Хроники Торнбери

Предисловие

Мари. Недалекое будущее

Мари вышла из комнаты бабушки в полном недоумении, не понимая, что могла означать неожиданная перемена в ее настроении.

Старушка ожила, воспарила духом, взбодрилась. На дотоле бледных пергаментных щеках играл легкий румянец, а глаза радостно искрились. Бабушка выглядела посвежевшей и энергичной,  – увлеченной какой-то неизвестной идеей, стремлением что-то изменить, пока еще не поздно. Но сия тайна пряталась в ускользающем взгляде мутноватых глаз, за сосредоточенным выражением лица и за легкой улыбкой. Лишь порывистые движения и дрожание маленьких сухоньких рук выдавали скрываемое волнение и заставляли сидящую на краешке кресла Мари внимательно следить за хаотичными передвижениями старушки по спальне.

– Ба, что-то с тобой сегодня не так. Плохой сон?

Старая дама бросила на внучку быстрый взгляд из-под полумесяца очков, мягко улыбнулась и предпочла промолчать. Сейчас она приводила в порядок небольшой письменный стол у окна. Неловкое движение дрожащих рук – и небольшая фарфоровая кошка, капризно изогнувшая хвост, безвозвратно почила бы в груде осколков, если бы не подоспевшая Мари. Она подхватила изящную безделицу прямо у пола. А бабушка, казалось, ничего не заметила.

Разум старушки, которой шел восемьдесят восьмой год, никогда не вызывал сомнений в своей ясности, и это отличало ее от многочисленных ровесниц, уже пребывающих в столь преклонном возрасте в блаженном состоянии перехода к младенчеству.

Достижения медицины и эстетической косметологии в последние десятилетия способны были творить чудеса, но бабушка не пользовалась новинками для исправления неминуемых следов времени, она обходилась витаминами и приговаривала: «Сколько мне отмерено свыше – столько и проживу».

Мари очень любила леди Элен. Сейчас девушка с болью осознала: время неумолимо идет вперед, нет, оно уже бежит вприпрыжку и отсчитывает последние годы ее любимой бабушки.

После смерти сэра Коллинза прошла целая неделя. Дядя Майкл, сводный брат мамы, взял на себя организацию похорон и поминовения. Дедушку захоронили среди своих многочисленных предков в фамильном склепе в поместье Торнбери, в графстве Кент. Майкл, закоренелый оптимист и вечный философ, на этот раз с нескрываемым волнением покидал часовню после отпевания тела отца. Осознавая бренность всего сущего на Земле, с грустью понимая, что и сам когда-то пройдет тем же путем и навсегда присоединится к древнему роду.

Мари очень переживала за бабушку. Страшно представить, что чувствует женщина, потерявшая своего верного спутника, свою единственную любовь. Поведение Элен в последнее время вызывало опасения у Мари и удивляло ее. Казалось, старенькая дама намеренно не осознает происходящего. Она отказалась присутствовать на похоронах и осталась в лондонском доме, заявив, что желает запомнить мужа живым. Ей легче представить, что любимый не умер, а на время уехал и должен скоро вернуться? Как знать…

Она не пролила ни слезинки (или Мари не видела, как она горюет?), на ее лице не было заметно признаков страдания.

«Леди Элен Коллинз, как истинная аристократка, держится из последних сил, не может проявить слабости» – таков был вердикт родных. Мари с ним была согласна лишь отчасти.

Она знала бабушку лучше других, выросла на ее заботливых руках, поэтому чувствовала: горе старой женщины не имеет границ, но оно скрыто в ее душе от посторонних глаз. Скрыто намеренно.

Мари первой заметила перемену, произошедшую вчера с леди Элен.

Старушка вышла из состояния ступора и начала активно готовиться к отъезду в запланированное путешествие в Аквитанию, в любимый отель «Дю Пале». Захотела вновь «подышать океаном».

В годы молодости, а потом и в зрелости она и сэр Коллинз любили бродить по просторным, бесконечным, вылизанным прибоем пляжам и слушать вечный зов бескрайнего океана.

Давно запланированной поездке так и не суждено было состояться. Дедушка отошел во сне, когда до их отъезда оставалось всего несколько недель.

Мари оставила Элен за укладкой немногочисленных вещей и намеревалась забронировать второй билет на материк для себя. В последнем путешествии оставить бабулю нельзя.

Но билетом она займется позже – поменять имя пассажира не представляло труда, а сейчас есть более интересное и важное занятие. Мари не терпелось прочесть небольшую тетрадь с записями, что передала ей бабушка. Она задержала Мари на пороге, внимательно и требовательно заглянула в глаза, словно пыталась донести всю важность просьбы, и добавила дрогнувшим голосом:

– Мари, деточка, прочесть это необходимо сегодня, не откладывая… пожалуйста.

В этом заключалась вторая и главная странность, больше всего насторожившая Мари.

«С бабушкой случилась беда»,  – решила Мари. Перемена к лучшему, обрадовавшая девушку, уже не выглядит обнадеживающей. Элен перевозбуждена, неестественно бодра, взволнована по неизвестной пока причине. Вербальные признаки выдают крайнюю степень душевного напряжения. Состояние можно охарактеризовать как тревожно-мнительное, до навязчивого синдрома еще далеко, но патология может быстро прогрессировать. Черт побери, как она, врач, пропустила признаки старческого маразма?

И в продолжение сюрпризов – неожиданная и весьма странная просьба прочесть тетрадь именно сегодня. Сегодня? Почему?

Безусловно, она выполнит желание бабушки. Мари отложит поездку на семинар, который она проводит для студентов первого курса университетской клиники.

«Ничего страшного, сейчас свяжусь с Шерри, и она подменит. Главное – моя не устающая удивлять бабуля… Надо уговорить ее пройти обследование, пока не стало совсем поздно»,  – размышляла Мари, поднимаясь в свою комнату.

В руках она держала пожелтевшую от времени тетрадь, исписанную мелкой вязью – аккуратным бабушкиным почерком.

Удобно расположившись на широком диване, занимающем почти половину спальни, Мари осторожно раскрыла старый дневник. Опасаясь, что ветхие странички разлетятся во все стороны от сквозняка, прикрыла фрамугу. Пробежав глазами несколько строк, поняла: дневник начат в середине лета 2009 года, пятьдесят четыре года тому назад. У девушки перехватило дыхание от волнения – сколько лет минуло! Бабушка сделала первые записи задолго до того, как Мари Коллинз появилась на свет.

Первое время было непривычно воспринимать написанные от руки строки – уже полвека как весь мир перешел на сохранение и использование информации на цифровых носителях. Редко кто читал старинные книги и тем более писал от руки. Удобно и привычно доверять свои мысли плате персонального компьютера, прекрасно справляющегося с ролью друга, компаньона, советчика, жилетки для утоления страданий и соавтора по созданию злобных пасквилей или блогов. Всего понемногу, каждому по потребностям. Однако Мари довольно быстро привыкла к витиеватому почерку бабушки и погрузилась в удивительную историю, не веря ни единому написанному слову.

Глава 1
Берегись цыган!

– Куда мне отсюда идти?

– А куда ты хочешь попасть?

– А мне все равно, только бы попасть куда-нибудь.

– Тогда все равно, куда идти. Куда-нибудь ты обязательно попадешь.

Льюис Кэрролл, «Алиса в Стране чудес»

Сегодня 20 июня 2009 года. Только что по пути на работу я встретила трехпалого человека, на обеих руках которого средние и безымянные пальцы срослись в безобразные клешни, обрубки с торчащими кусочками ногтей. Мужчина-краб был немолод, одет, как большинство торопящихся по делам москвичей, в светлую тенниску и джинсы. Я невольно подумала тогда: «Ему удалось с поразительным уродством прожить почти всю жизнь, будучи одним из бесчисленных звеньев искореженной генетической цепочки, возможно, даже встретить любимую женщину и создать семью, вырастить детей, лишенных злосчастной хромосомы… Чудны творения Твои… Порой боги скучают и изволят шутить…»

Пора начать… и вспомнить, восстановить по крупицам все детали невозможного происшествия, фантастической истории, что случилась со мной. Время остановилось памятным днем 20 мая 2009-го. Произошедшее на веки вечные сохранится в памяти, а пока же я хочу доверить бумаге детали и описать хронологию событий. Душевная боль и страдания вновь переполняют сердце, стоит воспоминаниям вернуться. Возможно, шаг за шагом я передам часть переживаний дневнику, оставлю боль на кончике пера, и мне станет немного легче. Надеюсь на это.

Пора начать.

20 мая 2009 г.

Сегодня очередная годовщина моего расставания с Вадимом, последним любимым человеком, близким другом – именно таковым я его считала долгое время. Этот день ознаменовался головной болью с самого утра. Погода за окном намеревалась испортиться, и кровеносные сосуды в голове не замедлили об этом сообщить.

Итак, день не задался. Сегодня среда, но на работу я не пошла. Воспользовавшись плохим самочувствием, позвонила и отпросилась. Стоило подумать, что целый день будет теперь в моем полном распоряжении, как настроение начало улучшаться, головная боль утихла. Скорее от положительного настроя, чем от крепкого кофе и таблетки аспирина.

Да и погода постепенно налаживалась. Тучки, вызвавшие мигрень, разбежались, через них просматривались радостные клочки голубого неба и поблескивало солнышко.

Тогда и пришла ко мне идея прогуляться в Покровское-Стрешнево, к роднику с необыкновенно вкусной и живительной водой, известному на всю Москву. Заодно проветрить несчастную голову на свежем воздухе.

Кто знал, что неожиданное решение послужит прологом чрезвычайно странной истории?

«Сколько может умирать любовь? – думала я, идя по тропинке от родника в сопровождении местных жителей, обвешанных бутылками и флягами, заполненными родниковой водой. – Сколько ей отмерено? Сколько приходится на одну человеческую душу миллилитров слез, количества вздохов и стенаний, и когда мы можем точно утверждать, что любовь прошла и мы свободны? Каждому из нас отмерен свой срок, не более и не менее; путь индивидуального искупления – не дольше и не короче. Каждому – свое, “Jedem – das Seine” – слова, навеки запечатленные на воротах лагеря смерти. Застенки несчастной любви ничем не лучше.

Почему мы с упорством маньяка продолжаем истязать себя, мучить пустой надеждой на возвращение сладостных мгновений, почему не позволяем себе выйти на свободу, согреться под лучами солнца и воскликнуть: “О жизнь! Ты прекрасна и удивительна!”

И мир не сошелся клином вокруг одного-единственного человека, он не является центром вселенной!»

Четыре года назад ночь на 21 мая изменила мою жизнь абсолютно. Это была самая длинная и самая грустная ночь в моей жизни, когда я по собственной глупости и безответственности потеряла близких людей.

Это была классическая сцена из пошлейшего анекдота: «Приходит домой муж/жена, а там…» Это сейчас, спустя время, она способна вызывать у меня саркастическую усмешку. Тогда же мир перевернулся с ног на голову и потерял краски. С того момента я поняла: никогда не говори «никогда».

Я никогда не буду любить женатого мужчину. Я никогда не полюблю мужа подруги, это как минимум подло, по меньшей мере – безнадежно!

Но разве я Господь Бог?

И все было решено в тот же миг, когда судьба решила посмеяться и познакомила меня с Вадимом. Уже после первой встречи, после мимолетного погружения в глаза медового цвета, односекундного, одномоментного, я подписала себе смертный приговор. Он был приведен в исполнение по всем законам классического адюльтера. После той страшной ночи – аутодафе,  – не стесняясь показать слезы ложного раскаяния, Вадим навсегда исчез из моей жизни. И за четыре года ни разу мне не встретился. Даже случайно, хотя наши дома продолжали стоять по соседству. Чудеса, да и только!

Мне казалось, что после 21 мая 2005 года мы начали жить в параллельных, не пересекаемых мирах и поэтому не могли видеть друг друга. Только сейчас я понимаю, что судьба оберегала меня, а тогда я проклинала ее, обвиняя в несправедливости и суровости наказания. Но все проходит…

Четыре года агонии по ниспадающей кривой, с каждым годом реже приступы, ниже уровень боли. Скоро, скоро успокоение. Уже забрезжил свет в конце туннеля, уже полуоткрыта дверь клетки, уже заказан билет в новую жизнь. Больной уверенно идет на поправку и покорно благодарит Всевышнего за урок и наказание. И обещает больше никогда (ой, Господи, прости, сорвалось!) не хулиганить. Только не делайте мне больно!

О чем я еще думала, идя по дорожке и попивая прохладную родниковую воду?

О том, что полностью искупила свою вину, что долго страдала. Не собираясь разбивать чужую семью, по иронии судьбы уничтожила собственную и оставила дочку без отца.

Андрей не выдержал двойного предательства со стороны жены и лучшего друга, ушел и ныне пытается построить новую ячейку общества. Я далека от того, чтобы отслеживать его попытки, пожелала удачи и постаралась более не беспокоить.

Я думала тогда, что начинаю чувствовать себя свободной и срок заключения подходит к логическому завершению. Билет в новую жизнь лежал у меня в кармане и вселял надежду на то, что со временем все наладится. Надо в это верить!

И еще я помню, что от всей души, измученной раскаянием, иссушенной слезами, истерзанной сомнениями, но потихоньку оживающей, пробуждающейся к новой жизни, попросила у судьбы еще один последний шанс!

МОЙ!

Именно так прозвучало мысленное пожелание, как вдруг…

– Тетя красивая, подожди, дай на шоколадку! – послышался тоненький детский голосок. Меня потянули за край футболки.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась и увидела стоящего за спиной маленького чумазого цыганенка. Паренек, одетый в красную ветровку – огромную, на вырост,  – вцепился в меня намертво. Мало того, к нам приближалась полная молодая женщина в развевающихся, словно крылья мотылька, юбках.

– Господи, только не это! Только цыган не хватало на мою больную голову! – ужаснулась я и, оторвав от себя маленькие наглые пальцы, приготовилась быстрее удалиться, но… не тут-то было.

Мальчик перехватил руку, вновь вцепился в футболку и потянул к себе.

– Девушка-красавица! Подожди, моя хорошая! Богом клянусь, ничего дурного не скажу, правду открою! Денег не попрошу! Давно за тобой идем, важное сказать что-то есть,  – затараторила подоспевшая цыганка.

Я знала: надо бежать куда глаза глядят. В любом случае, что бы она мне ни обещала, голову задурит и оставит без гроша в кармане!

Пока я размышляла, подоспел любопытный чертик и зашептал на ухо: «Почему бы не рискнуть? Хотя бы один раз… Попробуй! Возможно, на тебя ее гипноз и не подействует, главное, помни о трех “да” и трижды не согласись. Все просто…»

Проходившие мимо молодые люди остановились, спрашивая, нужна ли мне помощь, но я отрицательно мотнула головой и улыбнулась:

– Все нормально, я контролирую ситуацию.

Ага, контролирую… Слово еще такое придумала…

– Послушай, вижу, боишься меня. Напрасно. Зла не принесу, только правду скажу. Вот тебе первая правда – обидел тебя один человек, сильно обидел, душу и сердце твое на клочки порвал и в землю втоптал. Хотя давно это было, но ты до сих пор болеешь… Да?

Я предусмотрительно молчала, а гитана дерзко сверлила меня глазами.

«Ну… Это утверждение с большим полем допуска. Почти каждая из нас когда-то пострадала, была предана и пережила потерю любимого человека»,  – думала я. Первое «да» не сработало.

Цыганка улыбнулась и прищурила карие, налитые солнцем очи.

– Только ты не думай о нем, девушка, забудь! Я знаю, и ты знай: не будет Вадиму счастья ни сейчас, ни потом. Да?

Мне стало не по себе.

– Да… А откуда…?

– Что? Откуда имя знаю? Да оно у тебя на лбу червонными буквами написано. – И звонко рассмеялась.

Мне было не до смеха.

– И вот что скажу тебе: скоро совсем его забудешь. Ждет тебя дорога дальняя и дюже путаная.

– Дорога куда?

– А дорога та домой ведет…

– Почему дальняя? Мне до дома минут двадцать, от силы тридцать пешком.

– Это ты так думаешь, золотая моя! Тридцать минут – что десять часов, что сто дней… все одно.

Я перестала понимать, о чем речь, и хотела уже уйти, но женщина, нахмурившись, взяла меня за руку и погрузилась в чтение линий:

– Подожди, красавица… Бог – трижды отец, пресвятая мать… Тьфу-тьфу-тьфу…

Цыганка, вытерев губы, начала бормотать себе под нос на непонятном гортанном наречии. Несколько раз она поднимала на меня удивленные глаза и вновь принималась водить пальцами, унизанными бесчисленными дешевыми перстнями, по линиям ладони.

Странное ощущение мелькнуло в голове. Будто я сижу в кабинете врача и жду оглашения важного диагноза. Если не считать, что происходящее является абсолютным бредом.

– Да, золотая, не зря Ромик за тобой побежал. Есть у меня правда, и не одна. Целых три правды, и каждая твоя, только какую выберешь? Первая: говоришь, тридцать минут до дома – так поворачивай назад, иди, не сворачивая, не оглядываясь, только в конце останешься ни с чем, одна, в холодном пустом доме. Да?

– Ну, допустим…

– Вторая: десять часов – вернешься домой, но жизнь пройдет не твоя, чужая, спокойно и скучно, голодной не будешь, замуж снова выйдешь, да только сердце твое все равно здесь со мной на тропе останется, потому что будет еще и… Третья правда… Пока даже мне до конца неведомая, но дорога к ней долгая, ох, долгая. И путаная. Красивая и опасная тропа поведет тебя к ней, вижу на ней цветы белые и болезнь, твою ли – не ведаю. Вижу любовь благородного человека и возможную смерть… его ли? Нет, закрыт он от беды. И не твою – это точно. Вижу Змея-демона, поднявшегося из преисподней, хлопоты его злые вижу как на ладони. Домой Кольцо направит, но зло за ним, как ниточка за иголочкой, потянется… Через портрет в Дом попадешь. И навсегда там останешься, счастливой. Но только когда Лев превратится в робкого Агнца, а Змей укусит себя за хвост и сожрет. Все… Ничего более не скажу… – Цыганка отпустила мою вспотевшую от волнения руку. Взглянула исподлобья: – Что выберешь, Елена? Да не бойся ты меня! Если я чужое имя прочла, неужели твое не узнала бы? Так каким путем домой пойдем? Последним? Да? – повторила она свой странный вопрос, зацепившись взглядом.

От неожиданности мои мысли разбежались подобно разноцветным стеклянным шарикам, собрать их воедино, казалось, нереально.

Так-так-так…

Главное, придерживаться логичной составляющей происходящего. Только где она?

Я вздохнула, пытаясь сосредоточиться, и ответила:

– Да. Хотя я вас совершенно не поняла… извините. Скажу одно: я очень хочу быть счастливой!

«Что я несу? Кто она мне? Какое ей дело до моих „хочу“?»

Цыганка отступила на шаг, придирчиво смерила меня взглядом, словно снимала мерку для пошива. Она казалась чересчур серьезной для столь комичной ситуации.

– Вот и ладненько, моя хорошая. Вот и правильно. Ты заслуживаешь счастья, только, когда в руки солнце упадет, не обожгись, не вырони! А пока поблагодари меня за слова добрые, позолоти ручку, да и Ромику на конфеты дать не забудь. Он тебя приметил!

Я незамедлительно достала из сумки кошелек и, вытащив из него все наличные деньги – около пяти тысяч рублей бумажками и мелочью,  отдала улыбающейся шарлатанке. Как само собой разумеющееся.

– Это все, что у меня есть, возьмите себе и ребенку… и спасибо вам.

– Бог спасет, девушка. На все воля Божья, хорошая моя, положись на него и иди вперед, иди вперед… Иди, милая. Иди куда шла…

Цыганке удалось меня заворожить. Я послушно отвернулась от нее и бодрым шагом направилась по дорожке, ведущей в глубь парка. И лишь несколько мгновений спустя оглянулась назад. Нет, гитана не исчезла, не растворилась в воздухе, она стояла на том самом месте, держа чумазого ребенка за руку, и почему-то грустно смотрела мне вслед.

С глаз словно пелена упала.

«Дура набитая! Попалась на удочку. Осталась без денег. Хотя… было весело и… удивительно. Откуда она узнала мое имя и имя Вадима? И сколько раз я произнесла “Да”? Но как понять ее слова – “сто дней до дома”? “Лев укусит Агнца”, “Змея съест свой хвост…” “Все наоборот – Лев превратится в ягненка…” полная чушь… Бред какой-то…»

Глава 2
Провал в Кроличью Нору

Меня обгоняли смеющиеся дети, катающиеся на роликовых коньках, мамочки с колясками и даже пенсионеры, гуляющие по парку под ручку. Я шла медленно, полностью погрузившись в свои мысли. Это был обычный и многократно хоженый маршрут.

«Немного проветрюсь, а на обратном пути куплю у метро диск c мелодрамой и устрою себе вечерний просмотр. Стоп! Ты забыла, что осталась без копейки?»

Несмотря на пустой кошелек, настроение мое не ухудшилось. Нет денег – так нет… какая теперь разница. Чудной день…

Постепенно я углубилась в тенистые аллеи парка.

Как все началось – точно уже не помню. Мое подсознание принялось отчаянно сигналить: что-то не так, что-то меняется. Родилась тревога. Оглядевшись, я заметила, что иду по дорожке совсем одна – ни велосипедистов, ни катающихся на роликах детей, ни молодых мам, ни одной человеческой души. Страх, леденящий ужас: я осталась одна на Земле, все умерли, исчезли  – сковал меня. Сердце отчаянно забилось. Но продлилось это странное чувство недолго, всего несколько мгновений. Я услышала детский смех с ближайшей игровой площадки и облегченно вздохнула. Тем не менее ощущение тревоги не отпускало. Добавился запах, сладкий, дурманящий. Нотки свежего весеннего аромата белых цветов перебивал тягуче-приторный дух курящихся благовоний, восточных специй. Странная смесь ванили, имбиря, корицы, и вдруг внезапно вкравшийся запах разогретой солнцем скошенной травы. Чувства обострились, невыносимый аромат путал мысли. Появился неприятный нарастающий звон в ушах, тонкий, подобный скрежету металла по стеклу, пронизывающий до костей, вызывающий невольную омерзительную дрожь.

Я почувствовала каждую клеточку собственной кожи. Она, подобно губке, начала жадно впитывать в себя струящийся странный запах. В одно мгновение воздух вокруг сгустился, окружив меня непроницаемым душистым панцирем, в глазах разом потемнело, и на секунду-другую я потеряла связь с реальностью.

Пришла в себя уже сидя на земле, вся мокрая от липкого холодного пота. Я дрожала как осиновый лист и была испугана до полусмерти.

Первая мысль – был ли кто невольным свидетелем моего падения? – заставила оглядеться.

Никого.

«Не надо было слушать гадалку, ее чары опасны для здоровья».

Постепенно восстановилось дыхание, утихла дрожь, и я с трудом встала на ноги. Голова кружилась, подташнивало. Что же случилось?

Я вновь посмотрела по сторонам. Странно. Ни одной человеческой души.

Осознание того, что вокруг все изменилось, приобрело невиданные размеры и обрушилось со всей мощью новой обретенной реальности.

Мир восприятия стал другим. Зрение подтверждало, что я одна, обоняние сходило с ума от незнакомых запахов, и лишь осязание не давало мне потерять контроль и удариться в панику. Какое-то время я еще сжимала пластиковую бутылку с прохладной родниковой водой. Но нарастающая паника лишила меня сил, рука невольно разжалась, бутылка с глухим звуком упала на землю и медленно откатилась в сторону. Я проводила ее взглядом.

Куда-то исчезла асфальтовая дорога. Я стояла на широкой лесной просеке. По земле шел петляющий след от колес, довольно узкий и глубокий, испещренный серповидными вмятинами копыт.

Странно…

Не знала, что в Покровке занимаются выездкой.

Парк уже не тот. Вокруг меня красовались янтарные сосны, окруженные островками разлапистого папоротника. Сквозь их величественные, устремленные ввысь стволы пробивался теплый солнечный свет. Куда девались липы и ясени? И откуда идет дурманящий сладкий запах? Оглядевшись, увидела недалеко от дороги, в низине, неизвестный кустарник, сплошь усыпанный пышными белыми гроздьями. Любопытство возобладало, я осторожно спустилась с насыпи. Боярышник. Нагнула роскошную гроздь, чтобы вдохнуть аромат… И вдруг послышался стук копыт.

Всадники?

Двое облаченных в старомодные сюртуки мужчин показались из-за поворота лесной дороги и быстро приближались.

Я поспешила укрыться за колючим кустом, чувствуя, как вновь надвигается паника и полное непонимание происходящего. Продолжала цепляться за соломинку, полагая, что задумалась, свернула на нехоженую тропу и попала в сосновый лес. Но память и логика подсказывали: не было протяженной сосновой посадки в Покровском-Стрешнево!

И все равно упрямый разум пытался спастись и подкидывал новые идеи и подходящие объяснения.

Всадники могут быть ряжеными. Обычными актерами! Точно! Рядом снимают кино? Я с надеждой поискала глазами оператора со съемочной группой. Увы…

Никого кроме меня и быстро приближающихся людей в странной одежде не было и не могло быть в тот день, 20 мая 2009 года.

Глубоко в душе я осознавала: произошло нечто ужасное, я безвозвратно пропала. Мне было легче считать происходящее сном или галлюцинацией. Поэтому, притаившись за кустом, пытаясь от страха сжаться в точку, исчезнуть, раствориться в воздухе, я изо всех сил зажмурилась и приказала себе проснуться. В голове зазвенело, но ничего не изменилось – «сон» продолжался. Я сидела, скукожившись от страха и с глупой надеждой, что меня никто не увидит и не найдет.

Всадники остановились на дороге как раз напротив куста боярышника. Один из них спешился и осторожно взял в руки лежащую в пыли пластиковую бутылку с водой. Как я ругала себя в этот момент! Но слабая надежда, что мое убежище не будет раскрыто, все еще жила. Я не поднимала головы, боясь смотреть в их сторону, и продолжала мысленно твердить: «Меня не видят, меня никто не видит, сейчас они исчезнут, и все будет хорошо. Я проснусь в своей кроватке».

И тут я услышала:

– Мисс, можно к вам обратиться?

На идеальном английском.

Я онемела.

«Мало того что ряженые, еще и туристы… Сплю… Точно сплю».

– Мисс, спрятавшаяся за кустом, я обращаюсь к вам…

Мое убежище раскрыто. Прочь, паника!

Смирившись с неизбежным конфузом, выпрямилась. Делать нечего… Сидеть, сгорбившись, подобно гоблину, глупо. Но меня не покидала уверенность, что все происходящее – сон. Другого объяснения не находилось. Порой случались так называемые многослойные сны, глубокие, долгие и похожие на плотный кокон из различных дополняющих друг друга видений. Вырваться из подобной иллюзии подчас очень сложно, разрушить ее может проявление очень сильной эмоции, такой как страх, удивление или радость. Странно, что удивление и страх пока не позволили мне проснуться. Видимо, сон был действительно крепким, и мало того, он мне явно не принадлежал, я играла в нем придуманную роль марионетки. Кто же был кукловодом, дергающим за ниточки?

– Мисс, это ваша фляга с водой? – продолжал допрос один из всадников.

Ничего не оставалось, как выйти из зарослей и подняться на дорогу.

Молодой человек в запылившемся сюртуке болотного цвета, с взъерошенными от ветра рыжими волосами удивленно смотрел на меня. Второй всадник, оставшийся верхом, также с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим. Приятный на вид мужчина в синем камзоле, лет тридцати пяти, с растрепанными темными волосами и с довольно надменным лицом. Лошадь под ним, разгоряченная быстрой ездой, хрипела, гарцевала, рвалась из узды, и он похлопывал ее по шее, успокаивая.

«Странный сон,  – подумала я.  – Необыкновенно ясный, наполненный звуками и запахами. Обычно это свойственно созданным, а не навязанным снам. Почему же я не могу взять нить видения в свои руки, почему не получается исчезнуть с этого места, когда это так необходимо?»

Рыжеволосый конопатый незнакомец продолжил разговор, не сводя с меня круглых от изумления глаз:

– Мисс, с вами произошла беда? Ваше платье… простите…

Я не знала, что сказать. Если он мне снится, зачем реагировать?

– Разрешите представиться: Эдуард Мосснер. С кем я имею честь разговаривать?

Я мысленно предприняла еще одну попытку сдвинуть ситуацию, взять ее под контроль, что часто выручало меня в сновидениях. Все напрасно. Молчание становилось подозрительным.

– Елена…  – неуверенно ответила я и испугалась собственного голоса. От волнения перехватило дыхание.

– Мисс Элен? Это полное ваше имя? – удивленно вскинув бровь, спросил мужчина, назвавшийся Эдуардом Мосснером.

Не дождавшись пояснений, симпатичный господин продолжал:

– Мисс Элен, позвольте узнать, а как вы попали во владения моего друга, сэра Фитцджеральда Коллинза? – Рыжеволосый обернулся к своему попутчику и улыбнулся.

Я быстро взглянула на всадника, так и не сменившего холодное и высокомерное выражение лица.

«Какие, к черту, владения? Я совершила большую оплошность, очутившись на чужой земле без приглашения, чем и разозлила неприветливого хозяина?»

– Извините, я… не могу сказать, как очутилась в ваших… землях…  – Мой голос становился все неувереннее.  – Пожалуйста, скажите мне, где я нахожусь?

«Когда я очнусь? Черт подери! Почему я отвечаю им на английском? Это же сон…»

Рыжеволосый недоверчиво оглядел меня с головы до ног и хитро прищурился:

– С утра это было графство Кент, поместье Торнбери, мисс. Я слышу очень странное произношение, и позвольте спросить: ваше платье… оно где-то осталось? Мисс купались в местном пруду, а потом заблудились? Вы гостья соседей мистера Фитцджеральда, господ Вильямс? Они, полагаю, с ума сходят от волнения, разыскивая вас?

Я слушала его бесконечные вопросы молча. И чем дольше он говорил, тем менее происходящее напоминало иллюзию. Все предметы вокруг – лес, кустарники, дорога, мои собеседники – под пристальным взглядом не меняли первоначальной формы, как бывает свойственно пригрезившимся образам. Они выглядели настоящими, абсолютно реальными. Осязаемыми. Нарушился главный закон сна – герои назвали свои имена без настоятельной просьбы. Первыми!

Я поняла, что сил моих хватит только на один, подчиняющийся странной логике вопрос, и постаралась быстрее задать его:

– Скажите, какой сейчас год?

Мой любопытный собеседник осекся и с минуту разглядывал меня, словно умалишенную.

– Мисс, извините, что напоминаю очевидное. Ныне идет 1810 год от Рождества Христова… Вы запамятовали?

Эти слова прозвучали подобно пушечному выстрелу. Разум-бедняга отказался служить и подкидывать логичные варианты объяснения происходящего. Новоявленная реальность взорвалась перед глазами и рассыпалась на мельчайшие кусочки; я медленно опустилась на землю, потеряв сознание…