«ЕСТЬ МНОГО ОБРАЗЦОВ ПОВЕДЕНИЯ,

КОГДА НАХОДИШЬСЯ В НОРМАЛЬНОМ

ОКРУЖЕНИИ, НО КОГДА ТЫ В ОДИНОЧЕСТВЕ,

ОПАСНОСТИ И ТЕМНОТЕ, ЕСТЬ ЛИШЬ

ОДИН ПУТЬ – ПУТЬ ВОИНА»

ФЛОРИНДА МАТУС

Джон сидел на полу маленького и узкого железного каземата. Лампочка, забранная решеткой, тускло светила в углу над дверью. Он сидел на железном полу, привалившись спиной к стене, его ноги доставали едва ли не до середины более чем скромного помещения. Над головой торчали несколько рожков с рассекателями, на полу – дыра для водостока. Комната громко называлась душевой, а по совместительству – арестантской. Попал он сюда совершенно безвинно, по крайней мере, он так считал. Сейчас он хотел только три вещи – есть, пить и спать. Есть и пить было нечего, а вот спать он мог сколько влезет. Честно признаться, он удивился такому обороту вещей. События последнего времени изрядно выбили его из колеи, и теперь ему было уже все равно, что с ним будет дальше. Мысли все чаще возвращались к происшедшему. Да, встретили его достойно, проводили в каюту капитана этого могучего крейсера, с коего и прилетел летательный аппарат, учинили допрос по всей форме, но после короткого: «Уведите!» – заперли здесь. Чего Джон никак не ожидал. Хотя вообще то чего еще ждать: грязный, оборванный, обросший щетиной воин излагал довольно фантастические вещи. Конечно, им придется все перепроверить, а на это нужно время. Ладно, черт с ними, но покормить-то могли?! Постепенно Джон забылся в тяжелом сне и оказался снова там, откуда так недавно и счастливо вернулся. Снова в этом трижды проклятом месте…

Привычка иронично оценивать себя и происходящие с ним события со стороны, много раз помогала ему в жизни. И вот сейчас, вспомнив любимую поговорку дедушки: лучше потерять штаны, чем надежду, – он посмотрел на свои. Такие не грех потерять. За последние двое суток они здорово поистаскались, и сейчас через прорехи просвечивали худые, жилистые ноги, покрытые изрядным слоем грязи. Однако! Ближайший «обмывочный» пункт терялся в необозримом будущем. Полфляги мутной, теплой жидкости, которую он называл в зависимости от времени суток то чаем, то кофе, а то и какао, можно было смело принять за грязную воду из лужи, коей, впрочем, она и являлась, но теперь-то, правда с изрядной долей антисептиков. Впрочем, о вкусах не спорят. Все равно, другого ничего не было. Впереди неизвестность… она для него была и с легкой долей ожидания чего-то хорошего, и с солидной долей пессимизма. Потому что знал: это хорошее ему не обломится. С тяжелым вздохом он поправил ремень АКМа и зашагал к ближайшим скалам, видневшимся километрах в двух-трех впереди. Природа здесь не баловала разнообразием: только мутно-сизые скалы, песок и чужая красноватая пыль, противно скрипевшая на зубах. Да, еще были чахлые колючие кусты, но их было совсем мало. Зато всего остального было, похоже, многовато. Но что делать? Cредиземноморье – здесь всегда так. Ему, человеку с далекого севера, где снег лежит почти девять месяцев в году, эти излишки успели сильно надоесть, даже опротиветь, а потом просто осточертеть за эти последние трое суток. Двое из них он провел в пути, притом, в гордом одиночестве. Так получилось.

Сейчас он был несказанно рад, что провожатые отстали. Это были далеко не те люди, которых было приятно видеть. Все-таки это щемящее чувство одиночества и тревоги не покидало его. Один… В такой далекой и чужой стране, среди чужих людей, мертвенно-серых гор, песка, и низких, холодных звезд. Все здесь чужое. И осознал он все это сейчас оттого, что в голове непрестанно вертелся этот дурацкий вопрос: «Какой черт его сюда занес и что было ему здесь нужно?!» Раньше такие мысли как-то не приходили в голову. Хотя вот насчет черта-это зря. Все и так ясно, кто и зачем. А раз так, к чему мозги забивать всякой ерундой.

Вот, наконец, он набрел на долгожданную «прохладу», которой была тень серой скалы, да жидкий, чахлый кустик каких-то колючек. Испив «чаю» и растянувшись в «холодке», почувствовал себя почти счастливым. А вспомнив о заначеном «бычке» и выпустив густую струю дыма, ощутил себя абсолютно бессмертным. Часа два спустя, шагая вдоль вьющейся в пыли дороги, он заметил «джип». И хотя машина была метров за пятьсот, бежать было поздно, да, впрочем, и некуда. С одной стороны – скала, с другой – пологий склон, переходящий в низину. Укрыться негде. Не сбавляя шага, он передернул затвор и загнал патрон в патронник. Задвинул автомат за спину, чтобы спереди его не было видно, или хотя бы, не бросался в глаза. «Джип» остановился метрах в десяти от него, и после гортанного окрика, он поднял голову. На него смотрело шесть стволов. Водитель сидел спокойно, его руки были видны на баранке. Рядом сидел человек, одетый в такую же черную форму, как и у всех, но в отличие от их беретов, на голове у него-черная чалма. Красивая, окладистая черная борода, пронзительные голубые глаза и ствол пистолета дополняли композицию. Тот, в чалме, снова что-то гортанно крикнул и показал стволом пистолета вверх. Жест не нуждался в переводе. Согласно закивав головой и произнося все иностранные слова, какие знал или слышал, не заботясь о том, чтобы сидящие в машине его поняли, Джон сделал два, как бы, неуверенных шага вперед и вправо, перекрывая четырем солдатам в машине сектор стрельбы. Теперь их от него отделяла голова водителя и солнце, ярко светившее им прямо в глаза. Одновременно передвинул из-за спины АКМ, нажал на крючок. Выстрелить в ответ успел только тот, в чалме. Немного левее было бы, конечно, более эффективно, а так -здоровенная ссадина над ухом. Правда, здорово кровит. Теплые, брызжущие струйки крови падали в пыль, сбегали по шее, заливали воротник куртки, и стекая по спине попадали на многострадальные штаны. На мгновение он вроде как потерялся. Очнулся-чегой-то я сижу? Может автобус попутный жду? Впрочем с целым автобусом этих гавриков ему точно не справиться. Здесь ему помогла неожиданность и нахальство, да еще везение. Найдя у «земляков» перевязочный пакет-наскоро перевязался. Получилось, как в песне: голова обвязана, кровь на рукаве. Что он теперь имел: машина на ходу, воды целая канистра, в бардачке пачка сухих галет. Только вот для чего он оставил в машине офицера, выкинув его приятелей на дорогу, сказать, наверное никто не смог бы. Может, чтобы веселее было, а может его документы с обилием печатей и вензелей заставили уважать их хозяина. Понять что-либо из этой арабской вязи он не мог. Но все-таки, решил прихватить с собой, авось пригодятся. Вскоре дорога привела «джип» в узкий каньон, с обеих сторон которого торчали скалы и узкая горловина входа-выхода. Смеркалось. Памятуя о том, что ночь здесь наступает мгновенно, решил переночевать поближе к вершине, блаженствуя в обилии чистой воды, галет и терпких вонючих сигарет. Засыпал под низкими, близкими звездами, под аккомпанемент тишины. Перед глазами мелькали какие-то вспышки, песок, горы, горячий воздух. Потом приснилось красное, небритое лицо комбата и их батальон, медленно втягивающийся в узкий каньон. Близкие грохочущие, оглушающие очереди почти в упор. Оседающий на землю, в десяти метрах от него, комбат, с разорванной грудной клеткой, выкашливающий какие-то последние команды. И снова скалы, их семеро пропыленных и усталых. Вертолет, пыль, дрожащий и прыгающий в руках пулемет; удаляющийcя, затихающий шум винтов. Потом приснился дед. Высокий, седой с седой же бородой. Вспомнились его слова, когда Джон, еще пацан, пытался выстругать кораблик его большим охотничьим ножом. Тогда он сильно порезался и со злостью отбросил нож в сторону. Дед сказал что не бывает опасных предметов, бывают опасными люди, которые ими владеют, в данном случае ты опасен сам для себя. Потом вспомнилось почти забытое – как дед учил владеть этим же ножом, и почти щенячий восторг когда стало получаться, а дед показывал все новые и новые предметы, которые могли быть оружием в тайге. Это и спичечный коробок, и сухая лесина, и упругие ивовые ветки, и многие простые, казалось бы, давно знакомые вещи, которые могли понадобиться ему чтобы выжить. Но то в тайге – а здесь?.. Отчаяние и одиночество.

Еще сквозь сон Джону почудился шум моторов и непонятный говор. Просыпаясь, показалось, что все это происходит не с ним и наверное уже тысячу лет повторяется снова и снова с кем-то. Открыв глаза, увидел, что еще сумерки, но уже утро. Багрово-красный диск солнца угадывался у края горизонта. Внизу действительно слышалось какое-то движение. Осторожно подполз к краю и убедился: кто-то есть. Сползая по камням к «джипу», прикинул: судя по звуку двигателя- бронетранспортер, а значит и «воинов аллаха» при нем будет немеряно. «Броники» просто так, по одному, среди ночи здесь не ездят. Осторожно, не заводя двигатель, подтолкнул машину к горловине входа в каньон. Вход оказался шире, чем показался вечером. Два «джипа» разъедутся свободно, а значит, и более крупная машина пройдет. Это конечно – минус, но если закупорить эту дорожку, то, можно унести свою задницу подальше отсюда и не ввязываться в длительный бой. Конечно его арсенал значительно пополнился за последний день, но не настолько, чтобы выдержать открытый бой с регулярной частью. Можно задержать их здесь надолго, кое-чему в спецназе учили, но в проигрыше окажется все равно он сам. А если вышлют вертолеты, то его война может закончиться гораздо быстрее, чем хотелось бы. Предательское солнце быстро вставало. Утро вступало в свои права неотвратимо. Эх, проснуться бы на полчаса раньше, может и успел бы уйти, а теперь… Ладно, успеем еще поплакать. Не думаю, что ребята будут сильно рады знакомству со мной. Сунул гранату под покойника, усадив его на переднее сиденье, подумал – и сунул вторую. Когда залез на вершину, солнце уже взошло, и сразу наступил день. В прицел снайперской винтовки, взятой в «джипе», было хорошо видно покойника и все подходы к нему. Почему то на него он возлагал особые надежды, хотя и не мог объяснить почему. Час спустя в проходе показался медленно ползущий бронетранспортер с тоненькой стрелкой пушки на башне. Издалека, на глаз – двадцатимиллиметровая скорострельная пушка. Это был еще один минус. Но от их встречи с покойником минус превратится в большой плюс. Броник остановился, не доехав метров десять до «джипа». Высунувшийся до пояса танкист стал что-то торопливо кричать в рацию, размахивая другой рукой. Сзади остановился другой «джип», копия первого. Из него вышел пожилой человек и медленно пошел к машине. Одет он был в черную форму без погон и знаков различия. Только красивая борода с проседью и белая чалма с золотой окаемкой отличали его от других. Держа его в прицеле и не решаясь нажать на крючок, надеясь, что пронесет, он упустил момент, теперь между ними- «джип». Вероятность попадания сильно снизилась. Вокруг красавца в белой чалме шли его то ли друзья, то ли телохранители, но, судя по жестикуляции, скорее и то. и другое. Подойдя к машине, он что-то дико закричал, сорвал чалму и бросился на грудь покойника, его приятели пытались, и не без оснований, его удержать, остановить, но не преуспели в этом. Мощный взрыв двух итальянских гранат разметал черные фигуры. Сдетонировали баки в «джипе» и огненный дождь накрыл всех стоящих и сидящих в проходе. Еще не осела пыль и не унесло дым, как прямо из этой клубящейся массы вынырнул «броник» и стал торопливо «выкашливать"боезапас по окружающим скалам. Эта канонада значительно усилилась после того, как следом за ним в каньон въехало два грузовика с солдатами и еще один «джип» с установленным на нем крупнокалиберным пулеметом. Теперь боезапас расходовался капитально, со знанием дела и во все стороны. Полюбовавшись на этот концерт и поборов желание бросить в кучу-малу под шумок пару гранат, решил, все-таки, сматывать удочки. Подполз к другому краю, расклинил веревку в расщелине камнем, и привстав посмотрел на дно: куда бросать конец и много-ли не хватит до дна. Тут же сел и понял, что влип серьезно. Внизу, с другой стороны, было полно солдат, два бронетранспортера и даже легкий танк. Манипуляции на краю обрыва не прошли незамеченными и были вознаграждены «праздничными» залпами из всех видов оружия. Не высовываясь, он бросил гранату на звук скорострельной пушки и с удовлетворением услышал звук разрыва и «приветственные"крики. Бросил вторую, поверх первой-для верности. С другого края дела обстояли прекрасно-стреляли все, кто умел это делать и, похоже, из всего что могло стрелять. И чего это они так взъелись? Или им просто хочется повеселиться, или эти, в чалмах, может быть, отец и сын, были большие люди. А теперь их псы будут преследовать его, пока не убьют. И не дай-то бог попасть к ним живым! Подобные мысли витали в голове, пока их хозяин, занял, так сказать, господствующую высоту, под восходящим солнцем на неширокой террасе, которая возвышалась с обеих сторон метров на 15—20. Слева и справа пролетали различного калибра куски металла, мелкая и крупная крошка разлетающихся в разные стороны камней. Да, против регулярной части, зажатый на этом каменном клочке, его умение и весь арсенал не могли гарантировать ему шанс выбраться. Потихоньку пришлось ввязываться в перестрелку. Как только «праздничные» залпы стали стихать, самые резвые полезли на стену. Почти не целясь, он сбил двоих короткой очередью и перекатился в сторону, перезаряжая магазин. Если у них есть миномет то это будет не очень-то и весело! Минут сорок, в течение которых ему скучать не пришлось, но, впрочем, и повеселиться тоже, прошли быстро. Все это от того, что отдельные стрелки стали попадать довольно метко, грозя драгоценному здоровью. Он даже ввязался в перестрелку с одним, но бросил. Их просто было слишком много. Прикидывая по времени и ориентируясь по довольно приблизительной карте, выходило, что еще минут 10—20, и должны появиться вертолеты, если они у них есть вообще. Как любил говорить командир взвода, -настало время «принятия решения». Наверное, в жизни всегда есть это время-время «принятия решения». Можно остаться здесь, можно геройски рвануть вперед на ура, а можно отступить на заранее подготовленные позиции. Беда только в том, что этих-то позиций и не было. Солнце стояло почти в зените, а может это только казалось. Во всяком случае, прохладой не веяло. Воды немного еды нет совсем. По всему выходило, что обед придется пропустить. Внизу ребята затеяли перегруппировку, чтобы не переть нахально всем табором, тем более что уже «обожглись». Наблюдая, заметил, что связные, или как их тут называют, подбегают к одинокой машине, которую он в суматохе не сразу заметил, и, прикладывая руку к голове, по всей видимости, что-то докладывали. Для автомата-далековато, а вот винтовка с доброй оптикой разрешила проблему. Стекла крытой, бронированной машины отсвечивали, так что сидящих внутри не было видно. Но прикинув, что начальник сидит, скорее всего, справа от водителя, выпустил обойму на десять патронов, первые пять-бронебойных, прямо в лобовое стекло. После третьего выстрела оно покрылось мелкой сетью трещин, а после пятого все остальные пули без помех вошли внутрь бронированной коробки прошивая насквозь сидящих внутри и рикошетя от стен. Скорее всего, начальник, сидевший в машине, был дорог сердцу каждого воина, так как все на мгновенье позабыли о виновнике этого торжества и устремили уставшие взоры, а кое-кто и уставшие стопы к машине. Из множества глоток вырвался не то хриплый крик, не то рычание. Во всяком случае на слезы радости это было не похоже. Сам же он этого не застал, так как уже торопливо съезжал вниз на том, что осталось от штанов, срывая ногти. Туда, откуда он впервые поднялся сюда. Если удастся перебраться через этот каньон или хотя бы спрятаться в складках скалы и чахлом кустарнике, на той стороне дороги появиться шанс. Чтобы ребята не отвлекались от начатого дела, он поставил флаг на том месте откуда последний раз стрелял. Флаг простенький-к стволу винтовки привязал свой тельник и поставил ее на приклад, подперев камнем. И надо же, это нехитрое сооружение вызвало бурю энтузиазма. Нестройной цепью полезли вверх сразу человек двадцать. С той стороны, наверное, тоже самое. Один из самых ретивых подобрался к террасе ближе всех и закинул вверх гранату. Последняя исправно бабахнула, наградив благодетеля кучей щебенки. Следом за ней бабахнула еще одна, видимо ее кидали с той стороны и увидеть автора этого шедевра не удалось. Занятие это так понравилось участникам, что когда они разобрались что к чему, ряды энтузиастов заметно поредели. Умеют же, когда захотят.

Ему повезло забиться в расщелину и большую часть этого представления в свою честь он пропустил, а вызывать на «бис» – постеснялся. Сейчас же он старался удержаться на маленькой ложбинке, где то на середине подъема. И хотя в лопатку и спину упирался здоровенный обломок камня, зато непередаваемое чувство временной безопасности было вознаграждением за все. Сверху не видно и снизу не заметно. Одно плохо – жестко и есть хочется как из пушки. Пролежав до вечера в этом роскошном укрытии ‚без движения, он чуть не озверел. При малейшей попытке переменить положение вниз сыпались мелкие камешки или становилась видна какая либо часть тела, а все они, без исключения, были ему очень дороги. Развлечений было немного. Прилетали два вертолета и обшарили, казалось бы каждый метр на десяток километров в округе. Пешие воины тоже не скучали и уже в третий раз за день бодро обыскивали все кусты, скалы, камни и прочие, на их взгляд, укромные места. К вечеру угомонились. Набегались за день, бедолаги и расположились лагерем внизу. Выставив однако охрану, которой могла бы позавидовать иная военная база. Уважают! И будут теперь уважать! Иначе – не понимают! Как стемнело, он принял попытку выбраться из этого стойбища. Попытка почти удалась. Все почему-то ждали гостей извне, и никто-изнутри. Почти, потому что один, все-таки оказался подозрительным и крайне любопытным. Но скоро любопытство и подозрительность его исчезли совсем, и утром, когда его найдут, все поймут, что он свалился со скалы и свернул себе шею. Нужно быть осторожнее подумают они, и успокоятся. По крайней мере, хотелось бы в это верить…

За ночь Джон отмахал почти пятнадцать километров, конечно приблизительно. Обойдя далеко стороной какой-то аул или кишлак, или черт знает, как они тут называются. Благо, что слышно его было издалека из-за обилия собак, выясняющих свои собачьи отношения. День прошел практически спокойно, если не считать пролетевшего десять минут назад над ним вертолета. Учитывая маскировку, увидеть с воздуха его практически невозможно. Полеживая и покуривая вонючие, терпкие сигареты -размышлял: почему вертолет оказался здесь? Объяснений могло быть множество, но самое неприятное и самое вероятное то, что его все-таки нашли. Где-то наследил в потемках. Отсюда следует вывод-нужно быстро уходить. Не хотелось в это верить, но обманывать себя еще хуже. Вопрос второй-куда? Если поймут что ему нужно на север, к морю-там наши, то враз перекроют все дорожки-пути. Давать крюк-все равно накроют. Чем дольше в пути, тем меньше шансов дойти к цели. Хотя если думать о шансах: какие у него были тогда шансы, когда он остался отстреливаться, вызывая огонь на себя и давая улететь последнему вертолету с ранеными и оставшимися в живых пацанами, для которых это было их первое дело. Кому из них он мог приказать остаться?! Пожалуй, только себе. Сержант – он и в Африке сержант. Опора и стержень армии. Да к черту все эти опоры и стержни, так до многого можно додуматься. Например, как вообще они здесь оказались: и живые, и мертвые. Кому это нужно? Уж точно не тем, кто остался в этой чужой земле навсегда. И вот теперь из-за какого-то засранца ему нужно встать и идти, идти в никуда. Идти прямо сейчас, а ведь еще светло, и его могут засечь, может вернуться вертолет, могут перекрыть весь квадрат и начать методичное прочесывание, могут… черт их знает, что они еще могут. Но все-таки кровь он им пустил, значит, отомстил за ребят, а это значит все-не зря, заставил их уважать русского солдата, значит это все нужно всем нам! Ну, а раз так-вперед!

Смеркалось. Ночь здесь наступает мгновенно, и она наступит через полчаса, а пока у него есть время перевести дыхание. Впереди маленький поселок, всего несколько домов. Да и дома-то смех один-неказистые, сложенные из камней и, кажется, без глины или цемента. Просто сложенные друг на друга. Зайти или нет? Если его вычислили, то лучшего места для засады просто не придумаешь. Но с другой стороны: их множество-он один, его можно было уже сто раз прихлопнуть. А раз не сделали этого до сих пор, значит задумали что-то на редкость гадкое. Впрочем что еще можно ожидать? Самое худшее- это взять его живым, видимо, за особые заслуги, не считаясь с потерями. Ну, впрочем, это вряд ли получится. Хотя, зарекаться не стоит, чтобы не сглазить. Время ужина. Завтрак был очень легкий-только две галеты, это все, что было в карманах «любопытного», а обед он опять пропустил. Подобравшись к крайнему дому, долго лежал, вслушиваясь. Что-то странное было в этой тишине, чего-то не хватало. Вдруг осенило-собаки! Почему их нет? Чтобы не лаяли на чужих! Значит, здесь чужие. Попался! Как пацан! Вскочил и зигзагами бросился в сторону, под ногами загремели камни. Тотчас же по камням ударила очередь. Стрелок был довольно близко. Похоже, «пасли» его весь день, и обратно дороги нет, нужно уходить через это безвестное поселение, прямо через кривые улочки и маленькие садики во дворах, если еще не обложили с другой стороны. Впрочем, последнее маловероятно. Но может быть удастся проскочить в темноте, да в кутерьме. Рванул к дому, перевалился через низенький каменный заборчик, уронив сверху несколько камней. Тотчас же в забор снова ударила очередь, раскидав остатки камней. Ну что же, время собирать камни и время разбрасывать их. Бежал, перескакивая низенькие ограды, спотыкаясь в каких-то ямах. Все. Впереди, сзади, со всех сторон бегут люди. Их слышно по топоту, бряцанью оружия, бегут нахраписто, по-хозяйски. Врезал очередь на слух в ближайших и не дожидаясь ответной благодарности ввалился в низенький, приземистый домишко. Внутри одиноко горела свечка и были люди. Вскинув автомат, он в последнюю секунду заметил оружия нет. Перед ним стояла маленькая, худая и какая-то ссохшаяся женщина вся в черном. За ней на низеньких нарах, тоже похоже из камня, покрытых тряпками, спал ребенок лет двух-трех. Женщина инстинктивно подняла руки, защищая себя и ребенка. Опустив автомат, подошел ближе. Женщина на лицо оказалась молодой лет 25. Одежда очень старила ее. Поднял руки, пытаясь успокоить ее, ожидая, что вот-вот она закричит и сюда ворвутся множество мужиков, ему придется защищаться и, возможно, убьют всех и ее с ребенком тоже. Она это, видимо, тоже понимала и на жест о молчании согласно кивнула головой. Прятаться в этом домике было некуда. Стоя посередине, он занимал большую часть комнаты. Женщина показала рукой на темный угол, занавешенный тряпкой, который он сразу и не заметил. Раздумывать некогда, шагнул за тряпку и увидел оконце и дальний конец маленького садика. С той стороны была тишина. Оглянулся на женщину, ребенка. Она протягивала ему что-то завернутое в тряпицу. Развернул. Оказалось -кусок черствого хлеба размером с ладонь. Прикинув, что скорее всего это весь ужин хозяев, Джон хотел отказаться, но не смог. Спазмы в желудке сразу дали о себе знать. Сломал кусок примерно пополам, меньшую сразу сунул в рот, большую положил на постель к ребенку и, не оглядываясь, полез в окно.

На рассвете, чувствуя, что сделать еще один шаг будет равносильно смерти, он рухнул на камни, уснув еще в воздухе, поскольку удара не почувствовал. И опять он оказался в далеком детстве, когда дед учил его всему, что знал сам, а знал он немало, все – таки три войны за плечами. Только сейчас он стоял рядом с ним. Джон смотрел на него снизу вверх, а дед ему что – -то говорил о том, что Джон должен чувствовать все окружающее его и происходящее с ним как одно целое только тогда возможна победа, о гармонии внутри себя и с окружающим миром. Он говорил еще что то и осуждающе качал головой. Но что – Джон не слышал и не понимал. Что он такого делал неправильно, или может, неправильно думал? Он хотел переспросить, но тут в его мозг ввернулся сигнал опасности. Открыл глаза от тревожного чувства – «чужой». Напротив, уставив на него большие темные глаза, не мигая, стоял зверек. Немного похож на нашу лису, но меньше, его покрытые редкими волосами уши чутко встрепенулись. Джон поймал себя на мысли, что они чем-то похожи, наверное, своей настороженностью. Проснувшись окончательно, долго не мог понять, как это так его угораздило опростоволоситься. Мало того, что дрых как пожарное ведро, так еще и шишку набил почему-то на затылке. Перед ним были опять проклятые горы, он лежал в расщелине между двух камней размером с хороший курятник. Что называется-отдыхал в тенечке. Ну ничего, скоро должны появиться приятели, они не дадут умереть от скуки. Медленно поднимаясь на уступы, гадал, что еще может его удивить и порадовать. За исключением, разумеется, большого новогоднего стола, крепкой бани с веничком, широкой кровати с белоснежными, хрустящими простынями, мягкой подушкой и пушистым одеялом. И чтобы можно было спать, спать. Но вот беда, что сначала есть или спать, или может быть руки помыть? Вопрос казался неразрешимым. А тут еще этот сон. Дурацкий конечно, а может нет? Продолжая подниматься, краем глаза глаза заметил несколько автомашин, а точнее – три. Как раз по ходу движения. Колонна двигалась медленно. Звука моторов не было слышно. Машины были до боли знакомы. Да это же наши «КАМАЗы», вот ведь дожил, так и себя скоро не узнаешь. Непроизвольно ускорил шаг, потом побежал. Кричать бесполезно-далеко, не услышат. Стрелять-так пожалуй еще и ответят. Задыхаясь бежал наперерез движению. Одна мысль – успеть, а там наши, свои. А свои – они и в Африке свои, это каждый знает. Перевалил через гребень, на мгновение замер и рухнул за камни. Машины еще не дошли до поворота, за которым их ожидала неприятная встреча. Не успеть. Все-таки рискнул, побежал, перепрыгивая через камни и щели вниз. Спускаться вниз труднее чем идти вверх. Сухой звук автоматных выстрелов, гулкие взрывы гранат и хлесткие разрывы мин, торопили его все больше и больше. Не успел. Оказавшись у дороги метрах в ста – осмотрелся. Около машин ходили люди в знакомой черной форме, по-хозяйски и деловито суетясь выбрасывали из кузова ящики и какие-то мешки. Двое вытащили из кабины раненого, видимо водитель. Последовал пистолетный выстрел в стриженный затылок, и тело русского осталось лежать в дорожной пыли. Наверно он озверел от этой, в общем то обычной на войне, сцены или от прошедших дней, а может от всего этого вместе. Выскочив на дорогу перед машинами и дико крича, поминая всех ближних и дальних родственников, расстреливал в упор набегающих солдат. Сменить магазин не успел. Первый, кто выскочил из-за кабины «КАМАЗа» получил нож в горло, его М-16 с подствольным гранатометом поменял хозяина и всем остальным стало еще хуже. Двое оставшихся воинов аллаха плотно засели за последним «КАМАЗом» и взять их оттуда было нечем. Время работало на них. Пыл боя спал. Пора раскинуть мозгами. Уйти уже не удастся. Пересечь 15—20 метров открытого пространства ему не дадут, оставаться здесь – долго не усидишь. Выставил ствол винтовки подальше и прислонил к колесу. Чтобы был виден противнику. Осторожно влез на крышу, во время очередных залпов-перепрыгнул на соседнюю крышу, благо что машину занесло от резкого торможения, и они стояли в двух метрах друг от друга. Самый отчаянный в это время пошел в атаку, под прикрытием товарища. Его перекошенное лицо с какими-то крошками в жидкой бороденке, со свежей ссадиной на щеке, кургузая курточка и штаны с обвисшими коленями создавали двоякое впечатление, если бы не железяка с длинным стволом, прижатая к животу, то пожалуй, можно было бы ошибиться с первого взгляда. Атака закончилась быстро – ударом в горло ребром ладони и хрустом сломанных шейных позвонков. Его приятель, не выдержав такого поворота событий, бросился вперед с автоматом наперевес. Из нужных пяти метров он не добежал двух, нарвавшись на очередь из автомата, который опять только что поменял хозяина. Наскоро обыскав всю, имеющуюся у него технику и собрав приличный арсенал, в кабине последнего грузовика нашел рацию нашего, армейского образца. Включив, с удивлением увидел зажегшийся зеленый огонек. Рация работала от аккумулятора машины и являлась как-бы стационарной. Если ее тащить, то вместе с ним, а лучше вместе с машиной. Осмотрев полюбившегося «железного коня"с радостью узнал, что повреждения скорее чисто косметические, по крайней мере, с виду. Выбитые стекла, фары, пробитый радиатор, судя по луже под кабиной. В двигателе он разбирался плохо и надеялся, что сможет, проехав километров пятнадцать-двадцать, оторваться от надоевших «земляков». Ему здорово повезло, машина с пробитым радиатором проехала без малого с десяток километров по дороге в ту же сторону, куда шла колонна. Развернуться он не смог и теперь, не торопясь, ехал вперед, в гору. Множество поворотов и непривычность в управлении занимали все внимание. Поэтому, когда мотор заглох и в кабине сильно запахло горелым, он понял, что сие приятное путешествие закончилось. Включил рацию, настроил на волну отряда и, на выдохе, вышел в эфир открытым текстом. На удивление, не прошло и пяти минут, как ему ответили тоже открытым текстом. Да, пожалуй в шифровке эти слова не нуждались. Тот, кто их знает, поймет в любом виде, кто не знает – все равно не объяснить, откуда этот незнакомый, грубый голос близко знает множество родственников и является чуть ли не отцом собеседнику. Сомнений не было, это точно свой. Таким словосочетаниям за границей не учат. Кратко изложил суть происшедшего, попутно упомянув, о стычке с регулярной частью и ее причины. Услышал в ответ что-то наподобие уважительного восклицания и уверения в близком знакомстве с его матерью. В этом он сомневался, но остальное заставляло задуматься. Договорились, что за ним пришлют летательный аппарат сразу же, как только этот аппарат окажется под рукой. А окажется оный под рукой часа через три, учитывая все инстанции. Плохо только, что где он сам находится, никто не знал, так как ориентировался все больше по звездам, ночью, определяя только направление. Но из объяснения понял: идти нужно на север, примерно километров пять по прямой-там ровная площадка с полкилометра в диаметре, которая и являлась контрольным ориентиром. Зачем вертолету нужна ровная площадка в полкилометра не ясно, или за ним хотят прислать «Боинг»? Но идти нужно -это как раз тот самый шанс, о котором так хорошо мечталось. Выбравшись из кабины, осмотрелся. На север, значит вниз, через ущелье, потом вверх до гребня, а там видно будет. Да по прямой километров пять, а вниз-вверх – все десять. Нужно их быстренько пройти, чтобы был запас времени на всякий случай. Развесив на себе разные железные вещи, стал похож на новогоднюю елку, но все эти вещи нужны для последнего рывка. Снизу по дороге двигалась колонна, видная издалека по столбу пыли. Пожалуй, минут через двадцать будут здесь. Пора. Молодым и резвым оленем запрыгал вниз. Успел отойти почти на километр, когда сзади раздался гулкий взрыв. Это самый любознательный открыл кабину «КАМАЗа» и наверно, успел сильно удивиться, увидев перед собой связку гранат, кольцо от одной из них висело на ручке дверей, как раз перед лицом открывшего. Без малого триста литров топлива устроили шикарные похороны многим, по чистой случайности оказавшимся на этой пустынной дороге. Ускорил шаг, сознавая, что от преследователей его отделяет только время, и оно тоже за них. Они дома, им торопиться не надо. А ему еще нужно добраться до него. До середины подъема его не видели. Подъем оказался положе, чем виделся издалека. Потом, увидев виновника торжественного фейерверка, они устроили форменное безобразие, открыв огонь из всего, что стреляет. Расстояние для прицельной стрельбы было великовато. Разумеется, если не подтянут что-нибудь посолиднее калибром. Останавливался только для того, чтобы оставить маленькие сюрпризы своим неутомимым преследователям в виде противопехотных мин. Таких замечательных, блестящих, маленьких штучек.

12 3 4 След.

Не убоюсь я зла! Частям особого назначения посвящается

Глава 1

С этой книгой читают