Эксперимент

Иллюстратор Юлия Новикова

© Дмитрий Красавин, 2021

© Юлия Новикова, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0051-0643-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Похищение

В воскресенье, 26 января 2020 года, Гвоздиков проснулся в четыре часа утра от навязчивого ощущения, что кто-то пробрался в его номер и пристально наблюдает за ним. Он открыл глаза, протянул руку к выключателю торшера. Комнату залил яркий свет лампы. Сергей Васильевич на миг зажмурился, снова открыл глаза – никого нет. Он поднялся с кровати, подошел на цыпочках к окну, сжал кулак и, приготовившись хуком слева послать непрошеного гостя в нокаут, резко отдернул штору – никого. Да и как мог кто-либо посторонний войти в его 812-й номер-люкс через запертую изнутри дверь, и уж тем более немыслимо предположить, что незнакомец пробрался на восьмой этаж небоскреба с улицы. Он разжал кулак, встряхнул руку и мысленно усмехнулся. Причудится же такое! Однако, несмотря на все доводы разума, успокоение не приходило.

Через открытую форточку в комнату проникали звуки южной ночи: шорохи ветра в листве платанов, отдаленные крики какой-то птицы, неясные голоса людей где-то там внизу у входа в отель. Бросив последний взгляд на усеянное мириадами звезд ночное небо, Гвоздиков отошел от окна, достал из висящего на спинке стула пиджака пачку Marlboro, чиркнул спичкой, закурил и присел на край дивана. Уснуть, похоже, больше не удастся. Автобус от гостиницы в аэропорт отходит в семь утра, а что до семи делать? Водочки бы дерябнуть, но где ее взять ночью? Да и выходить из номера, спускаться вниз было лень. Сигарета попалась на редкость некачественная – только вид один, а вдыхаешь дым, будто воздух глотаешь.

– Ну, турки! – Смачно матюгнувшись, он загасил пальцами окурок, бросил с отвращением на пол и, окинув взглядом комнату, стал размышлять: не прихватить ли с собой в Россию, помимо уже сложенных в чемодан пары гостиничных полотенец и набора шампуней, еще что дельное?

Неожиданно свет торшера погас, створки окна распахнулись, и Гвоздиков почувствовал, что на расстоянии двадцати сантиметров вокруг его тела образовался плотный прозрачный кокон. В ужасе он принялся биться о стенки кокона локтями, коленями, головой. Но стенки были мягкими, гасили удары, лишь слегка трансформируясь и тут же возвращаясь в прежнее положение, оставаясь при этом непроницаемыми. В какой-то момент кокон с бившимся в его чреве пленником поднялся над полом, медленно поплыл к распахнутому окну и вывалился наружу.

– Спасите! – срываясь на фальцет, закричал Сергей, ожидая неизбежного падения вниз.

Крик, ударившись о стенки эластичной тюрьмы, вздыбил их волнами и угас, никем не услышанный.

Набирая скорость, кокон устремился вверх, к звездам. Вжатый ускорением в его нижнюю часть, с неестественно выгнутой и подсунутой под левую щеку ладонью Сергей, с трудом сохраняя глаза открытыми, стал с тоской наблюдать, как, сливаясь в точку, отдаляются огни большого города. Вскоре мелькнули звездочки еще каких-то огней, черная поверхность океана, а затем он увидел Землю целиком. Освещенный лучами Солнца, голубой шар с белыми вкраплениями снегов Антарктиды и облаков скользил в левую сторону от кокона, зримо уменьшаясь в размерах. Буквально через несколько секунд по правому борту проплыла вниз большая желтоватая планета и слилась с сонмом звезд на густо-черном небе. Спустя мгновение на фоне огромного звездного неба от всей Солнечной системы узнаваемым осталось только маленькое, на глазах тускнеющее светило. Немыслимой силы ускорение продолжало вжимать тело в нижнюю часть кокона, не позволяя даже пальцем пошевелить.

Освещенный лучами Солнца, голубой шар с белыми вкраплениями снегов Антарктиды и облаков скользил в левую сторону от кокона, зримо уменьшаясь в размерах.

– Гады, сволочи! Как можно меня, человека, ни за что ни про что посадить в эту летящую неведомо куда колбу, пригвоздив к ее донышку, как собаку на цепь? – обращаясь не то к себе, не то к неведомым похитителям, прошептал Гвоздиков.

Похитители молчали. Может, за грехи какие? Если порыться по полочкам памяти, там много пылится болезненного, неприятного, даже жуткого. Но ведь и у остальных людей, если разобраться, грязи не меньше. Кто из нас не без греха? Перед мысленным взором проплыли лица друзей, приятелей, сотрудников, случайных женщин. Как они все далеки! Как их теперь, со всеми их грехами и закидонами, не хватает! Один… Щемящее чувство оторванности от мира отодвинуло на второй план размышления о греховности. Сергей уже готов был разреветься от жалости к себе, но вокруг разлился какой-то сладковатый запах не то жасмина, не то еще какой дряни. Мысли, чувства разом потускнели, и он не в силах больше держать тяжелые веки открытыми провалился в сон.

2. В центре войда

Проснулся Гвоздиков от ощущения необычайной легкости. Приподняв голову, почувствовал, как по лежавшей под щекой ладони неприятно заскользили чьи-то волосы. Он сел и ощупал лицо руками.

– Это сколько же я спал? – вырвалось из груди.

– Семьсот тридцать пять часов, – раздался в ответ приятный женский голос, то ли проникший в кокон снаружи, то ли рожденный неведомым источником прямо в голове.

– Ты кто? Белая горячка?

– Помощник-консультант номер сто восемьдесят миллиардов четыреста семьдесят пять миллионов триста сорок шесть тысяч пятьсот шестьдесят один.

– А где ты, сто восемьдесят миллиардов… Не запомнил, как дальше, ядрена вошь. Можно по-простому – Миллиардерша с хвостиком?

– Можно по-простому. Отвечаю на первый вопрос: я везде, где ты, но неосязаема. Увидеть или потрогать меня невозможно.

– Бред какой-то.

– Я приставлена помогать тебе, буду снабжать необходимой информацией. Могу для твоей потехи и бредом быть.

– С этим спешить не надо. Бритву, как я полагаю, твои подельники не догадались в эту колбу засунуть? Так, скажи-ка, консультантша, чем заросли на лице убрать?

– Вспомни, каким ты видел себя в зеркале до сна, закрой глаза ладонью левой руки и, с максимальным усилием прижимая ее к лицу, проведи по бородке и усам, затем сожми ладонь в кулак и сразу распрями пальцы, как бы отбрасывая волосы.

Сергей послушно поднес левую ладонь к лицу, проделал предписанные манипуляции, снова поднес ладонь к лицу и тотчас ощутил под пальцами гладкость свежевыбритых щек – все чисто, ни волоска! Ничего себе фокус!

– Если надумаешь вернуть волосатость на лице, проведи с этой мыслью по лицу тыльной стороной правой ладони, – проинформировала Миллиардерша с хвостиком.

Гвоздиков промолчал. Что-то еще на собственном лице ему показалось странным. Он ощупал лицо двумя руками – на брови отсутствовал шрам! Довольно приятные чудеса. Левая рука непроизвольно потянулась в сторону от лица, коснулась стенки, и тело, качнувшись, поплыло в воздухе к другой стенке.

Невесомость! Значит, кокон перестал наращивать скорость, и больше не придется страдать от перегрузок, уткнувшись мордой в пол. Но почему вокруг такая темнота?

– Мы находимся в центре небольшого войда¹ диаметром пятьдесят четыре миллиона световых лет, – раздался голос Миллиардерши, – поэтому вокруг нас нет звезд.

«Во дает! – удивился Гвоздиков. – Я, кажется, не произнес ни слова, а она уже отвечает!»

– Можешь спрашивать мысленно.

– А что за светлое пятнышко, вон там, слева от нас?

– Это одно из множества сверхскоплений галактик². По вашей терминологии оно называется Галактическое сверхскопление Девы, в него входит и ваша Местная группа. Одной из сорока трех галактик вашей Местной группы является Млечный путь. В нем триста двадцать миллионов звезд, одна из них, относящаяся по вашей терминологии к желтым карликам, – Солнце, вокруг которого вращается ваша крошечная планета. Еще вопросы?

– Ну ты наворотила терминов, голова пухнет. Это что, Земля отсюда типа прилипшей к пятке песчинки?

– Я твоих сравнений не понимаю.

– Оставим на потом. А что это за бесчисленные столбики парят вокруг?

– Капсулы с такими же, как ты, землянами. Их стенки, как и твоя, не пропускают внутренний свет наружу, поэтому вы друг друга не видите. Через сорок минут стенки обретут полную прозрачность, ты сможешь увидеть своих соседей, а они тебя.

– Ты что, серьезно?

Уперевшись ладонями в стенки своего кокона и приблизив к ней лицо, Гвоздиков с ужасом стал вглядываться в проплывающие мимо темные столбики. Уму непостижимо, сколько тут нас, униженных, бесправных.

– Зачем нас всех похитили? – вырвалось невольно из груди. – По какому праву? На каком основании? Куда мы летим? Что мы такого сделали, чтобы нас лишили свободы? Я хочу на Землю! Жрать хочу!

– Ты получаешь все необходимое для жизнедеятельности из воздуха через поры в коже, через них же очищается организм. Твое «жрать хочу» нефизиологично. По поводу крошечной Земли – чем она может тебя привлекать?

– Реками, лесами, степями, пляжами на морских берегах, друзьями… Женщинами, наконец!

– Разве ты любишь все это?

– Разумеется.

– Неправда. Ты не любишь ни Землю, ни женщин. Тобою движут животные инстинкты.

Столь бесцеремонные, наглые обвинения, да еще высказанные равнодушным, безапелляционным тоном, не могли не вызвать ответной реакции. Сергей поднял вверх руки и, потрясая в пустоту кулаками, прокричал:

– Не тебе, бестелесной Миллиардерше с хвостиком, судить о любви! Тьфу на тебя!

Успокоившись немного, опустил руки. Мелькнула трусливая мысль: не последует ли за его бунтом наказание? Потом решил, что терять ему нечего. Впрочем, на рожон лезть, кажется, тоже нет смысла. Помолчал немного, собираясь с мыслями, и продолжил более мирным тоном:

– Нутром чувствую, сейчас начнешь: возлюби врага, подставь щеку… Слышал я всю эту чушь сто раз. Но, по мне, нормальная любовь – когда два тела сливаются в одно и пусть весь мир хоть в тартарары катится. А питаться через поры – извращение. Я хочу по-людски: водочки стопарик, огурец малосольный чтоб на зубах похрустывал. Давай колись: зачем меня похитила? Коль приглянулся, то покажи свои телеса, может, если не слюбимся, то сговоримся как-нибудь.

Незнакомка молчала.

Обиделась, наверное. Сергей огляделся. Из плавающих вокруг в невесомости темных столбиков все явственнее пробивались наружу мягкие рассеянные полоски света, постепенно расширяясь и соединяясь друг с другом. Вскоре он обнаружил, что находится в центре тонкого сияющего диска с парящими вокруг бесчисленными фигурами людей, и не в силах сдержать эмоции воскликнул:

– Ни хрена себе!

Некоторые мужчины, как и он сам, парили в трусах. Две парящие неподалеку дамы и вовсе оказались обнаженными. Почувствовав на себе взгляды мужчин, они смутились и сжались в комочки. Совсем рядом, почти вплотную, проплыла в капсуле женщина с младенцем на руках, а следом за ней три маленькие капсулы с малолетними детьми.

– Вау! Может, вообще никого из людей на Земле не осталось – всех чохом инопланетяне похитили?

На несколько секунд стенки коконов утратили прозрачность, свет потускнел, и на плечи Гвоздикова опустилась легкая накидка.

«Хорошо бы с рукавами», – подумалось ему, и тотчас руки оказались окутанными в рукава.

«Все под колпаком у Мюллера! – отреагировал мозг. – Вроде как хорошо, когда без слов тебя понимают. Но неуютно! Можно и приключений накликать».

Из коконов опять стали выбиваться светлые полосы. Пленники вновь могли лицезреть друг друга, да к тому же и щеголять пестрыми нарядами. На некоторых дамах платья менялись со скоростью узоров в калейдоскопе. На душе от этого цирка стало повеселее. Мелькнула мысль: «Вот бы не через прозрачные стенки на расстоянии и в молчании, а вживую общаться: прикасаться руками, толкаться, разговаривать».

– Можешь перейти из капсулы в вестибюль космического корабля. Переходы в обоих направлениях осуществляются силой желания, – проинформировала Миллиардерша с хвостиком.

Тотчас Сергей увидел, как впереди выросла высоченная хрустальная стена, к которой со всех сторон устремились парящие в прозрачных коконах пленники. Касаясь стены, они освобождались от своих одиночных камер и вплывали под своды этого удивительного объекта. Вероятно, внутри «вестибюля» каким-то образом было создано нечто вроде земного притяжения, так как все сразу становились на ноги, как это принято на Земле. Долго не раздумывая, Гвоздиков тоже устремился туда, ударился коконом о стену и, освободившись от него, оказался посреди необъятной толпы оглядывающих друг друга людей. Многие обнимались. Какая-то старушка с ниспадающими на плечи редкими седыми волосами, упав на колени и вздымая вверх голову, истово молилась, осеняя себя крестным знамением. Незнакомый мужчина, грассируя что-то по-французски, уткнулся Гвоздикову в плечо, как будто встретил старого друга, и расплакался. Сергей, ободряющее похлопав француза по спине, стал оглядываться. Похоже, сюда действительно переселилось все население Земли. Русской речи не было слышно, но ведь где-то должны быть и наши. Молча приобняв на прощание француза, Гвоздиков пустился на поиски.

Чтобы не заплутать, решил идти вдоль хрустальной стенки, через которую в залу вливались тысячи новых пленников. Он вглядывался в их лица, говорил что-нибудь ободряющее, обнимал кого-то за плечи, ему отвечали объятиями, плакали, улыбались, но из-за незнания языков дальше выражения чувств общение не шло. И вдруг в одном из приблизившихся к стене коконов он увидел лицо Рабии, горничной, работавшей в турецком отеле и довольно сносно владеющей русским. Сергей ринулся к ней как к родному, желанному человеку. Ее кокон уже растаял за стеной холла, и она сделала первый шаг навстречу незнакомым людям, но, увидав устремленного к ней Гвоздикова, с ужасом попятилась, ткнулась спиной в стенку холла, прошла ее в обратном направлении и, вновь оказавшись внутри возникшего из ничего кокона, стала отдаляться в черноту космоса.

– Куда же ты? – прокричал Сергей.

Ответа не было.

Не размышляя, он тоже бросился к стене, с разбегу ударился о нее туловищем, вновь оказался внутри своего опостылевшего кокона и, движимый безудержным желанием встречи с единственным в этой толпе знакомым человеком, стал отдаляться от сверкающего вестибюля.

Однако расстояние до беглянки увеличивалось – мощь ее ужаса при виде бывшего постояльца гостиницы превосходила мощь его желания общаться с нею. Осознав сей печальный факт и опасаясь, как бы из страха перед ним эта симпатичная, ставшая вдруг бесконечно близкой женщина не затерялась в черноте космоса, Гвоздиков прекратил погоню.

Рабия еще продолжала удаляться, но, увидев, что преследователь демонстративно уплывает в другую сторону, остановилась; некоторое время, прильнув к стенке своей прозрачной тюрьмы, напряженно наблюдала за ним и, убедившись, что ее больше не преследуют, осторожно начала обратное движение в сторону космического вестибюля.

Когда ее облаченная в плотно прилегающее к телу бирюзовое платье фигура превратилась в точечку на фоне сверкающей стены, Сергей тоже прекратил удаляться в неизвестность. Прежде чем что-либо предпринимать дальше, надо было немного пораскинуть мозгами. Вспомнилось, как вечером накануне своего пленения он, находясь в хорошем подпитии, встретил Рабию в гостиничном коридоре, ухватил за мягкое место, прижал к груди и попытался затащить в свой номер, обещая за ночь баснословное количество долларов. Кажется, дело дошло до пяти тысяч, но, когда он полез одной рукой в карман за ключами от номера, она расцарапала ему лицо, вырвалась и убежала. Он бросился было ее догонять, споткнулся о ковер, ударился лбом о выступ в полу, рассек бровь. К боли добавились обида и злость на возомнившую себя принцессой горничную. Сейчас у него нет ни обиды, ни злости. А что есть? Сострадание, чувство вины перед Рабией, желание загладить эту вину. Но как это сделать, если женщину охватывает панический страх от одного лишь его вида? Если он вернется и они случайно встретятся, то она снова в панике бросится через стенку космического вестибюля в открытый космос и затеряется в нем, на этот раз уже на веки вечные… Что делать? Ба, у меня же есть бестелесная помощница!

– Миллиардерша с хвостиком, ты слышишь меня?

– Слышу, но бессильна чем-либо помочь. Ты сам должен найти решение.

– А если его нет?

– Оно есть всегда, загляни в себя поглубже.

Хорошо ей со стороны советовать: загляни поглубже! А как это – поглубже?

– Эй, красавица, ты поподробнее не можешь мне, дураку, объяснить?

– Чувства, эмоции, тело, мысли – все меняется. Прилипает и отпадает… Глубже, значит, за пределы всего изменяющегося, к тому неизменному, что позволяет каждому в любом возрасте, в любой ситуации, в любом состоянии говорить: это я.

– Понятнее можно?

– Я не могу думать, чувствовать, ощущать, желать вместо тебя. Без собственной воли, желания познание самого себя невозможно.

Вот тебе и высшая раса: и бессильна, и не может… Ничего себе! Гвоздиков задумался, попытался припомнить что-то где-то читанное и слышанное на эту тему раньше, напряг извилины, но ничего умного в голову не приходило. Что же делать? Устав от размышлений и колебаний, он забылся в полусне. Очнувшись, стал с тоской оглядывать черноту космоса и вдруг снова увидел светлое пятнышко галактического сверхскопления Девы. Одной из бесчисленных пылинок этого скопления была галактика Млечный Путь, среди сотен миллионов звезд которой была безумно красивая звезда по имени Солнце, а рядом с ним прекраснейшая из планет – Земля.

– Там мой дом, пора возвращаться, – прошептал он.

3. На переферии

Приведенный силой мысли в движение кокон устремился в заданном направлении. Космический вестибюль стал отдаляться, превращаясь в небольшой сверкающий диск. На душе полегчало, ум успокоился. Однако спустя некоторое время Сергей заметил, что размеры диска перестали уменьшаться.

– Эй, Бестелесная, что это значит?

– Капсула может независимо перемещаться лишь в ограниченном пространстве нашего космического корабля. Диаметр корабля – одна световая минутка, это примерно семнадцать миллионов девятьсот восемьдесят семь тысяч пятьсот двадцать километров. Ты находишься сейчас на его периферии, дальнейшее удаление невозможно.

– Тюрьма!!!

– Диаметр Земли в тысячу четыреста сорок раз меньше диаметра нашего корабля и составляет всего-навсего двенадцать тысяч семьсот сорок два километра, но ты же не называешь эту пылинку тюрьмой.

– Земля полна людей, она твердая, она живая… А ваш корабль – чернота космоса, окруженная невидимыми стенами и населенная невидимками типа тебя. Земля – мой дом, наконец! Я родился на ней!

– Дом, который вы, земляне, уничтожаете.

– А вам какое дело до нашего дома?

– Мы чистильщики Вселенной. По нашим данным, ваша планета не только на грани экологической катастрофы, но и ядерной. Основная и единственная причина – катастрофический разрыв между вашим техническим прогрессом и уровнем осознанности почти всех землян.

– Снова это дурацкое слово?

– Вы не осознаете в полной мере себя, поэтому не можете осознать и своего единства с целым, с Вселенной и даже с вашей маленькой планетой. Она кричит от ужаса и боли, но вы ее не слышите и не хотите слышать. Более того, абсолютное большинство из вас не ощущает даже своего единства с остальными людьми. Вам присуще чувство единства только по секторным признакам: моя религия, моя страна и прочее… Но единства глобального вы не ощущаете. Без него Землю не спасут никакие ваши международные договоры, никакие законы, постановления, манифесты, пакты…

– Все понятно. Коронавирус³ – ваша работа?

– Нет, это ваше, земное.

– Значит, вы просто решили ради спасения планеты самых несознательных вроде меня изъять с Земли?

– Нет-нет! Тут далеко не худшие экземпляры, а ты даже симпатичен в своих искренности и любопытстве. Просто, прежде чем на что-то решиться, нам требуется изучить проблему, понять, что вы, земляне, собой представляете. Вот мы и решили для всестороннего исследования доставить образцы материала на нашу станцию. Сделали случайную выборку в небольшом количестве – меньше одной сотой процента от общего числа жителей Земли. Это чуть больше семисот тысяч человек. Смехотворная цифра, не так ли?

– Да уж, куда смешней! И что будете с нами делать?

– Я уже объяснила: исследовать.

– Как вшей под микроскопом?

– Не внешне, а тончайшую суть каждого из вас. Ваш внешний вид нас не интересует.

– И что потом?

– Закончим исследовательский эксперимент и доставим вас обратно в те пространственно-временные точки, из которых вы были изъяты. По результатам исследования примем решение, что делать с человечеством в целом. Самое кардинальное – очистить от людей планету, дав ей возможность восстановиться самостоятельно.

– Куда уж кардинальней…

– Предложи свой вариант. Ты говоришь, что любишь Землю, вот и прояви свою любовь на деле, а не на словах.

– Я человек маленький, от меня ничего не зависит.

– Историю делают маленькие люди. Каждый из вас свободен, каждый создан из вещества, называемого любовью, – никто не может вам помешать в ее проявлении, но вы ведете себя так, будто созданы из ненависти и равнодушия. Миллионы и даже миллиарды маленьких людей считают, что от них ничего не зависит! Проснитесь!

Гвоздиков затосковал. Что толку в этих бесплодных разговорах, если не только Земля, но и этот светящийся вдали диск космического вестибюля недоступны? А слова Миллиардерши: «Каждый из вас свободен» – иначе как издевкой и не назовешь. Хороша свобода, если даже наложить на себя руки невозможно и голодовку в знак протеста не объявишь – через поры все входит и выходит. Так и придется здесь торчать целую вечность, пока не превратишься в космическую мумию…

Невидимая собеседница, вероятно, осознав нелепость своих нравоучений, на этот раз не отреагировала на его мысли.

Он на несколько минут закрыл глаза, открыл снова – все без изменений: с одной стороны – светлое пятно галактического сверхскопления, с другой – яркое пятно наполненного светом и людьми диска вестибюля. И больше ничего. С ума сойти! Хоть бы какие-нибудь подвижки: наводнения, пожары… Вернуться в вестибюль?

– Конечно, возвращайся! – моментально подключилась к размышлениям бестелесная надзирательница.

– Рабия, встретив меня, снова бросится в бега. Боюсь, на этот раз безвозвратно.

– Зато ты снова окажешься в обществе землян. Там есть и твои соотечественники. Какое тебе дело до Рабии? Неразумно обрекать себя на одиночество из-за простой горничной, какой-то турчанки.

В глубинах сознания заворочалось предательское: «Конечно, глупо, кто мне эта горничная? Ну, не сдержался, полапал немного. То, что она теперь меня боится, – ее проблема».

– Правильно мыслишь, – вкрадчиво поддакнула советчица.

И тут Сергея неожиданно взорвало. Не столько в злобе на коварную надзирательницу, сколько на самого себя он прокричал:

– Дура ты безмозглая! Кикимора болотная!

Миллиардерша умолкла.

«Наша бы баба утюгом в голову запустила, а этой – все божия роса. Да, положение – хуже не придумаешь».

Какое-то время Гвоздиков тоскливо вглядывался в пятнышко галактического сверхскопления Девы, потом перевел взгляд на сверкающий вдали диск вестибюля и заметил, как, нарастая в размерах, к его кокону приближается другой кокон. Спустя несколько секунд он увидел… Рабию! Прильнув лицом к прозрачной оболочке, женщина смотрела на него. По ее лицу текли слезы.

Сергей почувствовал, что задыхается от нежности, печали и какого-то неведомого ему раньше светлого, переполняющего душу чувства. Он упал на колени, стал просить у этой совсем недавно столь резко отказавшей ему в сексуальных утехах женщины прощения. Рабия его не слышала, но понимала и тоже опустилась на колени. Умоляюще глядя на Гвоздикова, она стала что-то быстро-быстро говорить. Потом они молча долго-долго смотрели друг другу в глаза и наконец, соприкоснувшись коконами, поплыли в космосе, кружась друг вокруг друга.