Собрание творений. Отречение от мира

© Издательство «Сибирская Благозвонница», оформление, 2016

Слова

Слово подвижническое

Горесть принуждает меня говорить, а недостоинство мое осуждает меня на молчание, и как болезни сердца насильно заставляют отверзать уста, так грехи мои неотступно требуют, чтобы оставался я безмолвным. Поскольку же с обеих сторон мне тесно, то полезнее изречь слово, чтобы получить облегчение от сердечных моих болезней, потому что душа моя скорбит и глаза мои желают слез. Кто даст голове моей воду и глазам моим – источник слез! я плакал бы день и ночь (Иер. 9, 1) о язвах души моей и об ослаблении огласительного учения, какое преподается в наши дни! Как изъязвлена вся душа моя, и она не знает этого, потому что высокомерие ее не позволяет ей обратить внимание на язвы свои, чтобы уврачевать их!

Одно только есть огласительное учение, преподанное во дни отцов наших, ибо они, как светила, осияли всю землю, пожив на ней среди терний и волчцов – среди еретиков и людей нечестивых, как многоценные камни и дорогие жемчужины. По причине высокого и чистого жития их самые враги сделались их подражателями. Кто не приходил в сокрушение, видя их смиренномудрие? Или кто не изумлялся, видя их кротость и безмолвие? Какой сребролюбец, увидев их нестяжательность, не делался ненавистником мира? Какой хищник и гордец, видя честность их жизни, не изменялся в нравах и не исправлялся? Какой блудник, или оскверненный, увидев их стоящими на молитве, не оказывался вдруг целомудренным и чистым? Кто, в гневе или в раздражении встретившись с ними, не переменялся и не делался кротким? И так они здесь подвизались, а там радуются, потому что и Бог прославлялся в них, и люди от них назидались.

Наше же учение, оставив прямые пути, идет по стремнинам и местам негладким. Ибо нет человека, который бы ради Бога оставил имение и для вечной жизни отрекся от мира. Ни один не кроток, не смирен, не безмолвен. Никто не воздерживается от оскорбления, никто не терпит злословия, но все склонны к гневу, любят прекословить, все ленивы и раздражительны и заботятся о нарядных одеждах, все тщеславны и славолюбивы, все самолюбивы. Приходящий слушать огласительное учение прежде оглашения уже учит, не обучившись – дает законы, не читая еще и по складам – любомудрствует, сам не подчинившись – других себе подчиняет, не приняв приказания – приказывает, не вняв советам других – дает свои уставы. И если стар, то с высокомерием приказывает, если молод – противоречит, если богат – тотчас требует себе чести, если беден – домогается упокоения, если ремесленник – заботится о нежности пальцев. Поэтому, возлюбленные, кто не будет плакать о нашем огласительном учении?

Отрекшись от мира, думаем мы о земном; у нас земледельцы оставили в пренебрежении землю, а почитающие себя духовными привязаны к земле. Или не знаем, братия, на что мы призваны? Не знаем, возлюбленные, ради чего мы пришли? Призваны мы к воздержанию – а вожделеем изысканных яств, пришли ради наготы – а стараемся друг перед другом отличиться одеждой, призваны мы к подчинению и кротости – а противоречим с ожесточением, читая, не понимаем и, слушая, не принимаем слухом.

Если кто на дороге внезапно встретит убийство, изменяется в лице и ужасается в сердце, – а мы, читая, что апостолы умерщвлены и пророки побиты камнями, думаем, что напрасно об этом говорится. И что я говорю о пророках и апостолах? Слышим, что Сам Бог Слово за грехи наши пригвожден к древу и умерщвлен, но смеемся, предаваясь рассеянию. Солнце, не терпя поругания Владыки, изменило светлость свою на тьму, а мы не хотим выйти из тьмы нашей греховности. Завеса храма, нимало не согрешив, разодралась сама собой, – а мы не хотим, чтобы сердце наше пришло в сокрушение о грехах наших!

Земля, приходя часто в страх от лица Господня, колеблется под нами для устрашения нашего, – а мы и этого не убоялись. Города поглощены и селения опустошены гневом Божиим, – а мы и того не устрашились. Солнце не раз и не два омрачалось над нами в полдень, – а мы и этим не приведены в ужас. Воздвигнуты брани персами и варварами, опустошена наша страна, чтобы мы, убоясь Бога, пришли в раскаяние, хотя мы должны каяться не дни только или месяцы, но многие годы, – но и это нас не изменило.

Итак, покаемся, братия, чтобы в грехах своих умилостивить нам Бога! Призовем Его, потому что раздражили Его; смиримся, чтобы возвеличил Он нас; будем плакать, чтобы утешил Он нас; бросим худой навык и облечемся в добродетель, как в одежду, – особенно мы, сподобившиеся этого ангельского жития!

Так, возлюбленные, примем эту меру, это прекрасное и совершенное правило отцов, до нас живших: не сегодня только воздерживайся, а завтра давай обеды, не сегодня только пей воду, а завтра домогайся вина, не сегодня только ходи необутый, а завтра ищи себе башмаков или туфель, не сегодня только носи власяницу, а завтра дорогую ткань, не сегодня только храни простоту, а завтра заботься об убранстве, не сегодня только будь кроток и смирен, а завтра высокомерен и горд, не сегодня только будь безмолвен и послушен, а завтра бесчинен и неуступчив, не сегодня только предавайся плачу и рыданию, а завтра смеху и равнодушию, не сегодня только спи на голой земле, а завтра почивай на мягком ложе. Но удержи для себя одно правило, возлюбленный, по которому мог бы ты благоугодить Богу и принести пользу себе и ближнему. Если будешь сам себя умерщвлять и живешь один, то послушай, что говорит Владыка: И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними (Лк. 6, 31). А если по причине умерщвления плоти тебе всегда нужна услуга других, то берегись делать вред своему ближнему!

Поэтому-то совершенные отцы, утвердившись в оном правиле, начатое ими до самой кончины совершали беспрепятственно, по сорок или по пятьдесят лет не изменяли своего правила, то есть прекрасного и безукоризненного воздержания, соблюдаемого относительно пищи, языка, возлежания на голой земле, смиренномудрия, кротости, веры и любви, которая составляет узел совершенного и духовного назидания, а сверх этого нестяжательности, безмолвия от всего земного, честной жизни, неусыпности и молитвы, соединенной с плачем и сокрушением, а от смеха удерживались, не дозволяя себе даже улыбки; гордость была ими попрана, гнев и раздражение, остыв, не имели в них места, золото и серебро потеряло для них всякую цену, и, одним словом, они очистили себя. Поэтому и Бог вселился и прославился в них, и те, кто их видел, и те, кто только слышал о них, прославляли Бога.

А если кто не очистит себя от всякого лукавого дела, от нечистых помыслов, от порочных желаний, от гнева, раздражительности, зависти, гордыни, тщеславия, ненависти, прекословия, клеветы, пустословия, беспечности (и к чему перечислять мне все теперь поодиночке?) – одним словом, от всего, что ненавистно Богу, и если, отвратившись, не будет держать себя вдали от этого, то не вселится в него Бог. Скажи мне: если бы кто вздумал бросить тебя в грязь, для того чтобы ты навсегда там оставался, то перенес ли бы ты это? Итак, если даже ты, червь, не согласишься терпеть этого, то как же Нескверному, Пречистому, Единому, Святому и во святых почивающему Богу можно обитать в тебе, наполненном таким зловонием?

Поэтому очистим себя, возлюбленные, чтобы Бог вселился в нас и мы сподобились обетовании Его. Не будем оскорблять святого Его имени, призванного на нас, да не хулится ради нас имя Бога нашего. Пощадим самих себя и уразумеем, что имя наше однозвучно с именем Христовым. Ему имя Христос, а мы называемся христианами. Бог есть дух (Ин. 4, 24) – станем и мы духовными. А где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17) – постараемся приобрести эту свободу. Размыслим, какого жития удостоил Он нас, вразумимся, что на брак Свой призвал Он нас, возлюбим сами себя, как Он возлюбил нас, возлюбим Его, чтобы прославил Он нас. Будем внимательны к себе, чтобы в день Суда не подпасть двойному наказанию, потому что оставили мы мир – и думаем о мирском, пренебрегли имуществом – и заботимся об имуществе, бежали плотского – и гонимся за плотским.

Боюсь, чтобы тот день не застиг нас внезапно и чтобы мы, оказавшись нагими, бедными и неготовыми, не стали упрекать сами себя. Ибо это самое было с жившими во дни Ноевы: Ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех (Лк. 17, 27). Дивное было дело, братия! Видели, что дикие звери собираются вместе, слоны приходят из Индии и Персии, львы и барсы толпятся с овцами и козлами и не делают им обиды, пресмыкающиеся и птицы, хотя никто их не гонит, стекаются и располагаются вокруг ковчега, – и это продолжается много дней, а сам Ной прилежно снаряжает ковчег и вопиет им: «Покайтесь!» Но они не уважили его и, глядя на необыкновенное стечение бессловесных и диких животных, не пришли в сокрушение для своего спасения. Поэтому убоимся, возлюбленные, чтобы и с нами не было того же, потому что написанное уже исполнилось, предсказанные знамения кончились, ничего не остается более, как прийти врагу нашему, антихристу, ибо всему должно исполниться до скончания Римского царства.

Итак, кто хочет спастись, – тот старайся, и кто желает войти в Царство, – тот не будь нерадив, кто хочет избавиться огня геенского, – тот подвизайся законно, кому нежелательно, чтобы бросили его червю не усы па ющему, – тот трезвись. Кто хочет быть возвышен, – тот смиряйся, кто желает быть утешен, – тот плачь. Кому угодно войти в брачный чертог и возвеселиться, тот возьми светло горящий светильник и елей в сосуде. Кто ожидает, что пригласят его на этот брак, тот приобрети себе светлую одежду.

Град Царя полон веселья и радования, полон света и услаждения, и обитающим в нем вместе с вечной жизнью источает приятность. Итак, кому угодно жить в одном городе с Царем, тот ускори свое шествие, ибо день преклонился и никто не знает, что встретится на пути. Как иной путник, хотя и знает, что длинен путь, но прилег и спит до вечера, а потом, проснувшись, видит, что день уже преклонился, и едва начинает он путь, – вдруг туча, град, громы, молнии, и отовсюду беды, и он уже не в состоянии ни до ночлега дойти, ни вернуться в прежнее свое место, – так и мы будем терпеть то же самое, если вознерадим во время покаяния, потому что каждый из нас – странник… и пришлец (Пс. 38, 13).

Постараемся же с богатством войти в наш город и Отечество. Мы, братия, духовные купцы и ищем драгоценную жемчужину, которая есть Христос наш Спаситель, похвала и непохищаемое сокровище, поэтому с великим старанием приобретем эту жемчужину. Блажен и троекратно блажен тот, кто постарался приобрести ее, но весьма беден тот, кто вознерадел и сам приобрести общего нам Творца, и от Него быть приобретенным (см.: Мф. 13, 45–46).

Не знаете разве, братия, что мы – отростки истинной виноградной Лозы, которая есть Господь? Смотрите же, чтобы кто-либо из нас не оказался бесплодным! Ибо Отец Истины есть делатель: возделывает виноградник Свой и с любовью ухаживает за теми, которые приносят плоды, чтобы приносили еще больше плодов, а кто не приносит плодов, тех посекает и извергает вон из виноградника, чтобы пожжены были огнем. Поэтому будьте внимательны к самим себе, чтобы не оказаться бесплодными, не быть посеченными и преданными огню (см.: Ин. 15, 1–2).

Мы также – доброе семя, которое посеял Зиждитель неба и земли, Домовладыка Христос. Вот приспело уже время жатвы, и серпы в руках у жнущих – они ожидают только мановения Владыки. Итак, смотрите, чтобы не оказаться кому плевелами, не быть связанными в снопы и не гореть вечным огнем (см.: Мф. 13, 30).

Не разумеете разве, братия, что надлежит переплыть нам страшное море? Поэтому совершенные и мудрые купцы, наготове имея товар в руках своих, ждут, когда подует попутный им ветер, чтобы, переплыв море, достигнуть пристани жизни. А я, с подобными мне беспечными и рассеянными, и в мыслях своих не держа, как переплыть это море, боюсь, чтобы внезапно не подул ветер и чтобы не оказались мы неготовыми, – тогда, связав, бросят нас на корабль и будем там оплакивать дни своей лености, видя, что другие радуются и веселятся, а мы печалимся, потому что в той пристани всякий хвалится собственным своим богатством и своей куплей.

Не знаете разве, возлюбленные, что Царь царствующих призвал нас на брак в чертог Свой? Почему же предаемся нерадению и не стараемся добыть себе светлую одежду, и ясно горящие светильники, и елей в сосудах наших? Как не подумаем, что никто не входит туда обнаженным? А если поупорствует кто войти, не имея брачной одежды, то знаете, что таковой потерпит? По приказу Царя свяжут ему руки и ноги и бросят его во тьму кромешную, где плач и скрежет зубов (см.: Мф. 22, 2–14).

Боюсь, возлюбленные, чтобы плотские страсти не извергли вон из брачного чертога и нас, наряженных только снаружи. Потому что внешний наряд дает знать, где сердце наше и ум наш: убранство и изысканность одежды показывает, что, думая о земном, обнажены мы от оной славы, славолюбие служит знаком, что мы тщеславны, приятность яств показывает, что мы чревоугодники, нерадение обнаруживает, что мы ленивы, любостяжательность – что не любим Христа, зависть возвещает, что нет в нас любви, омовение ног и лица означает, что мы – рабы страстей.

Язык наш проповедует то, что любит сердце, и к чему прилеплено сердце, о том твердит язык – устами обличаются тайны сердца нашего. Поскольку уста отверсты, не имеют ни дверей, ни стражи, то слово наше выходит безразлично, а со словом расхищается и сердце; уста, не соблюдающие тайн сердца, крадут помышления его, и когда оно думает, что заключено внутри, почитая себя невидимым, выставляется устами всем напоказ. Приятность, с какой оговариваем других, означает, что полны мы ненависти.

Поэтому да не приводится никто в заблуждение внешним благоговением: думая убедить внешним благоговением, человек обманывает и себя, и брата. В обращении выказывается лживость его благоговения. Если хочешь узнать сердечные помышления, обрати внимание на уста – от них узнаешь, о чем заботится и старается сердце: о земном или о небесном, о духовном или о плотском, об удовольствии или о воздержании, о многостяжательности или о нестяжательности, о смиренномудрии или высокоумии, о любви или о ненависти. Из сокровищ сердца уста предлагают снеди приходящим, и то, чем занят язык, показывает, что любит сердце, – Христа или что-либо из настоящего века. И невидимая душа по телесным действиям делается видимой, какова она, добра или зла, и хотя по природе добра, но превращается в злую по свободному произволению.

Но, может быть, скажет кто-нибудь, что страсти естественны и предающиеся страстям не подлежат обвинению. Будь внимателен к себе самому, чтобы не возвести тебе обвинение на прекрасное создание Благого Бога, ибо Он сотворил все хорошо весьма (Быт. 1, 31) и украсил природу всеми благами. Поэтому, алчет ли кто, – не обвиняется, если вкусит умеренно, потому что взалкал по природе. Подобным образом, жаждет ли кто, – не обвиняется, если пьет в меру, потому что жажда естественна. Спит ли кто, – не обвиняется, если спит не без меры и предается сну не по изнеженности, так, чтобы привычкой к непомерному сну препобеждалась природа, потому что природа и привычка служат провозвестниками той и другой стороны: природа показывает рабство, привычка же означает произволение, а человек состоит из того и другого.

Произволение, будучи свободно, есть как бы земледелатель какой, прививающий к природе нашей и худые, и добрые навыки, какие ему угодно. Худые навыки прививает следующим образом: голодом – чревоугодие, жаждой – многопитие, сном – изнеженность, воззрением – худую мысль, истиной – ложь. А подобно этому и благие добродетели прививает следующим образом: голодом – воздержание, жаждой – терпение, сном – неусыпность, ложью – истину, воззрением – целомуд рие. Произволение наше, по сказанному, как земледелатель, во мгновение ока искореняет худые навыки, прививает же доброе, преодолевая природу.

Природа – это земля, нами возделываемая; произволение – земледелатель, а Божественные Писания – советники и учителя, научающие нашего земледелателя, какие худые навыки ему искоренять и какие благие добродетели насаждать. Сколь бы ни был наш земледелатель трезвен и ревностен, однако же без учения Божественных Писаний он и не силен, и не сведущ, потому что законоположение Божественных Писаний дает ему разумение и силу, а вместе с тем от собственных ветвей своих и благие добродетели, чтобы привить их к древу природы: веру – к неверию, надежду – к безнадежности, любовь – к ненависти, знание – к неведению, прилежание – к нерадению, славу и похвалу – к бесславию, бессмертие – к смертности, Божество – к человечеству.

А если земледелатель наш, по высокомерию своему, вздумает когда-либо оставить учителя и советника своего, то есть Божественные Писания, то начинает действовать погрешительно, отыскивает лукавые мысли, сводит вместе бессмысленные навыки и к природе прививает не свойственное ей: неверие, неведение, ненависть, зависть, гордыню, тщеславие, славолюбие, чревоугодие, любопрение, прекословие и многое другое подобное, потому что, оставляя Законодателя, и сам бывает Им оставлен.

Если же, раскаявшись, осудит сам себя, припадет к Законодателю и скажет: «Согрешил я, оставил Тебя», – то Законодатель по свойственному Ему человеколюбию немедленно примет его, подаст ему разумение и добрую силу опять снова возделывать ниву природы своей, искоренять в ней худые навыки и вместо них насаждать благие добродетели. А сверх того даст ему венцы, осыпет его похвалами. Например, по природе человек алчет – но воздерживается, жаждет – но также терпит, имеет желания – но сохраняет целомудрие, отягчен сном или одержим леностью к славословию Владыки – но, бодрствуя, сам себя принуждает к Божию песнопению, и за это увенчивается, как преодолевший природу и стяжавший добродетели.

Итак, слава Его человеколюбию, хвала Его благости и поклонение Его благоутробию! Какой отец столь же сострадателен? Какой отец столь же милостив? Какой отец так любит, как наш Владыка, изъявляющий любовь к нам, рабам Своим? Всем снабжает, все припасает с избытком: душевные наши язвы врачует и долго терпит, оставляемый нами, хочет, чтобы все мы стали наследниками Царства Его, хочет, чтобы и произволение наше, исцеляя легкие и маловажные болезни, заслужило от Него похвалу. Тяжкие и трудные болезни врачует Сам, исцеляет язвы ленивого, отверзая уста его к славословию, и отпускает грехи грешнику, возбуждая его к усердию; скоро внемлет немощному, чтобы не малодушествовал, а великодушным и терпеливо ударяющим в двери подает и то, и другое – и исцеление, и награду. Он мог бы уврачевать все душевные наши язвы и силой преклонить нас на благость, но не хочет этого, чтобы наше произволение не лишило нас похвал Его.

Итак, мы ли вознерадим призвать Его к себе в помощь и заступление, когда Он любит и милует нас? Он искупил нас и просветил очи ума нашего, Он даровал нам познание о Себе, дал вкусить сладости Своей, чтобы вполне взыскали мы Его. Блажен, кто вкусил любви Его и приготовил себя к непрестанному насыщению ею, потому что насытившийся такой любовью не приемлет уже в себя иной любви. Кто, возлюбленные, не возлюбит такого Владыку? Кто не исповедует и не поклонится благости Его?

Какое же оправдание будем иметь в день Суда, если вознерадим? Или что скажем Ему? То ли, что не слыхали, или не знали, или не были научены? Что надлежало Ему сделать, а Он не сделал для нас? Не сошел ли Он для нас с безмерной высоты, из благословенного недра Отчего? Он, Невидимый, не соделался ли для нас видимым? Он, огонь бессмертный, не воплотился ли нас ради? И не принял ли заушения, чтобы нас освободить?

Какое чудо, исполненное страха и трепета, – бренная рука, созданная из земной персти, дает заушение Создавшему небо и землю! А мы, жалкие и бедные, перстные и смертные, мы, пепел, даже и слова не переносим друг от друга! Он, Бессмертный, не умер ли за нас, чтобы нас оживотворить? Не погребен ли, чтобы нас воскресить с Собой? Он освободил нас от врага, связав его и дав нам силу наступать на него. Когда призывали мы Его и Он не услышал нас? Когда ударяли в дверь и не отверз Он нам? Если же и замедлил когда, то чтобы увеличить награду нашу.

Для чего же отрекся ты от мира, возлюбленный, если ищешь еще мирского наслаждения, вместо наготы домогаясь одежды и вместо воды – винопития? Призван ты на брань, а хочешь без оружия выйти на битву с врагом, вместо бдения погружаясь в сон, вместо плача и сетования предаваясь смеху, вместо любви разжигаясь ненавистью против брата. Призван ты к подчинению – а прекословишь. Призван к наследию Царства Божия – а думаешь о земном, вместо смиренномудрия и кротости выказывая высокомерие и гордость.

Итак, что скажешь Богу в тот день? То ли, что ради Тебя смирялся я, обнищал, был наг, алкал, жаждал, возлюбил Тебя всей своей душой и ближнего, как самого себя? Разве ты уверен в том, что слова твои и помыслы твои не записываются, что совесть будет твоей помощницей и, если солжешь, не обличит тебя? Или не известно тебе, что вся тварь со страхом и с великим трепетом предстанет Судилищу Божию, что тысячи тысяч и тмы тем ангелов будут окрест Его? А ты думаешь солгать и сказать: «Все это я претерпел ради Тебя». Смотри, чтобы не понести тебе тяжкого наказания за лукавые дела свои и за ложь. Отрезвись от сна и приди сам в себя, отряси свои помыслы и смотри: преклонился уже день.

Вникни в это, брат. Тех братий, которые вчера были и беседовали с нами, сегодня с нами уже нет: они позваны ко Господу своему и нашему, чтобы каждый из них показал свою куплю. Вот, смотрите, каков вчерашний день и каково сегодня: как вчера миновалось, подобно утреннему цвету, так и сегодня – подобно вечерней тени. Рассмотри же и куплю свою, успешна ли она по Богу? Подобно скороходу бегут дни наши. Блажен, кто со дня на день приобретает большую прибыль от купли своей и собирает в жизнь вечную. Почему же ты не радишь, возлюбленный? Почему ленишься? Почему упиваешься унынием, как вином? Почему огорчаешься сам в себе? Разве обитель намереваешься сотворить себе в этом веке?

Представь, что два путника, каждый из которых идет к себе в дом, встретившись друг с другом на дороге, когда застиг их вечер, остановились оба в гостинице, до которой дошли, и по наступлении утра разлучились друг с другом; каждый из них знает, что у него в дому его: богатство или бедность, покой или скорбь. То же и с нами бывает в этом веке, потому что жизнь эта подобна гостинице, отходя из которой в место свое разлучаемся и знаем, что у нас впереди. Ибо каждому небезызвестно, что предпослал он на небо: например, молитву ли слезную, или чистое бдение, или сокрушенное псалмопение, или воздержание со смиренномудрием, или отречение от земного, или нелицемерную любовь и приверженность ко Христу.

Если это предпослал ты, то дерзай, потому что отходишь в покой. А если не предпослал ничего такого, то для чего в гостинице досаждаешь ближнему? Ибо наутро должен будешь разлучиться с ним. Для чего гордишься? Для чего ведешь себя высокомерно? О чем ты печален? Разве хочешь самую гостиницу унести на себе? Но для чего заботишься об исподней и верхней одежде или о пище? Дающий скоту пищу его (Пс. 146, 9) не питает ли тебя, который славословит Его? Ты, который готовишься сделаться наследником Царства Его, заботишься об исподней и верхней одежде? Ты, который умертвил себя для мира, думаешь о земном?

Для чего же огорчаешь Врача, не желая быть исцеленным? Для чего во время врачевания своего скрываешь язвы свои и винишь Врача в том, что не исцелил тебя? Тебе дается время на покаяние, а ты не радишь о покаянии? Для чего же винишь Законодателя, что за твое пренебрежение послал на тебя смерть? Разве смерти скажешь: «Дай мне время покаяться»? Трезвись, возлюбленный, трезвись! Как сеть найдет на тебя тот час, и тогда ужас обымет ум твой, и сам себя спросишь: «Как это в рассеянности моей прошли дни мои? Как это в неуместных помыслах протекло время мое?» Но какая польза размышлять об этом во время смерти, когда уже не дозволяется тебе оставаться долее в веке сем?

Итак, вникни умом своим в слова эти, да коснется слуха твоего сказанное Господом, если только веришь Ему, а Он сказал, что в день тот дадим ответ и о праздном слове (см.: Мф. 12, 36). И этого слова Господа достаточно, если трезвен будет ум наш. А кто не разумеет написанного и не слушает читаемого, тот подобен трубе, которая принимает в себя воду и не чувствует, как вода протекает в ней.

Поэтому кто не станет плакать, кто не будет скорбеть, кто не придет в ужас от того, что Владыка вселенной и Сам, и через рабов Своих, пророков и апостолов, проповедует и вопиет, но нет послушавшихся? Что же проповедуют они? «Брак Мой готов, – говорит Он, – что откормлено, заколото (Мф. 22, 4). Жених со славой и великолепием восседает в брачном чертоге и с радостью принимает приходящих, дверь отверста, слуги изъявляют свое усердие. Пока не затворена дверь, спешите войти, иначе останетесь вне и некому будет ввести вас туда». И нет разумевающего; никто не прилагает старания; леность и заботы века сего, подобно цепи, связали ум. Божественные Писания и списываем мы правильно, и читаем правильно, а правильно их выслушать не хотим, потому что не угодно нам исполнять то, что в них повелевается.

Кто же отправлялся в дальний путь без дорожного запаса? Разве хочется нам, оставив запас свой здесь, ничего не брать с собой в дорогу? Блажен, кто с дерзновением отошел ко Господу, неся нескудный свой запас! Вот и десять дев спят, и рабы совершают куплю в ожидании Владыки своего, зная, что приял Он Царство и идет с силой и славой многою увенчать рабов Своих, которые сотворили добрую куплю на серебро, какое получили от Него, и истребить врагов Своих, которые не хотят, чтобы Он царствовал над ними (см.: Лк. 19, 12–27).

Но как среди ночи, когда род человеческий погружен в сон, внезапно бывает с неба великий шум, и ужасные громы, и страшные молнии с землетрясением, и спящие приходят вдруг в ужас, и каждый припоминает дела свои, и добрые и худые, и поступающие худо, возлежа на ложах своих, ударяют себя в грудь, потому что некуда бежать, негде скрыться, нет времени покаяться в делах своих; земля колеблется, громы устрашают, молнии приводят в робость, глубокая тьма окружает их, – так в тот час, подобно самой быстрой молнии, внезапно ужасающей всю землю, страшно вострубит с неба труба, пробудит спящих, восставит от сна усопших от века: небеса сии и силы небесные поколеблются (Мф. 24, 29), и вся земля, как вода в море, восколеблется от лица славы Его, потому что страшный огонь предыдет перед лицом Его, очищая землю от оскверняющих ее беззаконий. Ад отверзет вечные врата свои, смерть будет упразднена, а согнившая персть естества человеческого, услышав трубный глас, оживотворится.

Подлинно, чудное это зрелище – во мгновение ока во аде, подобно множеству рыб, клубящихся в море, бесчисленное множество костей человеческих ходят вокруг, и каждая отыскивает составы свои; все воскресшие взывают и говорят: «Слава Собравшему и Воскресившему нас по человеколюбию Своему!» Тогда праведные возрадуются и преподобные возвеселятся; совершенные подвижники утешены будут за труд подвига своего; мученики, апостолы и пророки увенчаются.

Блажен, кто сподобится увидеть в тот час, как со славой восхищены будут на облаках в сретение Бессмертному Жениху (1 Фес. 4, 17) все возлюбившие Его и старавшиеся совершить всю волю Его! Как взрастил здесь каждый крыло свое – так там воспаряет в горняя, как здесь очистил каждый ум свой – так и там видит славу Его, и в какой мере возлюбил Его каждый – в такой насыщается любовью Его. Удивится в тот час и первый Адам, видя великое и страшное: как от него и супруги его произошли неисчислимые народы и множество родов, но еще больше дивясь тому, что, происшедшие от одного естества и от одной твари, иные наследуют Царство и рай, а другие – ад, и прославит он Создателя Бога: слава Единому Премудрому Богу!

Вспомнил я об оном часе, возлюбленные, и содрогнулся, помыслил об этом Страшном Суде и пришел в ужас, помыслил о веселии райском и, восстенав, предался плачу и плакал, пока не осталось уже во мне и силы долее плакать, потому что в лености и рассеянии провел я дни свои и в нечистых помыслах изжил годы свои и не уразумел, как унеслись, не почувствовал, как протекли они; оскудели дни мои, а беззакония мои умножились.

Увы, увы, возлюбленные мои! Что мне делать от стыда в тот час, когда окружат меня знакомые мои, которые, видя меня в этом образе благочестия, ублажали меня, между тем как внутренне полон я был беззакония и нечистоты и забывал испытующего сердца и утробы Господа? Там действительный стыд, и жалок тот, кто там будет пристыжен! Щедротами Твоими заклинаю тебя, о Человеколюбивый и Благий, не поставь меня на левой стороне с преогорчившими Тебя козлищами, не скажи мне: Не знаю тебя (Мф. 25, 12), но по благоутробию Своему дай мне непрестанные слезы, дай сокрушение и смирение сердцу моему и очисти его, чтобы оно соделалось храмом святой благодати Твоей! Ибо хотя я грешен и злочестив, однако же непрестанно ударяю в дверь Твою; хотя я ленив и нерадив, однако же вступил, по крайней мере, на путь Твой.

Умоляю единомыслие ваше, возлюбленные мои братия! Постарайтесь благоугождать Богу, пока есть время, плачьте перед Ним день и ночь в молитве и псалмопении вашем, чтобы избавил Он нас от нескончаемого плача, и от скрежета зубов, и от огня геенского, и от червя неусыпающего и чтобы исполнил нас радостью в Царстве Своем, в жизни вечной, откуда бежали печаль, болезнь и воздыхание, где не нужно ни слез, ни покаяния, где нет ни страха, ни трепета, где нет тления, где нет ни противника, ни нападающего, где нет ни огорчения, ни гнева, где нет ни ненависти, ни вражды, но где всегда радость, и веселье, и восторг, и трапеза, исполненная духовных снедей, какую уготовил Бог любящим Его. Блажен, кто сподобится ее, и жалок тот, кто лишится ее!

Умоляю вас, возлюбленные, излейте на меня сердца свои и помолитесь о мне, припадая к Благому, и Человеколюбивому, и Единородному Сыну Божию, чтобы сотворил со мной милость Свою и избавил меня от множества беззаконий моих и вселил меня в кругу селений ваших, в ограде благословенного рая, где был бы я в соседстве с вами, наследниками Его! Поскольку вы – чада возлюбленные, а я презренный пес, то бросьте мне крупиц от трапезы вашей, чтобы исполнилось на мне написанное: И псы едят крохи, которые падают со стола господ их (Мф. 15, 27).