База для убийства

Дизайнер обложки – Л.Ревенко

Все события и герои являются вымышленными. Разве что только база, действительно, существует…

1.

Не знаю, почему это место мы всегда называли “базой”? Может, здесь раньше был дом отдыха или санаторий? Название, конечно, не слишком важно для истории, которая там произошла. Но определенно, имеет значение то, где находилась эта база. В какой части России? Что за люди населяют этот горный, непокорный, дикий и взрывной край? Какое кипящее море омывает эту вечно горячую часть суши? Что это за море такое жестокое, в волнах которого иной раз целая семья может сгинуть?

Семьи тут большие: пять-шесть детей не такая уж огромная редкость! Еще племянников с собой возьмем, друзей их прихватим – почему нет? Хороший солнечный денёк, выходной, чистая вода… Ну, как не окунуться? Кто знал, что именно сегодня, в этот самый час волна захотела жертвоприношение: массовое, обильное, со слезами, рыданиями и долгим болезненным послевкусием?

Пройдет какое-то время. И…

– А вы что не слышали? Так на этом месте в прошлом месяце столько народу затонуло! Это родственники Магомедовых, ну тех, с нашего села!

Когда все обменяются новостями и нагрызутся семечек, тогда можно уже нырять в том же месте, на ту же глубину. Зачем? – Ну, а почему нет?!

В этом краю ценится смелость безрассудная, ненужная, показушная. Ее уважают и восхваляют. Поэтому смертей здесь полно. Несчастных случаев не сосчитать.

Я не местная жительница, и могу ошибаться, но мне кажется, что отношение тут к смерти проще, легче. Мать лишается ребенка, но потом рожает еще и утешается. Отец теряет сына, а вокруг все по спине похлопывают: “Молодец, джигита воспитал!” И мужчина гордится. Вытирает мокрое от слёз лицо и пытается улыбаться.

Здесь хорошие красивые места, только сюда никто не ездит. Боятся. А мы с Ниной – студентки, москвички, мы ничего не боимся. Мы и поехали…

Нина – не обычная москвичка, кожа ее смугловатая, волосы густые, иссине-черные жестковатые кудри. Глаза темно-карие. И неуловимый тонкий восточный налет в образе. Нина – москвичка в первом поколении. Ее родители приехали совсем молодыми в столицу. Родом они из той части российских земель, где большинство коренных жителей исповедуют ислам. В советские времена религия не так мощно туманила людям мозг, население республики охотно покидало свои дома и оседало в городах центральной части России. Родители Нины осели в Москве. И если у них ещё проскальзывали в разговоре гортанные словечки малой родины, то дочка с рождения изъяснялась на безупречном русском. Ну, может быть, некоторые слова и звуки Нине хотелось произнести резче, чем принято. Такой чуть глуховатый глубокий голос тоже привносил монеты в копилку ее непохожести на других коренных москвичей.

Во мне, наверное, до сих пор говорит зависть к ней, к Нине. Я признавалась ей в этом неприятном для меня чувстве, а она пыталась развеять, разбить мою зависть четкими фактами и аргументами. Но думаю, ей было лестно иметь в подругах ту, что завидует. Зависть приятно щекотала львиное самолюбие Нины.

На базе никто постоянно не жил. Туда совершали наезды: хозяин, его родственники, гости, просто нужные люди. Там гостили чаще летом, когда море и ветер тёплые.

База – это вовремя выкупленный участок суши прямо на берегу Каспийского моря. До его вод не надо идти “всего каких-то 5 минут”. База действительно омывалась морем. Два длиннющих пирса, начинавшиеся на территории базы, уходили вглубь далеко от берега. А с других сторон базу окружали высокие бетонные стены, толстые, серые, неприступные.

Однажды стену, что соседствовала с общим между базой и маленьким элитным поселочком, пляжем покрыли белой краской. В стене была пробита металлическая серая дверь, всегда чуть ржавая от долетавших морских брызг.

Вид – фантастический! Синее небо, ниже – белая длинная стена, а в ней – узкая дверь. Дверь открываешь, в прорубленном прямоугольнике плещется море. Когда ветер был сильный, а на базе он любил показать себя во всю мощь, мы с трудом открывали эту дверь. “Дверь в никуда”.

За нею находилась тропинка, каменистая, покрытая лёгким слоем жёлтого песка. Ее окружали колючие растения, что царапали наши ноги, когда мы возвращались с моря на базу. Тропинка переходила в черные, крупные камни, словно ступени, вымощенные силой природы. По ним было удивительно удобно ходить, такие они чуть пористые, словно старая пемза, приятные наощупь.

Пока один умник с базы нам не сказал, что в дырках этих камней живут змеи, мы наслаждались, ступая по камням. Позже я осознала, что этот умник скорее всего соврал. Может, и встречалась кому змея в этих камнях, но только это было единожды за последние сто лет. Своей байкой он подорвал наше слепое доверие к берегу, наше преклонение перед этим уединенным чудесным местом. До сих пор простить ему не могу.

Но первое время мы с Ниной чувствовали себя детьми стихии, морскими русалками. Пляжик часто бывал безлюдным. Казалось, он принадлежал нам двоим. Воздух и вода имели почти сходную температуру. Мы шли по желтому песку, с проклюнувшимися на поверхность черными валунами, а море мягко хлестало нас по ногам, заигрывало с нами. Волны в азарте подпрыгивали, окатывая иной раз с головой. Мы прогуливались и изучали пляж, пустующие дома местных богатеев.

Когда жара слишком донимала нас, мы, не снимая футболки и шорты, забегали в воду. Тут же клубящиеся охлаждающие потоки обнимали нас словно сильными и нежными руками. Через пару минут в облепившей тело одежде мы выходили из воды и продолжали путь. Футболки мигом высыхали от ветра и солнца. Волосы у меня стали за каких-то два-три дня почти белыми, у Нины – из жёстких кудрей превратились в пушистые, волнистые.

Каспийское море чудесно. Я его тогда полюбила именно на базе. В городе оно другое, но все равно любимое.

Почему мы редко ходили на пляж, который был на самой базе? Ну, во-первых, вместо песка здесь в некоторых местах были бетонные ступени, уходящие в море. Тем, кто плоховато держится на воде, удобнее ощущать под ногами песочное дно, а не ступени. А, во-вторых, мы были всегда под прицелом камер видеонаблюдения, которые находились по периметру базы.

Конечно, мы знали на 99 процентов, что охранники на базе все или женатые, или слишком верующие, чтобы подглядывать за нами. Но… Оставался один процент. И так, главный по базе, Абдул недобро косился на наши футболки с шортами. Не принято в этой части России взрослым девушкам одеваться так. Здесь, даже в самую жару, на женщине увидишь длинную юбку, а на голове у многих весьма искусно завязанные платки. Это целая наука – повязать платок. Чтобы конструкция из ткани хорошо держалась на волосах, в ход идут шпильки, булавки. А для того, чтобы под платком волосы казались гуще, здесь придумали невинную хитрость. Делается пучок и укрепляется объемной резинкой. Волосы под платком кажутся пышнее раза в два.

Хотя у местных девушек локоны сами по себе густые, сильные, великолепные. Коротко стриженные тут – это небывалая редкость. Стрижка дозволяется детям или женщинам, молодость которых пришлась на годы существования СССР.

Нина иногда гостила у своих бабушек и дедушек, которые также проживают в горных районах нашей огромной страны. Поэтому ей не была в диковинку страсть местных женщин себя украшать. Но для меня их обычаи стали откровением настолько, что я иногда сомневалась, а мы – в России?

Но вернёмся к базе. И ее главному зданию. Это – башня, в ней останавливался только сам владелец базы. Снаружи она была покрыта плитами желтоватого цвета, из какого-то специального металла, поговаривали, что пуленепробиваемого. Башня не слишком высокая, однако почему-то так получалось, что мы с Ниной видели ее всегда, где бы за пределами базы не находились.

Внутри башни мы не бывали, но полагали, что там роскошно. Если уж все остальные здания на территории выглядят как картинки из модных журналов, то башня точно удалась как снаружи, так и внутри.

Спросите: а что это мы с Ниной забыли там, у Каспийского моря? Мы приехали подзаработать за лето уборкой пустующих зданий на территории базы. Хозяйский племянник весьма близко знаком с Ниной. Он нас туда и позвал. Я ехала за длинным рублем, а Нина – за совмещением приятного и полезного. Приятным был, понятно, хозяйский племянник.

Только лето обернулось для многих участников этой истории совершенно неожиданно. Я бы сказала убийственно непредсказуемо.

Хозяин был жёстким человеком, сумевшим самостоятельно выбить своё личное место под солнцем, причем не только для себя, но и для своих многочисленных родственников. Личностью он был обаятельной, обладал красноречием, находчивостью и трудолюбием. Он заслужил своё право на базу. А она была лишь крупинкой среди его имущественных достижений.

Хозяйского племянника звали Карим. Он обладал всеми достоинствами своего уважаемого дяди и плюс к этому был красив, не смазлив, а именно по-мужски притягателен. Но минусом в его характеристиках была лень, ни о каком дядином трудолюбии в случае с Каримом речи не шло. Нина любила его сильно, гораздо сильнее, чем он ее. Моя подруга, несмотря на свои кавказские корни, москвичка. Как бы Нина не покорялась Кариму – все недостаточно, все не так, как настоящая горянка.

В Москве Карим и Нина познакомились. Там началась их любовь. А расцвела она и приобрела мрачные краски на базе, в то самое лето.

В наши обязанности с Ниной входила чистовая уборка после ремонта трёх домов на территории базы. Каждый из этих трёх домов предназначался для родственников хозяина. Эти здания пустовали, в них никто не жил, но они должны были быть убраны и готовы к возможному приезду родственников.

Абдул – смотритель базы, велел нам начать с самого маленького домика. И мы в первый же день приезда на базу зашли взглянуть и оценить тот объем работ, который нам предстоит проделать.

Домик двухэтажный, покрыт светло-зеленой краской, с витой металлической лестницей снаружи и романтическим балкончиком. Балкончик выходит на море.

– Когда мы освободим этот дом от мусора, приедет Карим и мы проведем здесь ночь, – безапелляционно заявила Нина.

– А он приедет? – спросила я, подразумевая “а он приедет один?”

– Естественно.

Сзади раздалось кряхтение и позвякиванье перебираемой связки ключей. Абдул, мужчина лет 60 с благородной сединой в бороде, наконец догнал нас. Он вставил ключ в замок на боковой двери домика, и мы вошли.

– С центрального входа не шлепайте, – с характерным восточным акцентом произнес Абдул, – и, вообще, поменьше гуляйте по базе, когда хозяин приезжает.

– А когда он приедет? – спросила я, глядя в его, казалось бы, добродушное лицо, но непроницаемые глаза с хитринкой.

Я позже поняла, что народ тут гораздо сложнее, чем хочет казаться.

– Мне хозяин не докладывается, дочка, – проворчал Абдул. Несмотря на то, что он был доверенным лицом владельца базы, многое ему, действительно, не сообщалось. Стиль общения хозяина со своими подчинёнными был непередаваем, необычен для непосвященного человека.

Вот пример. У одной из стен располагались клетки для собак, большие такие просторные, с будками внутри, но всё же клетками. В первой клетке обитал очень породистый, крупный и сильный пёс. Я не разбираюсь в породах, но скажу я вам, в эту клетку я ни за какие коврижки бы не сунулась.

Пёс был чрезвычайно мохнатый и, возможно, даже была бы белоснежной его шерсть, если бы за ним ухаживали, как положено. Мощь лап внушала людям опасения, не смотря на то, что псина заперта в клетке. Но самым ужасным был взгляд этого пса. Да-да, именно взгляд его черных маленьких глазок.

Он смотрел на вас будто существо из преисподней, и при свете дня, уже молчу о ночи, лишний раз мимо его клетки никто не хаживал. Звали пса почему-то Степан. Как я уже сказала, за собакой плохо следили, не прививали, витамины не давали, хотя стоил Степан немало.

Дело в том, что в этом крае собаку считают не слишком чистым животным. Собак в квартирах держать не принято, ухаживать за ними тоже. Так вот однажды Степан издох, и, как на беду, случилось это в день приезда хозяина.

– Абдул, что тут у тебя, все в порядке? – спросил владелец после обмена приветствиями.

– Все хорошо… – прошелестел смотритель.

– А чего мнешься, случилось чего? – хозяин был очень наблюдательным и чувствовал фальш.

– Степан издох.

– Да, лучше бы ты сдох, Абдул, – сказал хозяин и приобнял смотрителя за плечи.

Поговаривали, что Абдул после его слов сильно пал духом. Но после выплаты вознаграждения за свои труды по хозяйству приободрился.

Никто не мог тут таить горечь на хозяина, ведь он был для них хлеб и соль. Все охранники базы, садовник, Абдул, их семьи были хозяином денежно обласканы. А то, что общался он с ними свысока, так ему положено. Кто они? И кто он? На Кавказе безоговорочным уважением пользуется человек, многого добившийся и помогающий другим своим землякам. К такому обращаются за помощью, за справедливостью совсем отчаявшиеся люди. И помощь им оказывается, конечно, если они сумеют пробиться сквозь толпу охранников и телохранителей.

На базе был целый штат охранников, состоящих из неслучайных людей. Это были либо дальние-дальние родственники родственников, либо те самые отчаявшиеся, которым однажды помог хозяин. В общем, любой из этих охранников посчитал бы честью для себя защитить владельца базы или члена его семьи.

Охранник дежурил сутки, потом его сменял другой. В их жилище, что примыкало к воротам базы находился монитор с камер видеонаблюдения. Тех самых, которых мы с Ниной в наших коротеньких шортах опасались.

Жилище охранников – это первый подъезд длинного выкрашенного в слепящий белый цвет двухэтажного сооружения. На первом этаже была огромная кухня, большой зал с длинным столом и кучей стульев и диванов. В зале обычно останавливалась целая свита хозяина, приезжавшая с владельцем базы и охраняющая его.

На втором этаже было несколько комнат, в каждой из которых находились душевая и туалет. В одной из таких комнат жили мы с Ниной. С первого этажа на второй вела наружная лестница, и каждый вечер поднимаясь по ней к себе в комнату, мы останавливались и завороженно смотрели сверху на темное неспокойное море под огромной жёлтой луной.

Темнота была словно живая, слышался стрекот кузнечиков или саранчи, раздавались шорохи в сухой траве, иногда пробегал ёжик. Однажды мы встретили его среди белого дня и попытались поймать. Как же он шипел, защищаясь! Вел себя, как дикая кошка. Я боялась, что он нападет на нас и укусит. Пришлось оставить эту затею. Тем более, что работы у нас было выше крыши!

Мы вставали рано, хотя я лично считаю себя злостной совой! Но только утром можно быстро работать, потому что ближе к обеду становилось слишком жарко, и мы что-то делали, скорее, по инерции, без результата.

– Как вареные мухи, – выдал нам своё мнение Абдул, – замуж кто вас возьмёт! Жена должна быть работящей!

– А что ещё должна жена? – вяло поинтересовалась Нина, вытирая пот со лба.

– Рожать много, мужа уважать, родню его! Традиции чтить! Вот ты Нина, хоть и не местная, но вижу, что наша, пост держишь?

– А?! Целый день не есть ни пить и так целый месяц? Нет уж увольте!

– Эх, родителей бы твоих выпороть, москвичка! – усмехнулся Абдул.

Мы переглянулись с Ниной, и она мне подмигнула. Нина – страстная натура, у нее было много романов. Каждая любовь, как последняя. Но с единоверцем роман случился впервые. Карим – не москвич в отличие от Нины. Он образован и очень обаятелен. Благодаря своему дяде, Карим обеспечен и может проживать там, где ему вздумается.

Он настолько обласкан матерью, сестрами, насколько, вообще, на его малой родине это возможно. Здесь, где он родился, принято носиться с мальчишками, давать им лучший кусок и внимать их речам. Чтобы не лепетало дитё мужского пола, женщина прислушивается, особенно в отдаленных горных сёлах.

Карим привык к такому отношению, избалован. Но поскольку он умён, то его не удивляло отношение к нему москвичек. Такого почитания мужчин, которое он видел в родном селе, в мегаполисе не встретишь, особенно среди славянок.

Я помню, однажды Карим заехал к Нине на роскошной машине. Мы вышли из квартиры и сели к нему в автомобиль, чтобы покататься немного по ночному городу. Я видела тогда Карима впервые и совершенно не обратила на него внимания, так как переживала на тот момент какую-то свою личную драму. Он лез из кожи вон, чтобы я заметила его. Правда, я об этом даже не подозревала.

Нина мне потом рассказала, что он хотел вызвать ее ревность. Что ж, возможно, но я думаю, ему хотелось, чтобы его заметила именно славянка, белокожая и холодноватая. А Нина была для него своя, хоть и москвичка.

В любви к Кариму высветилось то, что у горянок, даже давно и прочно живущих в мегаполисе, навечно циркулирует в крови. Нина зависела от него сильно, от его настроения, от его внезапно возникающей грубости. Карим стал ее наваждением.

У меня тоже случались подобные чувства в юности, но слава богу, потом они благополучно умирали. И я рада, что Карим не пытался соблазнить меня. Я всегда опасалась влюбляться в таких роковых персонажей потому, что для меня Карим слишком крепкий орешек. Хорошо, что он достался Нине. Бог воистину посылает ту ношу, которая нас не сломает. Нине ее бог послал Карима. Им на роду было написано встретиться.

Незаметно пролетели первые дни нашего пребывания на базе. Мы уже видели всех охранников, что поочередно сменяли друг друга. Многие из них относились к нам довольно безразлично, не выказывая практически никаких чувств. Они вежливо с нами здоровались и поддерживали разговор из двух-трёх фраз о погоде или бытовых проблемах.

Был один стеснительный охранник, который лишний раз старался не вылезать из своей конуры, пока мы были у него на виду. А ещё один, полноватый и в очках, либо был глуховат, либо специально нас игнорировал. С ним здороваешься, а он делает вид, что не слышит. Нина продолжала свои попытки его разговорить, а мне была неприятна его тишина, поэтому, если я шла ему навстречу, то я тоже не здоровалась.

Потом я узнала, что этот мужчина является отцом больного ребенка, инвалида, не помню, с каким заболеванием. И тогда меня перестало обижать его безмолвие, независимо, чем оно было вызвано. Может, он презирал нас за то, что мы ведём себя не так, как принято в его мире. Это уже были не наши проблемы…

Ещё мы познакомились с садовником и одновременно подсобным рабочим, который должен содержать базу в опрятном виде. Его звали Халид, он был ленив и огромен. Его нежелание работать я отлично понимала. Иной раз солнце так нещадно палило или ветер сшибал с ног, что не хотелось ни то, что убирать в клетках собак, а просто выходить за дверь.

Круг обязанностей Халида был довольно широк. Ему нужно было периодически мыть башню из огромного шланга, выпалывать единственную, зато весьма не маленькую по площади клумбу, чистить бассейн. Но вместо этого Халид предпочитал большую часть своего рабочего времени проводить в режиме сиесты.

Иногда он, действительно, спал в прохладном полумраке столовой на первом этаже гостевого дома. Пару раз мы с Ниной заходили туда в середине дня переждать самые знойные часы и заставали там забывшегося здоровым сном Халида. Случалось, что он играл в нарды с кем-то из охранников, с Абдулом. Или они вместе долгие часы смотрели телевизор.

Но что с ним происходило, когда приезжал хозяин! Халид превращался тогда на несколько дней в отменного работника. Мы с Ниной не успевали следить за его перемещениями по базе. То в одном месте, то в другом мелькала его белая футболка, облепляя мощную спину. Халид поливал из шланга клумбу с полумертвой растительностью, наполнял уличный бассейн морской водой и тщательно вычищал водную гладь от водорослей.

А владелец базы, видимо, удивлялся, какой достойный у него работяга, но все равно не справляется. И самолично вызывал профессиональные клининговые службы, которые отдраивали башню изнутри и снаружи.

Но тем не менее, база после своего возникновения с каждым годом приходила в упадок. Зарастала сорняками клумба, трескался асфальт, клетки с собаками источали зловоние жаркими летними днями.

Хозяин во время своих приездов замечал меты времени, давал распоряжения Абдулу и деньги на их воплощение. Часть средств смотритель базы естественно прибирал к рукам, а то, что оставалось он платил не самым усердным работникам. Например, Халиду или нам с Ниной. На профессионалов у Абдула денег уже не хватало. Конечно, у него трое дочерей незамужних. Каждой нужно на приданое собрать.

Здесь принято начинать копить на кухонный гарнитур чуть не с рождения дочки. Ещё я слышала, как местным невестам “собирают чемодан”. Это когда покупают ей наряды и просто новые вещи, складывают их и одевают только после замужества.

В общем, Абдулу было куда тратить выделяемые хозяином средства. Фрукты и овощи смотритель базы закупал такого качества, что, если их не съесть сию же минуту после покупки, то позже лучше не рисковать. Поэтому свита, сопровождающая хозяина в его поездках, частенько отчитывала Абдула за такое гостеприимство. Владелец базы и его дети с женой кушали в башне еду, приготовленную личным поваром. Они и знать не знали, что за продукты покупает Абдул для охранников.

Хотя выросший в этих краях сам хозяин базы не удивился бы. Здесь процветает лёгкое воровство, лень, лукавство и средневековая мораль. Но при всех своих недостатках Абдул предан хозяину, о чем они оба прекрасно знали. Родившиеся в одном селе, примерно одного возраста, владелец базы и Абдул были крепко связаны тончайшими нитями. Вполне возможно, что они друг другу даже приходились дальними родственниками. Здесь у каждого второго кто-то кому-то кем-то приходится. Семьи большие, села в горах обособленные, находящиеся друг от друга иной раз в нескольких днях пути.

Мы с Ниной однажды разговорились с местной девушкой, которую встретили на пляже за дверью базы. Первый ее вопрос лично меня поставил в тупик:

– Кто ты по нации? – звонким голосом спросила она меня, видимо принимая Нину за свою, а во мне сомневаясь.

– М-м-м, э-э-э, ну, наверное, я славянка, – ответила я.

Мы долго втроём прыгали в волнах разбушевавшегося моря, имевшего цвет зеленоватого бутылочного стекла. Причем я и Нина были в купальниках, а девушка в длинном платье и косынке.

– Тебе удобно в одежде нырять? – спросила Нина после того, как голова девушки в очередной раз показалась из воды.

Мы, вообще, не ожидали такой прыти от нее, такого мальчишеского хулиганского задора. Ей было лет 15, звали ее Паризат.

– Мне было бы неудобнее в твоем купальнике, – с ноткой высокомерия ответила девушка.

– А платок на голове зачем? – не отставала Нина.

– Если кто увидит, что я без платка, тут же в селе моем узнают. Мама и поколотить за это может. Я здесь в гостях у родственников будущего жениха. У нас с ним общие родственники.

– Как так? Он твой брат?

– Да, – весело ответила она, – я теперь засватанная!

Мы с Ниной переглянулись.

– Ты хочешь выйти замуж за родственника?

– Он же не родной мне брат. Если бы мы вместе росли, конечно, я бы не хотела за него идти. А так мы друг друга почти и не видели никогда. Мой жених такой красивый! – Паризат счастливо улыбнулась, – я очень хочу побыстрее замуж, пока ещё молодая.

Я почувствовала, как Нина опять вскинула на меня глаза. Молодая! Пятнадцать лет! Замуж! Ещё совсем ребенок! А потом беременность, роды, беременность, роды и так до тех пор, пока ноги носят.

Зато они не работают! Эти женщины из горных селений… Ну да, можно и так сказать, официально ни на какого чужого дядю они не работают. Но, у них бы сил не хватило и времени, чтобы ещё где-нибудь работать, кроме дома! Весь дом на них. В столицах тоже женщины тянут домашний быт, часто в одиночку.

Только здешним “счастливицам” не помогает стиральная, посудомоечная машина и пылесос с микроволновой печью. В сёлах многое делается по старинке: вода с колодца, газ в баллонах, веник в руки и вперёд.

Нина, когда от родственников приезжает, валится с ног. Говорит, что с кухни она выползала поздней ночью. Готовка, мытьё посуды, готовка, мытьё посуды. Водопровода в доме нет, мыли в тазу. Тяжело, еда жирная, много мяса. Не успели женщины со стола убрать, пришли гости взглянуть на столичную жительницу. Гость – это дорогой человек. Нина хочет спать уже давно, но нельзя уйти, нужно предлагать кофе и вежливо разговаривать. Нельзя сослаться на усталость. Тонкий намек на то, что гость задерживается, будет оскорблением.

Поэтому Нина старалась пореже навещать малую родину своих родителей. Особенно, когда стала старше. Подростком ее не так сильно нагружали бытовыми хлопотами. Нина рассказывала мне о ледяной горной речке с изумительно голубой цвета неба водой. Она стремительно пересекала раскалённую сухую каменистую почву, но купаться в ней было нельзя – слишком мелкая.

Какое разочарование для детей, краснокожих от солнца. Но хоть ноги можно намочить. А отчаявшиеся детишки вместе с Ниной ложились в речку всем телом, рискуя заболеть от переохлаждения.

Другое дело здесь, на берегу Каспийского моря! Теплая бурлящая вода сегодня назавтра сменялась прохладной, спокойной настолько, что видно было мелкую рыбёшку. А однажды мы пришли на пляж и не узнали его. За ночь море продвинулось далеко вперёд на берег, будто желая захватить его. Жёлтый песок под хмурым небом превратился в оранжевый. Порывы ветра поднимали в воздух песочную пыль.

Мы потом долго с Ниной вычищали песок из волос. Я – из своих светлых длиной до лопаток, Нина – из своих смоляных волнистых. Нина была экзотически красива. Смуглая, с аккуратным носиком и полными губами она среднего роста, с изящной шеей и тонкой талией. У Нины широкие бедра и тяжеловатые ноги. Но зато ступни маленькие, хорошей формы.

А я – белокожая, с прозрачными серо-зелеными глазами, всегда критически приподнятыми тонкими бровями. У меня лицо хорошей разборчивой девочки. По-крайней мере, раньше таким было…

– Нина, знаешь, чем горянка красива? Тем, что в ее внешности всего два оттенка: черный и белый. Кожа и волосы.

– И что здесь красивого? – не поняла меня она.

– Четкость линий! Никаких полутонов, строгие черты, контраст. Глаза резко выделяются и кажутся больше, потому что они темные и ресницы черные!

– И что?

– А то, что я, если одену черный парик и накрашу брови, вообще исчезну, как блеклая мышь! Нос, губы, всё потеряется!

– И чего ты горячишься! У местных своя красота, у тебя своя… – примиряюще сказала Нина.

А чего я и вправду так завелась тогда? Может, захотелось такой же судьбы, как у местных девушек? Ничего решать не надо, карьеру строить не надо, учится после школы не надо. Главное, вовремя и правильно выйти замуж. И то, большая часть этой задачи решается родителями. От тебя требуется только послушание, покорность. Старшие лучше знают, что надо молодежи.

На самом деле всё медленно, со скрипом меняется, особенно в крупных городах. Девчонки выскакивают замуж, обзаводятся детьми, но внезапно оказываются брошенными мужем. И тогда им приходится в чем-то даже тяжелее, чем разведённым москвичкам. Потому что осваивать роль работающего человека, когда ты полжизни провел дома, обхаживая мужа, очень нелегко.

Консервативное общество тоже косо смотрит, если дети твои в саду, а ты вынуждена работать. Понятно, что мужчину, оставившего семью, будут осуждать все, но бывшей домохозяйке от этого не легче.

Даже если муж имеет небольшой доход, чаще всего он предпочитает, чтобы жена была дома и занималась исключительно хозяйством.

В этот день ничто не предвещало беды. Я совершенно не ощущала запах грозы в воздухе, может, потому что была поглощена своими мыслями и наблюдениями за местными жителями.

По выходным Абдул на стареньких «Жигулях» вывозил нас в город, где я жадно приглядывалась к особенностям бытовой жизни горожан. Я подмечала яркий макияж глаз и, как правило, отсутствие губной помады на тщательно обработанных тональным кремом юных девичьих лицах. И без того черные густые брови частенько подрисовывали со страстью маньяка. Длиннющие густые волосы и непременно торчащие полусклеенные от туши ресницы завершали образ. В ходу были юбки в пол и туфли на платформе.

Я с недоумением глядела на вывешенные в витринах короткие платья и джинсы. Кто же их носит тут, зачем сюда завозят европейские коллекции, когда люди покупают на рынке эти свои летящие юбки? Изредка я видела в городе девчонок в современной одежде, но это капля в море. Которая, впрочем, привносит медленно, но верно свои изменения в местную моду.

Мы сидели с Ниной в кафе на четвертом этаже торгового центра и смотрели вниз на шумную улицу. Я заказала себе кофе и мороженое, а моя спутница – чай. Слышалась современная музыка в сопровождении звона посуды и болтовни официантов.

– Я больше не могу ждать! Вот возьму, и позвоню ей! – возмущённо произнесла Нина, будто продолжая с кем-то спорить.

– И чего ты этим добьешься? Я сразу поняла, о чем она говорит.

Мы же спим в одной комнате, целыми днями вдвоем бок о бок убираем дом на базе, едим вместе, молчим вместе. Я чувствую ее, она – меня.

– А мне всё равно уже… Пусть ей будет так же больно, как мне.

– Нина, ей уже не будет больно, ты же сама это знаешь, ну! – сказала я.

Когда Нина в таком бешенстве, мне становилось страшно. В такие моменты я, аккуратно подыскивая слова, общалась с ней нарочито спокойным тоном. Словно на минном поле, в любую минуту и от любого неведомого мне слова она могла взорваться. Я боялась вызвать огонь на себя. Ей ничего не стоило довести меня до слез своими рублеными и бескомпромиссными фразами.

Однажды ещё в Москве, Нина не выдержала разлуки с Каримом и заявилась к нему домой. Его законной жене она заявила, что является любовницей Карима. Помимо этого, Нина предложила делить между ними любовь и внимание мужчины.

– Господи, вот ты Нина, отчаянная! И что она ответила тебе?

– А ничего. Сидела и плакала, а потом и я с ней, – призналась она.

– Жена его симпатичная? – мне стало интересно.

– Да, красивая, молодая, из хорошей семьи. Из его родного селения. У них есть сыновья и маленькая совсем дочка.

Но я знала уже об этом. Две красавицы делят одного мужчину. Кто-то из них встретился в его жизни раньше… Командует парадом та, что опередила.

Стройный официант в белой рубахе и черном жилете принес наш заказ. Мороженое сильно подтаяло, а чай у Нины расплескался по блюдцу ржавой лужицей. Сколько раз мы сюда приходили, всегда что-то нам было не так.

То мы оказывались за столиком, который не успели протереть или на нем не было салфеток, то заказ перепутали. Хотя в зале этого кафе посетителей обычно не густо. Путать не с кем. Халид с базы всегда посмеивался над нашим недовольством: