Опасные желания

Erin A. Craig

Small Favors

Text copyright © 2021 by Erin A. Craig

Jacket art copyright © 2021 by Sean Freeman

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2022

* * *

Моей маме.

Спасибо за то, что ни разу не спасовала, когда я просила рассказать мне страшилку.

Но еще… спасибо за то, что всегда придумывала счастливый конец.

Основные семейства собрания

Даунинг

Гидеон (пчеловод) и Сара, Сэмюэль, Эллери, Мерри, Сейди

Дэнфорт

Сайрус (фермер), Ребекка, Марк

Макклири

Эймос (Старейшина, владелец магазина) и Марта

Додсон

Маттиас (Старейшина, кузнец) и Шарлотта

Шефер

Леланд (Старейшина, пастух) и Кора

Брайард

Клеменси (пастор) и Летиция, Саймон

Берман

Кельвин (хозяин таверны) и Вайолет

Латетон

Эдмунд (плотник) и Пруденс

Фаулер

Грэн (птицевод) и Элис (учительница)

Правила, составленные Старейшинами и утвержденные на первом Собрании Эмити-Фолз

1. Веревка из множества нитей прочна, не лопнет и не обветшает она. Вот так же и мы остаемся сильны, покуда в единый канат сплетены.

2. Возделывай поле, выращивай скот, И славный земля урожай принесет.

3. Пятнадцать весен дети подождут, А после на Собрание придут.

4. Коль ты замыслил причинить собрату вред, Знай: перед городом тебе нести ответ.

5. Пусть твой язык не произносит клеветы, Чтоб ближнего не очернил напрасно ты.

6. Когда порой в соседский дом стучатся беды, Не забывай: Господь велит помочь соседу.

7. Не заходи, коль жизнь мила, за кромку леса: За Колокольчиками в соснах рыщут бесы.

Бабье лето

1

Дым пах горящей сосновой хвоей – густой сладкий аромат. Он сочился из стоявшего передо мной улья, а нежный ветерок разносил его по полям. Папа надавил на меха и выпустил еще одно облачко дыма, направив его на входное отверстие высокого деревянного ящика. Он отсчитал секунды, беззвучно покачивая головой, и наконец кивнул.

Руки у меня были полностью закрыты, но все равно задрожали, когда я приблизилась к улью. Мне никогда раньше не разрешали доставать медовые рамки, и я очень хотела сделать все точно так, как сказал папа. Тихонько охнув от напряжения, я подняла тяжелую крышку и положила ее на траву, стараясь не потревожить трех сонных пчел, ползавших сверху.

Папа выпустил побольше дыма в глубь улья и отошел назад, уступая мне место.

– Достань одну рамку, посмотрим. – Его голос звучал глухо – папино лицо закрывала плотная сетка. Даже по его смутно различимому профилю было понятно, что он доволен. Даже горд. Я очень надеялась, что не подведу его.

Обычно во время сбора урожая я трудилась на кухне вместе с мамой, Мерри и Сейди, а Сэмюэль помогал папе, таская к нам тяжелые рамки, полные меда. Я держала их, а мама брала широкий нож и проводила лезвием по сотам, уверенным движением срезая восковые печатки. Истекающие медом рамки отправлялись в большой металлический барабан, а Мерри и Сейди по очереди крутили ручку, пока содержимое сот не вытекало. После этого мед нужно было процедить.

Представляя, как мои сестры борются за место у очага, пока мама кипятит банки и выставляет их сушиться, я оглянулась на дом – Мерри и Сейди наверняка ссорятся и просятся на улицу. День был слишком чудесный, чтобы провести его у жаркой печки с железными ведрами. Словно соглашаясь со мной, где-то над головой прокричал ястреб, лениво круживший в лучах августовского солнца.

– Эллери, – позвал папа, и я повернулась к нему. – С первой рамкой может быть непросто. Иногда пчелы запечатывают края смолой, тогда придется выковыривать ее ножом.

– А это не разозлит пчел?

Я посмотрела в просветы между рамками. Привычное гудение стихло, но в нижних отсеках продолжалось движение.

– Нет, если все сделаешь правильно, – поддразнил папа, ничуть меня не утешив. Я чувствовала, что под сеткой он прячет улыбку. Когда мой отец впервые разрешил мне достать рамки, меня ужалили шесть раз. Это обряд посвящения.

Будучи дочерью пасечников, я, разумеется, уже успела познакомиться с пчелиными укусами, но повторять этот опыт не хотелось. Когда меня впервые ужалили, мои всхлипывания всю ночь мешали домочадцам спать. Плакала я не из-за распухшей руки, а из жалости к бедной пчелке, которая умерла после укуса.

Я просунула руку под сетку и утерла пот с лица, размышляя, с чего начать. В каждом отсеке было по восемь рамок, четко расставленных на одинаковом расстоянии. Я выбрала одну, поближе к середине, и осторожно покачала ее, проверяя бока. Рамка двигалась легко. Я задержала дыхание и извлекла ее из улья, стараясь не задеть соседние.

– Ну давай посмотрим.

Папа наклонился поближе, изучая плоды пчелиного труда. Кружево сот покрывало рамку. Некоторые ячейки были заполнены и запечатаны, но большинство пустовали. Папа задумчиво цокнул языком:

– Рано. Похоже, урожай будет поздний. Слишком снежная была зима. Ставь обратно.

Я с величайшей осторожностью вернула рамку на место и вздохнула с облегчением.

– Теперь следующую.

– Мы все будем проверять?

Он кивнул:

– Если уж взялись подкуривать пчел, значит, нужно тщательно осмотреть весь улей. Нас интересует не только мед. Мы распорядители ульев и защитники пчел, поэтому должны убедиться, что они здоровы и ни в чем не нуждаются.

Поставив дымарь на землю, папа приподнял верхний отсек, чтобы заглянуть в нижние. Отставив первый отсек в сторону, он пересчитал рамки во втором, достал одну и аккуратно смахнул двух пчел, осоловело цеплявшихся за соты.

– Ну-ка скажи мне, что ты видишь.

Я напрягла зрение, всматриваясь в рамку сквозь сетку. Здесь было больше сот, золотых, похожих на цветные стекла. В середине почти каждой ячейки виднелась белая крапинка не больше ячменного зерна.

– Это ведь яйца, да?

– Очень хорошо. И что это значит?

Вопрос застал меня врасплох, я почувствовала себя школьницей, маленькой, не старше Сейди, с торчащими коленками.

– Что матка откладывает яйца?

Папа хмыкнул, соглашаясь с моим утверждением и предлагая продолжить.

– А если она откладывает яйца, то это хорошо, так ведь? Рой здоров.

Папа согласно кивнул:

– Это значит, что у колонии есть матка. – Он указал на яйца. Его жесты, обычно уверенные и быстрые, замедлились из-за толстых перчаток. – Яйца такого размера означают, что матка заглядывала сюда не больше трех дней назад. Когда проверяешь ульи, нужно всегда искать свежие яйца. Если их нет, значит, рой вымирает.

Папа поставил рамку на место, достал еще одну и показал мне личинки – пухлые белые комки, совсем не похожие на жужжащих у нас во дворе пчелок. В другой рамке лежали куколки, запечатанные в медовые коконы. Они спали, продолжая расти.

– Эти вылупятся уже через несколько дней, – с одобрением произнес папа. – Новые рабочие пчелы или трутни. Наш улей процветает, Эллери. Давай-ка поставим все на место, и пусть просыпаются. Проверим мед в следующем месяце.

– А с ними все будет в порядке?

Мой голос прозвучал встревоженно, и это страшно меня разозлило. Я же знала, что все будет хорошо. У папы ни разу не погибал рой. Но теперь, увидев, как все в улье взаимосвязано, рассмотрев все вблизи и подержав в руках, я с новой силой почувствовала хрупкость пчелиного существования. Забудешь вернуть рамку в улей – и пчелы заполнят пустоту сотами так плотно, что придется ломать улей. Неровно приладишь крышку, оставишь маленькую щелочку – и пчелы не смогут отрегулировать температуру внутри. Будут жужжать, махать крылышками, пытаясь согреть улей, и в итоге погибнут от усталости.

– Конечно, все будет в порядке. Ты сегодня отлично справилась.

Я залилась румянцем от удовольствия. Мне хотелось впечатлить папу, доказать, что я ничуть не хуже Сэмюэля. Это он должен был стоять на моем месте в шляпе с сеткой. Но после завтрака брат улизнул, и папино лицо стало мрачным, как грозовые тучи над горными вершинами.

За лето Сэмюэль сильно изменился. Едва закончив домашние дела, он убегал с фермы со своим лучшим другом Уинтропом Маллинзом, а порой даже оставлял нам, девочкам, недоделанную работу. Сэм часто спорил с папой по мелочам, пока оба не краснели от злости, стиснув зубы и насупившись. Мама говорила, что он, наверное, бегал к девушке, но я не представляла, кто может быть его избранницей. Мы с моим братом-близнецом никогда ничего друг от друга не скрывали, и я не могла поверить, что у него теперь от меня секреты.

Мы надежно закрепили крышку улья. Опередив папу, я подняла дымарь и предложила отнести его в сарай. Отойдя от ульев на приличное расстояние, папа снял шляпу и сунул туда скомканную сетку вместе с перчатками.

– Похоже, зима будет хорошая, – предсказал он, размахивая на ходу руками.

Я улыбнулась, услышав, что он, фальшивя, насвистывает мелодию.

– Что это за растение? – спросил папа, указывая на розовые цветы у тропинки.

Я сняла шляпу, присмотрелась и гордо воскликнула:

– Огненная трава!

Папа недовольно цокнул языком:

– А настоящее название?

Пытаясь вспомнить вид, записанный мелким почерком в папиной ботанической книге, я с запинкой, неуверенно выговорила по-латыни:

– Epilobium angustifolium?

Папа улыбнулся:

– Очень хорошо.

– Может… может, я помогу тебе и со следующей проверкой? – спросила я, решив воспользоваться его хорошим настроением.

Он кивнул, и мое сердце радостно подскочило. Папа был немногословен, если только речь не шла о пчелах, – тогда он мог говорить часами.

Я завидовала Сэму, который родился всего на несколько минут раньше меня да еще и мальчиком. Он всегда шел в сарай вслед за папой не оглядываясь, спокойный и уверенный в своем месте в мире. А я тем временем сидела дома и ждала, когда наконец наступит новый этап в моей жизни. Ждала, когда за мной придет мальчик и даст мне новую роль. Роль жены. Роль матери. Все ждала. Ждала. Ждала. До сегодняшнего дня.

Я еще немного постояла в сарае, вцепившись пальцами в сетку. Было страшно разжать руки и отпустить волшебство этого вечера. Но вдруг у меня под пальцем раздалось гневное жужжание. В сетке запуталась пчела. Я попыталась осторожно распутать ткань и освободить насекомое, яростно перебиравшее лапками.

– Только не жаль, только не жаль, – зашептала я. – Я просто хочу помочь. Сейчас я тебя выпущу…

Жало вонзилось мне в палец, а по округе разнесся мучительный крик. Кричала не я.

Папа выскочил на улицу, откуда уже доносились новые вопли и крики. Это было не похоже на детскую игру, перешедшую в драку. Такую рану не спрятать под повязкой, такую боль не унять поцелуем в разбитую коленку. Крик эхом разнесся по долине и превратился в неясную какофонию боли и отчаяния.

– Эллери, сходи за матерью. Пойдем в город. – Папа был уже на полпути к дороге, ведущей в Эмити-Фолз.

Раздался новый крик, резкий и высокий, и у меня на шее, несмотря на теплую погоду, выступил холодный пот. Ноги словно приросли к земле. Я не хотела знать, что стало причиной такого страдания.

– Эллери! – позвал папа, заметив, что я отстала.

Я отбросила шляпу, чувствуя, как раздувается ужаленный палец. Мертвое тельце пчелы выскользнуло из сетки и упало в грязь.

2

Сэмюэль уже был здесь, в толпе, собравшейся у крыльца магазина, принадлежавшего Старейшине Эймосу Макклири. Расположенный напротив дощатого здания школы, магазин находился в самом сердце Эмити-Фолз. Сюда приходили с добрыми вестями, чтобы распространить их по городу, и с дурными, чтобы найти утешение.

Мама с папой пробрались сквозь толпу, а я схватила Сейди, чтобы она не полезла за ними. Мерри остановилась рядом со мной. Высокая и худенькая, она была мне почти по плечо. Я почувствовала, как сестра напряглась, увидев, вокруг чего столпились люди.

Молли Макклири – невестка Эймоса – распростерлась на туше Самсона, любимого жеребца ее мужа. Это был огромный конь ростом почти девятнадцать хэндов^[1], но теперь, лежа на пыльной дороге и хрипя от боли, он казался намного меньше. Молли цеплялась за животное и всхлипывала, уткнувшись в чепрак. Края ткани были изорваны и покрыты бурыми пятнами. Кровь. В воздухе стоял едкий металлический запах.

– Мерри, ты не могла бы отвести Сейди к школе поиграть с другими детьми? – попросила я, пытаясь заслонить лицо сестренки руками, чтобы скрыть от нее ужасную сцену.

Обоз под предводительством Джебедайи Макклири верхом на Самсоне вышел из города всего день назад. Что бы с ними ни случилось, семилетней девочке точно не стоило это слушать, какой бы взрослой она себя ни считала. Сейди начала вырываться, мотая светлыми косичками.

– Я хочу остаться, – возразила она. – Я уже не маленькая.

– Никто и не говорит… – начала было я, но Мерри умело перехватила инициативу.

– Смотри, вон Пардон и Тринити. – Она указала на подружек Сейди, которые тоже топтались у края толпы, то и дело поднимаясь на цыпочки, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь. – Ты слышала, что Тринити на прошлой неделе подобрала пять костей? За один раз.

– Это невозможно, – фыркнула Сейди, с глубоким подозрением глядя на подружку.

Мерри пожала плечами:

– Так она сказала.

Сейди сунула руку в карман и достала горсть металлических безделушек.

– Я взяла свои с собой. Пойдем посмотрим, сможет ли она это доказать.

Она всегда носила с собой игральные кости, и мы все это знали. Я благодарно улыбнулась Мерри, когда наша сестренка громко вызвала девочек на игру в кости. Вскоре они уже отбежали от толпы и расположились на крыльце школы, расправив на ступеньках свои легкие муслиновые юбочки. Мерри тоже присоединилась к их игре, отвлекая девочек, но я чувствовала, как ее встревоженный взгляд то и дело возвращается ко мне.

– Ты этого не сделаешь! Не сделаешь! – закричала Молли на Старейшину Маттиаса Додсона, вновь приковывая мое внимание к сцене перед магазином. Кузнец стоял над ней и конем, сжимая в руке пистолет. – Джеб никогда бы этого не допустил!

– Молли, посмотри на его ногу. Кость раздроблена. Такое не вылечить. Он уже не сможет ходить.

– Но он ведь сам вернулся сюда, разве нет? Значит, все не так плохо.

У меня перехватило дыхание, когда я заметила сломанную заднюю ногу животного. Она неестественно вывернулась. Маттиас был прав. Кости не смогут как следует срастись. Самсона придется пристрелить. Бесчеловечно было бы продлевать его мучения.

Маттиасу, младшему из Старейшин города, еще не было тридцати, и он почесывал затылок, словно мальчишка, явно надеясь, что вмешается кто-нибудь еще.

– Я не… Не знаю, как он сюда добрался, но нельзя…

– Джеб никогда мне этого не простит. Нет. Нет, не делай этого. – Молли провела рукой по гладкой черной шкуре жеребца. На ладони остался красный липкий след.

– Молли, дело ведь не только в ноге…

– Нет, говорю тебе! – Она мгновенно вскочила на ноги, отталкивая Старейшину и пистолет.

Толпа испуганно попятилась. Молли закрыла собой самые страшные раны жеребца, и ее платье спереди пропиталось кровью. Бок животного рассекали четыре глубокие раны от когтей, обнажившие жилы и кости. В уголках бархатных губ коня уже появилась белая пена.

Мама вышла вперед, жестом давая понять, что не имеет злых намерений. Она заговорила тихим, успокаивающим голосом, поглаживая женщину по спине – прямо как нас, когда мы болели.

– Самсону больно, Молли.

Та в слезах кивнула.

– Я знаю, это трудно, но ему сейчас нужно, чтобы ты проявила мужество и поступила правильно.

– Я знаю, – хрипло проговорила Молли. – Но Джеб…

– Джеб все поймет.

Дрожа, Молли обняла мою мать, запачкав ей платье.

– Он лучше сделает это сам. Он должен сам. Он никогда меня не простит, если…

Мама обернулась, всматриваясь в толпу ясными голубыми глазами. Она встретилась со мной взглядом и продолжала искать человека, которого среди нас не было.

– Так где же он? Его уже отправили к доктору Эмброузу? И где его спутники?

Маттиас сглотнул:

– Больше никто не вернулся. Этот несчастный конь выбежал на дорогу, закатив глаза. Никогда такого не видел… Но Джеба с ним не было.

Я бросила взгляд на кромку деревьев, как будто обоз в полном составе мог в любую секунду вылететь из леса, спасаясь от того, что ранило павшего жеребца. Но сосны нависали над Эмити-Фолз, словно часовые, высокие и неподвижные.

Молли, сотрясаясь от сильной дрожи, упала на землю и уткнулась лицом в чепрак, заглушая свои крики. Они вырывались из глубины ее груди, острые и царапающие, как терновые шипы, раздирающие все подряд.

– Джеб никогда бы не бросил коня. Только если он… – Ее слова оборвались, утонув в рыданиях.

Мама опустилась на колени рядом с Молли, нашептывая что-то совсем тихо, так что мы ничего не слышали. В конце концов она помогла несчастной женщине подняться, и они медленно взошли на крыльцо магазина. Прежде чем скрыться за порогом, мама обернулась и решительно кивнула Маттиасу:

– Давай.

Кровавое дело свершилось раньше, чем мы успели отвернуться. На тушу набросили кусок парусины, чтобы нам больше не пришлось смотреть на бедное животное. Но я не могла отвести взгляд от четырех красных полос, расползающихся по ткани, даже когда Сэмюэль возник рядом со мной, словно недостающая половинка комплекта. Наше сходство не было полным, но золотистые волосы и выразительные серые глаза сразу выдавали наше родство.

– Что же случилось с обозом? – прошептала я.

Внутри все сжималось и переворачивалось. Если в лесу водилось нечто, способное завалить такую большую лошадь, я боялась представить, что оно может сделать с человеком. Сэмюэль поправил соломенную шляпу, окидывая взглядом лес.

– Я не знаю.

– Все остальные… Как ты думаешь, они…

– Не знаю, Эллери, – отрезал брат.

– Где ты пропадал все утро?

– Я… Я был на берегу, мы услышали крики. Когда я добежал сюда, Самсон уже… – Он указал на парусину. – С такой раной и сломанной ногой… Но, как и говорил Маттиас, больше никого не было… Только он.

– «Мы» – это кто?

Он отвел взгляд от деревьев и что-то невнятно пробурчал.

– Ты сказал: «Мы услышали крики». Кто это «мы»?

Прежде чем Сэмюэль успел ответить, невысокая женщина средних лет протолкалась вперед сквозь толпу.

– На него явно напали звери, – предположила Пруденс Латетон, жена плотника. – Может, волки.

– Никогда не видел волка с такими большими когтями, – возразил Клеменси Брайард, проводя рукой по парусине в том месте, где проступили кровавые отметины. Даже широко растопырив пальцы, он не смог накрыть всю рану. – Наверное, медведь.

– Но вой… – начала было Пруденс и тут же осеклась. Ее бледные глаза забегали по толпе, ища поддержки. – Вы ведь все это слышали? Ночью? Просто… просто ужас. И так близко к городу.

Я знала, о чем она. Уже три ночи подряд я просыпалась от волчьего воя. Он пронизывал темноту – отвратительный, леденящий кровь. Я понимала, что на чердаке мне ничего не грозит, но все равно прижималась поближе к Мерри, стараясь согреться.

– Буквально на прошлой неделе к опушке подходил гризли, – подтвердил догадку пастора Сайрус Дэнфорт. – Чертовски огромный, никогда такого не видел. – Он провел рукой на уровне своего плеча, показывая примерный рост животного. – И это на четырех лапах. Вынюхивал что-то у коптильни Абеля. Я и подумать не мог, что он… что вот так получится.

– Где остальные Старейшины? – спросил папа, повернувшись к Маттиасу. – Нужно собрать поисковый отряд.

Кузнец почесал бороду, темную и блестящую, как шкурка бобра.

– Леланда Шефера я не видел. Кора сказала, что сегодня утром он погнал стадо на западную гряду. Оттуда не слышно, что тут творится.

– А Эймос?

Мы все бросили встревоженный взгляд на магазин. Даже во дворе были слышны всхлипывания старика.

– Им с Мартой сейчас нужно побыть с Молли, – ответил Маттиас. – Кстати, пастор Брайард! Может, им потребуются слова утешения?

Пухлые губы Клеменси огорченно скривились. Он явно предпочел бы остаться и понаблюдать за развитием событий. Вздохнув, пастор приосанился, насколько позволял его небольшой рост, и благодушно кивнул.

– Полагаю, ты прав, Маттиас. Помолитесь о семействе Макклири. Благослови вас Господь.

– Благослови вас Господь, – повторили мы все вслед пастору, который решительно зашагал к магазину.

– Мы сами все организуем, – предложил папа, возвращаясь к прерванному разговору. – Если на них напал медведь или другие животные, отряд мог разбежаться по лесу. Возможно, кто-то ранен или заблудился.

– Еще чего! – Сайрус сплюнул сок от жевательного табака, чуть не попав на платье Пруденс. Та отскочила, сморщив нос от отвращения. – Этот бестолковый жеребец, может, просто сбросил Джеба и наткнулся на медведя, пока бежал домой.

Папа покачал головой. Ферма Дэнфортов граничила с нашими полями. Между нашими семьями годами копились старые распри, о которых никто так и не забыл. Папа и Сайрус при необходимости могли держаться друг с другом вежливо, но где-то внутри продолжала бурлить враждебность, готовая в любую секунду хлынуть через край.

– Нужно хотя бы обыскать лес вблизи от города. Это наш долг.

– Посмотри на жеребца. Его порвали в клочья. Хочешь, чтобы и тебя так же, Даунинг? Чтобы к твоей жене и дочерям тоже вернулась лошадь без всадника?

Папа прищурился:

– Нет, конечно. Но если есть шанс, что остальные выжили…

Муж Пруденс, Эдмунд Латетон, протянул руку к папе. Ростом он был даже ниже жены, а бороду носил квадратную, аккуратно подстриженную.

– Гидеон, возможно, лучше будет подождать. Обоз должен вернуться через неделю…

– Если бы ты оказался в отряде, хотелось бы тебе, чтобы мы подождали еще неделю?

Эдмунд сглотнул, и кадык у него качнулся, как корабль на волнах.

– Я… Нет, но… Мы тоже кое-что видели. Не гризли, – быстро уточнил он, заметив, что жена готова возразить. – А может, и гризли… Не знаю. Оно было большое, с серебристыми глазами…

– Со светящимися серебристыми глазами, – добавила Пруденс.

– Со светящимися серебристыми глазами, – согласился Эдмунд. – И двигалось быстро. Таких проворных медведей я не видывал. – Он то открывал, то закрывал рот, явно не зная, чем закончить рассказ. – Да, окажись я там, в лесу, мне бы очень хотелось, чтобы меня отыскали… Но после того, что я видел… Не желаю оказаться в числе тех, кто пойдет на поиски.

– «Светящиеся серебристые глаза», – повторил Сайрус и театральным жестом пошевелил пальцами. – Городишь такую же ересь, как твой чокнутый папаша, Латетон.

Отец вскинул брови:

– А ты, стало быть, готов вызваться в поисковый отряд, Дэнфорт?

Сайрус приложил ко лбу и без того мокрый от пота платок:

– Вот уж нет. Не стану гробить себя ради Джебедайи Макклири. И плевать, что он сын Старейшины. Ему известно, чем он рискует каждый раз, когда отправляется за перевал. Как и остальным безумцам, которые едут с ним.

– А ты разве не пользуешься привезенными им припасами? – скептически спросил папа.

– Я самодостаточный человек, – с важным видом заявил Сайрус, гордо выпятив грудь, – судя по всему, чтобы взять внушительностью там, где не мог взять ростом: папа был выше него на пару дюймов.

– Самодостаточный человек, который сегодня утром пил кофе с сахаром, – пробормотал Сэмюэль, презрительно фыркнув.

Я так внимательно прислушивалась к спору, что пропустила замечание брата мимо ушей. Но оно, словно репей, запуталось у меня в мыслях, требуя обратить на себя внимание. Я наклонилась к Сэмюэлю и понизила голос:

– Откуда ты знаешь, с чем пьет кофе Сайрус Дэнфорт?

– Что? – спросил брат, застыв на месте, и с неожиданным вниманием уставился на отца, будто не мог оторвать взгляд.

– Ты только что сказал, что сегодня утром он пил кофе с сахаром, – не отставала я. – Зачем ты ходил к Дэнфортам?

– Я… не ходил.

Сэмюэль совершенно не умел врать: у него всякий раз краснели уши и он запинался перед каждым словом. Меня отвлекло какое-то движение на краю толпы. Я повернула голову и увидела только что подошедшую Ребекку Дэнфорт. Моя лучшая подруга помахала мне. Я по привычке подняла руку в ответном жесте и только потом заметила, что Сэмюэль сделал то же самое. Он не сводил с Ребекки глаз, а когда наконец повернулся ко мне, его улыбка померкла, а щеки покраснели.

– Ты что, ходил сегодня к Ребекке? – чуть слышно прошептала я. Осознание ударило, словно молния, совершенно ошеломив меня. – Так это к ней ты все лето сбегал из дома? К Ребекке Дэнфорт?

– Нет! – уперся он. – Отстань, Эллери.

– Ты за ней ухаживаешь?

– Я же сказал, отстань.

– Но…

– Хватит! – сердито огрызнулся он. Его густые брови гневно сошлись у переносицы, а лицо покрылось красными пятнами.

Напоследок я еще раз покосилась на Ребекку. Мысли лихорадочно метались. Когда мама предположила, что Сэмюэль бегает на свидания к девушке, я и предположить не могла, что ею окажется Ребекка. Это было просто невозможно.

По-хорошему, мы и вовсе не должны были подружиться. Разлад между нашими семьями тянулся несколько поколений и начался еще до того, как ее прадед убил моего. Но поскольку наши фамилии начинались на одну букву, в школе нас все время сажали за одну парту, а необходимость находиться рядом часто становится началом прекрасной дружбы. Все детство мы делились едой, которую приносили с собой на обед, плели друг другу венки из клевера и рассказывали истории, сидя на лугу между нашими домами. И даже повзрослев, мы все равно делились друг с другом всем: книгами, рецептами, даже немногочисленными украшениями. Она не смогла бы скрыть от меня такой секрет.

А Сэмюэль… Мы ведь близнецы. Я должна была почувствовать, должна была догадаться. Но теперь, глядя на них, я поняла, что все пропустила. Если нас и связывали какие-то особые узы, они оказались не такими крепкими, как я думала. Я пребывала в полном неведении. Ни малейшего подозрения не закралось в душу. У меня покраснели щеки, а внутри все сжалось, когда я представила, как их, должно быть, забавляла моя недогадливость.

Когда это началось? Буквально на прошлой неделе Ребекка ночевала у меня. Мы легли на сеновале и хихикали, обсуждая мальчиков нашего города, пока луна не скрылась за горами. Ребекка, наверное, решила, что это отличная шутка – ни словом не выдать себя. Наверное, посмеивалась надо мной – над последней дурочкой, которая так и не разгадала ее секрет.

– Я отправлюсь в лес, – решительно заявил папа, возвращая меня в настоящее. – Джеб никогда не отпустил бы своего коня. Должно быть, и впрямь случилось что-то ужасное… Я не могу никому приказать пойти со мной, могу лишь попросить. Это наш долг, что бы ни ожидало нас в лесу.

– Дурацкая затея, – язвительно бросил Сайрус. – А я не дурак. Не желаю в этом участвовать. – Он раздраженно сплюнул остатки табака. – Кто-нибудь, прикопайте эту лошадь, пока не завоняла.

Он зашагал прочь, что-то бормоча себе под нос. Ребекка сжала губы. Папа окинул взглядом толпу. Его темно-серые глаза останавливались на каждом из присутствующих мужчин. Он помедлил, явно надеясь, что кто-нибудь вызовется сам.

– Джудд Абрамс?

Высокий хозяин ранчо запустил пятерню в седеющие волосы и смущенно взлохматил их.

– Ты же знаешь, я бы пошел, но у меня целое поле беременных телок, вот-вот разродятся. Не могу их бросить.

Папа провел языком по зубам.

– Кельвин Берман?

Вайолет схватила мужа за локоть, безмолвно умоляя его остаться. Помедлив несколько секунд, хозяин таверны покачал темными кудрями.

– Маттиас Додсон? Пойдешь со мной?

Мне было больно видеть, как в глазах отца погасла надежда, когда Старейшина отмахнулся.

– Ты же понимаешь, я не могу оставить город, тем более сейчас, когда у Эймоса беда.

Трое Старейшин были привязаны к городу намного прочнее, чем остальные его жители. Они были хранителями закона и традиций, справедливости и порядка. Если пастор Брайард заботился о душе Эмити-Фолз, то Старейшины оберегали голову и сердце города.

– Я пойду с тобой, папа.

Я услышала эти слова и только потом поняла, что сама произнесла их. По толпе пробежал встревоженный ропот, но мне было все равно. Сегодня утром я уже помогала отцу и теперь готова была прийти на помощь. Я докажу ему, что ничуть не хуже Сэма. Даже лучше. Потому что я здесь. Я рядом. На меня можно положиться. Мое лицо вспыхнуло, когда папа покачал головой.

– Я могу быть полезна. Могу по крайней мере… – Я напряглась, пытаясь придумать что-нибудь, что снимет с его плеч тяжесть поражения. – Кусты, через которые пробежал Самсон! Там наверняка осталась кровь. Их надо сжечь, иначе по следу может прийти кто угодно. Позволь мне хотя бы с этим помочь.

– Мне нужно, чтобы ты осталась дома, Эллери, и позаботилась о сестрах.

– Мама спустит с тебя шкуру, если узнает, что ты пошел в лес совсем один. А как же Правила? – не унималась я, даже когда папа отвернулся. – Тебе нельзя идти одному.

Маттиас открыл рот, наверняка собираясь сделать какое-нибудь заявление касательно Правил, хотя и не имел на это права в отсутствие других Старейшин, но его опередил Сэм:

– Она права, папа.

Ребекка встала рядом с ним, едва не касаясь его руки.

– Нельзя идти одному.

– Что-то я не слышал, чтобы ты предложил помочь мне с поисками. По правде говоря, ты все лето не стремился предлагать свою помощь, – парировал папа.

– Я…

Что бы там ни собирался ответить Сэм, все слова высохли у него на языке, когда папин проницательный взгляд упал на их с Ребеккой едва ли не переплетенные руки.

– Я вижу, после моего возвращения нам многое нужно будет обсудить.

Сэмюэль оттолкнул руку Ребекки и кинулся за отцом.

– Я пойду с тобой.

– Сэм! – воскликнула Ребекка с нежностью и мольбой, но мой брат не остановился. Мне пришлось отступить в сторону, чтобы он не задел меня, торопясь нагнать отца.

Папа прикусил щеку:

– Ладно. Иди собирай вещи, только быстро.