Миры про запас

Текст
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Последний вопрос был про давно устаревшее и смешное слово «деньги».

Я вышла из аудитории с полным ощущением, что вот прямо сейчас у меня отрастают и расправляются крылья – избавилась от тяжкого груза переживаний о выпускном экзамене по теории управления альтернативной реальностью. Ну что же, высшая оценка – это вам не шутки, за красивые глаза не дают, пахать пришлось серьёзно.

Конечно, кое-кто не упустил случая выпустить яду про папочку в ленинградском Управлении, как будто в наше время это хоть что-то значит, но я не стану тратить нервы на завистливые перешёптывания всяких троечников.

И ведь никого не удивляет, что брательник получил распределение в американский филиал Управления, куда желающих ехать никогда не найдёшь, и потому посылают самых никчёмных или провинившихся, чтобы жизнь мёдом не казалась.

Если сын якобы большого начальника за каким-то лешим поехал работать в дикое поле, то это он экзотику любит, а не лентяй прирождённый. А если младшая дочь, то есть я, получила на тестировании столь впечатляющий балл и теперь сама могу выбирать время и место стажировки, то это, конечно, родственные связи сработали, а как же иначе.

Так типично для троечников – удобное слово «блат» у них с первого раза в голове отложилось, а концепция товарно-денежных отношений, принятая в обществе до объединения республик всех континентов, не освоена даже наполовину. Что говорить, Ленка на экзамене по истории не смогла объяснить значение слова «зарплата» и с самым непринуждённым видом плела, что это такая почётная нашивка на рабочий комбинезон, выдаваемая наиболее старательным кадрам ежемесячно.

Ежу ясно, что её никто и никогда не допустит даже близко к настоящим операторам запасных миров, даже техником-контролёром. Зачем училась, спрашивается? Но у нас все имеют право искать себя, так что, считай, развеялась маленько, прослушала программу обучения. Сможет хвастать на горнолыжном курорте или на пляже, что могла бы быть крутейшим техником временных циклов, но пока не выбрала конкретную эпоху.

Захотелось чуть-чуть праздника, и я запрыгнула в трамвай до Тулы. Через четверть часа уже бродила по набережной, а потом вдруг вспомнила, что обещала маме прийти пораньше, и по пути выбрала в автоматической чудо-кондитерской её любимых пряников, чтобы не ругалась.

Подходя к дому, мысленно уже настолько далеко унеслась в мечтах, что представила себя напарницей самого Каринского и в деталях вообразила, как он будет спрашивать у меня ценного совета, а я буду с умным видом закатывать глаза и выдавать блестящие замечания, почти не задумываясь.

Мама сходу угадала моё состояние и спросила, чмокнув в щёку:

– Что, Танюша, уже придумала небось, куда будешь проситься? Надеюсь, не слишком разогналась?

– Мам, я ещё ничего не решила. Завтра будет собеседование в отделе по распределению, вот и посмотрим, что посоветуют. Может, где-то конкретно нужны молодые специалисты моего профиля, так я сразу пойду, если надо. Безо всяких обид, не каждому же на амбразуру прыгать после университета.

– И совсем-совсем нет идей? Ты же можешь выбирать, и ты заслужила, девочка моя.

– На самом деле, одна идея есть. Думаю про конец двадцатого века. Что скажешь?

– Что мы с папой будем тобой гордиться! Он сегодня вечером вернётся с лунной конференции, хочешь, сходим куда-нибудь? Сейчас такая хорошая погода в Сочи.

Папа практически заставил позвонить брательнику, поделиться новостями. Несмотря на разницу во времени, мой вызов застал его уже на улице – на заднем фоне видно, как летает над полем похожий на гигантскую стрекозу колхозный робот с яркой надписью «Заря-411» на пузатом боку, а маленькая заспанная девочка только что выскочила из соседнего жилого модуля и босиком прошлёпала к био-грядкам, собирать на завтрак клубнику. Настоящая заокеанская пастораль Айовы – не то, что у нас в Москве.

– Смотрю, у тебя там благодать! Как сам? Цветёшь и пахнешь?

– Танька! Давай, колись, как сдала? Нет, дай угадаю! Максимальный балл из всех возможных?

– Ну есть немного, если честно. Считай, угадал.

– Ты всегда была такой занудой, – широченная улыбка растеклась по его лицу, – молодчина! Куда теперь?

– Не знаю, Саш, – не хотелось наступать на больную мозоль, но обойти по касательной вопрос распределения сейчас было трудно, – как пойдёт, завтра пойду общаться.

– Уверен, тебя сразу поставят в группу активаторов времени, – Саша даже присвистнул, – и ты будешь с настоящими профи работать. Возможно, даже познакомишься с такими легендами, как…

– Вовсе и не факт, – пора было менять тему, – что сейчас загадывать. Лучше расскажи, как у тебя там дела? Как идёт работа?

– Издеваешься? Как в нашей глуши может идти работа? Урожай сам сажается, сам выращивается, сам собирается, вот и всех событий хоть за целый год. Тут по-другому и не бывает, разве что залётные пацаны слишком шумно в ковбоев поиграют. Но они на отдыхе, приедут на пару-тройку дней с ваших краёв, и сразу назад, а то ведь тут и мухи на ходу засыпают.

Хотелось сказать что-нибудь ободряющее про то, как важно присматривать за сельской техникой, ведь это жутко полезное для всех людей дело, как ни крути, натуральная еда и всё такое, но если подумать, что наши роботы никогда не ломаются, то слова поддержки застревают в горле.

– Надо будет к тебе махнуть на выходные, Саш. Пока меня не отправили куда-нибудь в жутко скучное и невыносимое прошлое, где не просто мухи заснули, а сами активаторы забыли, что должны были сделать.

– Да ладно, это ты специально говоришь, утешить хочешь. Не надо, – он всегда умел видеть меня, как облупленную, – и не забывай, я твой старший брат, и должен насовать тебе в уши кучу напутственных слов, – а ещё он умел очень убедительно изобразить отсутствующий энтузиазм. – Лучше я к вам смотаюсь завтра-послезавтра, лады? Вся семья в сборе по случаю получения любимой дочерью диплома инженера времени по специальности оператор-модификатор! Даже звучит солидно, – и он наскоро попрощался, сославшись на якобы срочные дела.

Спать легла с неприятным чувством, как будто я чуть-чуть виновата, что его сослали в североамериканский пищевой кластер, житницу планеты, а не он сам, собственной персоной, из-за разгильдяйства.

Впрочем, утром вся эта шелуха вылетела из головы, и я предстала перед комиссией по распределению в самом бодром настроении.

Председательствовала Лариса Петровна, в прошлом знаменитая активатор середины двадцатого века – говорят, она даже умудрялась проигрывать ту большую войну. Трудно представить эту сухую и прямую, как палка, некрасивую женщину в роли вдохновителя человеческих душ, но факт остаётся фактом – её результат не оспорить.

Хотя – это мы ещё посмотрим, может, я всех тут удивлю.

– Татьяна Колесникова? – я кивнула в ответ. По правде говоря, колючий взгляд Ларисы Петровны немного царапал мои нервы. – Ну что же, мы тут все очень хотели взглянуть на вас. Потенциал впечатляет, скрывать не буду.

– Надеюсь, я вас не разочарую! – ответила бодро, лихорадочно думая, стоит ли прямо сейчас поразить их своими амбициями, или лучше пока поскромничать.

– Ну разумеется, нет, – она приподняла бровь, – иного мы и не ждём. В личном деле отмечено, что вы готовы к оперативной работе. Хорошо понимаете, что это обозначает?

– Конечно, – неужели она думает, что я столько лет училась для галочки. – Время, проведённое в альтернативных мирах, может составлять годы и даже десятилетия, а преждевременная выгрузка программой не предусмотрена, – знаю, шпарила почти по учебнику, но ничего не могла с этим поделать, – зато в точке выхода оператор имеет право на выходной, для адаптации к остающемуся без изменений телу.

– Прекрасно. Обычно мы предлагаем выпускникам пройти стажировку в так называемой тестовой песочнице, но для вас готовы предложить кое-что более радикальное.

Начинающих операторов времени чаще всего отправляют в девятнадцатый век – любой локальный расклад меняется играючи, справится даже подросток, вооружённый азами техник активации, вот только и выхлоп не очень-то: пластичность эпохи настолько зашкаливает, что любые изменения истории удивительным образом проглатываются и всё упорно возвращается к накатанной колее.

Говорят, что один временных асов-первопроходцев на спор умудрился реформировать там чуть ли не каждую страну из заметных, добиваясь просто фантастических уровней просвещения, но финал всегда был один. И для аса довольно безрадостный, кстати. Может, это всё враки, но в университете, особенно среди первокурсников, упорно циркулируют совершенно дикие слухи про седого отца-основателя, разгуливающего ночами по коридорам Управления и пугающего случайно припозднившихся студентов страшным взглядом тысячелетнего старика.

Звучит смехотворно, зато прекрасно иллюстрирует действие исторического болота.

Не хочу туда. Хочу в двадцатый век – вот где мекка для альтернативщика! Грамотное вмешательство так расшатывает систему, что дух захватывает.

Лариса Петровна на мгновение задумалась, пролистав несколько экранов на столе и со значением посмотрев на коллег, и вдруг выдала совсем другим тоном, мягко и даже заботливо:

– А не хотите ли вы, да с вашими талантами, попробовать пойти в напарники к Гене Каринскому?

Сказать, что у меня отнялись ноги, это ничего не сказать. Хорошо, что хоть не стояла перед ними, а то не видать мне задания, как своих ушей – впечатлительным барышням вряд ли предлагают такую работу. Поняв, что комиссия ждёт какой-то реакции, утвердительно дёрнула головой, а потом поспешно озвучила:

– Очень хочу! А он согласен?

– Если честно, это я вас предложил, – сбоку от полукруглого стола кадровиков материализовалась проекция мужчины, сидевшего на балконе с просто сногсшибательным видом на взморье. Гена Каринский подождал эффекта от своих слов, но он просто не знал, что я уже на пределе своих выразительных возможностей, – Мне очень не хватает человека вроде вас.

 

Лавина восторга почти заглушила, но всё-таки до конца не погребла под собой один очень важный вопрос – с какого перепуга настолько нулёвому специалисту, как я, делают такие блестящие предложения?

Возле Управления на Красной Пресне всегда много людей и воздушных такси, снующих между высоченными башнями его многочисленных корпусов, плотно зажатых изгибом реки. Каринский галантно пригласил меня в как раз подлетевший двухместный роболёт и указал голосовому помощнику, что мы летим в Старый город, где когда-то заседали руководители русскоязычной страны.

– Танюша, наверняка вы сами сто раз бывали в кремлёвском музее и видели экспозиции по истории Центральной Евразийской Республики, но я хочу показать вам кое-что любопытное.

– Уверена, что я там каждый сантиметр знаю, – надеюсь, это не прозвучало слишком самонадеянно, но будущие активаторы альтернативных миров обязаны знать на зубок собственную историю.

– Не сомневаюсь, – роболёт плавно нёсся над рекой и сияющими на солнце крышами старинных зданий, – но гораздо важнее не то, что там есть, а то, чего там нет. Наша с вами задача как раз и заключается в запуске миров, максимально отличающихся от оригинального. Искусство изменить историю лёгким касанием в нужном месте и нужное время требует наблюдательности.

– По которой вы спец, – всё-таки улыбнулась ему, не в силах сохранять совсем уж строгий деловой тон перед живой легендой, на проверку оказавшейся невысоким мужчиной лет тридцати, с чуть-чуть грустными глазами и заурядным лицом. И он даже ниже меня!

– Спасибо, – живой Гена Каринский на улыбку не отреагировал и подправил роболёт, отметив на проекции карты новую точку назначения, огромный монумент столетия всепланетного объединения на Красной площади, – Видите, на гранитной поверхности множество имён?

– Политики со всего света, приложившие руку к слиянию разрозненных стран, – и каждый школьник в курсе этого факта, между прочим.

– А знаете, кого тут нет? – вопрос явно был с подвохом.

– И кого же?

– Тех, кто норовил вставить палки в колёса. А ещё тех, кто мог вообще отменить объединение, если бы стал влиятельным человеком.

– И если мы аккуратно поможем этим редискам получить больше власти в прошлом, то в другой реальности всё может сложится иначе, так?

– Именно, – Каринский хитро прищурился.

– Не хочу указывать на очевидное, но монумент, хотя и здоровенный с виду, но на нём же не больше нескольких тысяч имён. А население миллиардами меряется. Как нам поможет исключение из списка потенциальных объектов воздействия всего пары-тройки тысяч человек?

– А копать надо рядом. В биографиях лидеров всегда есть скрытые конкуренты. Кто-то, кто мог занять их место, а вроде бы просто мелькнул поблизости. Вы не поверите, какие удивительные порой делаешь открытия. Человек должен был стать комбайнёром, а вдруг становится важным политиком и разваливает по камушкам страну, из которой потом выросло наше всеобщее братство.

– Мне кажется, или у вас есть конкретный кандидат на примете?

– Угадали! Очень занятный человечек. Аналитики в техническом отделе зовут его Меченый, потому что у него родимое пятно на пол головы. Амбиции колоссальные, как у бронепоезда, а собственной воли практически нет. Идеальный вариант в нашем случае.

Признаюсь, не сразу, но я это увидела: как прилежный мальчик Миша Горбов под смешным кодовым именем «Меченый» может легко и просто превратиться из хорошего комбайнёра и мелкого лидера местной молодёжной организации в настоящего карьериста, способного изменить всё.

Техники временного анализа сначала смешно морщились и разводили руками, как это я не вижу очевидного, но Каринский лишь усмехался и всё повторял:

– Дайте ей время. Я тоже в первый раз ничего не мог разобрать в ваших загогулинах.

А потом раз – и картинка вдруг стала очень чёткой. Теперь, даже если бы крепко зажмурилась и помотала головой, не смогла бы потерять её в мелкой ряби вероятностных слоёв.

– Ну что, ухватила теперь? – и Гена Каринский с торжеством оглядел свою команду, слишком быстро готовую поставить на мне крест.

– И где ты её откопал? – толстяк с одобрением кивнул мне и приблизил на модели детские годы объекта.

– Ты не поверишь, прямо в Университете.

– Там теперь так хорошо учат? – толстяк с ловкостью фокусника вся увеличивал и увеличивал картинку, тщательно всматриваясь в одному ему понятные в детали. – Кто у тебя преподавал расшифровку вероятностей? Митяева или Кац? – последнее явно было адресовано прямо мне.

– Кац, а потом ещё… – почувствовала неуверенность, как будто снова идёт экзамен, а я-то думала, что вот только что сдала самый распоследний.

– Угу, понятно… – толстяк снова кивнул, – вот, смотрите! – он замер и даже отошёл чуть подальше, чтобы полюбоваться на удачно пойманный ракурс.

– Отлично, вот это мы и попробуем, – и Каринский весело подмигнул мне.

Уже позже, запасаясь реквизитом и перепроверяя план загрузки альтернативной реальности, он спросил, чуть понизив голос:

– Волнуешься, Танюша?

– Да как-то страшно вот так по живому править.

– А ты не бойся. Ты, главное, помни, что все эти запасные миры, они ненастоящие. Конечно, глупо будет сесть в лужу, если не удастся сходу создать такую альтернативку, какую надо, но это ничего. Подправим в процессе, если придётся. Лады?

– Да я умом всё понимаю, просто как-то… Занервничала.

– Берём мальчишку, ошарашиваем его крепко по лбу, и он у нас дальше летит, как орёл. Делать нечего, аналитики всё рассчитали.

Наконец закончила распихивать вещи в потёртый саквояж и с громким щелчком захлопнула застёжку:

– Всё, я готова. Пошли, создадим новый и ужасный мир для всех нас?

Мы были одеты, словно пугало – зеркало в камере загрузки отражало молодую женщину в нелепом и непривычно тяжёлом зимнем пальто и коренастого мужчину в телогрейке.

Мороз обжёг щёки, а ещё я вдруг поняла, что за полтора-два столетия запах на планете сильно изменился. Что-то горелое или жжёное вперемешку с резкой нотой… Солярка? Оказывается, даже в деревне не очень-то легко дышать.

Боюсь представить, что же тогда ждёт нас в больших городах или около заводов.

– У них тут всегда так? – попыталась заткнуть нос рукавицей, потому что к странному аромату одежды уже почти притерпелась, пока техники настраивали аппаратуру для прыжка в прошлое. И сразу же дошло, конечно, что в целях маскировки под местную обязательно нужно научиться вдыхать полной грудью «свежий воздух».

– Привыкнешь. И это ещё не самое страшное.

– А что же самое?

– Да для всех оно разное выходит. Лично меня напрягает их скорость. Когда это в цифрах, не так ужасно, но на практике едешь часа два или даже три, а потом бац – и ясно, что толком никуда не уехал… Вот тогда на своей шкуре начинаешь ощущать, насколько мы ускорились по сравнению с ними. И ещё бумаги… Всё от руки или печатная машинка, жуть. Невозможно же привыкнуть, – Каринский покачал головой.

– Ясно. Ну, сейчас нам сильно далеко не надо, мы почти на месте.

Всё, что нужно, это подойти к полевой почте и незаметно подбросить конверт в момент, когда кругом суматоха и фронтовую корреспонденцию только разбирают – район недавно освободили и сейчас вовсю налаживается работа.

Сотрудницы почты замечают меня, но им некогда, и мне легко удаётся отвести их слегка обеспокоенные взгляды, почти не затрачивая энергию на еле заметные касания к чужому сознанию – что я делаю? Зачем подошла туда, где не положено быть? Ничего-ничего, все заняты своим делом, не обращаем внимания… Работает безотказно, но сердце норовит прямо выпрыгнуть, и я ухожу слишком быстро, почти убегаю.

Каринский, издалека наблюдавший процесс, тепло жмёт руку и поздравляет с почином:

– Первая зарубка в твоём послужном списке созданных и тут же разрушенных миров. Не так плохо для начала!

Я стараюсь унять сердцебиение и вернуть способность членораздельно разговаривать вместо невнятного мычания, и мы идём дальше.

Одноэтажный дом семьи Миши Горбова рядом, рукой подать. Сразу видно, что добротное раньше было хозяйство, даже наличники на окнах красивые. Отец на войну ушёл, как и у почти всего села – без мужиков пока.

И так по схеме активации получается, что если пацану и его матери фальшивое «извещение по форме № 4» прямо сейчас вручить, то эта недолгая потеря, буквально до следующего же настоящего отцовского письма, крепко обожжёт детское сердце. Обещает он сам себе, что всегда и во всём будет лучше других. Чтобы папка гордился им. И не просто слово даст и забудет потом, а зубами в него вцепится.

А потом начнёт мальчик Миша планомерно карабкаться по лестнице успеха и признания, пока не станет слишком поздно для всех. И вот тогда уже не стать этому бедному миру таким, как наш.

Ладно, это я рано радуюсь, а пока надо решать конкретные вопросы: последний и самый важный контрольный этап, и всё, вот тогда уже по домам.

– Рассказывай, что думаешь, – Каринский прислонился к довольно шаткому невысокому забору и внимательно посмотрел на меня.

Простое ожидание результатов моего хирургически точного вмешательства в жизнь этой конкретной семьи оказалось не таким уж приятным. И даже понимание, что мы всё делаем правильно, не спасало.

– Что-то тошно мне от мысли, что сейчас будет.

– Нормальная реакция, все через это проходят, – Каринский покивал с сочувствием и почему-то отвёл глаза, – всегда думай о том, зачем мы это делаем. И особо не принимай на свой счёт.

– Смотри, почтальон, – сердце неприятно сжалось от неизбежности следующей сцены.

Через камеру-шпион на заборе дома Мишы Горбова мы отлично видели, как его мать ринулась к маленькой женщине с увесистой сумкой со странной смесью надежды и страха, и как мгновенно потухли её глаза при виде каменного лица почтальона, доставшего страшный конверт со штемпелями.

Миша ожидал от почты совсем не этого и с ужасом смотрел сейчас на мать, не в силах поверить, что то, чего они так боялись и о чём старались не говорить, всё-таки случилось. Отец не вернётся.

А уже позже увидели, как он сидит на крыльце, размазывая слёзы, и что-то шепчет себе под нос.

Всё получилось, как надо. Активация прошла настолько гладко, что даже дух захватывало, глядя на показатели, бодро полезшие в зелёную зону. И да, можно было возвращаться.

Каринский с плохо скрываемой гордостью наблюдал, как я аккуратно убираю камеры и прочее оборудование, будто мой успех – его личная заслуга, даже обидно немного.

Впрочем, мне не терпелось поскорее снять всю эту одежду из прошлого, так что еле дождалась, когда можно было наконец запустить протокол возврата в наше время.

Разбор полётов провели сразу же.

Свежий и отпочковавшийся от оригинальной реальности мир после активации развился строго по плану. Его отличие он нашего получилось настолько приличным, что при захлопывании вероятностной петли выброс энергии на несколько порядков превысил затраты на нашу операцию. Идеально.

Каринский был в восторге, как и все присутствующие техники смены, а когда мне ещё и похлопали, глядя на итоговые цифры, боюсь, я раздула собственное самомнение уже до размеров заметного слона.

Пока медицинские боксы, успокаивающе жужжа, проверяли наше состояние, Гена Каринский болтал со мной прямо из соседнего отсека:

– Мы совсем мало там проторчали, но я всё равно настоятельно советую тебе взять положенные пару дней отдыха. Всех новичков тянет на трудовые подвиги и не хочется зря терять драгоценное время, но так ты просто перестаёшь жить в настоящем, понимаешь? Плохая привычка. Другие миры будут занимать большую часть твоего личного времени, так что не упускай ни единого шанса пожить здесь и сейчас.

Мне и правда теперь ужасно хотелось повторить успех.

– Так со всеми бывает?

– Только с теми, кто хорош. Но другие этим и не занимаются.

Мама не скрывала своего восхищения – ещё бы, настоящий герой, первое задание по активации альтернативного мира, и сразу в десятку. Мне даже не нужно было рассказывать, как всё прошло, а она уже знала в мельчайших подробностях: и отзыв куратора, и конечный выхлоп.

Впрочем, этого следовало ожидать: папа же не из последних людей по энергетике в Управлении и не отказал себе в удовольствии оперативно отследить, как у меня дела. А как только наверх доложили, тут же мамочке похвастался. Захотелось обидеться, как будто я маленькая девочка на детском утреннике, но это было бы ещё глупее, так что я не стала предъявлять претензии, а просто позволила маме себя расцеловать.

За ужином отец сказал много высокопарных слов, суть которых сводилась к «не завали важную работу, раз тебе её доверили». К счастью, в разгар душеспасительной лекции позвонил брат и сообщил, что прилетит завтра утром.

 

– Что, надоело в Айове? – вопрос отца прозвучал даже грубо, но брат ответил спокойно.

– Просто хотел пообщаться с сестрой. Что, уже нельзя приехать?

– Не надо выворачивать мои слова, – отец нахмурился, а мама сделала ему страшное лицо, отвернувшись от проекции видео-связи.

– Мам, я всё вижу, – Саша пожал плечами, – и ты зря стараешься. Так я приеду?

– Конечно, сынок, – мама послала ему воздушный поцелуй и отключилась, набросившись на отца. – Ну и зачем ты так с ним? Хочешь, чтобы он передумал?

– Уже и спросить нельзя! – они всегда немножко ругались, когда речь шла о брате.

Утро субботы все провели, как на иголках.

Мать, вопреки всякой логике, заказала доставку органических продуктов и развела кипучую деятельность по приготовлению вручную «домашней еды», как будто Саша не работал в колхозе и не рвал при малейшем желании овощи-фрукты прямиком с мест их произрастания.

Отец не выдержал сумасшедшей активности на кухне и предпочёл ретироваться на открытую террасу над нашей квартирой, куда и я попозже сбежала. Вид на Москву у нас шикарный – живём на верхнем этаже высотки для работающих в пределах города, что очень удобно, всегда можно вызвать роболёт прямо на крышу, если торопишься.

Почти весь трафик шёл ниже нашего уровня, и отсюда город казался настоящим муравейником, если не считать расслабленного исторического центра с музеями и парками, но его почти полностью закрыли башни Управления.

Отец стоял у ограждения и задумчиво смотрел на них, когда я подошла.

– Пап, а что всё-таки тогда произошло с ним?

– С кем? – он переспросил, хотя прекрасно понял, про кого я.

– Сам знаешь. Я про Сашу. Почему он забросил учёбу? Что тогда случилось на самом деле?

– А ты спрашивала у него?

– Когда я была ещё девчонкой, да, но он не объяснил толком. А сейчас не знаю, как это лучше сделать, чтобы не расстроить. Он же переживает, сам знаешь.

– Думаю, будет лучше, если ты поговоришь об этом с Сашей.

– Но ты же в курсе? Почему не хочешь рассказать?

Отец помрачнел лицом и молчал какое-то время, всматриваясь вдаль, а потом повернулся ко мне и твёрдо сказал:

– На самом деле, я понятия не имею. Однажды он вдруг разочаровался в самой идее быть активатором миров и практически перестал учиться. Не знаю, помнишь ли ты, как он был лучшим в классе?

– Смутно. В основном вспоминается, как его ругали за плохую учёбу.

Мысленно часто возвращаюсь к тому моменту, когда дошло, что мы застряли тут.

Хорошо помню глаза Каринского, когда он понял, что ничего не произошло – уверенность и известное самодовольство почти мгновенно сменились на какой-то животный ужас. Сначала мы тупо пытались перезапустить процесс перехода между реальностями, а потом провели диагностику.

На самом деле мы потом провели её не меньше тысячи раз, но результат всегда был один, и он обескураживал – выходило так, что мы успешно вернулись, куда надо.

Но мы-то остались!

В нелепой зимней одежде посреди крохотного села где-то в Ставропольском крае, где только что подправили судьбу будущего злого гения всей планеты, а тогда просто расстроенного до соплей мальчика Миши Меченого.

Принять очевидное было трудно. Понадобился где-то год, чтобы мы действительно осознали, насколько всё плохо.

Сначала мы скупо тратили возможность влиять на ход событий – только для прикрытия и обеспечения себя законным статусом. Иногда меняли легенду, чтобы устроиться получше, если вдруг нам хотелось немного сменить обстановку. Пробовали и другие страны, но всегда возвращались сюда, в Советский Союз.

Однажды мы с Каринским даже разъехались – он решил пожить в Париже и вдруг завёл шашни с какой-то то ли актрисой, то ли художницей, то ли ещё что похуже, уже и не помню, а я как раз вернулась в Союз из надоевшего до чёртиков Осло и категорически не хотела никакой европейской зимы.

Следующие года два или три прошли недурно, и я даже решила, что без него мне гораздо лучше живётся – проще делать вид, что нет и не было никакого такого прекрасного будущего, которое почему-то не смогло принять нас обратно. Угнетало только то, что отношения без возможности по-настоящему открыться на свой счёт казались выхолощенными и не вдохновляли – уж не знаю, как он с этим справлялся, наверное, вообще не разговаривал с пассиями.

В тот день, когда Каринский прилетел из Парижа и вот так запросто вернулся ко мне со смешным букетиком пожухлых тюльпанов и виноватой улыбкой, мы впервые заметили, что не стареем. Лет пятнадцать прошло, а он ничуть не изменился, а ведь ему-то уже должно было быть под полтинник.

После этого мы уже гораздо тщательнее меняли имена и профессии, чтобы не попасться на глаза слишком старым знакомым в неизменно молодом и красивом виде.

Именно в те годы я нашла себе дивную мансарду неподалёку от вскоре построенного Калининского проспекта и долгие годы обитала в ней, вовсю используя «невидимость» от соседей. Никто из них не мог точно сказать, откуда нас знает и точно ли мы живём в этом доме, а не пришли к кому-то в гости. Работало безотказно.

Идея попробовать как-то исправить этот мир пришла уже в восьмидесятые, когда мы наконец воочию заметили плоды собственной активации.

Подросший Миша Горбов, он же Меченый, замелькал по телевизору, и мы тут же поняли, что дело пахнет керосином.

Привычка прожигать жизнь сменилась осознанием, что мы станем живыми свидетелями заката этого мира, и стало неприятно смотреть на себя в зеркало.

Помню, как Каринский выключил ящик после очередных новостей и сказал:

– Таня, скажи, ты думаешь о том же, о чём и я?

Мелькнувший в его глазах призрак дикой надежды говорил сам за себя: бесполезно делать вид, что всё в порядке, подумаешь, мир катится в пропасть.

– А как мы сможем рассчитать нейтрализующее воздействие на этого горе-деятеля без технического отдела? Мишу Меченого ведь лучшие аналитики подняли, сам говорил, – не могла не возразить по существу, хотя мне очень понравилось, как он весь вдруг встряхнулся, и сразу же отчётливо проступил потускневший образ прежнего Каринского – легенды операторов альтернативных миров и кумира тех наивных девочек-идеалисток, какой я сама была ещё лет сорок назад.

А Каринский реально загорелся идеей спасти Союз и то, во что он должен был превратиться в «правильном» будущем. Да, мы не могли туда вернуться, но почему бы не исправить всё прямо здесь?

– Просто нейтрализовать Меченого теперь не получится, конечно, всё зашло слишком далеко, – Гена вошёл в раж, – но мы же можем попробовать что-то сделать! Или ты хочешь молча наблюдать, прекрасно зная, как всё будет?

– Про молча я ничего не говорила, заметь, – и налила ему из кастрюли ещё тарелку горячего борща, он всегда лучше соображал, если кормить в процессе течения мысли.

– Смотри, то, что мы можем влиять на кого угодно – это факт. Весь вопрос в том, что конкретно изменить, чтобы не стало ещё хуже. Но неужели не сможем разобраться? Как следует всё продумать?

– Я оригинальную историю всё ещё помню на зубок, конечно, но здесь уже пошло не в ту степь, – деятельный Каринский нравился мне гораздо больше рефлексирующего, так что смело раскачивала лодку, – и, сам знаешь, многое решается за закрытыми дверями, как будем отслеживать? Данных-то нет.

На самом деле, это не такая уж и проблема.

В последние несколько десятилетий я выглядела, как только что окончившая ВУЗ длинноногая фея с полудетским выражением огромных серых глаз – трудно предположить, что в сём милом создании кроется довольно жёсткий персонаж с богатым опытом манипуляции. Внешность обманчива, увы им и ах.

Может быть, начинающая журналистка с протекцией от главного редактора издательства? Или перспективная аспирантка в сфере международной дипломатии? А хоть бы и личный секретарь-референт? Вариантов проникнуть в высшие сферы и остаться почти незамеченной очень много.

Мы боялись действовать наобум и следующие несколько лет аккуратно создавали свою собственную сеть – люди всё-таки ужасно болтливы, не перестаю удивляться. Очень часто даже не нужно было использовать специальное внушение, они и сами отрабатывали, как надо.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»