Записная книжка Дэша и Лили

Посвящается маме настоящего Дэша

Глава 1
Дэш

21 декабря

Представьте себе такое:

Разглядываете вы себе спокойненько полки в любимом книжном. Добираетесь до секции с книгами своего любимого автора и тут неожиданно находите между знакомыми корешками красную записную книжку.

Что вы сделаете?

Ответ, по-моему, очевиден.

Возьмете и откроете ее.

А потом выполните то, о чем вас в ней просят.

В Нью-Йорке стояли рождественские дни. По мне, так самое паршивое время года. Шумные сборища на улицах, бесконечные визиты злосчастных родственников, псевдовеселье, жалкие и безрадостные попытки развлечься – все это лишь усиливало мою давнюю неприязнь к общению с другими людьми. Стоило высунуть на улицу нос, как хотелось тут же забиться обратно в нору. Я не хотел «обрести спасение» от какого-либо «воинства». Мне всегда была по барабану вся эта чистота и незапятнанность Рождества. Я был декабристом, большевиком, рецидивистом и филателистом: человеком, терзаемым странным желанием – быть тем, кем не являются все остальные. И я насколько возможно незаметно проскальзывал мимо неизменных спутников Рождества: пьяных компаний и иностранцев, пересекших полмира ради того, чтобы увидеть, как зажжется рождественская елка, и почему-то не осознающих, что это языческий ритуал.

Единственный светлый момент для меня в это темное время – рождественские каникулы (школы, наверное, специально закрывают для того, чтобы все смогли до тошноты набегаться по магазинам, а также обнаружить, что родственнички, как и мышьяк, хороши только в малых дозах… если вы, конечно, не хотите отбросить копыта). В этом году на Рождество мне удалось добровольно «осиротеть». Маме я сказал, что проведу каникулы с отцом, отцу – что с мамой. Оба отправились на отдых с любовниками, которых завели уже после развода. Мои родители лет восемь как не разговаривают друг с другом, тем самым облегчая мне жизнь. Снабдив их разной информацией, я, ничем не рискуя, выиграл для себя кучу свободного времени.

В их отсутствие я попеременно жил то в маминой, то в отцовской квартирах, но в основном торчал в «Стрэнде» – оплоте будоражащего количества знаний, не столько книжном, сколько скоплении десятков таких же книжных с полками протяженностью в мили. Служащие «Стрэнда», в обтягивающих джинсах и сдержанных рубашках, прогуливаются по секциям магазина неспешно и отстраненно, не обращая на тебя никакого внимания. Они смахивают на старших братьев и сестер, которые никогда не снизойдут до разговора с тобой, никогда не обратятся к тебе сами и вообще не будут тебя замечать, пока поблизости их друзья… а те всегда рядом. Есть книжные, которые выставляют себя чуть ли не домами культуры, как будто для того, чтобы продать тебе Пруста, нужно обязательно забацать мастер-класс по изготовлению печенек. В «Стрэнде» же ты всегда остаешься один на один меж двух противоборствующих сил: упорядоченности и хаотичности. И каждый раз побеждает последняя. Другими словами, это место – моя стихия.

Я приходил сюда не за чем-то определенным. Порой решал, что сегодня день какой-нибудь конкретной буквы, и рылся в секциях книжного в поисках авторов, чьи фамилии начинались с нее. В другие дни либо зависал в одной секции, либо изучал недавно пришедшие тома, еще не расставленные по алфавиту и сваленные кучей в корзины. А бывало, я просматривал книги лишь с обложкой определенного цвета. К примеру, зеленого – поскольку давно не читал книги с зеленой обложкой.

Я мог бы тусоваться с друзьями, но большинство из них проводило время со своими семьями или за приставками. Поэтому я предпочитал общество мертвых, умирающих и потрепанных книг. Мы их называем «потасканными», как никогда бы не назвали человека, если не хотим нагрубить. («Глянь на Клариссу… такая потасканная девчонка».)

Я, можно сказать, самый настоящий книжный маньяк, в чем запросто признаюсь кому угодно, а это в нашем обществе социально неприемлемо. И я нежно влюблен в слово «книжный», которое другие люди используют столь же часто, как слова «кореш», «солдафон» и «трезвенник».

В тот день я решил проверить, не появились ли с распродажи какой-нибудь библиотеки нестандартные издания книг моих любимых авторов. Точнее, автора (не буду раскрывать его имени, поскольку однажды, возможно, его разлюблю). Мой взгляд зацепился за красный корешок. А именно записную книжку «Молескин». Не из кожи и не дорогую – из тех, что покупают мои ровесники, предпочитающие бумажный блокнот электронному. Можно многое сказать о человеке по его выбору бумаги для письма. Я, к примеру, приверженец простых линованных блокнотов, так как не обладаю ни талантом к иллюстрации, ни микроскопическим витиеватым почерком, смехотворно крошечным для широкой линейки. Мои знакомые чаще всего выбирают блокноты с чистыми листами. И всего один мой друг, Тибо, пользуется блокнотами в клетку. Ну или пользовался ими, пока школьные консультанты не конфисковали его записи как доказательство того, что он вынашивал планы по убийству нашего историка. (Это правда!)

Никакой подписи на корешке записной книжки не было. Мне пришлось снять ее с полки и посмотреть на обложку. Спереди обнаружился наклеенный кусок малярного скотча со словами, написанными черным маркером: «РИСКНЕШЬ?» Открыв книжку, я увидел запись на первой странице:

Я оставила для тебя ключи к разгадке.

Если готов рискнуть, переверни страницу.

Если не готов, верни, пожалуйста, книжку на место.

Почерк был девчачьим. Это сразу видно. По всяким красивым завитушкам. Заинтригованный, я перевернул страницу.

Начнем, пожалуй, с французского пианизма. Понятия не имею, что это за зверь такой, но, думаю, книга про него вряд ли кому-то понадобится. Тебе нужен Чарльз Тимбрелл.

88/7/2

88/4/8

Не переворачивай страницу, пока не впишешь нужные слова в оставленные для них пробелы.

(Только прошу тебя, не пиши ничего в других местах записной книжки).

__________ __________

Слыхом не слыхивал о французском пианизме, однако если бы прохожий на улице (не иначе как в шляпе-котелок) спросил меня, пианистичный ли народ французы, я бы без колебаний ответил «да».

Поскольку «Стрэнд» я знаю лучше собственного дома (домов), то сразу понял, где искать нужное: в разделе музыки. Назвав автора, незнакомка дала мне фору. Она что, принимает меня за болвана, дурачка, простофилю? Хотелось бы чутка уважения от нее, прежде чем я смогу заслужить его делом.

Книгу я нашел достаточно быстро – достаточно быстро для того, у кого было в запасе четырнадцать минут. Она находилась там, где я и думал. Подобный экземпляр может чахнуть на полке годами. Издатель даже не удосужился привлечь читателя иллюстрацией. На обложке были написаны лишь название – «Французский пианизм: историческая перспектива», имя автора – «Чарльз Тимбрелл» и чуть ниже: «Предисловие Габи Казадезюса».

Сначала я решил, что первые цифры в записной книжке – это какая-то значимая дата для французского пианизма, однако не смог найти никаких упоминаний о 1988, 1888, 1788 или любых других годах, заканчивающихся на две восьмерки. Озадаченный, я крепко призадумался. Наконец, до меня дошло, что цифры незнакомки означают давнишнюю книжную мантру: страница, строка, слово. Я открыл восемьдесят восьмую страницу, нашел седьмую строку и второе слово, затем – четвертую строку и восьмое слово.

«скажи мне»

Сказать что? Ладненько, выясним. Я заполнил пробелы (аккуратно, стараясь не выходить за оставленное для меня место) и перевернул страницу.

Отлично. Теперь не жульничай.

Тебя что-нибудь смутило на обложке этой книги (не считая отсутствия иллюстрации)?

Подумай об этом, а потом переверни страницу.

Ну, это легко. Обычно на обложке не пишут про предисловие. Я перевернул страницу.

Если ты тоже обратил внимание на упоминание предисловия, то, пожалуйста, продолжай. Если нет, то верни книжку на полку.

И я снова перевернул страницу.

2. «Гламурная пышка – королева выпускного бала»

64/4/9

119/3/8

__________ __________

И никакого тебе имени автора. Задачка потруднее.

Я подхватил «Французский пианизм» (мы как-никак сблизились, не оставлять же его в одиночестве) и направился к информационной стойке. За ней сидел парень. Видок у него был такой, словно с кока-колой он нечаянно хватнул психотропного.

– Я ищу «Гламурную пышку – королеву выпускного бала», – заявил я.

Парень не ответил.

– Это не девушка, а книга, – пояснил я.

Ноль реакции.

– Хотя бы автора назвать можешь?

Он по-прежнему пялился в монитор, ничего не печатая.

– У тебя невидимые наушники?

Парень почесал внутреннюю часть локтя.

– Мы знакомы? – Черта с два я так просто сдамся. – Я что, бил тебя в саду, и ты теперь мстишь мне, получая от этого садистское удовольствие? Ты – Мелкий Стивен, да? Я тогда тоже был мелким и глупым, раз пытался утопить тебя в питьевом фонтане. Но ты сам напросился, испортив мой доклад. Я лишь ответил на акт неоправданной агрессии.

Парень наконец отреагировал на мои слова, покачав лохматой головой.

– Значит, ты не Мелкий Стивен?

– Я не могу показать месторасположение книги «Гламурная пышка – королева выпускного бала», – снизошел он до объяснения. – Ни тебе. Ни кому-либо другому. И хотя я не Мелкий Стивен, тебе должно быть стыдно за то, как ты с ним обошелся. Очень стыдно.

Ладно, трудностями нас не испугаешь. Я попытался открыть на мобильном «Амазон», чтобы найти нужную книгу, но в магазине не ловилась связь. Мне подумалось, что «Гламурная пышка» скорее всего стоит в разделе художественной литературы (я бы сильно удивился, обнаружь обратное), поэтому направился туда и принялся осматривать полки. Безуспешно побродив меж стеллажей, вспомнил, что подростковая литература находится на втором этаже, и сразу пошел наверх. Там я первым делом начал выискивать розовые корешки. Все мои инстинкты кричали о том, что обложка «Гламурной пышки» ну никак не обойдется без капельки розового. И вдруг, о чудо, отыскал ее в секции с буквой «М»!

Я пролистал ее до нужных страниц и нашел:

«готов ли»

После чего открыл записную книжку.

А ты находчивый!

Теперь, когда ты нашел нужное в разделе подростковой литературы, я вынуждена уточнить:

Ты – парень-подросток?

Если да, то переверни страницу.

Если нет, то, пожалуйста, верни книжку туда, где нашел.

Я подходил по всем параметрам: мне шестнадцать, и у меня соответствующие половые признаки. Я вписал найденные слова в оставленные незнакомкой пробелы.

Следующая страница.

Радости однополого секса (третье издание!)

66/12/5

181/18/7

__________ __________

Ну, тут хоть сразу понятно, где это искать. На полках раздела «Секс и сексуальность», куда заглядывают либо тайком, либо наигранно дерзко. Лично я бы побрезговал покупать подержанное руководство по сексу (не важно, однополому или разнополому). Наверное, поэтому и нашел на полках целых четыре экземпляра «Радостей». Открыл страницу шестьдесят пять, спустился взглядом до двенадцатой строчки и нашел пятое слово: «член».

Я перепроверил, правильно ли посчитал строку и слово.

Это что же у нас получается?

«Скажи мне, готов ли член…»?

Я не без содрогания пролистал руководство до сто восемьдесят первой страницы.

«Заниматься любовью молча, все равно что играть на беззвучном пианино: для практики неплохо, но зачем обделять себя, лишая потрясающей симфонии звуков?»

Сравнение так себе. Я даже несколько разочарован. К счастью, к тексту не прилагалось никаких иллюстраций. Итак, мое седьмое слово:

«играть»

Все вместе получается:

«Скажи мне, готов ли член играть…»

Что-то тут явно не так. Звучит очень странно.

Я вернулся к записной книжке, подавив порыв просто перевернуть страницу. Вглядевшись в девчачий почерк, осознал свою ошибку: мне нужна была страница шестьдесят шесть, а не шестьдесят пять (мини-версия числа дьявола).

«ты»

О, теперь начало фразы звучит как надо.

«Скажи мне, готов ли ты играть…»

– Дэш?

Повернувшись, я увидел Прию, девчонку из моей школы. Даже не знаю, как ее лучше назвать: подругой или знакомой. Она дружила с моей бывшей девушкой, Софией, которая сейчас живет в Испании. (Я тут ни при чем.) Я не нашел в Прие никаких отличительных черт характера, хотя, сказать по правде, не особенно-то к ней присматривался.

– Привет, Прия.

Она уставилась на мой улов: красную записную книжку, «Французский пианизм», «Гламурную пышку – королеву выпускного бала» и последнюю находку – «Радости однополого секса (третье издание)». Последняя была открыта и поражала воображение довольно графичной картинкой, на которой пара мужчин выделывали такое, что я посчитал бы невозможным. Учитывая ситуацию, мне следовало хоть как-то объясниться.

– Это для доклада, – доверительно пояснил я. – О французском пианизме и его последствиях. Ты не поверишь, до чего французы докатились в своем пианизме.

Судя по лицу Прии, она уже пожалела о том, что окликнула меня.

– Ты на Рождество дома остался? – спросила она.

Скажу «да», и Прия, не дай бог, огорошит меня приглашением на вечеринку или групповой выход на праздничный фильмец «Бабулю сбил олень Санты», где чернокожий актер играет все роли, кроме одной-единственной – оленихи и, полагаю, его зазнобы. Под нависшей угрозой я решительно принял превентивные меры: солгал сразу, чтобы не пришлось увиливать потом.

– Завтра уезжаю в Швецию.

– В Швецию?

Сам не знаю, с чего приплел Швецию. Родственников у нас там нет, и Рождество нам праздновать там не с кем.

– Люблю Швецию в декабре, – предложил я Прие в качестве объяснения. – Дни короткие… ночи длинные… и никаких орнаментов в уличных украшениях.

– Звучит прикольно, – кивнула Прия.

Мы неловко помолчали. Согласно правилам приличия, теперь разговор должен был поддержать я. Но я прекрасно понимал, что если поведу себя прилично, то Прия не уйдет, а я только этого и ждал.

Прия выдержала только минуту.

– Ну ладно, мне пора, – сказала она.

– Счастливой Хануки, – пожелал ей я. Обожаю поздравлять не с тем праздником и смотреть на реакцию людей.

Прия никак не отреагировала.

– Повеселись там в Швеции, – отозвалась она и ушла.

Я переложил книги так, чтобы молескин оказался сверху, и перевернул его страницу.

То, что ты готов стоять в «Стрэнде» с книгой «Радости однополого секса» в руках, говорит о радужных перспективах в нашем общении.

Однако если эта книга у тебя уже есть или ты сочтешь ее для себя полезной, то, боюсь, на этом наше с тобой знакомство закончится. Я ничего не имею против однополых отношений, но, если тебя интересуют парни, то, увы, я в такую картину не вписываюсь.

Ну а теперь последняя книга.

4. «Как живут те, кто остался» Мэри Хоу

23/1/8

24/5/9, 11, 12, 13, 14

__________ __________ __________

__________ __________ __________?

Заинтригованный, я направился в раздел поэзии. Кто же эта странная незнакомка, призвавшая меня? Странно, что мы оба знаем одну и ту же поэтессу. Большинство людей из моего круга вообще не читает никаких поэтов. Я попытался вспомнить, не говорил ли о Мэри Хоу с кем-то из своих приятелей – хоть с одним. Вроде нет. Возможно, только с Софией, но это точно не ее почерк. (К тому же она в Испании.)

Я проверил полку с буквой «Х». Ничего. Осмотрел весь раздел поэзии. Ничего. Я готов был закричать от бессилия, когда наконец увидел искомую книгу: на самом верху, в двенадцати футах от пола. Там выглядывал самый кончик ее корешка, тоненький и темно-сливовый. Я подтащил к стеллажу лестницу и с опаской вскарабкался наверх. Под потолком было пыльно и душно, на такую высоту, видно, никто не взбирается. И вот наконец томик в руках. Мне ужасно не терпелось его открыть. Я поспешно пролистал страницы до нужных: двадцать третьей и двадцать четвертой и нашел нужные шесть слов.

«ради чистого удовольствия и подлинного наслаждения»

Я чуть не сверзился с лестницы.

«Скажи мне, готов ли ты играть ради чистого удовольствия и подлинного наслаждения?»

Фразочка, мягко говоря, возбуждающая.

Я осторожно спустился и перевернул страницу в записной книжке.

Ну вот и все.

Теперь тебе решать, что мы будем (или не будем) делать.

Если ты не против продолжить наше общение, то, пожалуйста, выбери книгу (любую) и оставь в ней листок со своим электронным адресом.

Отдай ту книгу Марку, который сидит за стойкой информации.

Если будешь задавать вопросы обо мне, он книгу не возьмет.

Поэтому никаких вопросов.

Когда ты передашь книгу Марку, пожалуйста, верни записную книжку туда, где ее нашел.

Выполнишь это все и, скорее всего, получишь весточку от меня.

Спасибо.

Лили.

Впервые за долгое-предолгое время я обрадовался зимним каникулам и тому, что следующим утром мне не надо ехать ни в какую Швецию.

Мне не хотелось усердствовать в выборе книги. Если бы начал выбирать, то, маясь сомнениями, так бы и заночевал в «Стрэнде». Поэтому я взял первую пришедшую на ум книгу и решил оставить не электронный адрес, а кое-что другое. Марк (мой новый друг за информационной стойкой) не сразу ведь передаст книгу Лили, так что у меня есть время. Я молча отдал ему книгу, он кивнул и убрал ее в ящик стола.

Теперь я должен был вернуть на место красный молескин, дав возможность найти его кому-то еще. Но вместо этого я оставил его себе. А с ним прихватил и «Французский пианизм» с «Гламурной пышкой». Куплю их.

В эту игру, решил я, можно играть вдвоем.

Глава 2
Лили

21 декабря

Я обожаю Рождество.

Обожаю в нем все: рождественские огни, веселье, большие семейные посиделки, вкусняшки, горы подарков под елкой и пожелания всем добра. Обычно люди желают добра друг другу, но, по-моему, его заслуживают все живые существа на свете: мужчины, женщины, дети, животные – даже самые противные, как крысы из подземки. Я бы желала добра не только живым, но и покинувшим нас. И если уж обращаться к тем, кто находится на другой стороне, то почему бы не пожелать добра и волшебным созданиям: вампирам, эльфам, фейри и гномам? А давайте заключим в великодушные объятия весь мир? С его куклами и плюшевыми зверушками. (Шлю поцелуйчик моей русалочке Ариэль, возлежащей на потрепанной подушке в цветочек: люблю тебя, девочка!) Уверена, Санта это оценит. Желаю добра всем-всем!

Я обожаю Рождество так сильно, что организовала свою собственную группу распевающих гимны. И хотя живу среди благородной богемы Ист-Виллидж, совершенно не стыжусь славящих песнопений. Наоборот, я этим столь увлечена, что вся моя родня в этом году отказалась выступать со мной, сославшись на «путешествия», «занятость», «личную жизнь» и «мы думали, ты переросла это, Лили». Я решила проблему по старинке. Сделала объявления и развесила их возле кафешек на нашей улице.

Внемлите!

Тайные воспеватели!

Хотите распеть святочные гимны?

Сильно хотите? Я тоже!

Давайте поговорим*.

С уважением, Лили

*Прошу без дурацких записок.

Мой дедушка знает всех по соседству,

и вы сильно пожалеете, если я сочту

ваш ответ неуважительным**.

Спасибо за внимание, искренне ваша, Лили

**Приношу извинения за недоверие, но это Нью-Йорк.

Вот так в этом году я и сформировала свою собственную рождественскую группу распевающих гимны. Она состоит из меня, Мелвина (компьютерщика), Роберты (ушедшей на пенсию учительницы пения), Шины (трансвестита, работающего на полставки хореографом, на полставки – официантом), его парня Энтвона (помощника менеджера в магазине хозтоваров), злюки Эрин (вегетарианки, студентки-киношницы и участницы панк-феминистского движения «Бунт девчонок») и моего кузена Марка (оказавшегося в долгу перед дедулей и своим участием в группе вернувшего должок). Меня все зовут Трехкуплетная Лили, поскольку только я помню рождественские песни дальше второго куплета. И это неудивительно, поскольку во время репетиции они все прикладываются к фляжке Роберты с горячим шоколадом и мятным ликером.

 
Воистину учил Он любить нас друг друга.
Любовь – закон Его, мир – Его слово.
Во имя Его угнетенные станут свободны.
Он цепи порвет, ибо рабы – наши братья,
Благодарно возносим Ему сладкозвучные гимны,
Душою и сердцем славим святое имя Его.
Христос – наш Господь! И во веки веков
Будем воспевать мы силу и славу Его.
 

Аллилуйя, третий куплет!

Признаться честно, я прочитала достаточное количество научных изысканий, опровергающих существование Бога. Наверное, поэтому и верю в него примерно так же, как в Санту. Я буду искренне и радостно славить имя его от Дня благодарения до сочельника, не забывая о том, что по окончании Рождества и после открытия подарков мы закруглим наши с ним отношения аж на целый год, до следующего парада универмага «Мэйсис».

Я бы с удовольствием простояла все рождественские каникулы у «Мэйсис»: в очаровательном красном наряде, позванивая колокольчиком и собирая пожертвования для Армии спасения, но мама мне запретила. Сказала, что все эти люди с колокольчиками, скорее всего, религиозные фанатики, а мы католики-лишь-на-праздник, поддерживающие гомосексуальность и право женщины на выбор. Так что никакого выпрашивания денег возле универмага! И даже не закупаемся там!

Возможно, из чувства протеста я все-таки пойду попрошайничать к «Мэйсис». Впервые за всю мою жизнь – а именно за шестнадцать лет, – родители проводят рождественские выходные отдельно от нас с братом. Они укатили на Фиджи праздновать двадцать пятую годовщину свадьбы. Женились родители сразу после университета, не имея денег на хороший медовый месяц, поэтому решили на серебряную свадьбу ни в чем себе не отказывать. Вообще, по-моему, свадебные юбилеи празднуются в кругу семьи, вместе с детьми, но меня в этом вопросе никто не поддержал. Все остальные почему-то посчитали, что отдых со мной и братом будет не столь «романтичным». Не пойму, что такого «романтичного» в том, чтобы проторчать в тропическом раю неделю с человеком, с которым не расставался всю последнюю четверть века. Не представляю, чтобы однажды кто-то захотел провести столько времени со мной наедине.

– Лили, ты этого не понимаешь, потому что никогда не была влюблена, – ответил на это мой брат Лэнгстон. – Если бы у тебя был парень, ты бы поняла.

У самого Лэнгстона, кстати, сейчас новый бойфренд. А я во всей этой ситуации вижу лишь прискорбную созависимость. И это неправда, что я никогда не любила. В первом классе я души не чаяла в Дурашке – своей мышке-песчанке. Никогда не перестану винить себя в том, что принесла ее в школу на всеобщий показ домашних питомцев. Стоило мне зазеваться, как Эдгар Тибо открыл клетку со своей кошкой, Дурашка повстречалась с Тигрицей, и… конец истории. Добра моей Дурашке там, в ее мышином раю! Прости, прости, прости! В тот жуткий день кровавой расправы я наказала себя тем, что перестала есть мясо. С шести лет я вегетарианка, и все из любви к своей мышке.

А в восемь лет я влюбилась в книжного персонажа из «Шпионки Гарриет» – Спорти. Я даже начала вести записи в стиле Гарриет – в красных записных книжках из «Стрэнда», покупаемых мне дедулей, – только без обидных замечаний о людях, которые время от времени позволяла себе главная героиня. Я рисовала, записывала понравившиеся цитаты и отрывки из прочитанных книг, идеи рецептов и маленькие, выдуманные со скуки, истории. Мне хотелось показать подросшему Спорти, что я не опускаюсь до обидных замечаний и злобных сплетен.

Лэнгстон был влюблен. Дважды. Его первый бурный роман закончился столь ужасно, что он был вынужден покинуть Бостон сразу после университетского курса и вернуться домой залечивать душевные раны. Ну ее к черту, столь сильную любовь. Брату очень тяжело дался разрыв отношений. Ему причинили такую боль, что он мог лишь плакать и тоскливо слоняться по дому. Время от времени он просил меня поиграть с ним в «Боггл» и сделать ему бутерброды с бананом и арахисовым маслом, срезав корочку с хлеба. Я, как обычно, шла у него на поводу. Постепенно Лэнгстон оправился и снова влюбился. По-моему, новый парень у него ничего. Их первое свидание прошло на симфоническом концерте. Парень, любящий Моцарта, не может быть плохим человеком. Во всяком случае, я на это надеюсь.

К несчастью, теперь, окрыленный новой любовью, брат совершенно забыл обо мне. Он должен все время быть с Бенни. Для него отъезд родителей и дедушки на Рождество – подарок. Для меня – издевательство. И я отчаянно возражала против того, чтобы Бенни расположился у нас как у себя дома на все рождественские каникулы. Я напомнила брату, что мама с папой в Рождество будут на Фиджи, дедушка – в своем зимнем доме во Флориде, а значит, он должен составить мне компанию. В конце концов, в тяжелое для него время я была рядом.

– Лили, ты не понимаешь, – отозвался брат. – Тебе нужна не моя компания, а парень, с которым ты будешь проводить свое время.

Ну да, какой девушке не нужен парень? Всем нужен. Но если смотреть на вещи реально, то эти экзотические создания довольно трудно найти. По крайней мере, достойные экземпляры. Я учусь в школе для девочек, и пусть мои сестры-лесбиянки не сочтут это за неуважение, но не имею ни малейшего желания найти среди них свою половинку. Те же редкие мужские экземпляры, которые я все-таки встречаю на своем пути – не родственники и не геи, – обычно либо слишком увлечены своими приставками, чтобы заметить меня, либо думают, что девчонка-подросток должна выглядеть как модель из журнала «Максим» или сексапильный игровой персонаж.

С дедулей тоже все непросто. Много лет назад он владел семейным продуктовым магазином на авеню-А в Ист-Виллидж. Бизнес он продал, но дом оставил. Теперь в этом доме живем мы, а дедушка переместился на четвертый этаж, заняв мансардную студию, которую называет «пентахусом». На цокольном этаже, где когда-то был продуктовый, сейчас располагается суши-ресторан. Дедуля давно уже председательствует в этом районе, превратившемся из рая для малоимущих иммигрантов в анклав яппи. Его знают все. Каждое утро он встречается со своими приятелями в местной итальянской булочной, где эти здоровенные дородные дядечки пьют эспрессо из изящных миниатюрных чашек. Прям «Клан Сопрано» против «Богемы». Ну и так как на дедулю все взирают с нежностью и любовью, они, естественно, приглядывают и за его любимицей – мной: самой младшенькой из его десяти внуков и внучек. Как рассказал мне брат, нескольких пареньков, проявивших ко мне интерес, быстренько «убедили» в том, что я еще слишком мала для свиданий. И все. Меня перестали замечать симпатичные мальчики. Такое ощущение, будто я теперь расхаживаю по району в плаще-невидимке. Серьезная проблема, скажу я вам.

Лэнгстон решил во что бы то ни стало: во-первых, занять меня каким-нибудь делом, чтобы заполучить себе своего Бенни на все Рождество; и во-вторых, отыскать это самое дело в западной части Первой авеню, подальше от защитного колпака дедули. Брат взял последнюю из моих красных записных книжек и вместе с Бенни выдумал задание с подсказками, чтобы найти мне подходящего компаньона. Во всяком случае, так они мне сказали. Придумав крайне сомнительные подсказки! Французский пианизм? Звучит как-то слегка непристойно. «Радости однополого секса»? Да я краснею от одной мысли об этом. Это уж совершенно точно непристойно. «Гламурная пышка – королева выпускного бала»? Умоляю вас! Я бы никогда не прочитала книжку с подобным названием.

Мне казалось, брата никогда еще не посещала идея глупее этой, пока он не сказал, где собирается оставить молескин. В «Стрэнде» – книжном магазине, куда родители в детстве возили нас по воскресеньям и где мы резвились как на своей личной игровой площадке. Более того, Лэнгстон расположил его рядом с моей книгой-талисманом: «Фрэнни и Зуи».

– Если твой идеальный парень существует, – заявил братец, – то найтись он должен возле старых изданий Сэлинджера. С этого и начнем.

Если бы это Рождество было обычным, с родителями и соответствующими празднику традициями, я бы никогда не согласилась на затею Лэнгстона. Но сейчас мне светили тоскливые дни без открытия подарков и других мелких радостей. В школе я популярностью не пользовалась, поэтому провести праздники было не с кем. Мне хотелось хоть чего-то ждать.

Но я думать не думала, что кто-то (я уж не говорю о невероятно желанном, но совершенно неуловимом экземпляре – парне, который любит читать и обитает на территории «Стрэнда») действительно найдет записную книжку и возьмется разгадывать задание. Я также не думала, что созданная мною группа распевающих рождественские гимны кинет меня после двух вечерних уличных выступлений, чтобы петь ирландские застольные песни в баре на авеню-B. И я уж точно никогда не думала, что кто-то, подобрав ключи к загадкам Лэнгстона, ответит мне той же монетой.

И тут мне на мобильный приходит сообщение от Марка, подтверждающее, что такой человек существует.

«Лили, тут один парень взял твою записную книжку и оставил тебе кое-что взамен. Я положил его передачу в коричневый конверт».

Невероятно!

Я тут же напечатала в ответ: «Как он выглядел?»

«Букой. Хипповатого вида», – ответил Марк.

Ого! Я попыталась представить себе дружбу с угрюмым хипстером. Не получилось. Я девушка правильная: тихоня (если не считать распевания рождественских песен), хорошистка, капитан школьной команды по футболу. Люблю свою семью. Не знаю, что считается у стильной части города крутым. Я довольно скучна и занудна и совсем не похожа на хипстера. Представьте себе одиннадцатилетнюю пацанку-шпионку Гарриет спустя несколько лет: в скрывающей грудь школьной оксфордской рубашке, которую она носит даже вне школы, в потрепанных джинсах брата, с кулоном в форме животного в качестве украшения, в растоптанных кроссовках и очках «ботаника» в черной оправе. Представили? Это я. Белая Лилия, как зовет меня иногда дедуля. Нежная и хрупкая, как считают все.

Иногда мне в голову закрадывается крамольная мысль: а не стать ли темной лилией? Время покажет.

Я помчалась в «Стрэнд» забрать то, что оставил мне таинственный незнакомец. Марк уже ушел, накорябав на конверте послание: «Я серьезно, Лили. Этот чувак – сама мрачность».

Вскрываю конверт и… что? Бука, как мысленно прозвала я незнакомца, оставил мне «Крестного отца» и меню доставки из пиццерии «Два сапога». На меню виднеются следы подошвы – оно, видно, успело поваляться на полу книжного. Тему антисанитарии продолжала и книга: изрядно подержанный, пропахший никотином экземпляр, трухлявые страницы которого дышали на ладан.

Я позвонила Лэнгстону за расшифровкой этой бредятины. Он не ответил. Стоило родителям написать, что они без приключений добрались до Фиджи, как Бенни официально переехал к нам. Теперь дверь брата на замке, мобильный выключен.

Мне не оставалось ничего другого, как отправиться за своей записной книжкой в пиццерию. В любой непонятной ситуации – глотай углеводы.

Я пошла по адресу, указанному в меню доставки, – пиццерия находилась на авеню-А, сразу за Хьюстон-стрит.