Князь советский

Официальный сайт Эльвиры Барякиной – http://baryakina.com

Copyright © 2009–2015 Elvira Baryakina

ISBN-10: 0983847754

ISBN-13: 978–0983847755

СЕРИЯ «ГРОЗОВАЯ ЭПОХА»

КНИГА 1. Аргентинец

КНИГА 2. Белый Шанхай

КНИГА 3. Князь советский

Пролог

1

Климу Рогову, неблагодарному мерзавцу, которого я зря пригрел на своей груди

От Фернандо Хосе Бурбано, его начальника и хозяина этой чёртовой радиостанции, пропади она пропадом!

По поводу твоего подлого увольнения по собственному желанию

28 сентября 1927 г.

г. Шанхай, Китайская Республика

Примечание секретаря-машинистки О. Харпер: Извините, Клим, я печатаю то, что диктует босс.

Неблагодарный мерзавец!

Ты не имеешь права увольняться с моей замечательной радиостанции и ехать к чёрту на рога, то есть в Советскую Россию! Ты наш лучший ведущий, и без тебя у нас будут большие проблемы с рекламой, а мы только что заключили контракт с ребятами, которые производят таблетки «Успокоин». Я обещал, что ты сделаешь им конфетку, а вместо этого ты сделал ноги, за что я тебя ненавижу и проклинаю, чтоб ты пропал!

Учти, что назад я тебя не приму, даже если ты приползешь на брюхе и будешь просить прощения целый год.

Объясни мне, какого чёрта тебе надо в твоей сумасшедшей стране? Ведь ты едва уехал оттуда после революции! Ведь там правят большевики, которые не чтут Бога и отбирают частную собственность у добрых коммерсантов!

Если ты просто сбрендил, купи себе «Успокоин» – ребята дадут тебе скидку по знакомству. А если ты сознательно дуришь, то, надеюсь, большевики повесят тебя на ближайшей осине.

Твой друг Фернандо

2

Моему начальнику, другу и хозяину этой чёртовой радиостанции

Фернандо Хосе Бурбано

От неблагодарного мерзавца Клима Рогова

По поводу моего увольнения

29 сентября 1927 г.

г. Шанхай, Китайская Республика

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Дружище, не сердись на меня: я просто делаю то, что должен.

Моя жена попала в беду: большевики вывезли её в СССР, и ей там грозит смертельная опасность. Я доподлинно знаю, что советская политическая полиция, ОГПУ, хватает вернувшихся на родину белогвардейцев и отправляет их в лагеря где-то далеко на севере. Чекистов не интересует, виноват человек или нет, – они «нейтрализуют» его на всякий случай, так что я должен попытаться спасти Нину.

Мне наперед известно, что ты скажешь: «Такие дамочки приносят мужчинам одни несчастья». Безусловно, ты прав: возвращаясь в Советскую Россию, я сам рискую попасть в лапы ОГПУ – ведь я такой же белогвардейский эмигрант, как и моя супруга. И даже если я верну её, я не надеюсь на мирную семейную жизнь – Нина с её страстной душой и напористым характером не приспособлена к этому.

Как бы объяснить, чтобы ты всё понял и не обижался на меня?

Мне досталась роскошная, единственная в своём роде женщина, ради которой стоит лезть к чёрту в зубы. Рядом с ней я чувствую себя живым.

У каждого свои сокровища, Фернандо. Ты готов рисковать ради прибыли, а мне просто лень добывать золото или создавать торговые империи. Если я что-то делаю, то ради своей жены и маленькой дочки. Извини, вот такой у меня недостаток.

Пожалуйста, не отговаривай меня. Да, мы с Ниной разругались в пух и прах; да, наши отношения зашли в тупик, и я не вижу из него выхода. Но мне уже поздно идти на попятную.

Твой друг, соратник и сотрудник,

Клим Рогов

3

Климу Рогову

От Фернандо Хосе Бурбано

По поводу твоей *** объяснительной записки

29 сентября 1927 г.

г. Шанхай, Китайская Республика

Примечание секретаря-машинистки О. Харпер: Там, где стоят звездочки, мистер Бурбано выражался нецензурно. Извините, если что не так.

Катись к чёртовой матери, ты ***, ***, чтоб тебя ***!

Слушай, если ты вернешься живым из СССР, давай сделаем радиоспектакль по мотивам твоих похождений? Публике, наверное, понравится. Если ребята, которые делают «Успокоин», к тому времени не разорятся, мы привлечем их в качестве рекламодателей.

Ты будешь рассказывать, как за тобой гонялись *** большевики, а во время рекламных пауз посоветуешь слушателям принимать таблетки от нервов.

В общем, записывай все, что с тобой будет происходить, а если тебя там начнут убивать, ты выкрои минутку и отправь свои рассказики нам, а мы пустим их в эфир.

Если тебе потребуется заупокойная служба, телеграфируй. Ты хоть и не католик, а православный ***, я за тебя помолюсь и сделаю все, как надо.

Твой друг Фернандо

Глава 1. Побег из Китая

1

Окно в комнате, которую занимала Нина Купина, было забрано тонкими красными рейками, сложенными в затейливый узор. Когда-то тут жила супруга важного китайского чиновника, и деревянное кружево на её окне служило символом успеха и процветания.

Но для Нины это был символ тюремной решетки. С тех пор, как большевики привезли её сюда, ей не разрешали выходить за пределы усадьбы, и вот уже два месяца, как её мир сузился до внутреннего двора с заросшим прудом и высокой каменной стеной.

Официально здесь жил учёный-востоковед; неофициально это была штаб-квартира советской агентуры, присланной в Пекин для организации восстания рабочих и создания нового очага мировой революции.

Несмотря на ранний час, вся усадьба была на ногах. Взад-вперед бегали сотрудники; на земле, посреди луж, валялись забытые вещи и бумаги.

Нина в тревоге разглядывала автомобили, стоявшие у ворот: дверцы их были распахнуты, и девчонки-стенографистки торопливо пихали внутрь узлы и чемоданы.

Значит это было правдой: из Москвы пришел приказ об эвакуации.

С утра стояла влажная жара, но Нину сотрясал озноб. Если большевики уедут, что станется с нею? Она страстно надеялась, что они её отпустят или попросту забудут о ней – и тогда она сможет разбить красную решетку на окне и выбраться отсюда.

В последнее время советские работники жили как на пороховой бочке: революция в Китае не задалась, советское полпредство было разгромлено, а местных коммунистов казнили без суда и следствия. Их отрубленные головы выставляли на городских площадях – в назидание народу.

К августу 1927 года стало окончательно ясно, что дело проиграно. Большие города контролировали белые колонизаторы и местные бандиты-генералы, а нищие крестьяне интересовались делом социализма не больше, чем погодой в Австралии.

Москва потратила огромные средства на пропаганду и гражданскую войну в Китае, и поражение на Дальнем Востоке означало для советского правительства крушение всех надежд. Кто-то должен был ответить за случившуюся катастрофу, и агенты, работавшие в Пекине, оказались зажатыми между двух огней: с одной стороны, их поджидали китайские полицейские с кривыми мечами, а с другой – строгие товарищи по партии.

Что и говорить: возвращаться в СССР было страшно.

На крыльцо вышел Борисов, инструктор по партийной работе, и Нина невольно вздрогнула. Напиваясь, этот негодяй всегда ломился к ней в комнату: «Давай займемся классовой борьбой!», и она спасалась только тем, что устраивала у двери баррикаду из мебели.

К Борисову подбежали какие-то люди, и они вместе принялись разглядывать разложенную на капоте карту.

«Лишь бы обо мне не вспомнили!» – молилась про себя Нина.

Полгода назад она случайно оказалась на одном пароходе с советскими агентами и вместе с ними угодила под арест. Китайские власти не стали разбираться, кто из них красный, а кто белый, – все русские были для них на одно лицо, и их скопом отвезли на суд в Пекин. От казни их спасло только то, что большевики дали судье огромную взятку и тот выпустил подсудимых из-под стражи.

Но из одной тюрьмы Нина попала в другую: пекинский правитель объявил охоту на продажного судью и русских заговорщиков, и им пришлось скрываться в старой усадьбе на окраине столицы. Одного за другим Нининых «подельников» вывезли в СССР; обитатели дома несколько раз сменились, а она всё сидела в своей комнате и ждала, пока неведомые начальники решат её участь.

Сколько раз Нина просила Борисова отпустить её домой!

– У меня в Шанхае остались муж и маленький ребёнок.

Но разжалобить его было невозможно. Он знал, что Нина удочерила китайского найденыша, и не верил, что она могла всерьёз привязаться к своей Китти. А что до мужа – Борисов лишь смеялся над Ниной:

– Знаем мы вас, шлюх белогвардейских! Приехала в Китай, честно трудиться неохота, вот и продалась какой-нибудь империалистической сволочи.

Если бы ему рассказали, что Нина владела крупным охранным агентством и под её началом служило больше сотни вооружённых белогвардейцев, он бы сам поставил её к стенке. Это в глазах русских иммигрантов она сделала головокружительную карьеру, а большевики смотрели на ситуацию по-другому: кем могла быть дамочка, сбежавшая в Китай после революции и внезапно там разбогатевшая? Ведь такого не бывает, чтобы в капиталистической стране люди добивались успеха своим умом и трудом! К тому же Нина раздобыла для себя и Клима американские паспорта – в порядке исключения, не въезжая в страну. Ясно, что она шпионка и враг трудящихся!

Борисов поднял голову, взглянул на Нинино окно и решительно направился в дом.

У неё ёкнуло сердце. Что делать? Снова забаррикадироваться? А если Борисов начнет стрелять? Или – того хуже – устроит пожар? Несколько дней назад большевики говорили, что после отъезда усадьбу надо сжечь, потому что им не под силу вывезти все секретные архивы.

Борисов ввалился в комнату и схватил Нину за руку:

– Ты едешь с нами.

– Куда?! – ахнула Нина.

– В Советский Союз. Будешь перековываться из буржуйки в трудовую единицу.

Она рванулась, но на помощь Борисову примчались двое охранников. Вытащив Нину из дома, они затолкали её на заднее сиденье автомобиля.

Борисов привалился рядом и поднес к её лицу кулак в синюшных наколках.

– Только пикни, стерва! Убью!

2

Маленькая кавалькада выехала из Пекина в середине августа и несколько недель кружила по просёлочным дорогам, пытаясь сбить со следа полицию.

Всё это время большевики не спускали с Нины глаз. Усталые и нервные, они срывали зло друг на друге и на любом, кто попадался под руку. Для них «отпустить Нину» означало «подарить белогвардейской дамочке шанс на спасение» – а она явно этого не заслуживала.

Когда они добрались до Внутренней Монголии, к ним присоединились несколько машин с китайскими коммунистами и их русскими советниками. Те нагнали на беглецов ещё больше страху, рассказав, что в Москве началась грызня между высшими партийными деятелями.

Иосиф Сталин, генеральный секретарь ЦК ВКП(б), неожиданно стал набирать силу и обвинил во внешнеполитической катастрофе не кого-нибудь, а самого Льва Троцкого – одного из главных организаторов Октябрьского переворота и создателя Красной армии. Его сторонников в открытую называли контрреволюционерами и травили в печати. Это был плохой знак: советские агенты, работавшие в Пекине, почти поголовно были троцкистами.

Нина слушала эти разговоры с содроганием: если правоверные большевики всерьёз опасались за свою судьбу, что могло ждать её? Впрочем, она могла вовсе не добраться до Советской России: Борисов нисколько не скрывал, что собирается «проучить» её. Он купил на деревенском базаре хлыст, сделанный из тонких и длинных металлических звеньев, и пообещал Нине, что скоро опробует на ней своё приобретение.

* * *

Великая пустыня Гоби начиналась за грядой невысоких гор, и, перебравшись через неё, кавалькада покатила по каменистому бездорожью. Одна из машин заглохла, и пока её чинили, спустилась ночь. Впервые после отъезда из Пекина беглецы позволили себе немного расслабиться. У Борисова в багаже имелась рисовая водка, и его фляга пошла по кругу.

Нина поняла, что это её единственный шанс на побег: они не успели уехать далеко от последней китайской деревни.

Пока разомлевшие революционеры сидели у костра и вспоминали своё китайское житьё-бытьё, Нина торопливо собрала вещи. Она взяла с собой только компас, одеяло, сухари и флягу с водой. Брать больше не имело смысла: если она заблудится, то всё равно погибнет.

Нина старалась не думать, что с ней будет, когда она доберётся до китайцев. Она не знала их языка, документов у неё не было, а послать весточку в Шанхай было невозможно – ближайший телеграф находился за сотню миль. Но лучше уж сгинуть в глухой китайской провинции, чем попасть в лапы Борисову.

Захмелевшие большевики один за другим разбрелись по палаткам, и, когда небо над холмами начало светлеть, Нина потихоньку выбралась из лагеря.

В сизом сумраке почти ничего не было видно, и она ориентировалась по звездам, шагая по плоской, усеянной мелкими камешками равнине.

Вокруг стояла гробовая тишина. Подвернешь ногу, напорешься на скорпиона или просто натрешь пятку – и поминай как звали.

– Главное – дождись меня! – шептала Нина.

В последние месяцы она постоянно разговаривала с мужем – словно Клим мог её услышать. Когда китайцы её арестовали, он примчался в Пекин и принял самое деятельное участие в её освобождении – и это несмотря на все ссоры и обиды! Что бы между ними ни происходило, он никогда не бросал её в беде.

Большевики наверняка не сказали Климу, куда они увезли Нину после суда, и она могла только догадываться, что с ним случилось после этого. Он вернулся домой в Шанхай? Или, может, остался в Пекине?

– Вот увидишь: я вернусь к тебе… – повторяла Нина. – Я всё исправлю; главное, дай мне шанс!

3

Над пустыней поднялось огромное розовое солнце, а Нина всё шла и шла в гору. От усталости у неё гудело в ушах, в боку кололо, но останавливаться было нельзя: надо было уйти как можно дальше до того, как начнется жара.

Внезапно тишину разорвал грохот выстрела, и совсем близко от Нины взметнулся фонтан мелких камешков. Вздрогнув, она оглянулась и похолодела: внизу, у подножья холма, стоял знакомый пропыленный «бьюик». Немец Фридрих, служивший у большевиков летным инструктором, опустил карабин и поманил Нину рукой.

– Спускайтесь!

Спрятаться было негде. Нина опустилась на землю и закрыла лицо ладонями: тащите куда хотите.

К ней подскочил Борисов и, схватив её за плечо, заставил подняться.

– Дура! – заорал он и залепил Нине пощечину. – Знаешь, сколько мы из-за тебя бензина сожгли?!

Нина попыталась вырываться, но Борисов вывернул ей руку и поволок к машине.

– Ну ты у меня сейчас получишь! – прошипел он. – Всех товарищей под удар подставила! А если б тебя поймали? Ты бы всех нас сдала китайцам!

Борисов снова хотел ударить Нину, но Фридрих остановил его.

– Поехали! Нам ещё ребят надо догнать.

Они посадили всхлипывающую Нину в «бьюик» – между ящиками с консервами и блестящей трубой от граммофона.

– Я тебя отпущу через недельку, без воды и еды, – пообещал Борисов. – Только предварительно выдеру как сидорову козу.

Фридрих взглянул на Нину в зеркало заднего вида.

– Пересаживайся в машину к Магде, – вдруг заговорил он по-английски. – И не отходи от неё ни на шаг, а то этот мерзавец забьёт тебя до смерти.

Нина растерялась. Она и не думала, что кто-то из большевиков ей сочувствует.

Борисов нахмурился.

– Ты чего ей сказал?

Английского он не знал – даром что три года околачивался в Посольском квартале.

– Пусть перебирается в фургон с багажом, – отозвался Фридрих. – Я её в своей машине терпеть не буду.

4

Англичанка Магда Томпсон ощущала себя парией среди большевиков: у неё имелся врожденный и неисправимый недостаток – она была наследницей крупного мыловаренного завода под Ливерпулем. Высокая и грузная, она походила скорее на дочь мясника, чем на «принцессу мыла», но это не помогало: большевики смотрели на неё косо, а при случае откровенно насмехались над ней.

Магда путешествовала по миру в своё удовольствие и, приехав в Пекин, поселилась в гостинице недалеко от Посольского квартала. Однажды ночью она читала книгу и вдруг услышала подозрительный шорох под дверью. Выглянув в коридор, она обнаружила человека, зажимавшего кровавую рану на руке.

– За мной гонится китайская полиция, – проговорил он, тяжело дыша. – Можно, я немного у вас побуду? Меня зовут Фридрих, а вас?

Как Магда могла устоять перед тевтонским рыцарем с соколиным взглядом и коротким ежиком полуседых волос? Она оставила Фридриха у себя и начала помогать ему чем только можно: возила его по конспиративным квартирам и организовывала эвакуацию китайских коммунистов и их русских советников.

По ночам они с Фридрихом предавались страсти, а потом Магда осторожно расспрашивала его, что он намерен делать дальше.

– Поеду в Москву, – отвечал он.

– Но зачем? – страдая, шептала Магда. – Вы же немец, что вы там забыли?

– Там зарождается заря нового мира. А на вашем Западе только пошлость, скука и стяжательство.

Фридрих рассказал Магде, что во время войны он попал в плен к русским, познакомился с большевиками и понял, что его судьба – это вершить мировую революцию. В Китае он обучал молодых красных лётчиков искусству воздушного боя.

Про себя Магда называла Фридриха «Великим»: он презирал опасность и заботился не столько о себе, сколько о своих товарищах и о Правом Деле – как он его понимал. Первый раз в жизни она столкнулась с мужчиной, которому было плевать на её богатство. Более того, он считал, что от него надо поскорее избавиться.

– Я не могу, – с сожалением говорила Магда. – Это же не мои деньги, а папины. Он просто платит по моим счетам.

Фридрих никогда не говорил с ней о любви и полагал, что Магда помогает не ему, а делу социализма – за что ей большое спасибо. В один прекрасный день он крепко пожал ей руку и сказал, что уезжает в Советский Союз.

– Партия никогда не забудет вашей доброты, мисс Томпсон!

– Я еду с вами! – решительно объявила Магда.

Фридрих оторопел. Он называл её сумасшедшей и намекал на то, что в СССР у британской капиталистки могут возникнуть серьёзные проблемы, но Магда ничего не желала слушать.

Она отправилась к новым знакомым из советского полпредства и получила визу.

Фридрих был в ярости.

– Они что там, с ума все посходили? – орал он. – Как вы их уговорили?

Магда загадочно улыбалась. Она предложила соратникам Фридриха большой санитарный фургон, в котором они могли вывезти из Китая личные вещи. Государство выделило им деньги только на эвакуацию людей, партийного архива и оружия, а бросать родное барахло, накопленное в Китае, было жалко.

Фридрих разругался с Магдой и сказал, чтобы она даже близко к нему не подходила. Другие большевики тоже старались держаться от неё подальше – как будто она могла заразить их «британским империализмом».

Дорога была дальняя, и, измаявшись от страха и отверженности, Магда очень обрадовалась, когда к ней подселили Нину Купину, которая к тому же прекрасно говорила по-английски. Слава богу, она была худенькой и умудрилась втиснуться за пассажирское сидение. В кузове совсем не было места: всё было заставлено тюками, корзинами и ящиками.

День за днём санитарный фургон катил по пустыне, похожей на застывшее каменное море. В ногах перекатывались арбузы, а над головами трепетали перьями шляпы, приколотые к потолку кабины, – посольские дамы хотели с прибылью продать их в Москве (и после этого они ещё смели рассуждать о вреде капитализма!).

Шофер-китаец то пел песни, то ругал проводников, которые вечно всё путали и не раз заводили колонну чёрт знает куда.

– Что будем делать, если бензин кончится? – то и дело повторял он. – А если будет пылевая буря?

Магда и слушала, и не слушала его. Впереди ехал «бьюик», который вел Фридрих Великий. Она готова была отдать всё на свете, чтобы оказаться рядом с ним. Если будет авария, хорошо было бы погибнуть вместе, в одну секунду! Пусть их засыплет песком, и пусть их через триста лет откопает какой-нибудь археолог. Они будут сидеть рядом и держаться за руки – и даже смерть не сможет разлучить их.

Но Фридрих взял к себе в машину Борисова и дополнительную бочку воды, так что ему нечем было порадовать археологов будущего.

Магда не понимала, почему Фридрих её отвергает. Да, не красавица; да, англичанка – но ведь раньше его это не смущало!

А что, если по приезде в Москву он не захочет с ней мириться? Возьмет и просто исчезнет, а ты иди, куда хочешь.

Магда понятия не имела, чего ожидать от Советской России. Десять лет назад там была революция, а чуть позже – Гражданская война и голод, унесший пять миллионов жизней. Один из приятелей Магды ездил в 1921 году в Петроград и потом рассказывал, что в тамошних гостиницах бегают крысы, а постояльцам дают по ведру воды в день – чтобы помыться и самим приготовить себе еду.

– Нина, а вы когда уехали в Китай? – спросила Магда.

– В октябре двадцать второго года, – отозвалась та. – В России в то время было очень голодно.

Понятно… За пять лет там вряд ли что-нибудь изменилось. Магду зло брало: большевики в собственном доме не могли навести порядок, а всё туда же – лезли учить мир, как строить счастливое будущее.

Она повернулась к Нине. Та сидела на полу, держась за подлокотник Магдиного кресла – фургон то и дело подбрасывало на камнях и ухабах.

– У вас есть где остановиться в Москве?

– Нет.

– Хотите быть моей переводчицей? Я совсем не знаю русского и, боюсь, пропаду без вашей помощи.

Нина помолчала.

– А как долго вы собираетесь оставаться в Москве? Пока Фридрих не сменит гнев на милость?

Магда не ожидала, что о её чувствах так легко догадаться.

– Я пока не знаю, – смутившись, произнесла она.

– Ну что ж, давайте помогать друг другу, – со вздохом сказала Нина.

Магда давно приглядывалась к ней и не раз подмечала, что этой женщине всё было к лицу и всё шло на пользу – даже истрёпанные кофта и юбка и неизбывная печаль в глазах.

Нина ничего не должна была делать для того, чтобы привлекать внимание: она просто родилась такой – с большими серо-зелёными очами, вьющимися тёмными волосами и нежной линией шеи и плеч. Одного взгляда было достаточно, чтобы возникло желание её присвоить – так хочется забрать себе красивую кошку или найденную на рынке необычную статуэтку.

А Магде всю жизнь приходилось доказывать, что она заслуживает внимания и любви.

– Интересно, каково быть такой, как вы? – спросила она, испытующе глядя на Нину. – Вы с первого взгляда нравитесь мужчинам. И не говорите, что это не так!

Нина нахмурилась, и уголки её губ скорбно опустились.

– Я не выбираю, кому понравлюсь, а кому нет. И ничего не могу с этим поделать.

Магда рассмеялась. У неё были точно такие же проблемы.