Маша вернулась домой. Она вошла в большую светлую спальню, площадью около тридцати квадратных метров и вспомнила малюсенькую квартирку, в которой она и ее семья ютились еще пять лет назад. Шестнадцать квадратных метров на троих сыновей и семь – для нее и мужа. Кухня была настолько миниатюрна, что обеденный стол мог принять не больше двух человек, поэтому кому-то из ее детей всегда приходилось есть возле раковины. А она в это время мечтала о большом доме с гостиной и столовой.

Маша села в кресло и обвела взглядом пространство, сделанное только под нее. Теперь не нужно было искать компромиссы и мечтать о каком-то недостижимом будущем, где она сможет жить в тех условиях, цветах и фактурах, в которых ей, Маше, будет комфортно.

Муж был не против, когда она попросила выделить в новом доме, который он начал строить, большую комнату для нее. Ее личное пространство – теперь оно у нее есть. Еще есть большая терраса, где она по утрам пьет свою чашку кофе и иногда делает гимнастику, и просторная ванная комната – также находящаяся только в ее распоряжении.

Все-таки мечты сбываются. Она убедилась в этом не раз. И стоило ведь это так немного: просто захотеть. Очень сильно захотеть.

Маша зашла в ванную и включила воду – хотелось полежать в горячей воде.

Она была глубоким интровертом. Не все, правда, в это верили, потому что в знакомой обстановке она становилась очень общительной, искрилась юмором и зажигала не хуже других. Однако, это никак не противоречило ее природе. Главное было иметь возможность скрыться в недрах своего пространства и восстанавливать внутреннюю энергию из тишины. Именно поэтому ей позарез нужно было свое отдельное, даже от мужа, помещение.

Открыв небольшой бар в «банкетном» углу своего жилища, она откупорила шампанское и налила бокал. Как же хорошо! Теперь она не боялась, что все это мимолетно. Она была уверена в том, что заслужила жить по своим правилам, в своем ритме и пространстве. Она много сделала для этого.

Было трудно, иногда невыносимо трудно. Она с ужасом вспоминала 2010 год, когда муж строил их первый дом, а она одна с тремя детьми, старшему из которых было всего 5 лет, задыхалась в Москве. Как сдавали нервы у них обоих, потому что не было возможности взять передышку, а дети день и ночь были на их плечах. Как она спорила с мамой, пытаясь отстоять свое право жить по собственному сценарию. Как падала духом, когда не хватало денег.

Много чего было. И единственное, что позволило ей не сдаться – это понимание, что горести временные, а радости вечные. Это ее кредо. Так она понимает жизнь.

Маша зажгла свечи, разделась и легла в ванну. В дверь постучали:

– Можно? – в дверях показался муж.

– Конечно, заходи. Как дети?

– Нормально, забрал их из школы, спрашивали, приехала ты или нет, – Глеб сел на край ванны и опустил руку в воду.

– Приехала, – Маша улыбнулась.

– Я им уже сообщил. Ты ужинать будешь?

– Конечно, сейчас полежу чуть-чуть и спущусь.

– Ладно, приходи. Через час садимся.

Когда-то она точно так же лежала в ванне, пытаясь спрятаться от детей и отдохнуть, но ей это не удавалось – ванная была совмещена с туалетом и сей факт сводил все попытки на нет.

Да, пожалуй, самым правильным решением был переезд за город. Это был прорыв. Именно тогда она смогла посмотреть на себя со стороны. Этот переезд стал точкой обнуления. Если в городе она чувствовала себя одной из заезженных мамаш, которой все сочувствуют из-за ее многодетности, то после переезда она вдруг поняла, что нет, она другая. Она свободная как это небо, она чистая как этот воздух, она сильная как этот дуб, она может все, как стихия, наполняющая каждый атом окружающего ее мира.

Тогда они потеряли многое – комфорт города, заработок в магазине, который Маша открыла в 2010 году, но обрели гораздо больше – себя. Они скинули с себя шелуху чужих мнений, образ жизни толпы, заезженное мышление. Пройдя через очень непростую стадию обнуления, они нашли себя – настоящих.

Теперь они не просто живут в своем доме, теперь каждый имеет все необходимое, чтобы быть здоровыми, развиваться и идти вперед. И это их победа.

Когда-то она вела дневник. «Немного необычный, – заметила подруга, когда Маша поделилась своими записями. – Издать не хочешь?»

– А где он, интересно?

Много еще вещей она не успела распаковать – сразу после переезда нужно было улетать на конференцию, а доверить это она никому не могла.

Маша накинула халат и вышла из ванной.

– Ну, где же ты, родной? – заглядывая в одну коробку за другой, она наконец обнаружила то, что искала: сто пятьдесят листов печатного текста сложенных в розовую папку с надписью «1 Съезд многодетных семей города Москвы».

Маша вспомнила, как по ночам, когда вся семья уже спала, она строчила на клавиатуре все новые и новые истории то ли выдуманных, то ли наоборот, самых что ни на есть реальных персонажей – тех, кто жил в ее голове, действовал, спорил, ругался, веселился, был ее частью. Ее, Машиной, личностью.

Ноябрь 2014

– Я так больше не могу! Уберите ее от меня! – Мозг в истерике метался по комнате. – Ну это же невыносимо!

– Умничка, что случилось? – Люба подошла к брату и обняла его.

– А-а, это он с мамой пообщался, – заметил Илья, – такая реакция только на нее может быть.

– Что, опять тебя придурком назвала? – усмехнулся Веселый.

– Ну что ты, Ум, уже б смирился давно, – попытался утешить брата Фил.

– Знаешь что, дорогая сестра, избавь меня, пожалуйста, от этого! Сегодня после долгой и нудной лекции о том, как правильно нужно жить, я услышал, что я беспросветный болван и ни на что не гожусь, – Умника все еще трясло. – Вас, кстати, тоже поминала.

– Веселый, метни харчи на стол, видишь, человеку плохо! Сейчас, Мозг, поедим, жизнь наладится. Хочешь, 50 грамм для снятия стресса? – Илье всегда казалось, что любая проблема отступит, если хорошенько и вкусно поесть.

И действительно, усевшись за стол и вкусив первую ложку вкуснейшего наваристого борща со сметанкой, Мозгу полегчало. «Ну и что, что кричит, ну и что, что гнобит. К черту! Главное, что здесь меня любят и ценят».

– Любась, ты вот скажи мне откровенно, – откинувшись на стул, начал Умник, – почему ты не стала видным деятелем?

– В смысле? – не поняла, но в глубине души уже догадывалась, о чем будет разговор, Люба.

– Почему ты не стала делать карьеру, добиваться успехов, мой потенциал не использовала на полную катушку?

– Ха-ха-ха, – засмеялся Веселый – Мозг, ты себя слышишь? Или может тебе напомнить, как ты себя вел во время учебы в школе и в институте? Совсем память отшибло?

– Да ладно, не гогочи, – отрезала веселого брата Люба. – Знаешь, Ум, где-то в глубине души это был осознанный выбор. Ну, как бы я это так почувствовала.

– Ни фига себе! Люб, у тебя совесть есть? То есть ты намеренно оставила меня в дураках? – Мозг начал заводиться.

– Эй, Умник, потише здесь, – возмутился Философ, – ты на Любку не наезжай, лучше послушай ее, да внимательно.

– Умничка, вот скажи, что такое карьера?

– Карьера – это последовательное успешное развитие в определенной области, с соответствующим этому развитию денежным и иным материальным вознаграждением. Как-то так.

– Вот именно! В определенной области! То есть остальное бесчисленное количество областей, которые не менее интересны, остаются «за кадром». Может тебе и кажется, что ты лишен этого «развития», то только потому, что большинство окружающих тебя людей идут именно этим путем. Нам бы всем, – Люба обвела взглядом братьев, – было слишком тесно в столь узком пространстве. На самом деле, ты всегда развивался. Только не так стандартно, как это происходит у всех.

– Ну, давай, порадуй брата, – Мозг сложил руки на груди и скептически посмотрел на Любу.

– В детстве, когда ты научился читать, тебя невозможно было оторвать от книг. Ты перечитал за время учебы в школе всю домашнюю библиотеку, Детскую Городскую, и начал осваивать Областную, присовокупим сюда Большую Советскую Энциклопедию, которая во всей своей красе стояла у нас дома. Одно но: классику ты не читал. А если точнее, то очень сильно избирательно. Здесь, видимо, постарался Фил.

Люба вопросительно посмотрела на Философа.

– Ну да. Сложно было представить, что школьник способен понять всю глубину произведений Толстого или Гоголя. Всему свое время.

– Поэтому, в общем-то, тройка была более чем достаточной оценкой по литературе.

– А как же мое замечательное выпускное сочинение?

– На свободную тему? – улыбнулась Люба. – «Тема красоты в произведениях классиков»? Или как там она звучала?

– Ну, да, по произведению Заболоцкого «Некрасивая девочка». Я еще там четверостишье присовокупил после полного анализа стихотворения, – мечтательно затянул Умник.

– Да, Ум, не оценили твоих стараний, – рассмеялась Люба.

– А вот почему, интересно?

– Мы этого никогда не узнаем. Да и какая разница? Школьный курс литературы ты больше чем на тройку не знал.

– И что дальше?

– Дальше был институт. Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь с уверенностью скажет, что ты хотел быть строителем, но из-за того, что математика была твоим коньком, выбора особенно не было. Профессия достаточно реальная, хоть и не очень популярная в то время. Тем легче было поступить.

– А почему ты тогда меня не напрягала?

– Уж не знаю, Умник, моя ли ошибка в этом была или так благосклонно сложились звезды, но я очень трепетно отношусь к окружающим нас людям. И знания ты черпал исключительно у тех людей, у которых черпать их было интересно не только с профессиональной точки зрения, но и по жизни.

– Ага, ты вспомни, Ум, препода по вышке! – Веселый, как и Люба, ностальгировал по студенчеству с удовольствием. – Заходит ОНО – невысокое угловатое существо, с черными грязными волосами, одетое во все черное, с черным рюкзаком через левое плечо и, не глядя на аудиторию, поворачивается к доске и начинает что-то бурчать себе под нос.

– Да, Анна Александровна. Я десять лет не мог вспомнить ее имя, а вот, само всплыло, – заулыбался Ум.

– Какие тут знания, о чем ты? Однако, вспомни, пять баллов по строительной механике, которая, кстати, была продолжением курса сопромата. Вот ты тогда удивлялся как, оказывается, все просто и сколько денег можно было сэкономить. И дело лишь было в качественном преподавателе. Потом товарищ Берлин, который вел строительство ГЭС и который таки заставил тебя полюбить гидрологию. Помнишь, как ты на ночь читал учебник и тебе формулы казались какими-то фантастическими персонажами, появившимися в результате любви кого-то с кем-то. А ведь это все из-за того, что тебе было с ним интересно общаться. Он рассказывал, как они с молодой женой ездили строить ГЭС в Сибирь, как жили в бараках, как там же родили дочку, о чем разговаривали с друзьями у костра, о чем мечтали… Одно здание, в котором ты учился – особняк Мусина-Пушкина на Разгуляе чего стоило! Жаль, что институт теперь оттуда съехал.

– Но ведь после законного трояка на дипломе я больше не учился.

– Не учился? – засмеялась Люба. – Наверное, не учился. Ты познавал. Причем настолько себе в удовольствие, что даже этого не замечал. И до трояка, и после.

– Как это?

– Ну, например, общага. Книги тебе там уже, конечно, читать некогда было. Зато сколько интересных персонажей, которых ни в одной книге не найти. Красота, раздолье для изучения! Напротив семья беженцев из Нагорного Карабаха. Слева парень из Северной Осетии, дальше маргиналы, потом русско-армянская семья. Ребята из Дагестана, выше этажом работяги с Украины и Молдавии, дальше по этажу наши студенты и студентки. Их характеры, уклад жизни, вероисповедание, привычки, желания – все на виду. И все общались, вместе пили, дружили. Что б ругались, не помню. А когда за мной залетный дагестанец с ножом по этажу бегал за то, что я его на три буквы послала, весь коридор высыпал на защиту. А тетя Валя, которая зарабатывала тем, что пекла пироги на общей кухне. Первое, что ты делал, возвращаясь из института – варил кофе и с сигареткой шел на кухню потрепаться с ней. Она рассказывала о своей жизни: как ее распределили в Москву, а мужа в Ереван и она поехала за ним. А все ее однокурсники, которые остались в Москве, получили квартиры. Потом они с семьей были вынуждены вернуться в Москву и теперь им приходилось ютиться на 18 м2 общаги с туалетом в конце коридора с двумя разнополыми взрослыми детьми, – Люба задумалась. – Вот она, цепочка: решения, их последствия, судьба… Много было интересных людей, много интересных судеб!

– Да-а, тогда я почти всему и научился, все-таки общага – это концентрированный мир, особенно такая необычная, как была наша, – Мозг стал отходить. В конце концов, жизнь действительно удивительно прекрасна и бесконечно интересна, несмотря на то, что многим так не кажется, – кстати, умение решать, казалось бы, не решаемые задачи тоже оттуда.

– Это ты про 15 ватманов диплома за две ночи? – смеялись уже все. – Насосная станция на реке Чермянке вдоль, поперек, сверху, снизу, в разрезе и в деталях. Лягушку препарировать легче!

– Кстати, Ум, скажи, что тебе больше в жизни пригодилось – умение решать поставленные задачи в короткий срок или курс высшей математики? – вопрошал Фил.

– Скорее первое…

– Во-о-от. Теперь давай вспоминать, что было после. Потом ты работал. Как водится в офисе, как водится, менеджером. Через два года хорошо стал зарабатывать. Но! Как ты работал, помнишь?

– Да хорошо работал. Вон, Веселого спроси. Постоянно смеялись.

– Смеялись-то, смеялись, я не про это. В низкий сезон, когда хоть волком вой, что ты читал?

– А-а-а, точно! Как-то я сел читать какую-то книженцию художественную…

– И не смог. Потому что ты уже перерос это. И понеслось – «Жизнь после жизни», «Диагностика кармы» – отвратительное название, но довольно увлекательное открытие психосоматики в замесе с религией. «Не рычите на собаку», «Искусство быть счастливым» – беседы Далай Ламы с американским психотерапевтом, «10 привычек высокоэффективных людей», «Теория решения изобретательских задач» да чего там только не было! Все, что попадалось под руку, что можно было заказать на Озоне. Вся социология, психология, политология, тогда же тебя реально заинтересовала и религия.

– А вот теперь, только теперь, дорогой наш брат! – Философ подошел к Мозгу и, по-отечески положил руки ему на плечи. – Теперь ты дорос до классики!

– Да ладно, Фил, Анну Каренину я прочитал пятнадцать лет назад!

– А осмыслил когда?

– А осмыслил недавно, – согласился Ум.

– Я это к чему? Если сейчас перед тобой поставить любую задачу – спроектировать дом, ГЭС, мост, дорогу, заняться сельским хозяйством или животноводством, составить презентацию по любой теме, высказать свое мнение о проблемах политики или экономики, объяснить ту или иную точку зрения и доказать, что ты прав – ты справишься! Потому что а) ты многое знаешь; б) то, что не знаешь – найдешь; в) как уже сказано, умеешь решать в срок нерешаемые задачи; ну, и г) мы с Филом всегда поможем.

– Любка, по-моему, ты меня переоцениваешь, – Мозг испуганно глянул на сестру.

– Ум, хоть и доказывать твоя прерогатива, я тебе докажу, что я права. Ты помнишь, как тебе нужно было сдавать курсовую по начерталке? Тема – перспектива. Помнишь, как ты ее сделал?

– Да, сел перед листом ватмана…

– И?

– И начертил.

– А ты знал, как это делать?

– Нет, – тут до Мозга, наконец-то, начало доходить.

– Иногда, братишка, ты непроходимый тупица, – улыбнулась Люба. – Когда ты принес этот лист и показал профессору, он с большим изумлением изучал то тебя, то лист. Потому что ты сделал эту перспективу способом, который он не только не преподавал, но и которым не пользовались уже несколько десятилетий! Ты его изобрел! За вечер!

Умник медленно втягивал информацию. Он уже успел забыть об этом случае и наконец, его прорвало:

– Да! Я крутой! Yes!!! Ух ты!!! Давай, Веселый, наливай!

Братья рассмеялись. Все встало на свои места.

– О, нет, Мозг, ты не крутой, ты болван! – сквозь смех изрек Философ. – Крутой изобретает что-то новое, а ты изобрел то, что уже много лет никому не нужно!

– Но и это не все, Умничка. Я никогда не знала и, кстати, до сих пор не знаю, какая именно профессия была бы нам под стать. Поэтому еще до института была попытка поступить в Школу Милиции, но тогда Илюша подкачал.

Илья стыдливо понурил голову.

– Не расстраивайся, Илюх, Бог отвел. Потом, когда тебя, дурака, выгнали из института на втором курсе, я попыталась взять учебу в свои руки и поступить в ГИТИС. Тоже не сложилось. Так что то, что есть, то наше.

– Но почему у нас нет любимого дела, в котором можно развиваться из года в год? Почему мы не зарабатываем этим деньги?

– Это не мой каприз. Любое дело, за которое ты брался, очень быстро становилось скучным. Любое. Мы с Филом долго смотрели на это и, в конце концов, поняли, что единственное, что тебе действительно интересно изучать и в чем развиваться – это сама Жизнь. Это занятие тебе никогда не надоедало.

– А как же семья, дети?

– Здесь ты попал в совершенно незнакомые и очень далекие от твоих познаний измерения. Тем интереснее. Но об этом давай уж как-нибудь потом.

– Ура, товарищи! – провозгласил Философ – Веселый, наливай уже, Мозг сегодня гуляет!

– И прошу тебя, Умничка, – наклонилась Люба к брату, – будь терпим к нашей мамочке – у нее свой жизненный опыт и свой взгляд на мир. А в следующий раз бери с собой Фила, он тебе поможет.

Декабрь 2014

– Ребята, что-то плохо мне, – Любе пришлось опереться на подоконник.

– Что, Любань? – испуганно запричитал Веселый. – Пойдем отсюда!

– Ну да, пойдем, а работать кто будет? – Мозг был строг, как первый учитель.

– Люб, держись за меня. Сейчас, закончим и свалим, – Илюша подставил Любе плечо и они продолжили свое ожидание.

В департамент строительства Любу привела работа. Все, что требовалось, это перед проходной встретиться с девушкой. Вся история должна была занять не более 10 минут. Так и случилось. Но вдруг произошел какой-то сбой.

Любе по роду своей деятельности приходилось бывать в разных местах столицы самой большой страны мира. Мэрия, департаменты, управы, особняки, офисы, квартиры, рестораны. В самом центре и в беспросветных трущобах. Она видела богатство, бедность, снобизм, радушие, доброту, гнев, и множество других проявлений жизни людей. На первый взгляд, работа была не высококвалифицированной, но Любе она нравилась. Здесь было все: красоты ландшафта и архитектуры для Любы, испытания выносливости для Ильи, изучение географии города и планировки квартир для Мозга, разноликие люди и их жизни для Фила. Весельчак, как правило, скучал, но бывало, когда всех четверых одновременно клинило, он был в ударе.

Когда все они, наконец, вышли из департамента, Мозг не мог не заметить машины, которые были припаркованы тут же: Крайслер, Ламборгини, про всякие новые модели немцев и говорить не стоит.

– Ух, слава Богу, что-то первый раз со мной такое, – Люба пыталась осмыслить, что стало причиной ее недомогания. – Ум, ты не знаешь, что со мной было?

Мозг перевел взгляд на Любу. Они медленно спускались по переулку.

– На первый взгляд все просто. Они – богатые, успешные, в норковых шубах и на дорогих машинах; ты – пешая, просто одетая, приносящая.

– Но, Умник, сколько раз уже так было, никогда это не становилось причиной дурного самочувствия!

– Здесь, Любка, департамент строительства! Чувствуешь подвох?

– Ну и что? Ты считаешь, что именно это меня задело?

– Нет, конечно, просто тут все сошлось: и профессия, и их успешность, и девушка, с которой ты встречалась.

– Да-да. По-моему, дело именно в девушке.

– Красивая, да? – Мозг заулыбался.

– Ум, она нереальная какая-то: молодая, стройная, красиво и дорого одета, зубы – сплошной фарфор, а на лицо даже муха не сядет – поскользнется.

– Лю-юб, ты что, завидуешь? – Философ с беспокойством посмотрел на сестру.

– Не должна, – нерешительно ответила Люба, – я с этим миром богатства и лоска знакома не понаслышке – цена слишком высокая там взимается.

– Ну да, – немного успокоился Фил, – а может, ты стареешь? Вернее, тебе кажется, что ты стареешь.

Философу было неловко произносить эти слова, но душевный комфорт сестры был куда важнее. Он знал, что если Люба поставит перед Умником какую-либо задачу, тот ее решит и задействует для этого все внутренние ресурсы семьи.

– Давайте разложим все по полочкам, – Ум был в своей стихии. – Ты хотела бы там работать?

– Нет, я не хочу сидеть на одном месте целыми днями. Пусть за это даже хорошо платят.

– А если предположить, что ты после института туда попала и уже стала бы начальником какого-то отдела?

– Возможно, но что за человек бы я была? Приличный человек в таком заведении на высокой должности в нашей стране долго не продержится – его сожрут.

– Хорошо. Ты хотела бы быть как эта девушка?

– Носить норковую шубу?

– Вообще иметь все, что она имеет: молодость, зубы, лицо, ту же шубу.

– Вообще-то я не стара. Стать вновь юной желания нет, потому что в том возрасте еще очень много проблем и тягот впереди. Да и ее юность условна, возможно, она моложе меня лет на шесть-семь, не больше. Про шубу могу сказать, что счастливее с ней точно не стану. Лицо… его красота тоже не идеальна, да и много я красивых девчонок видела, не впечатляло как-то. Ладно, пойдем на Красную площадь сходим.

Люба с братьями вышла на Тверскую. Департамент строительства находился в одном квартале от сердца Москвы, и когда работа была в центре города, они старались прогуляться по окрестностям. В этот раз им повезло – и время позволяло, и погода была солнечная и морозная. Дойдя до Красной Площади, Люба с огорчением обнаружила, что Спасская Башня закрыта на реставрацию, а открытый каток загораживает всю перспективу. Ну что ж, окрестности были не менее красивыми. Обычно она спускалась с Красной площади за Храм Василия Блаженного и шла по Варварке, наслаждаясь красотой древних зданий и мощью не менее древних подпорных стен. Иногда заходила внутрь малюсенькой, вросшей в землю церкви 17-го века и, вдыхая запах свечей и ладана, просила Бога о чем-то.

К сожалению, находясь даже в столь исторических местах, Люба не могла уловить дух того времени. Его перебивали непрестанно снующие дорогие машины и блеск роскоши Гостиного двора. Но так или иначе, места здесь замечательные. В этот раз объективные препятствия к Варварке не располагали, и Люба с братьями, не доходя до ГУМа, свернула на Никольскую улицу, которая, наконец, стала пешеходной. И с удовольствием, не торопясь побрела мимо Казанского собора, Знаменского монастыря и других домов замечательной архитектуры, раздумывая о том, что же так сильно ее задело в злополучном департаменте.

– Люб, – Философ нарушил тишину, – а ты боишься старости?

– Нет, Фил, не боюсь.

– Почему?

– Странный вопрос, из серии «за что ты меня любишь?». А чего ее бояться?

– Обычно женщины бояться старости. Сколько людей, особенно женщин я спрашивал, не припомню, что б кто-то хотел стареть.

– Ну, Фил, хотеть стареть и бояться старости разные вещи. Конечно, я не хочу стареть! Вся фишка в том, что я знаю, как не стареть, – Люба улыбнулась Философу.

– Это ты о чем?

– А ты у Мозга спроси, что такое старость?

– Старость – это замедление всех процессов жизнедеятельности, – услышал их разговор Умник.

– А теперь ты, Философ, ответь мне, в чем смысл жизни человека? Для чего человеку нужны эти самые процессы?

– Я много литературы поднял по этому вопросу. Мне всегда было интересно как люди, причем люди как связанные, так и не связанные с религией, отвечают на него.

– И что же?

– Воцерковленные, глубоко верующие люди говорят, что смысл жизни в служении людям и Богу. Если честно мне это понять сложно.

– Ну а что ж тут сложного, Фил? Служить людям – это хотя бы им не гадить. А по-хорошему, делать добро. И речь тут не о милостыне в метро, а реальная помощь, которая, возможно, даже не измеряется физической материей. Иногда достаточно улыбнуться, что б кому-то стало чуть легче. Иногда сказать доброе слово. Советов люди не любят, поэтому я предпочитаю задавать наводящие вопросы. Мне давно стало понятно, что 50% грамотного решения проблемы в качественно поставленном вопросе.

– Ну а как же служить Богу? В церковь ходить каждый день?

– В церковь – это хорошо. Очень хорошо. Но у меня есть небольшая проблема с этим.

– Тебе там становится плохо? – Мозг с интересом посмотрел на Любу. – Я слышал, что многим в церкви становится плохо. То ли от запаха, то ли от духоты.

– Нет, Мозг, – Люба рассмеялась, – не плохо, наоборот, мне там становится так хорошо, что уходить не хочется. И чем чаще я хожу в церковь, тем сильнее не хочется. А уходить надо – жить, грешить, детей растить. Покуда они маленькие, остаться мне никак нельзя.

– А другие, так сказать, светские люди, что говорят о смысле жизни? – Умника не на шутку заинтересовала тема разговора.

– Тут сколько людей, столько и мнений, – начал Философ. – Для кого-то смысл жизни в карьере, для кого-то в семье, кто-то считает, что смысл жизни в творчестве. Как-то все меленько, по-житейски. Но еще лет десять назад, Люб, помнишь? Я наткнулся на мнение, которое, по крайней мере, до сей поры, вошло в гармонию со мной.

– И что же это за формулировка?

– Мозг, это у тебя формулировки, а у меня частные мнения, не претендующие на звание истины, – Философ вздохнул и покачал головой. – Там было написано, что смысл жизни в том, что бы развиваться и любить.

– И все? – Мозг от удивления чуть не споткнулся.

– И все, – подтвердил Философ.

– И правда, – Люба оживилась, – в этих двух словах заключена вся жизнь! Подумай, Ум, развитие и любовь!

– Развитие и любовь… Развитие и любовь… – Мозг пробовал на вкус эти слова, он пытался проникнуть в их суть, – и это все?

– Да все-все, успокойся, – Люба погладила брата по голове. – А теперь, Фил, посмотри на это объемно. Пока каждый из вас развивается, то есть тренируется, замедление процессов, старение происходит крайне медленно. Илья тренирует тело, Умник тренирует мозг, ты развиваешь душу, Веселый находит причины для смеха и веселья…

– А ты любишь?

– Да, а я люблю. Вот и весь секрет не стареть. Кстати, помнишь как у Гете:

Изволь: есть средство избавленья
Без чар, без денег, без леченья.
Уединись в глуши полей,
Руби, копай, потей над плугом
И ограничить тесным кругом
Себя и ум свой не жалей.
Питайся просто, в скромной доле
Живи как скот среди скотов.
И там, где жил ты, будь готов
Сам удобрять навозом поле.
Поверь мне, в этом весь секрет
Помолодеть хоть в восемьдесят лет.

– Да, уж, знакомое произведение.

– Ничего себе! Как скот среди скотов! Я не согласен! – воскликнул Умник.

Мозг был очень ранимым, когда речь заходила о его свободе.

– Ну как простолюдин среди простолюдинов, если тебе так легче будет. Не выпендривайся, короче.

– И ум мой ограничивать не надо!

– Да ладно. Это, чтобы ты не переусердствовал и в психушку не загремел.

– Да. Есть, правда, один нюанс, про который даже знающие эту тайну люди, забывают, – Любаня подмигнула Филу.

– Выкладывай.

– Как солнце если не встает, то садится; как день если не увеличивается, то уменьшается; так и человек если не развивается, то деградирует. И здесь без исключений.

Люба с братьями дошли до скрытого от глаз хода, в который если нырнуть, окажешься прямо у метро.

– Ладно, поехали домой.

Они свернули за угол.

– Любань, – оживился всю дорогу молчавший Илья, – а может на каток?

– Правильно, Илюш! – Люба засмеялась звонким счастливым смехом, – на каток!

12 След.

Дневник Личности

Благодарности

Пролог

Ноябрь 2014

Декабрь 2014

С этой книгой читают