Черно-белый портрет красных роз

Город за стеной без дверей

День 561

Сегодня был особенный день, день охоты. Элиор проснулся чуть раньше, чем взошло солнце, и быстро покинул дом. Ему предстояло пробежать два дома, следом свернуть направо, налево, промчаться еще мимо целого вороха халуп и дойти почти до самой Стены. Именно там стояла таверна, где еще хранились продукты. Немного, но этого хватило бы, чтобы прожить еще с месяц. Нужно лишь успеть до бури.

Элиор накинул плащ, а сверху рюкзак. Он вышел из дома, с усилием открыв тяжелую дверь, и посмотрел на небо, где вдали виднелась башня. Уже светлело, а значит, буря скоро придет. Времени совсем не было, и все же Элиор уделил внимание любимому фонтанчику, который уже давно не работал. Он стоял как раз у стены дома Элиора, и его украшала маленькая статуя голубя. Юноша погладил птицу и левой рукой зачерпнул немного воды, которая осталась от последнего дождя.

– Благословлен водой, – шептал Элиор, пока умывал смуглое лицо и шею. – Благословлен ветром. Благословлен землей.

Элиор проверил, что застежки на лямках крепко держат рюкзак и побежал, что было сил, на восток Города.

Уже через двадцать минут он оказался у таверны. Элиор почти запрыгнул внутрь, сгорая от внутреннего огня. Юноша одновременно схватился за грудь и бок, настолько его тело ломило. Он застонал, привел в порядок дыхание и только после этого встал.

Таверна не отличалась ни от одного дома, в котором уже побывал Элиор. Те же бежевые стены с полопавшейся известью и глиной. На окнах похудевшие от времени шторы. Вероятно, когда-то их сшили из самой яркой ткани, но сейчас они напоминали половые тряпки, при том не самые лучшие. На удивление целые окна совсем запылились, сквозь них едва можно было различить улицу, а на подоконниках скопился песок. Зато мебель, крепкая даже на вид, сохранилась на славу. Все эти стулья, столы, резная барная стойка. И картины. Много картин. Жители Города любили рисовать святых. Их измученные лица всегда пугали Элиора, и он никогда не видел их столько одновременно. При беглом подсчете юноша насчитал их шестнадцать, и только на одной из них не было святого.

Элиор подошел к картине. Она была маленькой, раза в два больше книги. Юноша снял картину со стены, сдул пыль и песок, и понял, что на полотне даже не человек. Существо состояло только из крыльев и глаз, похожих на совиные. Несколько смотрели вверх, на небо, но семь глаз не сводили взгляда с Элиора. Он, зачарованный, так долго рассматривал картину, что едва не упал, на секунду потеряв равновесие.

Юноша обернулся. Солнце поднималось все выше. Элиор повесил картинку на место и прыгнул за стойку. Еды оказалось навалом и вся свежая, словно только вчера ее привез какой-нибудь усатый фермер в клетчатом комбинезоне. Яйца, овощи, добрый шмат мяса, масло и бутылки молока. Элиору попалась даже гроздь винограда, но она уже не помещалась в рюкзак. Тогда он с недовольством выложил немного огурцов, чтобы уместить сладкие ягоды.

Но Элиор слишком долго собирал продукты. Послышался ветер и гул.

Элиор аккуратно, чтобы не разбить яйца, положил рюкзак к стойке и побежал к двери таверны. Она оказалась не такой крепкой, как у него дома, и все же это была хоть какая-то защита. Элиор закрыл ее на замок и пробежался по всему зданию, проверяя, все ли окна закрыты. Началась песчаная буря.

Ветер бил в окна. Песчанки царапали окна и стены, издавая противный жужжащий звук, словно на дом напала стая огромных насекомых. Элиор забился под стойку и достал из бокового кармана рюкзака бутылку с водой. Он налил немного себе в ладонь и смочил лицо.

– Смилуйся надо мной, сохрани жизнь, ибо не причиняю я вреда. Сжалься, ибо сестра ты мне, а я брат твой. Не будь мечом разящим, рассекающим огнем ночную темноту, а будь рукой матери, нежно гладящей по щеке.

Буря словно послушалась Элиора. Она не ушла совсем, но стала тише, изменила курс. Она не билась в окна, а тактично избегала их, засыпая песком улицу западнее таверны. И тогда юноша решил перекусить.

Пока он грыз огурцы, которые до этого отложил в сторону, ему на глаза попалась книга, спрятанная за бутылками вина. Ее обложка, коричневая с золотыми узорами на корешке, почти сливалась со стеллажом, и все же она не ускользнула от зоркого глаза Элиора. Он тут же подскочил и снял ее с полки.

У книги не было названия, автора тоже. И поначалу Элиору показалось, что и написана она на незнакомом языке. Но потом, вчитываясь в непонятные слова, он начал улавливать суть.

– «Мы воздвигнем сей Город, дабы защитить Ее, дабы под Его неусыпной протекцией процветала Она. Мы лишим Их дверей, не дадим Им тепла общения, но убережем от наших деяний».

Элиор скривился, но книгу не отложил. Он позволил себе сразу съесть весь виноград и немного помидоров из рюкзака, а в освободившееся место положил книгу.

Когда с обедом было покончено, закончилась и буря. Элиору повезло, в этот раз она оказалась куда короче, чем обычно, но на этом его везение закончилось. Когда он вышел из таверны, Элиор понял, что путь к дому завален песком. Обычно не бывает двух бурь в один день, но эта выдалась такой короткой…

Элиор накинул рюкзак и пошел дальше на восток, пока не уперся в Стену. Он положил руку на гладкий камень и вспомнил слова книги. Вспомнил, как искал дверь, ведущую прочь из Города, но так и не нашел ее. Элиор прошел вдоль Стены, пока не вышел на самую широкую улицу.

Юноша пересек почти весь Город, прислушиваясь в ветер и проверяя, открыты ли дома поблизости, чтобы при случае спрятаться от новой бури. Но она не началась, и Элиор без препятствий дошел до башни.

Высокие двери, как и всегда, оказались закрыты, а в окнах на самом верху ничего нельзя было разглядеть. Элиор постучал. Ничего не произошло. Тогда он постучал вновь, но теперь напористее, и за стеной послышался крик. Пронзительный крик, режущий камень ровно так же, как и слух.

– Поговори со мной, – крикнул Элиор. – Ты здесь одна. Открой дверь, я не причиню тебе вреда!

Но крик за стеной не прекращался, и никто не отворял засов. Элиор еще недолго постоял у закрытой двери, но вскоре уже вернулся домой.

Перед самым сном, плотно поужинав, Элиор вновь достал книгу и продрался сквозь непонятные слова.

– «Она зла, и Он зол. Мы пробудили в Них диких зверей, а для зверей мы строим клетки. Мы скроем Ее гнев, скроем Ее месть. И пусть Он смилуется над нами, ибо нам предстоит испытание».

Элиор захлопнул книгу, отложил ее и лег спать, но очень долго просто смотрел на стену.

День 562

Утром Элиор не спешил в Город. Он поднялся на второй этаж Дома и выглянул в окно. Из него прекрасно виднелась верхушка башни с высокими широкими окнами, и пока не началась буря, Элиор мог рассмотреть тени человека, бродящего по башне.

Фигура за окнами ни на секунду не останавливалась. Она ходила взад-вперед, иногда сгибаясь в поясе. Даже издалека Элиор понимал, что человек, запертый в башне, кричит. Юноше показалось, что он даже слышит этот крик, хотя тишину нарушал только легкий ветер. Но даже в нем летели песчинки, и Элиор почувствовал, как они царапают его лицо.

Буря выдалась мощной. Она бушевала целый день, до самого заката, и каждые три часа Элиор умывал лицо, приговаривая:

– Пусть опасность минует меня. Пусть кара не настигнет меня. Пусть смерть обойдет меня стороной.

Элиор то и дело вставал у окна, но буря мешала ему рассмотреть что-то дальше стекол. Он так и провел весь день дома и только под вечер вновь взялся за книгу, скривившись.

– «Мы все принесли Их в жертву самим себе, как раньше приносили себя в жертву Им. Честный обмен. Но наших сил недостаточно, чтобы уничтожить Их. И пусть Он будет на нашей стороне, если Она вырвется на свободу. Ибо черны наши реки, ибо горят наши леса, ибо бетоном пропитана земля. Ибо убили мы Ее, ибо отвернулись от Него. Гонимые их злостью мы обрели волю, но наша свобода может выйти нам боком. Да спасите наши души, да простите наши грехи, ибо не ведали мы».

С этими словами в голове Элиор уснул.

День 563

Как только очередная буря закончилась, Элиор выбежал из дома. Он промчался мимо фонтана, двинувшись напрямую к башне. Уже издалека он услышал крики той, кто сидел внутри башни, а когда юноша подбежал к дверям, они стали невыносимыми. Элиор кулаками стучал по мощному дереву и кричал:

– Открой же мне! Я знаю, кто ты, узнал из книги! Я понял, кто мы! Открой, впусти меня!

Но он не мог заглушить крики из башни. Тогда Элиор отошел на несколько шагов, разогнался и врезался плечом в двери. Выбить их не удалось, зато тут же прекратился крик. Элиор, поглаживая ушибленное плечо, услышал, как скрипит замок, а следом и дверные петли.

За порогом стояла худощавая девушка настолько серая, что бесцветные стены башни казались рядом с ней буйством красок. Ее волосы давно потеряли блеск, глаза потухли, сухая кожа лишилась цвета, а платье больше напоминало пыльный пододеяльник.

– Открыла, – только и сказал Элиор.

– Ты? Я не видела тебя так давно.

Девушка бросилась к Элиору, чтобы заключить его в объятия, но тут же согнулась в приступе и закричала. Ее рука неестественно вывернулась, из глаз потекли черные слезы. Она сжала зубы до скрипа, но даже так наружу пробивались ее вопли. Колени девушки дрогнули, и она упала, подняв облако из пыли и песка.

– Мне жарко, – жалобно произнесла она, протягивая руки Элиору. – Мне больно, точно меня режут тысячи мечей. Меня истязают, бьют, калечат. Помоги мне.

– Нет.

Элиор наклонился и помог девушке встать. Ее тонкие ноги едва держали худое тело, поэтому она оперлась на юношу.

– Нет, – повторил он. – Ты сама поможешь себе. Идти можешь?

Губы девушки задрожали. Она почти заплакала, но все же кивнула.

Элиор повел ее по широкой улице на юг, пока они не уткнулись в гладкую Стену. Юноша помог девушке сесть, взял ее лицо в руки и взглянул прямо в глаза.

– Они заперли нас. Они укрылись там, за Стеной, и мучают нас. Я не знаю, кто они такие, но они знают нас. И боятся. Их страх здесь. – Элиор снял рюкзак и достал книгу. – Они все записали. И нас недаром боятся. Тебя недаром боятся. Ты сильнее меня, сильнее их. Соберись. Ты сможешь нас освободить.

Девушка снова кивнула. Она опустила одну руку в песок, а вторую приложила к Стене и закрыла глаза. Поднялся ветер, но не тот, который предвещает бурю. Этот ветер был незнаком Элиору. Воющий, мощный, дикий. Стена задрожала за спиной у девушки, и Элиор услышал, как снаружи бьется ветер. Он ударил один раз. Второй.

На третий раз Стена рассыпалась, превратившись в песок. Элиор подскочил на ноги и посмотрел за спину девушки. Цветущие сады, сочные листья на деревьях. Шум реки неподалеку, песни птиц. Настоящий мир, дикий и такой незнакомый, но такой теплый и приветливый.

Девушка словно ожила. Она вдохнула полной грудью, и ее кожа налилась цветом. Волосы потемнели и засияли на солнце, а в глазах появился былой пыл. Она самостоятельно поднялась на ноги и взглянула на Элиора.

– Иди, – сказал он. – Покажи им, что бывает, когда от тебя отворачиваются.

Девушка взмахнула рукой, и ветер унес кучу песка, в которую превратилась Стена. Она подняла руки и от нее по земле пошла волна жара. Еще недавно место за Стеной напоминало Рай, но от силы девушки деревья засохли, трава почернела и загнила. Силы покинули почву, и эта порча все разрасталась.

– А что будешь делать ты? – спросила девушка, обернувшись к Элиору.

– То, что умею лучше всего.

Юноша шагнул на испорченную землю и вдохнул затхлый воздух.

– Я буду наказывать за грехи, – сказал он.

Двенадцать рассветов

День 1. Апельсин

Сегодня я проснулся по будильнику, хотя в остальное время года пренебрегаю этой звенящей штуковиной. Я в нетерпении подбежал к окну, крепко сжал подоконник, словно куда-то падал, и выглянул на улицу. Первый рассвет за целый год. Первые лучи, еще не прогревшие воздух. Этот рассвет всегда такой: теплый, мягкий, махровый. Очень похож на апельсиновый сок, хотя я и апельсины видел-то один раз, перед самым отъездом сюда. Я прекрасно видел верхушки елей, над хкоторыми плавали оранжевые облака, и с каким-то необъяснимым облегчением обнаружил, что они такие же зеленые, как и год назад. Мир словно не изменился за без малого двенадцать месяцев снега, холода и тьмы. Сейчас это было то самое теплое лето. Даже дождя не предвещалось. Обидно, когда такие дни, как этот, омрачает дождь.

Весь первый день лета я провел, отдыхая под открытым небом. Я нежился в лучах солнца, порой в благодарности вскидывая к нему руки, словно к божеству. Даже по сторонам особо не смотрел, хотя знал, что скоро придет Она. Скоро, но не в первый день. Может, оно и к лучшему. По крайней мере, я могу несколько часов выделить для себя любимого.

День 2. Фиалка

Я помню, как мама выращивала фиалки. У нее их было много. Цветы это неприхотливые, простые, но симпатичные. Ровно таким был и второй рассвет этого лета. Солнце поднималось лениво, точно потратило все силы уже в первый день, но я все равно был ему благодарен. Благодарен за этот фиолетовый свет, обрамляющий темные облака. За робкое тепло, уже достаточное, чтобы я снял с себя почти всю одежду, оставив шорты ниже колена и легкую футболку.

Она всегда приходила в этот день. Чем ей нравится именно второй день? За шестнадцать лет моей жизни здесь я так и не понял этого. Я записывал погоду, температуру, время рассвета и заката, еще бог весть что, но так и не нашел никакой закономерности. Наверное, это просто какая-то традиция. Наверное, в этом примерно столько же смысла, сколько и в свете звезд.

Я заметил Ее возле елового леса. Она шла осторожно, оглядываясь, смотря под ноги.

– Привет! – крикнул я и помахал ей. – Привет!

Она услышала меня. Я заметил, как Она дернулась, но все же не посмотрела в мою сторону. Может, не поняла, откуда идет звук? Но ведь Она помнит, где мой дом. Помнит, как сказала мне в четырнадцатый год ровно четыре слова: «твоя кожа такая бледная». Четыре слова, которые согревают меня холодными зимними ночами.

Я заметил, как Она скрылась в лесу, так и не поговорив со мной. Но ничего. У меня впереди еще целых десять дней. Десять дней! Сумасшествие. Десять дней тепла и возможностей. Я должен все успеть. Я должен успеть найти Ее новые слова. В моей коллекции их уже четыре, и, как знать, может в этом году я получу новые. Может, их будет семьдесят?

День 3. Дождь

Как же я этого боялся! Сегодня рассвет был тяжелым, вязким. Тучи застелили все небо, но даже они не смогли полностью закрыть солнце. Его лучи с холодным светом накрывали деревья, отчего они совершенно дико контрастировали с темными тучами. Но волновала меня не непогода, а то, что Она никогда не приходила ко мне в дождливые дни.

Я быстро взял себя в руки и поспешил заняться домашними делами. Собрал пару ведер дождевой воды, чтобы сэкономить ресурсы колодца. Убрался в дальних комнатах дома, хотя я туда и не хожу зимой. Они неотапливаемые и холодные, лишь пару из них, самых близких к моей собственной спальне, я использовал для хранения продуктов. Домашние хлопоты успокаивали, но в третий день мне пришлось пополнить запасы еды. А это значит, выйти из дома в дождь.

Как всегда, ящики стояли поодаль от дома. Ровно три ящика. Их доставляли каждый день лета, один на месяц. Едва хватало на год, дозы были выверены, точно рассчитаны, но я все же смог выделить целую плитку шоколада для Нее. Вдруг я смогу Ее угостить? Если бы Она подошла достаточно близко, если бы…

Помимо еды в ящиках всегда лежали тетради с исследованиями. В очередной раз я попытался понять все, что там написано, но предложения, сверх меры сдобренные терминологией, никак не хотят быть дружелюбными. Мне обещали эксперимент буквально на два года, а он затянулся уже на шестнадцать! Впрочем, мне нравится мой дом. Я рад здесь жить. Одиночество и рутина успокаивают. Чувство повторяемости усиливалось первые лет пять, а затем стало частью меня. Благодарной частью.

День 4. Корица

Четвертый рассвет, наступивший после ночного ливня, поразил меня красотой. Такие рассветы выдаются редко, хотя я люблю их больше всего. Они напоминают мою любимую приправу – корицу. Песочный, зыбкий, едва ли ни терпкий. Облака, уставшие за вчерашний день, плыли тихо, размеренно. Ели стояли ровно, точно это была картина, а не лес. И между ними я заметил тоненькую фигуру. Это была Она.

Я накинул ветровку, на улице было зябко, и выбежал наружу. Пока я шел к лесу, Она уже подошла достаточно близко, так что я смог хорошо рассмотреть Ее. Одежда была новой, сшитой по меркам, уж слишком удачно сидела. Волосы, темные и ниже плеч, собраны в хвост, а лицо, такое же бледное, как и у меня, выражало неуверенность и потерянность. Она была красивой, если я все еще правильно помню понятие красоты. Может, даже слишком красивой. Стройная, высокая, с большими глазами непонятного цвета. Иногда карие, иногда темно-серые, иногда зеленые. Если глаза – это отражение души, то Она – самая изменчивая натура из всех.

Сбавив шаг, я поднял руки, показывая, что мои намерения благие. Она задумчиво посмотрела на меня и наклонила голову. Но не отступила. Я счет это хорошим знаком.

– Привет, – сказал я. – Как тебя зовут?

Я всегда спрашивал это в первую очередь. Мне так надоело называть Ее просто «Она», что от негодования я даже стал придумывать Ей прозвища. Тень, Мираж, Иллюзия, Цель, Дух. Я перебрал больше сотни вариантов, но так и не нашел подходящего, и мне отчего-то думалось, что Ее имя откроет мне многие тайны. Но, как и раньше, Она не ответила.

– Ты помнишь меня?

Снова молчание. Она долго изучала меня. Странно, что ей достается новая, крепкая одежда, а мне приходится по нескольку раз зашивать старые, выцветшие футболки и свитера. Хоть нитки есть.

Она коротко кивнула. Я чуть не запрыгал от радости.

– Помнишь! – сказал я громче, чем следовало. Она испугано отступила. – Прости, пожалуйста. Я не хотел. Меня зовут…

Раздался гул такой силы, что затряслись деревья. Я упал на колени, не зная, просто закрыть уши или стремглав бежать к дому, к единственному месту, которое казалось мне безопасным. Раньше я не слышал такого звука и уж тем более не падал просто так на землю. К моему удивлению, рокот не напугал Ее. Она лениво обернулась и выдохнула. Посмотрев на меня, Она горько улыбнулась. Я старался запомнить каждый миллиметр Ее лица, старался запомнить изгиб губ и печаль в больших глазах. Мне захотелось обнять Ее, укутать в плед, поднять на руки и унести подальше от жестокого мира. Я бы смог защитить Ее. Стоял бы на пороге дома с мечом и убивал каждого, кто посмел бы нарушить Ее покой. Но Она просто ушла. Ушла, словно ничего не произошло.

Ночью я долго не мог заснуть. Я все думал о Ней, о Ее улыбке. Что за ней скрывается? Кто Она такая? Может, над Ней тоже ставят эксперимент? Но в чем его суть?

Она снилась мне в ту ночь. Мы долго говорили, крепко обнимались. Я счел это хорошим знаком.

День 5. Краски

Сегодняшний рассвет меня удивил. Я старался запомнить все краски мира, окружающего меня, но мне это не удалось. То ли окно было слишком маленьким, то ли краски слишком яркие. Я прошерстил старые записи и не встретил упоминания о таком рассвете.

Деревья сочные, едва ли не изумрудные; облака отливают холодным сапфиром, нависнув над лесом; небо чистейшее, голубое, точно река; свет солнца такой желтый, что напоминает лимон. Все это смешивалось в удивительно гармоничную какофонию красок, и такой рассвет я тоже счел хорошим знаком, равно как и мой сон.

Я долго ждал Ее возле леса. Поставил себе стул, чтобы не сидеть на голой земле, а рядом бутылку воды и пачку чипсов. Неразумная трата еды, чипсы хранились долго, и, хоть от них безумно хотелось пить, я быстро ими наедался.

Время шло так быстро, что я не успевал за ходом солнца. Я все воображал себе, как рассказываю Ей о жизни в моем доме. О семье, которую оставил за стенами эксперимента. Я воображал, как Она рассказывает мне все. О том, что любит и что ненавидит. Наверняка у Нее есть любимые фильмы и книги. Правда, мне будет неприятно, если Она не любит Борхеса или – ужас! – не знает о нем. Но это все поправимо. Мне только и нужно, что один длинный, вдумчивый разговор. Я хочу узнать Ее.

Но этот день так и прошел в моем воображении. Она не пришла. Солнце уже клонилось к закату, но я так и не увидел Ее фигуры среди деревьев.

День 6. Обыденность

Сегодня рассвет был удивительно обычным. Ни тебе интересного цвета, ни осадков, никаких ассоциаций. Ничего примечательного.

Она сегодня снова не пришла. Я начинаю волноваться, что спугнул Ее криком. Может, Она больше не хочет со мной общаться? Если это можно вообще назвать общением. Я чувствую, как начинаю злиться.