туда, куда должен был приехать. Если же рассуждать логически, то я не помню куда и зачем держал путь, а билет остался в поезде и узнать по этой причине так интересующую меня информацию не получится никаким образом. Поэтому и вступать в словесную перепалку без аргументов было как минимум глупо.

– Не стану спорить с тобой.

Я потянулся и взялся за её до сих пор протянутую ко мне руку. Слабой спасительницу назвать точно было нельзя. Без малейшего затруднения она подняла меня на ноги. Тут же я чуть снова не упал, причём сразу два раза подряд, но благодаря Её руке удержался. Убедившись, что я твёрдо стою на ногах, Она взяла меня под руку, по Её словам, для надёжности и предотвращения очередных, порядком мне уже надоевших, полётов. Поскольку я чувствовал себя почти идеально, если не брать во внимание полной потери памяти, то в больницу можно было не спешить, тем более что машины неотложной помощи были неподалёку.

– И куда теперь? – с неподдельным интересом обратился я к Ней.

– Вообще совершенно никакой разницы нет, куда нам идти. Кругом лес, простирающийся на десятки километров во все стороны. Так что давай вернёмся обратно к поездам, а там уже видно будет, что дальше делать. Хочешь ещё побыть здесь или пойдём сейчас?

– Идём. Тут больше делать нечего.

12 След.

Чистые страницы

Пролог

1

С этой книгой читают