Первые годы жизни Шеклтона прошли в деревенской обстановке, но уже шестилетним мальчиком он попал в город. В детстве он не выделялся особенными способностями и в школе считался всегда посредственным учеником. В то же время это был очень живой, бойкий и общительный мальчик, с ранних лет пристрастившийся к чтению и увлекавшийся морскими романами, приключениями и путешествиями. Море влекло его, и когда он кончал школу и в семье возник вопрос о дальнейшей судьбе его, он заявил о своем желании быть моряком. Отцу хотелось сделать из него врача, но он не желал противодействовать стремлениям сына и решил дать ему возможность испытать свои силы на море. Сейчас же по окончании школы шестнадцатилетний Шеклтон поступил при содействии отца учеником на грузовой парусный корабль «Хогтон-Тоуер», отправлявшийся в дальнее плавание.

На этом большом трехмачтовом судне, сохранившем все старые традиции парусного флота, молодой Шеклтон прошел суровую школу. Уже первое его плавание продолжалось целый год. «Хогтон-Тоуер» должен был нагрузиться селитрой в Чили, и ему пришлось не только постоянно бороться со встречными ветрами и бурями, но и огибать мыс Горн в зимнее время, не выходя в течение шести недель из бури и снежной метели и находясь под постоянной опасностью разбиться о скалы или столкнуться с антарктическими ледяными горами. Судно на этом рейсе сильно потерпело: две шлюпки его были снесены волнами, паруса сорваны, многие из команды ранены и ушиблены но в конце концов «Хогтон-Тоуер» все же благополучно добрался до места назначения. Такое тяжелое плавание сразу по-настоящему познакомило Шеклтона с морем и жизнью моряка.

Ожидания отца, что, может быть, первый тяжелый опыт заставит его отказаться от морской карьеры, не оправдались. После двухмесячного отдыха молодой мореплаватель отправился на том же судне во второй раз в такой же точно рейс и выдержал еще худшую трепку у мыса Горн. Постепенно во время пути он ознакомлялся с парусами и с управлением ими, подучивался на практике морскому делу и мечтал уже о сдаче экзамена на младшего помощника.

Третье плавание Шеклтона на «Хогтон-Тоуере» было еще более тяжелым и продолжалось целых 2 года. Судно совершило кругосветное плавание: обогнув сперва мыс Доброй Надежды и зайдя за грузом в Индию, оно отправилось в Австралию, которую обошло с южной стороны, затем пересекло Тихий океан, выгружалось и нагружалось в Чили и, вокруг мыса Горн, вернулось в Англию. За это продолжительное плавание молодой Шеклтон настолько освоился с морским делом, что без особого труда сдал по возвращении домой в 1894 году экзамен на второго помощника. Море закалило его здоровье, а те хорошие задатки, которые у него были, позволили ему развиться в настоящего моряка, с открытым, веселым характером, твердым и настойчивым, с огромным терпением и выдержкой, с уменьем владеть собою и заставлять других подчиняться своим требованиям. Во время плавания он не терял свободного от службы времени даром, а старался чтением пополнить недостатки своего образования. Вместе с тем обнаруживавшаяся еще в школе склонность его к литературе, и в особенности к поэзии, развилась в настоящую страсть – он читал и изучал английских поэтов и особенно пристрастился к произведениям Броунинга и Теннисона.

Дальнейшая морская карьера Шеклтона была теперь обеспечена. После некоторого отдыха в кругу своей семьи он легко получил место третьего помощника на пароходе «Монмоусшайр» и отправился на нем в плавание, сперва в Нью-Йорк и другие американские портовые города, затем в Японию и Китай. Усовершенствовавшись еще более в практике и теории морского дела, по возвращении он сдал экзамен на первого помощника и получил затем место на пароходе «Флинтшайр», на котором проплавал до 1899 года.

Когда началась южноафриканская война, Шеклтон отправился в качестве третьего помощника на одном из транспортов с английскими войсками из Саутгемптона в Кейптаун и некоторое время пробыл в этом городе. Он уже и ранее, во время своих плаваний, не раз интересовался таинственными, в то время еще мало исследованными водами Антарктики и теми экспедициями, которые туда отправлялись, но тут, во время пребывания в Кейптауне, ему приходилось слышать особенно много разговоров о производящихся и намечающихся исследованиях южных полярных стран. Он узнал, что незадолго перед тем Борхгревинк прошел вдоль Великой ледяной стены и открыл, что она располагается на 30 миль южнее, чем указывалось Россом, что затем он высадился на материк и совершил впервые путешествие по поверхности материкового льда до 78°50′ ю. ш. Там же Шеклтон узнал, что в Лондоне организуется английская Национальная антарктическая экспедиция Королевским обществом (соответствующим в Англии Академии наук) и Географическим обществом, и у него сразу разгорелось желание принять участие в этом предприятии. По возвращении в Лондон он предпринял шаги в этом направлении, и они оказались не безуспешными.

Национальная антарктическая экспедиция, организованная упомянутыми учеными обществами, создавшими особый экспедиционный комитет, возникла главным образом по инициативе и благодаря энергии председателя Королевского географического общества Клемента Маркхэма. Ему удалось получить необходимые для экспедиции крупные денежные средства, частью от правительства, частью от частных лиц. Во главе экспедиции был поставлен капитан Роберт Скотт, его первым помощником являлся лейтенант Чарльз Ройдс, вторым помощником – лейтенант Берн, третьим – лейтенант Альберт Эрмитедж, а место четвертого помощника было предоставлено Шеклтону. Научный персонал экспедиции состоял из доктора Реджинальда Кёттлица, известного своими исследованиями Земли Франца-Иосифа, доктора Эдуарда Вильсона, бывшего одновременно биологом, врачом и художником, Т. В. Ходгсона, морского биолога, Г. Т. Феррара, геолога, и Луи Берначчи, физика, уже участвовавшего ранее в антарктической экспедиции Борхгревинка.

Для экспедиции специально было построено, по особым чертежам, судно, получившее название «Дискавери» («Открытие»). Оно было хорошо приспособлено для научной работы, и в особенности для магнитных исследований. Его работы должны были производиться согласованно с Германской антарктической экспедицией под начальством профессора Эриха Дригальского, на судне «Гаусс». Экспедиция «Дискавери» должна была исследовать море Росса к югу от Новой Зеландии, тогда как «Гаусс» должен был работать к югу от Кергуэльских островов. Позднее присоединились еще две научные экспедиции, производившие одновременно исследование моря Уэдделла, – экспедиция Oттo Норденшельда на судне «Антарктика», работавшая у восточного берега Земли Грехэма, вышедшая в 1901 году, и экспедиция В. С. Брюса на «Скотии», вышедшая в 1902 году. Таким образом, выполнялся обширный план международного обследования Антарктики. 21 марта 1901 года «Дискавери» был спущен со стапеля, весна и лето прошли в окончательном приспособлении судна и в сборе и погрузке всего снаряжения, и 6 августа экспедиция покинула берега Англии. Она направилась на Мадейру, Кейптаун и оттуда на Новую Зеландию, где конечным ее пунктом был портовый город Литтлтон, куда экспедиция прибыла в конце ноября. Там пришлось простоять три недели, так как требовались некоторые починки и переделки нового судна. В свое окончательное плавание «Дискавери» отправился 21 декабря и через несколько дней оказался уже у пояса плавучих льдов, которые судну удалось благополучно миновать, так что 9 января 1902 года оно стало на якорь у мыса Эдер. Здесь Шеклтон впервые имел возможность высадиться на Антарктический материк и познакомиться с его природой. Далее экспедиция направилась вдоль Земли Виктории, и перед нею развернулась широкая панорама снежных гор, среди которых особенно выделялись горы Себин и Мельбурн.

Девятнадцатого января на горизонте появилась дымящаяся верхушка вулкана Эребус, и на следующий день экспедиция на время остановилась в гавани, получившей название Гранитной. Два дня спустя показался мыс Крозье, и за ним обнаружилась серая полоса тянущегося далеко на восток Великого ледяного барьера. В течение целой недели «Дискавери» медленно шел под парами вдоль этой ледяной стены, и экспедиция могла любоваться ее ледяными обрывами. Впрочем, они казались здесь далеко не такими высокими, как можно было думать по описаниям Росса. В течение ряда дней иногда высота ледяной стены колебалась между 8 и 30 м, но иногда она постепенно возрастала и до 80 м, тогда как у самого ее основания глубина моря была 600—1000 м и было, следовательно, ясно, что весь этот колоссальный слой льда находится в плавучем состоянии. Иногда судно подходило ближе к стене, шло на расстоянии каких-нибудь 300–400 м от нее, и можно было хорошо рассмотреть структуру льда: он казался состоящим из наложенных друг на друга и сильно спрессованных слоев снега. Местами поверхность, обращенная к морю, была выщерблена и образовывала пещеры, в других частях можно было видеть резкие вертикальные следы излома, образовавшиеся вследствие того, что оторвались ледяные горы.

Затем экспедиция оказалась у входа в залив, вдававшийся в ледяную стену и находившийся примерно в 200–240 милях к востоку от мыса Крозье. «Дискавери» обогнул сплошь состоящий из льда полуостров, который охватывал этот залив, и затем прошел далее к востоку примерно еще 200 миль, до 150° з. д., все время имея в виду край барьера. 30 января экспедиция увидела горы неизвестной до того времени страны, и глубины моря уменьшились до 92 саженей. Здесь оканчивалась ледяная стена барьера, а путь далее на восток был прегражден совершенно непроходимым плавучим льдом. Эту новую землю капитан Скотт назвал Землей Короля Эдуарда VII. В дневнике Шеклтона, который он вел во время путешествия, имеется следующая запись: «Ближайшая горная вершина, лишенная снега, по нашим определениям, имеет около 450 м вышины, а склоны, тянущиеся от нее к востоку и к западу, вышиною более 300 м. Это настоящее открытие, и, по-видимому, замечательное. Совсем необычайное ощущение – глядеть на страну, которой до того не видал глаз человека!»

Ввиду невозможности пробиться далее на восток, экспедиции пришлось повернуть назад и идти опять вдоль ледяной стены на запад. Для высадки на берег был выбран залив, образованный в барьере, вблизи того места, где высаживался и Борхгревинк, именно под 164° з. ш. «Дискавери» подошел к краю барьера, как к пристани, выбрав место, где его поверхность выдавалась лишь на 5 м над водой, – пристань эта, впрочем, была совсем особого сорта, так как, когда судно к ней пришвартовалось, под килем у него было 600 м воды. Место это было названо бухтой Воздушного шара, так как экспедиция перетащила здесь на лед захваченный с собою привязной воздушный шар. Сперва на этом шаре поднялся капитан Скотт, но стальной трос, на котором шар держался, оказался таким тяжелым, что подняться можно было только на 200 м. Второй подъем был совершен Шеклтоном, который специально подучился воздухоплавательному делу в Англии. Он захватил с собой фотографическую камеру и сделал несколько превосходных снимков волнистой поверхности барьерного льда, но впереди на юге ничего не мог увидеть, кроме сплошной ледяной поверхности. Затем начался ветер, и дальнейшие подъемы на воздушном шаре стали невозможными.

Шестого февраля «Дискавери» снова вернулся к подножью вулкана Эребус, где, как было известно капитану Скотту, как будто можно было найти проход к югу. Обследовав окрестности, он скоро увидел, что нанесенный Россом на карту залив Мак-Мурдо являлся на самом деле проливом и что вулканы Эребус и Террор находятся на острове, который теперь получил название острова Росса. Экспедиция «Дискавери» направилась по проливу Мак-Мурдо и нашла место для зимовки на югозападном углу острова Росса. Затем началось хлопотливое время: необходимо было подготовить судно к зимовке, устроить на берегу небольшие хижинки для научных наблюдений и, наконец, вырыть фундамент и построить большую хижину, в которой могла бы поместиться вся экспедиция в том случае, если бы судно погибло.

Во второй половине февраля капитан Скотт отправил Шеклтона в первую санную экскурсию, во главе партии из трех человек, – его спутниками были Вильсон и Феррар. Задачей партии было исследовать, существует ли удобопроходимый путь на юг между островами Черным и Белым, которые виднелись к югу от зимовки. Партия эта вышла 19 февраля. Все санное снаряжение было совершенно новое, еще не испытанное в Антарктике. Одежда была теплая, шерстяная, непроницаемая для ветра, мех был применен только для рукавиц. Палатка была легкого типа, имелись спальные мешки и нансеновская кухня из примуса и алюминиевого котла. Кроме саней партия тащила с собой также небольшой норвежский складной плоскодонный челн, на случай, если встретится открытая вода. Остров Белый, казалось, находился в каких-нибудь 16 км, и Шеклтон предполагал, что до ночи они до него доберутся, но во второй половине дня хорошая погода сменилась снежной метелью с юга, и к 23 ч. 30 мин. все трое окончательно выбились из сил и были принуждены заночевать на морском льду. По своей неопытности все они слегка пообморозились, а пеммикан не сумели сварить так, чтобы он был съедобен, потому чувствовали себя довольно скверно. На следующее утро труднейшей задачей оказалось одеться и особенно натянуть на ноги совершенно замерзшие за ночь сапоги. До Белого острова дошли еще до полудня, но не могли найти места, где можно было бы на него подняться, и устроили лагерь опять на морском льду. Затем путникам удалось взобраться на остров, они связали себя веревкой и поднялись на самую вершину, на 832 м. С вершины было видно, что к югу ледяная поверхность становится глаже, к западу они увидели новый горный хребет, являющийся продолжением гор Земли Виктории, и Шеклтон взял углы на важнейшие вершины, так что Вильсон мог затем нанести их на карту. К 15 ч. они вернулись обратно в палатку. На следующее утро они шли три часа прямо на юг и оказались уже не на морском льду, а на изрезанном трещинами глетчерном. К 21 ч. они вернулись в палатку. На следующий день, возвращаясь на судно, они были вынуждены сделать большой обход, так как в морском льду обнаружились огромные трещины. Они направились к скалам, находящимся к востоку от мыса Эрмитедж, к самой южной точке острова Росса, где оставили свою плоскодонную лодочку. Облегчив таким образом свой груз, они смогли перебраться через хребет и скоро достигли «Дискавери», успешно выполнив, таким образом, первую свою небольшую санную экспедицию.

Появились признаки приближавшейся зимы. 2 марта впервые показались звезды на небе, так как солнце начало заходить за горизонт на столь продолжительное время, что наступала темнота. Шеклтону, заведовавшему продовольствием, приходилось теперь заниматься развешиванием провизии для будущих санных экспедиций. Когда одна такая экспедиция отправилась к мысу Крозье, чтобы оставить там извещение о присылке вспомогательного судна, Шеклтону некоторое время пришлось оставаться за капитана, так как Скотт был болен.

Двадцать третьего апреля солнце совсем скрылось за северным горизонтом на 4 месяца. Установился зимний распорядок дня. Все продолжали жить на судне в своих прежних удобных каютах, море вокруг судна прочно замерзло, и сообщение с сушей стало легким. Большая выстроенная на берегу хижина оставалась ненаселенной. Наступившая темнота не вызвала никаких заболеваний и никакого понижения настроения у зимовщиков, – запасы пищи были большие, судно освещалось электрическим светом, хотя ветряная мельница, приводившая в движение динамо, чтобы сберечь уголь, часто повреждалась страшнейшими бурями и под конец совсем была сломана. За исключением того времени, когда бури делали невозможным пребывание на воздухе, все постоянно были заняты разными работами и упражнениями на берегу или на льду. Члены научного состава экспедиции занимались своими исследованиями: физик сидел постоянно в хижине для магнитных наблюдений или около проруби, где был поставлен аппарат для записи приливов, биолог пробивал проруби во льду, через которые протаскивал драгу и ставил сетевые ловушки на рыб. Метеорологические наблюдения велись днем и ночью всем составом экспедиции по очереди, и каждому от времени до времени, приходилось дежурить ночью, что являлось наиболее тяжелой и опасной обязанностью. Случалось, если наблюдатель терял канат, протянутый от судна до метеорологической будки, находившейся в сотне-другой метров от него, он бродил затем часами среди слепящей метели, не будучи в состоянии найти обратную дорогу к судну. Вильсон и Шеклтон устроили еще специальную метеорологическую станцию на вершине Кратерного холма, поднимавшегося на 320 м над уровнем моря, и к ней им приходилось пробираться почти каждый день. Карабкаться на эту высоту по ледяному склону, среди темной зимней ночи, на холоде и при ветре было предприятием нелегким и иногда не безопасным.

Свободное время заполнялось чтением и бесконечными дебатами в кают-компании, чаще всего на литературные темы. В них Шеклтон, большой почитатель талантов Броунинга и других английских поэтов, принимал живейшее участие. Большим событием был ежемесячный выход на борту судна журнала «Южнополярное время», издававшегося и печатавшегося на машинке Шеклтоном и иллюстрировавшегося Вильсоном, – он рисовал превосходные рисунки и акварели. Редактор и художник окружали свою работу некоторой таинственностью. Редакция была устроена в удаленном уголке судна, где они, как заговорщики, работали вдвоем по нескольку часов в день. Сведения и корреспонденции получались как из кают-компании, так и из матросского кубрика, – для этого был устроен почтовый ящик, в который опускалось все, что предназначалось для редакции. Капитан упражнялся главным образом в писании акростихов, Эрмитедж описывал свои приключения в северных полярных странах, а члены научного состава экспедиции давали общедоступные статьи по своим специальностям. Шеклтон поместил в журнале несколько своих поэм. Одним из наиболее усердных сотрудников был Франк Вильд, которого с этого времени связали узы тесной дружбы с Шеклтоном на всю жизнь.

Кроме «Южнополярного времени», журнала слишком серьезного и литературного, чтобы отводить в нем место юмору и сатире, появился вскоре еще и листок более легкого содержания, под названием «Буря». В нем находили себе отражение все текущие события на судне, могущие служить источником увеселения. «Южнополярное время» по возвращении в Англию было даже издано в виде книги и сделалось общественным достоянием.

Так проходила зима, и, к своему удивлению, Шеклтон видел даже, что не хватает времени для той обширной программы образовательного чтения, которую он себе наметил. Как-то в июне капитан Скотт пригласил его и Вильсона к себе в каюту и сообщил им, что выбрал их двоих в качестве своих спутников в большое южное путешествие, намечавшееся весной, – это сообщение об участии в предприятии, которое должно было увенчать все работы экспедиции, было встречено Шеклтоном, конечно, с восторгом.

Четвертого июля около полудня начало становиться несколько светлее, – на севере появлялись признаки света, и передвигаться по льду стало легче. Шеклтону было поручено подготовить к путешествию собак. Никто на судне не имел опыта езды на собаках, для которых и упряжь была сделана совершенно новая, по образцу, выработанному самим Скоттом. Шеклтон принялся за дело и в несколько недель добился вполне благоприятных результатов.

В начале августа холода достигли высшей степени, – минимальный термометр на судне показывал –52 °C, а на мысе Эрмитедж даже –62 °C. В дневнике Шеклтона мы находим следующую запись 22 августа: «Сегодня день совершенно особенный, – мы в первый раз увидели солнце после 123 дней его полного отсутствия. Мы с Вильсоном поднялись на вершину Гаванного холма и смотрели на солнце оттуда, а на морском льду собралось также много народу, чтобы полюбоваться на него. Зрелище было, действительно, величественное, и я искренно обрадовался при виде дневного светила, – этого, конечно, не может понять никто, кому не приходилось терять его на такое продолжительное время. Вокруг солнца были красиво окрашенные облака, и струя светлого дыма, тянущаяся от Эребуса, загорелась под его лучами».

Скоро начались упражнения с санями, и капитан Скотт брал с собой Шеклтона и Вильсона в экскурсии для практики, чтобы подготовить их к большому путешествию. Для путешествия на юг Шеклтон практиковался в определении астрономического положения при помощи теодолита. На море высота солнца или звезд определяется обыкновенно секстаном, но для этого необходим или ясный и резко очерченный горизонт на море, или так называемый искусственный горизонт, состоящий из поверхности ртути. Ртуть, однако, замерзает при –40 °C, и потому ее невозможно употреблять в полярных странах при холодах. Капитан Скотт ввел поэтому в употребление теодолит. Это было весьма ценным нововведением, но необходимо было поупражняться, чтобы освоиться с этим новым для моряка инструментом; его недостатком являлся довольно значительный вес.

Отправление в большое южное путешествие, от которого так сильно зависел успех Национальной антарктической экспедиции, было назначено на 2 ноября 1902 года. Капитан Скотт, Вильсон и Шеклтон вышли в этот день в 10 ч. утра с тремя санями и девятнадцатью собаками и прошли за первый день 19 км по направлению к острову Белому. За три дня до того партия из 11 человек, под командой Берна, вышла с тремя санями, чтобы устроить второй склад провизии к югу от того, который был уже устроен месяцем раньше. Однако они встретили различные препятствия, так что Скотт со своими спутниками догнал их уже на второй день пути. На следующий день разыгралась буря, и всем пришлось просидеть два дня в палатках. Отправившись далее, они 12 ноября прошли крайнюю южную точку, до которой добрались в свою первую весеннюю поездку, и скоро оказались в снежной пустыне, за пределами мест, достигнутых прежними путешественниками. 15 ноября последний отряд сопровождавшей их вспомогательной партии вернулся назад, и они шли дальше уже только втроем. На горизонте на западе виднелась гора Дискавери, служившая очень ценной приметой. Поверхность барьерного льда оказалась чрезвычайно трудно проходимой, и они передвигались медленно. За день они проходили 23–24 км, но лед был такой неровный, что зараз можно было перевозить лишь половину груза, так что, сделав 7–8 км, они были принуждены возвращаться за второй половиной его, и за целый день, следовательно, продвигались вперед всего лишь на 7–8 км. Они пересекли параллель 79° ю. ш. 17 ноября и продолжали идти далее по глубокому рыхлому снегу, нередко при жарких лучах солнца и при постоянном холодном ветре.

Чтобы познакомить с тем образом жизни, который они вели, приведем выписку из дневника Шеклтона за три последовательных дня: «25 ноября. Прошли 8 км вперед, но всего за день сделали 24 км. Миновали сегодня 80° ю. ш. и двигаемся все на SSW. Я сделался постоянным поваром, приготовляющим похлебку, а Вильсон готовит завтрак. У нас теперь нет второго горячего завтрака, мы едим по пути, получая кусок тюленьего мяса, 8 кусочков сахара и один сухарь. Сегодня трудно писать, у меня припадок снеговой слепоты, и я все вижу вдвойне.

26 ноября. Сегодня мы не идем. Сильная метель. Собаки совершенно выбились из сил, им необходимо отдохнуть. Чтобы сэкономить продукты, ели сегодня только два раза в день, и на второй завтрак я вместо еды читал Дарвина. К вечеру погода прояснилась, и мы могли сделать астрономические наблюдения.

27 ноября. Вышли с полным грузом, но могли пройти только полтора километра, затем принуждены были половину груза снять и потом вновь приехать за оставшимся. Снег был слишком глубок для собак. Капитан остановился. Мы с Вильсоном пошли назад за другими санями. Сильный холодный ветер понизил температуру до –32 °C и заставил собак быстро бежать. Скоро мы остановились лагерем, где тотчас же приготовили ужин, как только успели сменить свою обувь. Вильсон сделал несколько набросков той отдаленной земли на юго-западе, к которой мы направляемся. Земля должна быть здесь километрах в 95 отсюда. Сегодня прошли всего-навсего 6,5 км, должны были сделать около 20. Единственное утешение, – каждый пройденный метр является завоеванием метра новой почвы».

Так продолжалось день ото дня. Со страшным трудом пробирались путники далее. Собаки начали подыхать, снег становился все более и более рыхлым, сами они находились в состоянии хронического голода; за один день как-то продвинулись вперед только на 3 км. 14 декабря под 80°30′ ю. ш. они устроили склад, оставив в нем все, что можно было оставить. Отсюда попробовали подойти к земле, теперь бывшей совсем близко, но от нее отделял глубокий провал, которого они не смогли перейти даже с самым легким грузом. Пришлось взять направление на юг и идти параллельно цепи высоких горных вершин, поднимающихся до 2100 и даже 3300 м. Постоянно то тот, то другой из них страдал сильным воспалением глаз, называемым обычно снеговой слепотой. Однажды в тумане они, не заметив, перешли через огромную глубокую трещину по снежному мосту, на который случайно попали, – он являлся единственным на всем ее протяжении. С трудом миновали они 81° ю. ш. и надеялись добраться до 82° ю. ш., прежде чем повернуть назад, – ясно, что не было уже никаких шансов достигнуть полюса.

Они продвигались на юг до 31 декабря. Вильсон совсем на время потерял зрение из-за снеговой слепоты, так что два дня Шеклтон шел впереди со своими санями. Последний лагерь был расположен примерно в 13 км от Западных гор, против широкой долины, ведущей к западу, которую капитан Скотт назвал проходом Шеклтона. Позади нее поднимались две высокие вершины, получившие название гор Лонгстэфф и Маркхэм, из них первая была выше 3000 м, а вторая более 4500 м. Это было на параллели 82°15′ ю. ш. Была сделана попытка достичь огромных красных утесов, видневшихся на западе, но, спустившись с немалыми трудностями на дно снежной ложбины, они встретили впереди вертикальный ледяной обрыв с нависающей вершиной, более 25 м высотой, совершенно преградивший им путь.

Приходилось торопиться с обратным путешествием: пищевых запасов в санях оставалось лишь на две недели, а расстояние до первого склада было таково, что в день надо было проходить по 11 км, чтобы добраться до него вовремя. Сделать это удалось. Собаки по дороге околевали, или их убивали, чтобы кормить ими живых. Путешественники напрягали все свои силы. Шеклтон на два дня лишился зрения из-за снеговой слепоты, а когда они 14 января 1903 года добрались до склада продуктов, у всех троих обнаружились также и сильные признаки цинги.

В тот же день у Шеклтона началось кровотечение при кашле, и товарищи не позволили ему далее тащить сани и исполнять тяжелую работу. Он продолжал все же идти, делая по 15–16 км в день, но в своем дневнике отмечает лишь, что «чувствовал себя не совсем хорошо», и жалуется на то, что другие принуждены делать его работу и он не в состоянии им помогать. Они относились к нему с преданностью и сочувствием истинных друзей. Через две недели удалось добраться до второго склада продуктов, и пищи тогда было уже достаточно. Вскоре появились на горизонте и знакомые холмы окрестностей зимовки. Шеклтону становилось с каждым днем все хуже и хуже, но он старался побороть болезнь и не сдавался. Это кошмарное путешествие кончилось 3 февраля, когда их встретили на льду Скилтон и Берначчи и помогли им добраться до судна.

Вспомогательное судно «Морнинг» пришло из Англии и привезло из дому письма. Однако удовольствие получить их было для Шеклтона омрачено тем обстоятельством, что капитан Скотт решил, основываясь на заключении врача, отправить его из-за болезни домой. На его место был взят с «Морнинга» лейтенант Мулок. Это было горчайшим разочарованием в жизни Шеклтона. Он чувствовал, что припадок цинги, испытанный им, был не серьезнее, чем у других, и что через месяц спокойной жизни он вполне мог оправиться. Но он сознавал, что дисциплина заставляет подчиниться распоряжению начальника беспрекословно, и только решил про себя, что постарается доказать впоследствии свою полную пригодность к полярным путешествиям.

По возвращении в Англию Шеклтону, как первому вернувшемуся участнику экспедиции «Дискавери», пришлось сделать ряд докладов и сообщений в Королевском географическом обществе о первом периоде работ экспедиции и о сделанных уже открытиях. Здесь ему удалось не только познакомиться с целым рядом наиболее выдающихся научных деятелей и путешественников, но и зарекомендовать себя превосходным лектором и докладчиком. Несколько месяцев он был занят этими отчетами и организацией второго вспомогательного рейса для экспедиции «Дискавери». Первоначально судно «Морнинг» было одно отправлено на помощь «Дискавери», но затем решили послать еще и второе судно, и с этой целью была приобретена большая деревянная паровая шхуна – тюленебой «Teppa-Нова», и Шеклтону было поручено наблюдать за переделкой и снаряжением ее. В конце августа шхуна эта отправилась в путь (для скорости на буксире) через Гибралтарский пролив и Суэцкий канал.

Тесная связь с Королевским географическим обществом, блестящий доклад, сделанный на собрании Британской научной ассоциации в Соуспорте, и ряд других выступлений Шеклтона создали ему такую широкую популярность, что, когда в Королевском Шотландском географическом обществе открылась вакансия секретаря общества, место это было предложено ему. Он принял предложение и переселился в Эдинбург. В этом же 1904 году Шеклтон женился на Эмилии Дорман.

В Эдинбурге молодой, энергичный секретарь сумел расшевелить несколько заглохшее географическое общество и вдохнуть в него новую жизнь. За год своей службы он привлек большое число новых членов в общество, поднял его издательскую деятельность, организовал целый ряд научных экспедиций, заседаний, докладов. Но в 1905 году наступили парламентские выборы. Шеклтон задумал сделать политическую карьеру и выступил в городе Дёнди в качестве кандидата в члены парламента от партии либерал-юнионистов. Политическая деятельность была, однако, несовместима со службой в географическом обществе, и ему пришлось оставить последнее, – за свою деятельность он получил благодарность совета общества и был избран его членом.

1. Статья написана в 30-е годы прошлого века.