Лес шумел всю ночь. Циклон раскачивал мокрые ели, ливень хлестал по старым корягам, потоки дождя заливали одинокий остров и приземистый купол посреди него. К утру непогода улеглась и перестала будоражить заболоченное озеро.

Было тихо. Под слоем земли и бетона, в одной из подземных комнат, возле зеркальной стены устроился человек с мольбертом. Художник разглядывал свое отражение в зеркале: силуэт, голову, твердо очерченное лицо. С таким отстраненным интересом изучают чужие фото. Он сменил кисть, взял немного краски и подправил автопортрет, придавая изображению большее сходство.

– Довольны?

Собеседник внезапно вошел через раздвижные двери. Зеркало искоса отразило и этого – низенького, подвижного, словно белка.

– Нет. Картина мне не удалась. Мне сейчас ничего не удается. Похоже, но не отражает внутренней сути. Дешевая поделка в самом полном смысле.

– Ерунда, к черту неприятие. Воспринимайте себя целостно, в зеркале вы, ваш собственный облик в силу сложившихся обстоятельств… А портрет этот, Тони… знаете, он очень хорош. Спалите-ка его на всякий случай. Допишите до конца, раз мазня вас развлекает, а потом бросьте в мусоросжигатель. Нам лишние улики ни к чему.

Живописец отложил кисть и криво улыбнулся.

– Я до сих пор не могу понять, как со мною проделали это. Послушайте, Феликс, скажите мне правду – как?

– А разница есть? Лишнее знание – лишняя скука. Детали не нужны. Главное, результат очень хорош, вы несомненная удача эксперимента.

– Я ведь смогу позже вернуться в прежнее состояние?

– Конечно, легко вернетесь, если захотите. У обратной манипуляции и своя цена, и своя технология.

Тони воззрился на Феликса, пытаясь найти хотя бы легкие признаки лжи. Их не было, чужое лицо выглядело добродушным и честным, поза – естественной и чуть небрежной.

– Хорошо, не будем об этом. Лучше сознайтесь, зачем вы ходите следом за мной?

– Хожу следом? Я просто бродил по дому, потом выбрал пустую комнату, чтобы в ней посидеть. Зашел сюда неудачно. Иногда меня нестерпимо тянет избавиться от компании Кота и Вильмы. Жизнь взаперти почему-то вызывает у меня нелюбовь к людям.

Собеседники замолчали, не зная, как продолжить разговор. Феликс осторожно попятился, словно бы не желая подставлять под удар беззащитную спину. Мягко отъехала в сторону дверь, и он ретировался с непринужденной ловкостью.

Оставшийся на месте Тони подождал, пока тот, другой, уйдет подальше, тоже вышел и в одиночестве прошагал а конец коридора.

– Это я, Тони Лейтен. Сними блокировку, Кот.

За бронированной дверью оказался еще один коридор, а там – полки вдоль стен, запечатанные ящики, выключенный компьютер на маленьком столе, рядом универсальный измеритель, упакованный в прозрачный футляр и забытая баночка с засохшей пастой.

– Хлам развелся.

Хмурый брюнет, со странным прозвищем Кот, техник с потугами на лидерство, перевел на товарища взгляд воспаленных глаз. Его усталость уже сделалась привычной как неизлечимое недомогание, с которым постепенно свыкаются.

– Вещи собираются сами собой, когда перегружен утилизатор. Этот мошенник Феликс после эксперимента переломал все лишнее. Не вызывать же сюда мусорный фургон? Можно, конечно, просто вытащить весь этот хлам на поверхность, и сбросить его в болото.

– Лучше оставить все, как есть.

– Конечно, парню ведь все равно, – насмешливо отозвался техник и ткнул пальцем в угол.

Тот, которого звали Тони, подошел поближе и склонился над продолговатым предметом. Предмет походил на гроб с выпуклой крышкой. Прозрачная выпуклость позволяла разглядеть голого человека с безмятежным лицом, окутавшую его субстанцию, детали оборудования и сложную внутреннюю поверхность саркофага, повторяющую общие контуры тела.

Тони Лейтен не без брезгливого интереса рассматривал все содержимое разом.

– Что ты чувствуешь? – спросил его любопытный Кот.

– Не знаю. Говорят, некоторые видят во сне себя со стороны. Душа смотрит на спящего, но не может вернуться туда, куда положено. Если бы не мое новое тело, я бы тоже подумал, что попал в разновидность кошмара.

– Это все?

– Есть еще кое-что интересное – например, получив его оболочку, я вдруг понял его родной диалект. Мне кажется, у меня теперь его почерк.

– А картины, имена, воспоминания?

– Почти ничего. Понимаешь, моя личность не изменилась – почти нет чужих воспоминаний, только чужие навыки. Я могу говорить и писать на его родном языке, но не помню, как все это выучил. Кстати, как он?

– Дрыхнет мирно и глубоко.

– Может оклематься сам по себе?

– Нет. Если душа бедняги нас сейчас слышит, то, должно быть, молится о благополучном исходе предприятия. В самом деле, если ты не вернешься из Элама, ему придется вечно прозябать под крышкой.

Тони вздохнул.

– Кома или окончательная смерть – какая, к черту, разница?

Кот принялся излагать свои теории:

– Все дело в шансе. Покуда остается хоть крохотный шанс пожить еще, люди за него цепляются.

– Ты думаешь, он понял и принял бы такое?

– Не знаю. Помнишь, каким мы нашли его?

– На дне жизни. В роли сторожа при зоопарке – он там улыбался и кормил ежей, после того, как выкарабкался из клиники для душевнобольных.

– Если бы не знал точно, никогда бы не поверил, что брат такого растения – большая шишка.

– Что тебя удивляет? Чисто анатомически – у обоих нормальный мозг. Они братья-близнецы, просто второму сильно не повезло в жизни. Ты хорошо помнишь их мать – эту шикарную стерву?

– Немного. Я был тогда ребенком.

– Я тоже, но записи ее культовых ролей лежат в Сети. Девушка оставалась секс-символом, пока не постарела так, что увядание не могли скрыть никакие хирурги. Оба парня – дети от ее предпоследнего брака. Один парнишка оказался умником и стал наследником матери. Второго прибрали в психушку, но временами выпускали – он слыл довольно тихим пациентом. Бывшая красотка постепенно отошла на второй план, но доживала шикарно, если под шиком иметь в виду все, что можно купить за деньги. Умерла совсем недавно, по слухам, от склероза конечностей. Сынок, тот, что рос нормальным, живет сейчас в Эламе и сделал там карьеру. Его брат лежит у нас в «гробу», в моем теле. Я стою перед тобой в заемном теле несчастного.

Кот расхохотался.

– Странно, что мы оба стали много болтать.

– Конечно. Пришлось вызубрить кучу всякой ерунды. Я ведь не хочу оказаться пойманным и, к тому же, должен отработать деньги. К тому же, после переноса я не уверен, что с моей памятью все в порядке.

Техник задумался.

– Мне не нравится Новаковский, – нехотя сказал он. – Доктор не из нашей компании. Ты веришь в то, что он не виляет?

– Феликс очень хорош как медик.

– Я не про то. Просто, у меня странное чувство и довольно неприятное. Иногда мне мерещится, что эксперимента не было вовсе, и меня дурачат все – и ты, и Феликс.

– Брось.

– Я-то могу о себе позаботиться. Но мне кажется, что ты, Тони, рискуешь съехать мозгами.

– Ерунда. Мое сознание сейчас работает великолепно – восприятие стало четким, поразительно объемным. Яркие краски, каждый звук слышится отчетливо…

– Вот это мне и не нравится. Слишком похоже на мечты идиота.

– Через две недели я вернусь в собственную шкуру.

– Конечно, желаю тебе уцелеть, компаньон, к тому же, сам очень хочу, чтобы все обернулось удачей. Только мне не верится, что дать человеку новое тело можно по дешевке. Калеки, некрасивые женщины, больные старики – все бы они только этого и хотели бы. Такая штука все равно, что бессмертие задарма.

Тони хмыкнул и отвернулся. С минуту он внимательно рассматривал лицо спящего в саркофаге. Стекло с внутренней стороны слегка затуманилось.

– Ты ведь понимаешь, что это не навсегда?

– Ты опять о своем?

– Да все о том же. Феликс говорит, что хотел легально зарегистрировать свое открытие, но в последний момент испугался. Дело в сроках – понимаешь? Я могу пробыть в чужом теле только полгода. После этого начнутся необратимые изменения, мое сознание растворится в этой оболочке как кусок сахара в чашке с чаем. Я перестану быть собой. Не понятно, что получится в результате, но мне, конечно, не хочется и пробовать. Наш расчет строится на том, чтобы обернуться гораздо быстрее. Две недели – и конец. Поэтому никакого бессмертия, друг. Чужую шкуру можно только примерить, но нельзя украсть навсегда.

– Знаю. Вот в этом и загвоздка.

– Какая?

– Если Феликс очень точно определил безопасный срок, значит, этот срок он на ком-то проверил. Не удивлюсь, если наш друг уже в розыске, и не только у интерпола. Ему нужны деньги наличными, чтобы смыться и доработать свой агрегат. Феликс пойдет на все, чтобы сохранить секреты, и, к тому же, трусоват, значит, склонен к панике или перестраховке.

– На что намекаешь?

– Я бы, до твоего возвращения, посадил парня в кладовую под замок.

Тони задумался.

– Не надо, он обидчив как всякий зазнайка. К тому же, мы специально сняли этот дом, вместе со старыми сооружениями, лесом, болотом и прочим барахлом. Внешний выход заперт, подъемник отключен, ключ только у тебя, и никому не уйти наверх, если, конечно, ты не начнешь выпускать на волю кого попало.

– Да, место забавное. Говорят, раньше тут было личное убежище богача. Он опасался врагов, уж не знаю, может, они существовали только в его воображении. Старик умер от приступа язвы, именно там, где и прятался – в бункере посреди болота, в окружении защитных систем.

Оба замолчали, прислушиваясь к слабому шелесту вентиляции. Пространство, скрытое под слоями бетона и металлической обшивкой, нагоняло смутную тревогу, но ни тот, ни другой ни за что не признались бы в своих ощущениях.

– Все работает как часы, – с не очень искренним восхищением добавил Кот.

– Новаковский настаивает на том, чтобы я как следует свыкся с новым состоянием. Думаю, наш перестраховщик прав.

– Это тот редкий случай, когда и я с ним почти что согласен. Отдыхай. Я подежурю у трупа.

– Полегче в выражениях. Это ведь не труп, а я сам.

– Не заболей раздвоением.

– Да я уж постараюсь.

– Уходи, хватит. Иначе мы поссоримся, а я не хочу бить морду тому чокнутому парню, он ведь ни в чем не виноват.

Необъяснимая вспышка Кота почти сразу прошла.

– Извини, друг, – добавил он в смущении. – Меня сбивает с толку твоя двойственная натура.

Тони пожал протянутую руку.

– Не бери в голову. Я пытаюсь смотреть на перенос как на смену одежды. Так проще жить. Не забудь закрыться как следует. Наш медик ходит бесшумно и любит появляться без предупреждения.

– Буду помнить об этом.

Тони Лейтен протиснулся обратно в коридор, ненадолго ему почудилось, будто за поворотом мелькнула гибкая и верткая фигура медика, но Феликс растаял как морок.

Играла тихая музыка.

За перегородкой плескалась вода. Размытый силуэт перемещался по стене из подсвеченного полупрозрачного стекла.

– Вильма?

Ему не ответили. Раздвижная стена снова распахнулась, привычно отзываясь на приближение.

Девушка сидела на краю кафельного резервуара, ее босая нога с розовой пяткой касалась бурлящей поверхности. Это прохладное кипение порождал насос и мириады воздушных пузырьков. Капли воды стекали по загорелым плечам, по глянцевой ткани купальника, но волосы каким-то чудом оставались сухими – коротко остриженные, густые и вьющиеся от природы.

– Долго еще? – хмуро спросила она, подняла голову, и Тони в который раз дрогнул от странной смеси отторжения, влечения и печали.

Со смугло-розового лица девушки на него пронзительно и ясно смотрели хрустальные глаза – слепые и зрячие одновременно. Зрачков, не было совсем, веки двигались не часто, но то, что заменяло Вильме мимику глаз, выглядело более выразительным. Свет, преломляясь на крошечных датчиках, создавал странный эффект тревожного сияния и пронзительной, нечеловеческой глубины.

– Долго еще? – повторила она и усмехнулась – улыбка получилась широкой, «от уха до уха».

Болезненное очарование тут же рассеялось. Голос девушки звучал хрипловато и вызывающе – так было всегда, сколько ни помнил ее Тони. Раньше он любил размышлять, что может видеть Вильма своими датчиками, и насколько этот мир отличается от привычного для него, Кота и других. Потом он это занятие бросил – понял, что ему безнадежно не хватает воображения.

– Ты так и будешь молчать?

– Извини, задумался о другом. Пришел тебе напомнить, что завтра утром ухожу на дело. Ты довольна?

Девушка вынула гладкие ноги из воды и подтянула колени к подбородку. В такой позе она казалась статуей, которой щедрый скульптор пожертвовал бриллианты вместо глаз.

– Нет, – изрекла Вильма. – Я не довольна. Мне не нравится позиция Кота в этом деле – ты говорил с ним по душам?

– Только что. Мне показалось, что он не доверяет Феликсу.

Вильма тряхнула кудрями. Из ее глазниц струились темнота и сияние одновременно.

– Феликс слишком труслив, чтобы вильнуть в сторону, но с самим Котом будь поосторожнее – он тебя недолюбливает.

Девушка ловким, сильным движением поднялась на ноги, не стыдясь, стянула с себя мокрый купальник (черт возьми, зачем тогда было его надевать – подумал Лейтен) и зашвырнула яркую тряпицу в угол.

Потом неспешно вытерлась ладонями и надела белье и комбинезон.

– Когда видишь то, что могу заметить только я, остальное не имеет особого значения.

Тони переварил двусмысленный намек, но ничего не ответил. Она улыбнулась снова – слишком широко, поэтому не очегь красиво.

– Новая оболочка лучше, чем старая, та уже начинала тебя полнить.

– Это не надолго, максимум на две недели, – машинально отозвался Лейтен.

– Иногда мне кажется, будто неподалеку околачивается оживший труп сына этой самой дивы.

Чья-то тень – то ли Кота, то ли Феликса Новаковского, снова мелькнула по ту сторону стеклянной перегородки, но музыка глушила чужие шаги. Монотонное бренчание струн складывалось в изменчивую мелодию и навевало почти приятную тоску.

– Пошли в мою комнату, поболтаем без лишних свидетелей.

На этот раз в коридоре было пусто – ни следа чужого присутствия. Они дошли до внутреннего подъемника, клеть послушно поползла вверх, стена раздвинулась, пропуская. Вильмина комната располагалась у самой поверхности. Сквозь прозрачный непробиваемый купол круглого отсека струился мутный свет пасмурного дня. Никаких признаков мебели, только роскошный толстый ковер ночного цвета, задвинутый в стенную нишу кейс с инструментами и расплющенная оболочка надувного матраса у стены. Лейтен знал, что Вильма избегает рассматривать свое лицо. Пустота ее временного пристанища напоминала ангар для дорогого устройства.

Полуденный пейзаж за стеклом оставался удивительно четким, как картина гиперреалиста – низко нависшая пелена облаков, серо-зеленая поверхность трясины, редкие и невысокие свечи мертвых стволов.

Зубчатая стена леса торчала вдалеке, подпирая унылое небо. Твердый грунт небольшого острова, окаймленного болотом, почти не просматривался – его скрывали выступы конструкции. Странную неподвижность мертвенного пейзажа подчеркивало полное отсутствие птиц и даже мелкого гнуса. Понемногу навалилась осязаемая тишина. Лейтен непроизвольно дотронулся рукой до стекла – ему казалось, что он видит голограмму, хотя пейзаж по ту сторону купола, без сомнения, оставался настоящим.

Крыша отсека торчал над трясиной словно пуп.

– В документах на аренду это место называется «Сонный остров».

– Зачем понадобилось забираться в такую дикую глушь?

– Феликс все твердил, что скопления людей влияют на точность его приборов. Хорошо и то, что это место никак не связано с Эламом.

– С Эламом связано все, великий Элам суть тавро на нашей голой заднице, которое можно смыть разве что кислотой, но и тогда останется шрам от ожога – грубый и безобразный.

– Хватит!

Вильма замолчала, устроилась на ковре и поджала ноги.

– Тебе повезло, – хмуро добавила она. – Тебя трудно поймать. У тебя нет запоминающегося лица.

– Зато у меня нет и твоих талантов.

– Лесть – очень грубое и жестокое орудие, Лейтен. Чего на этот раз ты хочешь?

– Прокрути всю историю заново. Меня интересуют финансовые расчеты.

– Ты и так в курсе.

– Хочу еще раз услышать – от тебя.

– Как скажешь. У нас классическая ситуация – все или ничего. В пассиве десять тысяч кредо, потраченных на незаметный вывоз Константина, пять тысяч за аренду Сонного острова, тридцать тысяч Феликсу Новаковскому за манипуляции и советы, еще двадцать тысяч на оборудование, перевозки и прочие расходы. Круглых восемьдесят тысяч убытков – мы практически опустошили счет нашей дутой компании.

– Что в активе?

– Полмиллиона от заказчика, если ты найдешь архив. Неучтенное число кредо, которое можно получить из семейных денег, некоторое время оставаясь в шкуре близнеца.

– Почему у них такая странная фамилия – Рассвет?

– Не знаю. Наверное, псевдоним.

Вильма встала и прислонилась спиной к стене, скрестив руки на высокой груди. Неопределенный взгляд ее жутковатых глаз шарил по Тони.

– А теперь, когда ты освежил свою драгоценную память, убирайся прочь. Оставь меня в одиночестве…

Лейтен сразу же ушел.

Ночью он долго не спал и опять слушал вентиляцию – на этот раз она пела как мистраль. Перед рассветом уснул и видел во сне будущее – кресло, обтянутое красной кожей. Мертвое тело самого Лейтена. Распластанная на полу книга в смятом переплете.

Вильма, которой совсем не мешала темнота, встретила рассвет, всматриваясь своими датчиками в кусок заболоченной равнины за толстым стеклом купола. Стволы мертвых деревьев казались вешками, грубой разметкой строящегося лабиринта. Вильма жадно изучала каждый завиток и излом, ей казалось, что вот-вот, еще немного, и тайное станет понятным, и это открытие вернет ее миру гармонию и покой. За ночь не изменилось ничего. Темная аура прочно зависла над местом. Редкие пузыри газа поднимались сквозь трясину и лопались на поверхности воды, но купол легко глушил эти слабые звуки.

Вильма попыталась вспомнить прошлое, то время, когда ее глаза еще оставались человеческими, но не нашла в памяти ничего интересного. Тогда она открыла кейс и выложила на черный ковер немногие уцелевшие реликвии – пластиковую бирку, выданную в сиротском приюте, диплом технического колледжа, нательный крест с давно обломившимся ушком, помятую фотографию женщины с добрым, безвольным лицом.

Утилизатор, должно быть, за ночь справился с перегрузкой – он мягко светился индикатором.

Вильма без жалости выбросила бирку и сертификат. Крест сунула в нагрудный карман комбинезона. Ее не видел никто и, перед тем, как уничтожить вещи, она украдкой поцеловала фотографию.

* * *

– Подъем, мои друзья бездельники! Вы можете проспать банкет…

Голос Кота разнесся по внутренней связи и наполнил веселым гулом пространство яруса.

– Проснись, Тони, скотина, Элам ждет тебя! – орал Кот, отбивая зажигательный ритм пальцами.

Было немного слышно, как по связи вяло ругается Вильма. Она делал это по-латыни, чем изрядно развеселила Лейтена – половины слов он даже не понял.

– Мне снился изумительный сон, а вы помешали, – недовольно заспанным голосом отозвался Новаковский. – Куда теперь?

– В банкетный зал – отметим начало акции и повторим роли.

Лейтен встал, оделся, и инстинктивно отпрянул – прямо из стены навстречу ему шагнул смутно знакомый человек. Опешивший поначалу, Тони сухо рассмеялся, сообразив, что не узнал собственное отражение в зеркальной панели.

– Наверное, Кот прав, мне действительно нужно беречь здоровье.

Банкетный зал, просторный, но с низким потолком, блестел посудой и серебряными приборами. Должно быть, догадливый Кот нашел и активировал бытового кибера – пыль из зала за ночь исчезла, скатерть постирали, теперь она напоминала Тони тонкий нетронутый снег. В той, прошлой жизни, точно такой снег выпадал стылыми ноябрьскими ночами, покрывая поле на окраине города.

– …Не люблю креветок в кляре, – брюзгливо заявил Новаковский. – Пусть твой кибер подаст мне что-нибудь еще. Наверняка, он стряпал все это из консервов. Соус разведен из порошка, персики неправильно разморожены, а поэтому слишком вялые.

Вильма задумчиво крутила в пальцах стаканчик с «Шериданом». Куда она смотрит своими искусственными глазами, толком не поймешь, Тони и не пытался угадывать.

Кот чуть-чуть перебрал выпивки, его выдавал особенный прищур, пылающие щеки и постоянное стремление взять на себя роль председателя.

Лейтен не стал возражать – призрак полузабытого жутковатого сна все еще портил ему настроение. «Никогда в жизни не сяду в красное кресло». Кот тем временем твердил свое, назойливо повторяя до мелочей разработанные подробности. Вильма взяла пальцами сочную вишенку, съела ее и стрельнула косточкой в сторону механика, но он даже не заметил подначки.

– Контакты только в случае крайней необходимости. Никакого прямого текста, одни условные фразы. Вильма проводит Лейтена сквозь паспортный контроль и в случае неудачи помогает ему отступить. Вы, наш дорогой, наш бесценный друг доктор Новаковский, останетесь здесь – ученый парень такого калибра слишком большая ценность, чтобы рисковать им в Эламе…

Новаковский уже понял подоплеку и сухо усмехнулся, но спорить не стал, должно быть, смирившись в душе с неделями заточения.

Кот угрюмо ссутулился.

– Я буду держать под контролем саркофаг – твердо заявил он. – Вы, Феликс, не соскучитесь в одиночестве. Охранные системы, которые нам оставил покойный богач, очень кстати, они будут задействованы, так что возвращаться без предупреждения не советую – ни тебе, Лейтен, ни тебе, девушка.

Вильма, зрячая и слепая одновременно, повернула голову в сторону председателя.

– Я согласна, Котик, но не слишком ли много ты на себя берешь? Мы все равны, и на этом стоит компания.

Подвыпивший техник несколько секунд в упор рассматривал девушку – его взгляд блуждал по ее лицу, темным коротким кудрям, потом прошелся по крепкой фигурке.

– В конце концов, хотя бы во время акции кто-то должен оставаться главарем. Ты не можешь командовать, Вильма, и не только потому, что женщина. Просто ты всегда держалась на отшибе и была сама по себе. Я не знаю, что делается в твоей башке и что прячется за бриллиантовыми глазами…

– Кот, заткнись.

Техник обернулся к Лейтену и нечаянно уронил тарелку. Остро тренькнуло разбитое стекло.

– А ты, Тони, мог бы стать лидером, но у тебя кишка тонка со мною драться. Давай, бери нож, если хочешь, и попробуй меня завались. Я сверну тебя голыми руками и даже не стану калечить, чтобы не ломать операцию в Эламе.

Лейтен брезгливо скривился.

– Я бы мог тебя проучить, но точно знаю, что твоим языком сейчас ворочает выпивка. Ты ведь проспишься, приятель, а потом сделаешь свое дело на совесть, потому что очень хочешь денег, и потому что без компании ты ничто. Если хочется немного побыть вожаком – валяй, развлекайся. Через несколько часов наше общение ограничится условными фразами, так что форсить в роли босса любому из нас остается недолго.

Краска медленно сползла со щек Кота. Он сел и отставил недопитый стакан. Стояла тишина. Ловкий и гибкий, Феликс потихоньку отодвинулся в сторону, по-видимому, отыскивая пресловутый пятый угол, в котором принято укрываться от драки.

– Ладно, пусть будет мир, мы оба погорячились, – буркнул заметивший это Кот, но руки не подал.

Тони кивнул ему и ничего не ответил. Кибер суетился под ногами у смутившихся людей, собирая тонкие и хрупкие осколки хрусталя.

– Очистить пол. Я собираюсь танцевать, – дерзко заявила Вильма.

А потом играла музыка, та самая, вчерашняя, под которую девушка плескалась в бассейне. Ласково гудели струны, навевая приятную грусть. Техник оттер соперника и по-хозяйски обнял Вильму за талию. Через минуту они крутились в танце и чему-то смеялись, словно позабыв про недавнюю стычку.

Лейтен отвернулся. Он зажмурился, заново вспоминая недавний сон. Чужую незнакомую комнату. Открытую книгу с надломленным переплетом. Красное откидное кресло. Свое мертвое тело на нем.

12 3 4 5 ...8 След.

Генератор участи. Фантастический роман

Часть первая. Афера Неудачников

Глава 1. Остров

* * *

С этой книгой читают

Другие книги автора