Репортер

© Н. Ф. Роговская, перевод, 2020

© М. В. Тарасов, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство АЗБУКА®

Глава первая

Когда самолет описывал круг над Истонвиллом, Кейд обратил внимание на пелену дыма, скрывающую северную часть города. Он понимал, что положение здесь серьезное, но не предполагал, что до такой степени. Страх, который не покидал его за все время трехчасового полета, резко усилился. Ладони стали липкими, удары сердца замедлились и сделались болезненными. Он вдруг ощутил непреодолимую потребность снова выпить.

Наконец загорелось табло, призывающее пристегнуть ремень безопасности и потушить сигарету. Кейд не стал просить дополнительной выпивки: все равно стюардесса ее уже не принесет, так как самолет готовится к посадке. К тому же Кейд понимал, что стюардесса намаялась с ним за время полета. В общей сложности она принесла ему восемь двойных порций виски, и для этого ей всякий раз нужно было идти из одного конца салона самолета в другой. Кейда одолевало все большее беспокойство. Его нервы были напряжены, но он знал, что теперь придется ждать алкоголя до тех пор, пока самолет не приземлится.

В салоне, кроме него, находилось еще двое пассажиров. Ситуация в Истонвилле была такой, что туда отправлялись только те, кому это действительно было крайне необходимо.

Примерно двадцать пассажиров, летевших этим же рейсом из Нью-Йорка, покинули самолет в Атланте, а эти двое мужчин, наоборот, сели на борт. Высокие, мускулистые парни с багровыми лицами, одетые в широкополые шляпы и пыльные городские костюмы, сидели позади Кейда, в двух рядах от него. Кейд чувствовал себя неуютно, слушая их негромкие комментарии, когда стюардесса ходила ему за виски. Теперь, когда самолет начал снижаться, один из них сказал:

– Смотри, Джек, видишь тот дым? Похоже, мы вернулись как раз вовремя, чтобы повеселиться.

– Черномазые ублюдки, – проворчал другой. – Надеюсь, они сейчас там поджариваются.

Кейд вздрогнул и взглянул на свою потрепанную сумку с надписью «Pan Am», стоящую на соседнем сиденье. В ней лежали фотоаппарат и прочее оборудование. Кейд предусмотрительно не взял с собой футляр для камеры. Было бы форменным сумасшествием отправиться в такой неспокойный город, как Истонвилл, демонстративно показывая всем и каждому, что он собирается фотографировать.

– Думаешь, Национальная гвардия уже прибыла? – спросил мужчина, которого звали Джек.

Его собеседник рассмеялся:

– Нет, насколько я знаю Фреда. Чтобы эти молокососы испортили нам все веселье? Он не допустит этого, пока его не припрут к стенке.

– Может, какой-нибудь ниггер успел настучать наверх?

– Фред контролирует все исходящие звонки. Он сказал, что позаботится об этом, и он сдержит слово. Нет, на этот раз, Брик, мы как следует проучим этих ниггеров, и ни один посторонний сукин сын нас не остановит.

Кейд вынул платок и вытер лицо.

Как только Мэтисон послал за ним, он понял, что грядут неприятности. Едва войдя в маленький неопрятный кабинет Мэтисона, Кейд инстинктивно почувствовал, что этот визит будет иметь катастрофические последствия. Не то чтобы Кейд его винил. Не было лучшего редактора новостей, чем Генри Мэтисон. Он всегда выгораживал Кейда. Он давал ему шанс за шансом. Он принимал заверения Эда Бердика, что Кейд гений и все еще лучший фотограф в мире: если только представится возможность, Кейд сумеет это доказать. У Кейда был шанс, и как он им распорядился?

В судороге стыда Кейд сунул в сумку с аппаратурой потные трясущиеся пальцы.

Пять месяцев он старался оправдать доверие Бердика. Он доказал Мэтисону, что не зря получает деньги. Случались моменты, когда у Мэтисона, которого трудно было впечатлить, начинали восхищенно гореть глаза, едва Кейд бросал ему на стол глянцевые фотографии. Этот период длился всего пять месяцев, затем Кейд снова начал прикладываться к бутылке. У него была причина, и очень веская, но он не мог поделиться своими проблемами с Мэтисоном, который был предан работе. Для Мэтисона ни одно обстоятельство не могло послужить оправданием. Тем более Хуана. Для Мэтисона женщины не имели значения.

За последние три недели Кейд завалил четыре важных задания. Поэтому, когда Мэтисон за ним послал, Кейд думал, что его выгонят с работы. Он понятия не имел, чем будет заниматься, когда покинет редакцию. Он был болен и который день не мог уснуть. Чтобы хоть как-то держаться, ему требовалась пинта виски в день. Как минимум. Он мог бы пить и больше, но именно такое количество алкоголя позволяло ему оставаться на плаву. Кейду не хватало денег. Он с трудом наскребал их, чтобы вносить платежи за машину. Он задолжал за аренду квартиры. Его имуществом была фотоаппаратура, и Кейд скорее умер бы, чем с ней расстался.

– Садись, Вэл, – предложил, отодвигая стул, Мэтисон, маленький, похожий на птицу человечек сорока семи лет, то есть на десять лет старше Кейда. – В последнее время ты не слишком-то хорошо справляешься с работой, согласен?

Кейд положил дрожащие руки на спинку стула. Эффект от последней порции виски проходил. Кейда бросало в жар, голова болела, и появилась ноющая боль в животе, которая его пугала.

– Пропустим лекцию, – сказал он. – Я все понимаю. Было здорово работать вместе, и я…

– Сядь и заткнись, – мягко сказал Мэтисон. Он достал из ящика стола бутылку скотча, две стопки, наполнил их и пододвинул одну к Кейду. – Давай, Вэл.

Кейд посмотрел на виски. Несколько мгновений он сопротивлялся искушению, затем поднял стопку и осторожно пригубил. Потом, все еще колеблясь и держа стопку с недопитым виски на весу, Кейд сел на стул и, не сумев удержаться, допил виски.

– Кое-что затевается. Как раз по твоей части, – сказал Мэтисон. Он сочувственно пригляделся к Кейду и поставил бутылку прямо перед ним. – Наливай. У тебя такой вид, что лишний глоток тебе не помешает.

Кейд демонстративно проигнорировал бутылку и произнес:

– Что затевается?

– Синдикат «Эйс» нашел горячую тему. Их ребята хотят, чтобы ты ею занялся. Это будет хорошо для нас, для них и для тебя.

Работа на синдикат обычно сулила большие деньги. Подразумевалось, что фотограф делает снимки, а синдикат организует освещение материала в мировой прессе. Прибыль делилась пополам.

– В чем заключается работа? – спросил Кейд.

Кейд подумал, что работа заставит его бросить пить и это поможет ему выбраться из финансовой ямы. Он снова наполнил свою стопку.

– В Истонвилле на сегодня намечена демонстрация борцов за гражданские права, – сообщил Мэтисон, отводя взгляд. – Ожидают, что настоящая заваруха начнется завтра во второй половине дня.

Кейд медленно закрутил крышечку от бутылки. По его спине пробежали мурашки.

– Почему не сегодня? – спросил он, безнадежно глядя на виски в своей стопке.

– Заказчик не хочет, чтобы ты прибыл на место слишком рано. Работа должна быть выполнена быстро. Прилетел, сфотографировал и улетел.

– Если я смогу это сделать, – заметил Кейд.

Мэтисон отпил глоток и ничего не ответил.

После долгой паузы Кейд сказал:

– В последний раз, когда фотографы из Нью-Йорка попытались заснять такое дельце, трое из них угодили в больницу, пять камер были разбиты, и никто так и не увидел ни одной фотографии.

– Вот почему «Эйс» так сильно хочет заполучить эти фотографии.

Кейд допил виски. Потом он спросил:

– Тебе они тоже нужны?

– Да, нужны. Ребята из «Эйс» сказали, что заключат солидный контракт с журналом «Лайф», если фотографии окажутся хорошими. – Снова повисла пауза, после чего Мэтисон продолжил: – Я тут говорил по телефону с агентом из «Дженерал моторс». Он спросил, возьмем ли мы на себя плату за твою машину. Я должен был ответить, что такие платежи не предусмотрены твоим контрактом. – Опять наступила пауза. – Решай сам, Вэл. Элис закажет тебе билет. Получишь сто долларов на расходы и даже больше, если хочешь. Ну, что ответишь?

– Это довольно трудное задание, – отозвался Кейд, чувствуя, как страх сжимает его сердце. – А кто еще поедет?

– Никто. Больше об этом не знает ни одна душа. Если справишься, то будешь опять в деле.

Кейд провел рукой по лицу:

– А если нет, меня вышвырнут?

Мэтисон задумчиво посмотрел на него, потом взял синий карандаш и принялся править какую-то рукопись, лежащую перед ним на столе. Всем в редакции было известно, что это означает «разговор закончен».

Кейд долго сидел в раздумьях. «Хорошего ждать не приходится», – сказал он себе, но в нем все еще оставалась маленькая искорка самоуважения, и выпитый виски ее раздувал.

– Ладно. Покупайте билет. Завтра я буду в порядке, – сказал он и, пошатываясь, с пьяным достоинством покинул кабинет.

Когда Кейд, спустившись по трапу самолета, направлялся к зданию истонвиллского аэропорта, он увидел вдали столб дыма на фоне безоблачного неба. Свет над аэропортом был каким-то странным и довольно зловещим, как во время затмения.

Двое других пассажиров, прибывших вместе с ним, шагали впереди. Они шли быстро, целеустремленно, размахивая при ходьбе руками.

Кейд не торопился. День был жаркий и душный, а сумка, которую он нес, повесив на плечо, была тяжелой. Кроме того, ему страшно не хотелось покидать аэропорт. Он знал, что должен следовать прямо к месту пожара, но его передергивало от этой мысли. Он решил сперва поехать в отель и разузнать, что же происходит в городе на самом деле. Но прежде всего он должен был выпить.

Он вошел в прохладный и тускло освещенный вестибюль здания аэропорта. Там было пустынно, если не считать двух пассажиров: те стояли у входа, беседуя с высоким, крепко сложенным мужчиной в спортивной рубашке с коротким рукавом и выцветших брюках цвета хаки.

Кейд мельком взглянул на всех троих и вошел в бар слева от входа. Там тоже было пустынно. Лысеющий бармен средних лет читал газету.

Контролируя нетерпение, Кейд как можно спокойнее попросил неразбавленный скотч. Бармен с любопытством посмотрел на него, потом налил порцию из бутылки с этикеткой «Белая лошадь» и пододвинул стакан Кейду.

Кейд опустил сумку на пол и дрожащими руками вытащил сигареты. От усилия, которое потребовалось, чтобы не схватить стакан тут же, на лбу Кейда выступил пот. Он заставил себя пару раз затянуться, стряхнул пепел в стеклянную пепельницу и лишь затем, стараясь быть очень небрежным, взял виски и отхлебнул.

– Только что прилетели? – спросил бармен.

Кейд посмотрел на него, чувствуя волнение, затем отвел взгляд и допил виски, прежде чем ответить:

– Именно так.

– Думаю, только безумцы приедут сегодня в наш город без крайней нужды, – заметил бармен.

Кейду очень хотелось выпить еще, но ему казалось, что лысого бармена так и тянет доставить ему какие-нибудь неприятности.

Кейд неохотно положил деньги на барную стойку, взял сумку и направился к выходу. Его сердце екнуло, когда в дверном проеме он увидел мужчину в спортивной рубашке и брюках цвета хаки. Тот стоял с таким видом, как будто поджидал Кейда.

Мужчина был примерно одного с ним возраста. Серые глаза, крупный нос, тонкие губы. Суровое выражение не сходило с его красного мясистого лица. К карману рубашки прикреплена пятиконечная серебряная звезда.

Когда Кейд подошел к нему, мужчина не сделал ни малейшего движения, чтобы уйти с дороги. Кейд остановился, во рту у него пересохло.

Мужчина тихо сказал:

– Я младший шериф Джо Шнайдер. Ты Кейд?

Кейд попытался заставить себя встретиться взглядом с его стальными серыми глазами, но не смог.

– Верно, – сказал он, переминаясь с ноги на ногу.

– Когда парни вроде тебя разговаривают со мной, они обычно называют меня шерифом, – заявил Шнайдер. – Именно такое обращение мне нравится.

Кейд ничего не ответил. Он досадовал на себя. Год назад он с легкостью справился бы с подобной ситуацией. Только теперь он понял, как низко опустился. Он был напуган и не мог придумать, что сказать. Осознание этого факта вызвало у него отвращение к самому себе.

– Вэл Кейд, так называемый бог фотографии из «Нью-Йорк сан», – произнес Шнайдер оскорбительно-насмешливым тоном. – Верно?

– Это мое имя, шериф, – подтвердил Кейд.

– Что привело тебя в Истонвилл, Кейд?

Кейд подумал: «Скажи ему, чтобы он сдох. Он ничего не может с тобой сделать, хоть он и официальное лицо. Даже если он осмелится что-то затеять, его могут вышвырнуть с работы. Он блефует. Он пытается напугать. Надо ему сказать…»

Но вместо этого ответил:

– Я здесь потому, что мне нужно здесь быть, шериф. Но это ничего не значит. Я не ищу неприятностей.

Шнайдер склонил голову набок:

– Это верно? Я слышал, «Нью-Йорк сан» их ищет.

– Может быть, но из-за меня у вас не будет проблем, – пообещал Кейд.

Шнайдер посмотрел на него, засунув большие пальцы за пояс:

– Объясни мне кое-что, Кейд. Почему они послали сюда такого слизняка? Объясни… Меня это интересует.

Кейд пожалел, что не заказал еще одну порцию виски. Теперь он действительно в ней нуждался.

– Объясни мне, Кейд, – повторил Шнайдер и, протянув руку, слегка толкнул Кейда в грудь, отчего тот отшатнулся на пару футов.

Еле удержавшись на ногах, Кейд провел тыльной стороной ладони по сухим губам.

– Думаю, они выбрали не того человека, – выдавил он из себя и продолжил: – Я не буду фотографировать, шериф, если вас это беспокоит.

Шнайдер медленно оглядел его сверху вниз:

– Не беспокойся о том, что может меня беспокоить. Где ты собираешься остановиться?

– Отель «Сентрал мотор».

– Когда ты уезжаешь?

– Следующим самолетом… В одиннадцать часов завтра утром.

Шнайдер долго размышлял, презрительно глядя на Кейда, затем пожал плечами:

– Чего же мы ждем? Пойдем, Кейд. Я прослежу, чтобы о тебе позаботились.

Когда они вместе шли через вестибюль, Шнайдер внезапно спросил:

– Что в сумке, Кейд?

– Мои вещи.

– Там есть камера?

Кейд резко остановился. Вспышка гнева мелькнула в его глазах, когда он повернулся лицом к Шнайдеру, который от неожиданности отшатнулся от него.

– Тронете мою камеру, – тихо и истерично взвизгнул Кейд, – и я устрою вам, черт возьми, настоящую войну!

– Разве кто-то сказал, что собирается трогать твою камеру? – проговорил Шнайдер, опустив руку на рукоятку пистолета. – Я этого не делал. Так из-за чего ты так раскричался?

– Просто не прикасайтесь к ней, вот и все, – сказал Кейд более сдержанным тоном.

Шнайдер оправился от удивления:

– Пошли. Чего, собственно говоря, мы здесь ждем?

Кейд снова нетвердым шагом двинулся к выходу. Внезапно он почувствовал тошноту и слабость. Давешняя вспышка была настолько спонтанной, что испугала и шокировала его самого.

Вдохнув пропитанный дымом влажный воздух, Шнайдер махнул рукой в сторону грязного «шевроле», припаркованного в тени напротив здания аэропорта. За рулем сидел молодой загорелый мужчина в такой же форме, как у Шнайдера, и с такой же серебряной звездой на кармане рубашки. Невыразительные, похожие на мокрые камешки темные глазки смотрели настороженно.

– Рон, это Кейд, когда-то фотограф-ас. Может, ты о нем слышал. Он не ищет неприятностей, – сказал Шнайдер. – Отвези его в гостиницу. Завтра утром он улетает одиннадцатичасовым рейсом. Составь ему компанию, пока он пробудет здесь. – Потом, обращаясь к Кейду, Шнайдер продолжил: – Это Рон Митчелл. Он ненавидит друзей ниггеров. Он ненавидит смутьянов. Он ненавидит пьяниц… особенно пьяниц. – Шнайдер усмехнулся. – Не надо его раздражать. Он ненавидит, когда его раздражают.

Митчелл наклонился вперед, взглянул сквозь открытое окно на Кейда, а затем посмотрел на Шнайдера.

– Если ты думаешь, что я буду сидеть с этим вонючим алкашом до завтрашнего утра, Джо, – ответил он злобно, – тебе нужно проверить голову.

Шнайдер примирительно махнул рукой:

– Тебе не обязательно с ним сидеть. Запри его в комнате, если хочешь. Мне наплевать, но смотри, чтобы от него не было лишних хлопот.

Пробормотав что-то себе под нос, Митчелл открыл дверь «шевроле».

– Залезай! – рявкнул он Кейду. – Если захочешь неприятностей, я тебе их обеспечу!

Кейд сел в машину и положил сумку на колени. Митчелл нажал на педаль газа, и машина рванула в сторону пустынного шоссе. Когда они достигли его, автомобиль уже ехал со скоростью семьдесят миль в час.

Кейд уставился на дорогу. Других машин не было видно. За время семимильной поездки в город они встретили только одну полицейскую машину. Сидя за рулем, Митчелл продолжал чертыхаться себе под нос.

Когда приблизились к окраине города, Митчелл снизил скорость. Потом поехали по главной улице. Магазины были закрыты. Ни одного прохожего. Когда проезжали главный перекресток, Кейд увидел нескольких крепко сложенных мужчин, стоящих молчаливой группой на углу улицы. Все держали в руках дубинки, а на поясе у каждого красовалась кобура.

Митчелл свернул на боковую улицу и припарковался возле отеля.

Отель «Сентрал мотор» представлял собой современное десятиэтажное здание, перед которым находился небольшой газон и фонтан. Балконы, имевшиеся в каждом номере, нависали над тротуаром.

Когда Кейд и Митчелл поднялись по ступенькам к входу в отель, швейцар кивнул шерифу, а затем с любопытством посмотрел на его спутника. Войдя, подошли к стойке регистрации, где клерк вручил Кейду ручку и регистрационную карточку. Кейд с трудом смог ее заполнить – так дрожала рука.

– Ваш номер четыреста пятьдесят восемь, – сказал клерк и положил ключ на стойку. У него был смущенный вид человека, который имеет дело с нищим.

Митчелл взял ключ. Отмахнувшись от направлявшегося к ним коридорного, он вызвал лифт.

Поднявшись на четвертый этаж, Кейд с Митчеллом прошли по длинному коридору к номеру 458.

Митчелл отпер дверь и оказался в хорошо обставленной большой комнате. Он вышел на балкон. Потом посмотрел вниз на улицу, убедился, что Кейд не сможет сбежать, и вернулся в номер.

Кейд бросил сумку на кровать. Ноги болели, во всем теле ощущалась ужасная усталость. Он хотел сесть, но ждал, когда уйдет Митчелл.

– Ладно, – сказал Митчелл. – Оставайся здесь до отъезда. Я буду поблизости. Хочешь, тебе принесут что-нибудь, пока я тебя не запер?

Кейд колебался. У него не было ни крошки во рту с прошлого вечера, но голода он не чувствовал. Он ел очень мало.

– Бутылку скотча и немного льда, – сказал он, не глядя на Митчелла.

– У тебя есть деньги, чтобы заплатить?

– Да.

Митчелл вышел, хлопнув дверью. Кейд услышал, как ключ повернулся в замке. Он снял куртку, сел в большое кресло и уставился на свои трясущиеся руки.

Минут через десять официант принес ему бутылку скотча, стакан и ведерко со льдом. Кейд не взглянул на официанта и не дал ему чаевых. Митчелл, который пришел с официантом, снова запер дверь.

Убедившись, что они ушли, Кейд налил себе большую порцию скотча. Он сделал глоток, а потом подошел к телефону и поднял трубку.

Ответил женский голос.

Кейд попросил, чтобы его связали с Нью-Йорком, с редакцией «Нью-Йорк сан».

– Подождите минутку, – попросила телефонистка.

Было слышно, как девушка с кем-то разговаривает, но разобрать слова не удавалось. Через несколько минут девушка коротко сказала:

– Сегодня звонки в Нью-Йорк не принимаются.

Кейд положил трубку. Он посмотрел на ковер, потом прошел через комнату к столу, на котором его ждал скотч.

– Мистер Кейд! Пожалуйста, проснитесь, мистер Кейд! Мистер Кейд!

Кейд застонал. Не открывая глаз, он приложил руку к разламывающейся голове. Он не знал, сколько проспал, но был уверен, что недолго.

Солнечный свет, проникающий через балконную дверь, был ярким и слепящим.

– Мистер Кейд! Пожалуйста…

Кейд с трудом выпрямился, медленно опустил ноги на пол. Повернувшись спиной к окну, он рискнул открыть глаза. Через какое-то время расплывчатые очертания комнаты сделались более четкими. Потом он увидел стоящего рядом человека и закрыл глаза руками.

– Мистер Кейд! У нас не так много времени!

Кейд подождал несколько секунд, затем взглянул на говорившего. Когда он увидел, что это негр, его вдруг пробрала дрожь.

– Мистер Кейд! Марш начинается через полчаса. С вами все в порядке? – спросил негр.

Он был высоким, худощавым и моложавым. На нем были белая рубашка с расстегнутым воротом и аккуратно выглаженные черные брюки.

– Что вы здесь делаете? – хриплым голосом потребовал ответа Кейд. – Как вы сюда вошли?

– Я не хотел напугать вас, мистер Кейд. Я Сонни Смолл, секретарь Комитета защиты гражданских прав.

Кейд уставился на него, чувствуя, как кровь отливает от лица.

– Здесь работает моя девушка, мистер Кейд, – продолжил Смолл тихим настойчивым шепотом. – Она мне позвонила. Сказала, что вы пытались связаться со своей газетой, но вас не соединили. Она сказала, что вас здесь заперли. Как только она мне позвонила, я сразу же приехал. Она дала мне ключ. Мы можем воспользоваться служебным лифтом. За ним никто не следит.

Чувство паники затуманило сознание Кейда. Он не мог думать, не мог говорить. Он просто сидел, уставившись на Смолла.

– У нас мало времени, мистер Кейд, – поторопил Смолл. – Вот ваша камера. Я приготовил ее для вас. – С этими словами он сунул в трясущиеся руки Кейда его «Минолту».

Кейд глубоко вздохнул. Прикосновение холодного металла фотоаппарата вывело его из состояния шока.

– Вали отсюда! – воскликнул он, свирепо глядя на Смолла. – Оставь меня в покое! Убирайся!

– Вам нехорошо, мистер Кейд?

Смолл был сбит с толку и поражен.

– Убирайся отсюда! – повторил Кейд, повышая голос.

– Но я ничего не понимаю. Вы приехали сюда, чтобы помочь нам, не так ли? Сегодня утром мы получили телеграмму о вашем приезде. Что случилось, мистер Кейд? Мы все вас ждем. Марш начинается в три часа.

Кейд поднялся на ноги. Держа «Минолту» в правой руке, он указал левой на дверь:

– Убирайся отсюда! Мне плевать, когда начнется марш. Убирайся!

Смолл смутился.

– Вы не можете так говорить, мистер Кейд, – произнес он очень мягко. В его глазах было понимание и сочувствие, от чего Кейда тошнило. – Пожалуйста, выслушайте меня. Вы лучший фотограф в мире. Мои друзья и я следили за вашей работой в течение многих лет. Мы собираем ваши фотографии, мистер Кейд. Вспомните замечательные снимки, сделанные в Венгрии, когда туда вошли русские. А кадры, запечатлевшие голод в Индии. А пожар в Гонконге. Это уникальная хроника страданий людей. Мистер Кейд, у вас есть то, чего нет у других фотографов. Вы обладаете превосходным талантом и глубоким чувством сострадания. Мы начинаем марш в три часа. Нас ждут более пятисот человек с дубинками, оружием и слезоточивым газом. Мы знаем это, но собираемся выступить против них. К вечеру многие из нас будут ранены, но мы сделаем это, потому что хотим выжить в этом городе. Многие из нас испытывают страх, но когда мы услышали, что вы присоединитесь к нам и будете снимать марш на пленку, это придало нам силы. Мы поняли: что бы ни случилось с нами сегодня, мир увидит это. Вот в чем наша надежда. Пусть люди узнают и поймут, какова наша цель, но нам нужна ваша помощь. – Он остановился и посмотрел на Кейда. – Вы боитесь? Конечно да. Я тоже. Как и все мы. – Он снова сделал паузу, а затем быстро продолжил: – Но я не верю, что человек вашей честности и вашего таланта откажется идти с нами сегодня днем.

Кейд медленно подошел к письменному столу. Он поставил камеру и плеснул виски в стакан.

– Вы поставили не на того героя, – пробормотал он, стоя спиной к Смоллу. – А теперь убирайся, ниггер, и держись от меня подальше.

Последовало долгое многозначительное молчание, а затем Смолл сказал:

– Мне жаль, мистер Кейд… мне жаль вас.

После того как дверь тихо закрылась и ключ повернулся в замке, Кейд некоторое время смотрел на стакан, который держал, затем содрогнулся от ненависти к себе и швырнул стакан в противоположную стену. Капли виски попали на его рубашку. На негнущихся ногах он подошел к кровати и сел на нее, сжимая кулаки. Он оставался в таком положении некоторое время, глядя на ковер, отказываясь думать, стараясь быть безучастным ко всему.

Женский крик, пронзительный и истошный, послышавшийся где-то на улице, заставил его подняться. С замиранием сердца Кейд прислушался. Крик раздался снова. Дрожа, Кейд рывком открыл дверь и вышел на балкон.

После прохлады номера, где работал кондиционер, уличный жар окутал его, словно удушливое влажное одеяло. Сжимая перила, Кейд наклонился вперед и посмотрел на улицу.

Сонни Смолл стоял посреди проезжей части, его черные руки сжались в кулаки. В лучах полуденного солнца его рубашка выглядела очень белой, а кожа очень черной. Он посмотрел сначала направо, потом налево. Затем он помахал кому-то, кого Кейд не мог видеть, и пронзительно закричал:

– Беги, Тесса! Держись от меня подальше!

Кейд посмотрел направо. Трое белых бежали по улице к Смоллу. Рослые, сильные мужчины с дубинками в руках. Кейд посмотрел налево. Двое других мужчин, также с дубинками, стремительно приближались к Смоллу с другой стороны. Это была классическая ситуация: беглец и охотники. Никаких шансов скрыться.

Кейд рванул назад в комнату. Он схватил фотоаппарат, быстрым движением снял маломощный объектив, затем вытряхнул все содержимое сумки на кровать. Взяв двадцатисантиметровый телеобъектив, он вновь выскочил на балкон. Многолетний опыт работы с камерой сделал его движения уверенными, быстрыми и автоматическими. Крепление объектива защелкнулось на корпусе камеры. Кейд установил выдержку на 1/125 и диафрагму на 16. Сходящиеся громилы и одинокий чернокожий в белой рубашке – картина зловещего насилия, схваченная фотосъемкой.

Руки Кейда чудесным образом успокоились. Затвор фокальной плоскости щелкнул.

Внизу под балконом один из бегущих мужчин закричал хриплым и злобным от предвкушения скорой расправы голосом:

– Это черномазый Смолл! Тот самый сукин сын! Хватайте его, ребята!

Смолл, когда нападающие поравнялись с ним, присел и скрестил руки, прикрывая голову. Дубинка ударила его по рукам, заставив беднягу упасть на колени. Еще один удар. Звуки новых ударов отчетливо доносились до Кейда, и он снова нажал кнопку затвора.

Пятеро мужчин столпились вокруг упавшего негра. Яркая лента крови текла по диагонали между их пыльными башмаками.

Смолл сделал судорожное движение, когда дубинка опустилась на его ребра. Один из мужчин оттолкнул другого, чтобы самому добраться до упавшего негра. Ботинком он ударил Смолла в скулу. Брызнула кровь, испачкав ботинок и брюки нападавшего.

Четырьмя этажами выше затвор фотоаппарата щелкал снова и снова.

Затем из отеля выбежала стройная негритянка в белом халате. Высокая, с растрепанными вьющимися волосами, босиком, она во весь дух неслась к Смоллу.

Кейд поймал ее в видоискатель. С помощью двадцатисантиметрового объектива он мог видеть ее полные ужаса глаза.

Один из мужчин был готов снова пнуть Смолла в лицо. И тут девушка впилась ногтями в лицо громилы, заставив его отпрянуть. Потом она склонилась над Смоллом, оказавшись лицом к нападавшим.

Мужчины отступили назад. Настала минута напряженной тишины. Затем человек с расцарапанным лицом закричал и размахнулся дубинкой. Дубинка врезалась в предплечье девушки, когда та подняла руку вверх, чтобы защитить голову. Сломанная рука бессильно повисла.

– Убить эту черномазую суку! – взревел пострадавший и ударил дубинкой девушку по голове.

Девушка упала на Смолла. Халат задрался, и было видно ее длинные и тонкие ноги.

В конце улицы раздался пронзительный полицейский свисток. Пятеро нападавших обернулись. Два младших шерифа со сверкающими на солнце звездами смотрели на них, широко улыбаясь. Затем стражи закона медленно направились к месту расправы.

Мужчина с расцарапанным лицом склонился над лежащей без сознания девушкой и с наглой жестокостью вогнал конец своей дубинки ей между ног. Один из товарищей схватил его и оттащил прочь. Затем все пятеро, повернувшись спиной к медленно приближающимся шерифам, быстро зашагали прочь.

Пока шерифы шли к лежащим без сознания неграм, пятеро мужчин успели скрыться.

Кейд опустил камеру. Он понимал, что теперь у него есть фотографии, даже более ценные, чем любые снимки, которые он мог сделать на марше свободы.

Теперь ему захотелось выпить.

Кейд неуверенным шагом вернулся в комнату – и остолбенел. Волна холода прокатилась по его спине.

В дверном проеме стоял Митчелл. Мужчины смотрели друг на друга, затем Митчелл вошел в комнату, закрыл дверь и запер ее за собой.

– Отдай камеру, сукин ты сын, – сказал он.

Кейд подумал: «Как случилось, что всего за год я смог разрушить свое тело и притупить разум и теперь, когда мне так нужны силы, они наверняка подведут? Год назад я легко справился бы с этим дешевым головорезом. А теперь он внушает мне страх. Он для меня слишком сильный. Он может избить меня и отнять фотографии».

– Ты слышал, что я сказал? – рявкнул Митчелл. – Давай камеру!

Кейд попятился. Дрожащими пальцами он снял двадцатисантиметровый объектив и положил его на кровать, продолжая отступать, пока не достиг стены.

Митчелл медленно приблизился к нему.

– Я видел, как ты фотографировал, – сказал он. – Теперь у тебя большие неприятности. Я предупреждал, не так ли? Давай камеру!

– Можешь ее взять, – задыхаясь, ответил Кейд. – Только не прикасайся ко мне.

С этими словами он снял висевший на шее фотоаппарат.

Митчелл молчал, с ухмылкой глядя на Кейда.

Камера висела на ремешке, который Кейд держал в правой руке. Лицо Кейда побледнело, рот был приоткрыт. Дыхание стало прерывистым, он задыхался. В глазах читался ужас. Кейд выглядел таким презренным существом, что Митчелл совершил роковую ошибку: он уже расслабился, садистски предвкушая момент, когда острые костяшки его пальцев вонзятся в лицо дрожащего перед ним человека.

Шериф щелкнул пальцами.

– Давай! – велел он.

И тут с Кейдом что-то случилось. Его всегда отличало необыкновенно трепетное отношение к камере. За долгие годы фотоаппарат Кейда ни разу не пострадал, хотя многие пытались его разбить. Но теперь, когда он был готов передать камеру Митчеллу, этот инстинкт куда-то исчез.

Прежде чем Кейд понял, что делает, его правая рука молниеносно описала дугу. Камера, висевшая на конце ремешка, словно камень в праще, полетела в ухмыляющееся лицо Митчелла.

У Митчелла не было шансов избежать удара. Край тяжелой металлической камеры задел его висок, поранив кожу и заставив шерифа упасть на колени.

Хлынувшая кровь заливала глаза Митчелла. В полубессознательном состоянии, ослепленный, он опустился на колени перед Кейдом, склонив голову и упираясь руками в пол.

Кейд в ужасе уставился на коленопреклоненного врага. Камера качнулась на ремешке, сильно ударив Кейда по колену, но он не почувствовал боли. Ремень выскользнул из его пальцев, и камера упала на пол.

Митчелл покачал головой и застонал. Медленно он перенес вес на левую руку, затем его правая рука нащупала в кобуре рукоять револьвера сорок пятого калибра.