© Элина Николь, 2019
ISBN 978-5-4496-8406-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Люблю – это единственное, по-настоящему волшебное и слово, и чувство. Поняла я это поздно, но счастлива, что сумела понять. Баба Шура помогла. Когда она с пятилетним внуком Павликом переехала в наш дом, то была куда моложе, активнее. В ней сразу узнавалась бабушка старой закалки. Настоящая бабушка! Вроде и чужая тебе, а посмотришь, и что-то родное в ней замечаешь. Наше. Но я бы и не обратила на них внимания, если бы не поведение Павлика.
Однажды вечером я возвращалась домой, а они гуляли, и было видно, что поведение Павлика – странное, особенно с учетом его возраста. Да, гиперактивность, капризы, но и еще что-то, в походке, во взгляде исподлобья.
Таких детей становится всё больше.
Однажды я не выдержала. Внук кричал, бился в истерике, махал кулачками, ругался на бабушку, а она старалась его обнять. В надежде, что Павлик испугается строгую тетку в очках, я подошла и уже хотела вмешаться, как услышала слова бабы Шуры:
– Павлик, сынок, я тебя очень люблю. И буду всегда любить.
Она пыталась его обнять и повторяла только эти слова. Павлик успокоился. Я порылась в сумке, нашла там жвачку, угостила его. Он пробурчал низко, отрывисто:
– Спаси-бо…
Так мы и познакомились. Если сейчас на земле существуют святые, то одну из них я точно знаю. Это святая баба Шура. Позже я поняла, что и у меня в жизни были моменты, когда мне хотелось бы стать на минутку Павликом. Только для того, чтобы такая баба Шура прижала меня к себе и произнесла:
– Внученька, я тебя люблю, и буду всегда любить! Несмотря на то, что ты сама, зараза такая, натворишь дел, а потом тебе плохо от этого. Но я тебя люблю!
Ох, честно говорю, мне бы так полегчало!
В один из весенних дней, после Пасхи, баба Шура пригласила меня в гости. Наверное, её пугала моя худоба и она хотела, чтобы я доела куличи, яйца и пирожки. И холодец, да. А может ей просто захотелось выговориться.
Павлик играл в комнате, а мы сидели на кухне, и Баба Шура рассказала, что её дочь Светлана родила Павлика поздно, а через какое-то время стало понятно, что он не такой, как остальные дети. Не такой. Старший сын Светланы нервно реагировал на Павлика, который, как немного подрос, то есть научился ходить и говорить, стал… Да мешать стал, злить, портить что-то, ломать.
– Денег врачам много отдали, – говорила баба Шура, – да толку мало, сказали про родовую травму, кислорода там не хватило, еще что-то… Таскали они его, таскали… а потом ругаться все стали в доме. Вижу, что лишний для них Павлик, так я им предложила отдать мне его, пока жива. Он хоть и буянит, но со мной ему лучше. Я в ответ буянить не умею. Не кричу на него, как Светка… Ему в школу в этом году, очень я хочу, чтобы он в школу пошел. Мою квартиру они продали, у меня большая была, а нам эту купили… Зато денег хватает…
Забегая вперед, скажу, что в школе Павлик отучился два года, и, с учетом его состояния, вполне неплохо отучился. Дальше – домашнее обучение.
А тогда я предложила все свои знакомства, и знакомства знакомых, и клубок связей, включая главного врача детского отделения…
– Нет, не говори так. Не отдам я его туда. Я лучше молиться буду и любить его. Когда я маленькой была, у нас в деревне жил мальчик такой, вел себя еще хуже. Но мать его любила, и он поправился.
Мне, с моим гностицизмом, всё это было и понятно, и непонятно.
– Баба Шура, а когда ему лет пятнадцать станет, драться начнёт уже по-другому? Да и возраст…
– На все воля Божия, деточка.
Ушла я от неё расстроенной. Мне было жаль и её, и Павлика.
На улице я её вижу редко, а с Павликом регулярно встречаюсь в магазине. Нет, он не стал совсем здоровым, но… Я почему-то очень сильно верю бабе Шуре. Верю в волшебство слова «любовь», в чувство это. Но и врачи помогли, когда пришло время, помогли подобрать препараты необходимые. Но без её «люблю» – всё было бы куда сложнее…
На самом деле, жизнь прожить – это как поле перейти. Только не простое поле, а «минное», в иносказательном смысле, конечно. «Мины» просто другой «системы» на нем закопаны. «Рвануло» – тело в порядке, ничего ему не делается, а вот душа – в клочья.
Вы видели хоть одного человека на земле, который бы ловко по этому полю пробрался? Ну, чтобы обойти все эти «мины»? И не ищите, не найдете. Даже не пытайтесь. Нет таких. Совсем. Ни одного.
Васька вот на первую в десять лет напоролся. У него мама уехала в другой город работать, да и отец по вахтам разъезжал, а он с бабушкой стал жить. Но после школы всегда к своему дому подходил, просто так, на лавочке посидеть. Ну, не просто так, а повспоминать, как они переехали, когда он совсем маленький был, как папа с мамой ремонт делали. Как на выходные в лес катались. А еще он запомнил, как они с отцом в бейсбол играли. Странная игра, не русская, но зачем-то отец перчатку эту купил, и биту, и несколько мячей. Впрочем, полноценной игрой это нельзя было назвать, но какая разница? Если было так весело и хорошо? Если Васька себя счастливым чувствовал?
А потом сразу плохо стало. Когда «рвануло». Маме так сильно в другом городе понравилось, что возвращаться она не захотела. Нет, она приехала, чтобы развестись с папой, Ваське много слов наговорила, о том, что он поймет все, когда вырастет, и что забрать с собой она его не может.
А папа… Папа потом нашел работу в их городе, но Васька продолжал жить с бабушкой. Бабушка всегда могла проследить, чтобы внук был накормлен, да и привык уже он жить с нею. А чтобы не скучать, он к дому все чаще ходил, и сидел там на лавочке. А потом и друзья его стали ходить, вместе с ним. Иногда Васька брал с собой перчатку, мяч, биту. Играли. Только без отца игра опасной стала. Васька подрос, бросок у него сильнее стал. И засадил он однажды мячом в небольшую витрину магазинчика, который на первом этаже в его доме был.
– Бамцс!
Ну, тут соседи сбежались, стали Ваську ругать, и друзей его, мол, хулиганят тут, а он лишь стоял и глупо улыбался, как многие малолетки делают. Наверное, это у них защитная реакция такая. «Смотрите на меня, я немного придурковатый, поэтому может, пожалеете, как дурочка!». Так оно и вышло. Пожалели. Но деньги отцу пришлось заплатить.
– Приходи когда я дома! – кричал отец. – Что ты постоянно торчишь здесь?
– Не знаю… Просто… – И он снова глупо улыбался.
На самом деле, Васька действительно не знал. Ну, так, чтобы точно. Чувствовал, но объяснить бы не смог, почему его так к дому тянет. Это бессознательная, но очень естественная для него тяга была. Ему уже хоть и четырнадцатый шел уже, но ведь все равно еще маленький? И вот когда «мина» «рванула», у него просто и выбора другого не было, так я думаю… Сидение на лавочке возле дома, который стал родным, а потом перестал быть родным, помогало ему. Может, оно и останавливало его от желания переколотить целых десять витрин?
Все это я и попыталась донести до его отца, когда он остановил меня на улице, чтобы поговорить о сыне и его странной тяге к лавочке. А я удивилась, что отец не понимает таких простых вещей. Не наблюдательный он какой-то. Ведь даже кошки и собаки возвращаются к опустевшим квартирам… Вряд ли они надеются, что вернутся в прежнюю жизнь, к своими хозяевам. Так ведь? Они, наверное, пытаются до конца вобрать в себя то, что еще осталось от той, прежней жизни. Запахи может? Может им просто приятно на коврике этом полежать? В последние разы? Почему бы и нет? Пока соседи не прогонят?
А человек, он куда более развит, вы и сами это знаете. Вот и Васька старался немного подкрепиться остатками былого. Словно возле подъезда еще валялись крупицы того детского счастья. Поэтому и приходил он каждый день на эту лавочку. Но и еще одна причина может быть, дополнительная… Даже от таких вот условных «мин» бывают серьезные контузии. Душевные, конечно, и особенно у детей. Ну, это когда по неокрепшей душе «взрывная» волна проходит. И ничего сложного в этом нет. Это так легко понять! Блин, это ведь белыми нитками шито! Или суровыми? Серыми такими?
Мой день рождения идет по пятам восьмого марта. Уже давно не отмечаю его отдельно. Мне это излишеством казалось, потому что Международный Женский день в кругу моих подруг и друзей всегда ценился. И у меня просто не хватало совести, после нескольких предпринятых попыток, снова заставлять их веселиться. Дашка, моя молодая коллега, всегда, правда, приезжала. У нее, как у человека, который вырос в детдоме, особо трепетное отношение к дням рождения.
Остальные звонили, конечно, поздравляли, и я чувствовала себя работницей какого-то узла связи.
Эх…
Вы планируете работать с людьми? Может, вы хотите стать психологом? Держите в тайне свой день рождения! А еще лучше, пусть у вас будет два номера телефона.
– Выключи ты его, – сказала Дарья. – Пусть думают, что он разрядился. Потерялся. Это ведь беда какая-то.
– Нет. Так некрасиво.
Через пять минут снова заиграла музыка. Я обреченно посмотрела на телефон, поднесла трубку к уху, и уже приготовилась услышать что-то вроде «многие лета!», только вот… Связь была такая, словно женщина звонила… Пусть будет с Камчатки? Она ведь далеко? А? Но я мало что смогла понять из ее речи. Сижу, и переспрашиваю:
– Какая обезьяна? Где? Отец? Чей отец? Простите, но вас слышно плохо. Вы кто? Сын нарисовал обезьяну? Да, перезвоните.
Связь оборвалась.
– Какая обезьяна? – заинтересовалась Дарья.
– Не знаю. Может, номером ошиблись.
Снова – звонок, то есть музыка.
– Так лучше? – спросила женщина.
– Да.
– О, хорошо. Мне ваш номер знакомая дала. Меня Татьяной зовут. Нам в садике сказали, чтобы сын нарисовал портрет семьи. Я подозреваю, что это психолог дал такое задание. Вы ведь знаете, они потом смотрят, и делают выводы различные. По рисунку. Сын нарисовал отца в виде обезьяны, и я волнуюсь. Что психолог подумать может? И вообще, это нормально?
Я растерялась. Я интересовалась арт-терапией, но не более того, да и с детьми не работала.
– Простите, но может я лучше коллеге дам трубку. У нее есть опыт по этой части.
Протянула трубку Дарье. Она выслушала. Спросила:
– Сколько лет ребенку? Три года? Какие отношения с отцом? Хорошие? Понятно. Не волнуйтесь. А вы есть на рисунке? Как червяк? Снизу вверх? На весь лист? Ясно. Нет-нет, все нормально. Как я понимаю, с отцом он дурачится больше, а вас именно как воспитателя рассматривает… Простите. Успокойтесь. Нельзя по телефону точнее… не видя рисунка. Я вам адрес почты пришлю – вы мне рисунок, и завтра поговорим… Договорились.
– Вот ведь жизнь, – сказала она. – Девять часов вечера. Вина на дне рождения выпить не дают. Обезьяны какие-то… Дурдом!
– Даш, а как ты вообще к арт-терапии относишься? К диагностике? Ты ведь активно занималась этим… Не разочаровалась?
– Теперь я к этому с легкой доли скептицизма отношусь. Особенно, когда прочитала высказывание одного арт-терапевта о том, что вода в рисунках ребенка – это символ свободы. Понимаешь, тут кто в лес, кто по дрова… Это печально. И Юнг и Фрейд очень бы обиделись таким пренебрежением к важным символам. Вода показывает на душевного ребенка, она и есть символ психики, душевного мира… Какая свобода? Знаешь, если рисунки повторяются, и есть тревожные мотивы – это одно. Но когда просто так – нарисуйте дети домик и папу с мамой, а потом выводы на этом разовом материале делают… Я против такого. Ребенок мог мультфильмов насмотреться, «симпсонов» каких-нибудь, потом обезьяну нарисовать эту, и вот уже мама поднимает тревогу. Беда! А уж про любительский подход вообще молчу.
– Я смотрела немного «симпсонов», – сказала я. – Там вроде не про обезьян.
– Да для трехлетнего ребенка, Гомер Симпсон – обезьяной воспринимается. Да и вообще…
– Что-то мы не о том говорим…
– Да, сбила нас она, женщина эта. Вот ведь пошла мода на рисунки эти… Давай тоже придумаем свою сверхмодную терапию?
– Зачем? Мне больше мода на сказки нравится. Сказкотерапия! Представь, девочка, что ты оказалась в лесу… И придумай дальнейшую сказку.
– Ага. А потом за головы хватаются. У меня ухажер был один, пытался творчеством завоевать мое сердце. Дал ссылку на свои «сказки». Я почитала, и перекрестилась… А внешне приличный, образованный. А в голове…
– Но ты ведь согласна, что человек во всем оставляет свой след?
– Да. Просто каждый след надо адекватно оценивать. Помнишь, мы у тебя на даче вокруг бани бегали зимой, с Анькой, Таней? Ну, когда в сугроб прыгали? Ты еще сказала, что ясно поняла точное значение слов – «голь перекатная».
– Помню.
– Ну, вот тебе и ответ. А кто-нибудь увидит эти следы и скажет – о, они тут босиком по снегу ходят. Всегда. Снежные девки!
– Вывод?
– Как дополнение, как попытка понять душу – все это работает, но не более того…
Дарья знает, о чем говорит. Она этим всерьез занималась. Поэтому, мамочки (и папочки!) мои милые, не печальтесь, если ваша дочь или сын рисуют вас в странных обличиях. Не паникуйте!
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: