Охранник дал короткую очередь на бегу, заскочил за угол, прижался спиной к стене. Перед глазами – силуэт Стрелка, возникший в проломе. Надо же так нарваться в двух шагах от тайника! Какой узкий коридор!.. Попробовать?..

Додумать он не успел. Рядом хлестнуло будто хлыстом. Полетели ошмётки штукатурки. Ах ты ж, курва! Он стал отступать вдоль стены в надежде, что отыщется дверь. Карту он помнил неплохо, но не был уверен, туда ли свернул, спасаясь от смерти. Вот засада! Что поделать, лезешь в тайник Стрелка – будь готов встретиться с ним самим.

Охранник сглотнул слюну. Руки тряслись. Двери всё не было. А ведь пятился-то метров десять, не меньше. Одно хорошо – темно здесь. Стрелок будет как на ладони, если сунется. Но хрена ли он сунется? Сначала даст пару очередей в темноту из-за угла или бросит гранату. Залечь? Патронов не вагон. Где же сволочная дверь? Нету. Пару шагов – и всё, а то, раком пятясь, недолго на кровососа нарваться. Неизвестно ещё, кто хуже. Если…

Ему почудилось, что на экран легла тень. Сработал инстинкт – охранник машинально заблокировал игру и погасил изображение. Сырое подземелье отпустило не сразу: дышалось тяжело, тряслись руки. «Собачья жизнь», – подумал он. Оглянулся.

На светлом кафеле – солнечные пятна. За стеклянной дверью пустая дорога, стриженые кусты, весёленькая черепичная крыша железнодорожной станции Мирамаре. Никого, просто почудилось.

Иваныч – так почему-то все звали охранника, – посмотрел в зеркало, прицепленное к окну для удобства, чтобы бдить, не отрывая задницы от сиденья. В зеркале пустая дорога, подпорная стенка из тёсаного камня, навес автобусной остановки. Струится над разогретым асфальтом воздух, над кронами акаций выцветшее предвечернее небо. Никого и ничего. И всё равно ведь дверь закрыта.

Иваныч – чёрт знает, почему все так называют, ведь отчество-то другое, – потянулся с хрустом, решил: надо размяться, раз уж всё равно вывалился из игры. Он встал, неловко стукнув стулом, – в ногах иголки и шея затекла, – подошёл к двери, проверил для порядка. Заперто. Он прошествовал вразвалку к другой двери, внутренней; открыл, выглянул. Его окатило сухим жаром, запахом сухотравья, стрекотаньем цикад. Сощуриться пришлось – солнце. «Дерьмо какое!» – подумал он с неожиданным ожесточением. Три широкие ступени от проходной. Крутым изгибом сбегала по склону котловины дорога – к парковой зелени, к серым спинам институтских корпусов и от них к зажатой меж двух утёсов бухте. Там-то не жарко, подувает с моря бриз. Охранник хмуро глянул на запад, где похожие на корону шпили замка Мирамаре, затем – мельком – на осточертевший маяк.

– Говорят, скоро всё это кончится, – сказал он.

– Пи-и-тиу! – откликнулся с соседней акации совершенно человеческим голосом дрозд.

– Кончится, – упрямо возразил Иваныч. – Я сам слыхал от Горина, что жизни институту осталось – дни. Физики месяц назад съехали, а математики… Кто это там?

По лестнице Дирака – каково название! эти физики!.. – по узкой лесенке от одного корпуса к другому кто-то спускался, мелькала в прорехах живой изгороди белая фигурка. «Женщина», – понял Иваныч, но кто из них не разобрал. «Спускается к Галилео? Не спешит. Может, к морю, а может, и сюда. Скоро шестичасовый в Триест. На автобус?.. Без разницы. Пока спустится да поднимется, можно найти тайник. Или пускай пристрелят, раз такое дело».

Охранник хмыкнул, покрутил головой, послал привет крупной птице, заходившей в разворот от солнца, вернулся на рабочее место. Внутреннюю дверь оставил нараспашку, чтоб не застали врасплох. Никому не полагалось знать, что украшение институтской проходной, эта электронная развалина, годится на что-нибудь путное и подключена к Сети. Зачем терминалу системы видеонаблюдения Сеть, Иваныч не знал. Водворившись в сторожке четыре года тому назад, первым делом проверил и с удовольствием убедился, что Сеть есть. Подарок судьбы. Можно было не убивать время на итальянские пейзажи, а заняться любимым делом.

Торопиться не следовало. Когда на экране снова возникли осклизлые стены подземелья, охранник первым делом проверил патроны. «Отбиться хватит, дальше посмотрим. Залечь, подождать Стрелка… О, ё-о!»

Когда прервал игру, был, как оказалось, в шаге от двери. Провалился во тьму, будто в колодец рухнул. Крутнулся на месте. «Что?! Что случилось?!» Наставил автомата в прямоугольник мертвенного света. Понял: «Вот же она, комната! Нашлась, подлая! Некогда головой крутить, Стрелок ждать не станет. Вот оттуда он вломится, слева».

Какой-то рокочущий звук.

«Это автобус, – привычно отметил Иваныч. – Почему так рано сегодня? Та в белом не успеет, будет до шести часов куковать на станции. Ну и ладно, её проблемы». Он усилием воли вытряхнул из головы мирское, сосредоточился на главном.

В дверном проёме – скудно освещённая стена коридора. «Ничего-ничего. Всё как на ладони, даже трещинки видно. Ну! Где ты?!» Охранник тронул пальцем клавишу гашетки, и тут ему почудились шаги за спиной. «Здесь что, есть второй выход? – он запаниковал, резко обернулся, не снимая пальцев с клавиатуры. «Кто это?! В бронекостюме. Целится», – Иваныч с силой вдавил сразу несколько клавиш, чтоб увернуться и ткнуть крестиком прицела в очкастый шлем, но куда-то исчезла прицельная метка и ствол тоже. «Это в реале, а не там?» – с безмерным удивлением подумал он. Вскочил, повалив кресло.

Человек в бронекостюме повёл головой. Чернолаковый блик на очках шлема. Шевельнулся ствол автомата. «У меня же в кобуре!..» – вспомнил охранник. Шарил рукою, пытаясь найти клапан кобуры; сорвал его; выхватил пистолет, успел подумать: «Патроны!» – но тут что-то жарко рвануло в груди. От боли Иваныч выронил оружие. Попробовал выдернуть сунутый в самое сердце калёный кол… Почудилось – фигура Стрелка плывёт и двоится в мерцающем свете, затем изображение треснуло и осыпалось осколками.

***

Четвёртому номеру группы захвата, Чезаре Рокка, показалось: вот сейчас автобус обязательно вмажет на повороте в ограду. Пронесло на этот раз. Он поймал двумя руками поручень, когда за пузырём лобового стёкла махнули в сторону железобетонные плиты.

– Прямо у проходной останови, – лениво проговорил командир группы.

Чезаре покосился на водителя.

Тот не ответил, свистел себе что-то под нос, пошевеливая рулём. «Он всегда так ездит? – подумал Чезаре. – Или специально для нас? С виду спокойный, а замашки как у римского таксёра. Не в радость ему вся эта история. Да и чему радоваться? С маршрута сняли, помыкают. Смешной дядька. Может, он вообще не уважает карабинеров? Проходная – это вон та коробка. Близко уже. Хорошая мысль – подъехать на рейсовом. Если охрану предупредили… Да ладно тебе дёргаться. Сидит там, внутри, какой-нибудь пентюх, жиром заплыл. В кобуре – кабачок. В Африке было хуже».

Чезаре вспомнил, как всё это было в Объединённой Североафриканской Республике, и поморщился – будто снова унюхал запах горелого трупья. Такая же проходная, но без крыши и с провалами вместо окон, только внутри не толстозадые увальни и в кобурах у них не кабачки. На какое-то время специалист по проникновению, номер четвёртый группы захвата, выпал из действительности.

Командиру группы, Родриго Борха по прозвищу «папаша Род», было не до приятных воспоминаний. Паскудный беспилотник тащился над морем, и казалось, он просто висит. На экране ничего, кроме воды. «Ага. Ну, наконец-то!» – Родриго удовлетворённо кивнул, когда камера самолёта-шпиона поймала полоску пляжа.

Мелькнули скалы, парковые дорожки, дом корабельного вида, полоска дороги. «Сейчас покажет нас», – решил командир группы, но автобуса не увидел. Щербатая линия гор накренилась, уползла из поля зрения – страдающий от качки на палубе сторожевого катера пилот принудил машину заложить вираж и набрать высоту. «Ага, вон в чём дело. Ловко», – сообразил Борха, когда на экране коммуникатора снова появились горы. Беспилотник, подражая морским птицам, развернулся против воздушного потока и парил теперь, держа весь объект в поле зрения камеры. Первым делом командир группы нашёл на экране маяк Виттория, затем…

Родриго схватился за поручень, чтобы не упасть. «Чёртов водила», – выругался он про себя. Снова зацепился взглядом за маяк, высмотрел крышу Мирамаре, провёл пальцем по кривульке аллеи, отыскал верхнюю площадку лестницы с дурацким названием. «Ага, эти уже на месте», – подумал он, обнаружив четыре муравьиные фигурки. Синие точки маркеров. Свои. Третью группу искать не стал. «Теперь себя найти», – он прокрутил изображение к северу, нашёл серую змею страда Костиера, засёк крышу автобуса. Подумал «Поворот!»

Опять едва устоял на ногах. Наградить бы придурка за рулём парой ласковых… Папаша Род сдержался, буркнул: «Прямо у проходной останови». Водила чем-то понравился командиру группы, а задание – нет. «Кажется, он тоже северянин. Задание гнусное. Опять институт. Вечно с учёными выходит какая-нибудь пакость. Надоело до зарезу. К чему такая спешка? Подняли по тревоге, ни тебе плана, ни ориентировок. В группе одни бычки. Как этот вот».

– Чезаре! – прикрикнул командир.

– А?!

– Сосиску на. Проверка связи, – вполголоса проворчал папаша Род.

«Вообще многовато новых рож в подотделе. Того долговязого из третьей четвёрки впервые вижу. Прикомандированный? Тоже, небось, тупой контуженый придурок. Другие к нам не идут, а когда идут, так наши их не берут. Всё, пора».

Рыкнул двигатель, автобус против всех правил вильнул влево, чихнул тормозами и резко остановился.

Чезаре Рока машинально надвинул прозрачный намордник, протопал по салону следом за номером третьим и выскочил наружу. Папаша Род показал: «обойди справа», Чезаре перехватил автомат и двинулся первым в обход автобуса, думая: «Назвался проникателем, проникай теперь. Потише, не спеши выскакивать. Здесь тень, а там солнце в глаза, или… Нет. Порядок». Он нырнул в тень шестиметровой стены, сделал короткую перебежку, прижался к шершавому холодному железобетону. «Интересно, что по ту сторону», – подумал он и глянул на папашу Рода. Тот просигналил: «Вперёд, вперёд!». Верно, раздумывать некогда.

Чезаре двинулся к проходной вдоль ограды, держа автомат наизготовку. «Зря стараемся, – думал он. – Никто нас не ждёт. Камера на углу. Вертячка. Хрен знает куда смотрит. Автобусу в борт. Может, ещё где? Нет. Вот так номер: стекло у них тут, как в магазине. Дверь хилая. Ногой пнуть. Наверняка внутри толстяк с кружкой в руке. Ну-ка…»

Он сделал шажок в сторону, держа под прицелом центр нелепой стеклянной двери проходной, заглянул внутрь и тут же отступил. Просигналил комнадиру: «Вижу одного. Прикройте, вхожу». Самому Чезаре просьба прикрыть показалась смешной. Да, это, господа мои, не Африка. Увалень спиной к двери, в монитор пятится. Пентюх. Камуфляж на спине чуть не лопается. Зайти, похлопать по плечу, сказать: «Привет, малыш, смена пришла!»

Не дожидаясь, пока подойдёт папаша Род и плюгавый номер третий, Чезаре Рока выдвинулся из-за косяка, подёргал ручку. Заперто.

Стриженый затылок шевельнулся. Он услышал? Разбить стекло…

«Не светись!» – скрипнул в наушнике голос папаши Рода. «Пошёл ты!» – подумал Чезаре, примерился пнуть ногой и в тот же миг увидел физиономию охранника. «Удивлён. Кобуру лапает. Ищет свой кабачок».

Чезаре прицелился в пятнистую тушу. «Почему шарит по столу? Тревожная кнопка? Надо бы… Ого!» Не кабачок вовсе у пентюха в руке оказался.

Приметив ствол, Чезаре тут же дал короткую очередь.

Стекло хрупнуло, как корка льда на луже, если на неё наступить. На миг пятнистая фигура исчезла в паутине трещин. Чезаре знал, что попал. Отскочил влево, убрался из сектора. Умение действовать в стычках механически не однажды спасло ему жизнь.

Род выкрикнул что-то; в ушах у номера четвёртого шумело, он не разобрал, чего хочет командир.

«Вот тебе и увалень. Мог меня завалить. Запросто. Может, он не один там? Две пули в брюхе, это точно. Ну-ка…»

– Стой! – предостерёг папаша Род. Прячась по другую сторону от двери, размахнулся и дважды треснул по недобитому стеклу прикладом.

– Давай!

«Орёшь на ухо», – подумал номер четвёртый и сунулся в пробоину. Охранник лежал ничком, подвернув под себя руки, пистолет валялся рядом. Ерунда. «Этот не выстрелит, холодный. А другие?»

Никого больше не оказалось в сторожке – ни живых, ни мёртвых.

Тщательно обследовав помещение, Чезаре вышел на крыльцо проходной, оглядел территорию, вернулся. Папаша Род как раз осматривал труп.

– Есть кто? – спросил он, не поднимая головы и не отнимая пальцев от шеи увальня.

– Какие-то бабы. Две. Далеко, метров двести.

– Две-ести! Этот холодный. Зачем ты его завалил?

Рокка молча указал пальцем на пистолет. Папаша Род скривился, подобрал оружие и вытряхнул на пол обойму. Та пусто лязгнула о плиты у ног номера четвёртого. «У пентюха патронов не было?» – изумился Чезаре и подобрал, чтобы убедиться.

– Пустая. Матерь божья… Какого хрена он пушку вытаскивал?

Род пожал плечами, переступил через тело, направился к внутренней двери. На ходу бросил:

– Русский.

Сказанное дошло до Чезаре не сразу, папаша Род успел выйти на крыльцо. Стоял там, навесив на шею автомат и поигрывая за спиной разряженным пистолетом.

– Да по мне хоть японец! – крикнул номер четвёртый, сообразив по ходу дела: начальничку теперь придётся писать рапорт, потому и злится. – Так и что, если русский?!

– Они все тронутые. Я знаю, у моего брата жена русская.

– А мне откуда было знать? На нём не написано, что он… Послушай, с чего ты вообще взял, что он русский?

– Все они здесь такие. Учёные к тому же. Физики. Математики. Ориентировок не дали, но кое-какие данные по объекту… Этот институт… Чезаре!

Командир нервничал. Сначала номеру четвёртому показалось, что ведётся артподготовка и за ней последует начальственный пистон, но папаша Род говорил всё громче, а имя вообще выкрикнул. «Что такое?» – удивился Рокка. С места не двинулся. Чего дёргаться, если у тронутых русских физиков и математиков обычно разряжены пистолеты? Его заинтересовал экран монитора. Там тоже валялась в луже крови пятнистая тушка, а рядом похаживало жуткое синее чучело в бронекостюме и с автоматом в руках.

– Такой ночью приснится – топором не отмашешься, – шепнул номер четвёртый, проникатель, протянул руку нажать клавишу, но тут в уши ему ввинтился нечеловеческий визг. «Это оттуда, с территории», – понял он.

– Стоять! Стой, стреляю! – заорал папаша Род. Чезаре подскочил и кинулся на подмогу.

***

Инна Гладких нетерпеливо пристукивала каблучками, прохаживаясь по усыпанной хвоей площадке у входа в корпус Галилео. Поглядывала на перевитую плющом арку Дираковой лестницы, посматривала на рыжие пятна сосновой коры и нависшие игольчатые лапы, подсвистывала дроздам-пересмешникам.

«Опаздывает Света», – подумала она и наподдала носком туфли по завалявшейся шишке. В нижнюю ступень лестницы не попала (недолёт), но кое-чего всё-таки добилась – из самшитовых зарослей фурией выскочила чёрная кошка.

– Арнольда! – позвала Инна.

Нервная животинка на миг застыла, после в два прыжка пересекла узкую лестницу, скрылась с глаз.

«Жрать вечером не дам паршивице», – мстительно пообещала девушка и немедленно об этом забыла. Легко на душе, весна! Солнечные зайцы на розовых стенах! Андрюша сегодня что сказал!.. «Ах, Инка, кошка ты, кошка», – Она укоризненно покивала, запрокинула голову, обхватила плечи руками, чтоб не улететь от счастья ко всем чертям. Туда, где сквозило в мохнатых хвойных кучах солнце.

Всё бы здорово, но сидит в сердце раздвоенной сосновой иголкой мерзость. «Какой всё-таки Ян свин, да и вообще все они хороши», – уголки губ сами собой поползли книзу, опустились руки. Инна снова глянула на лестницу. «Вот она, старушенция, приковыляла. Свет Васильевна. И опять во всё белое вырядилась».

Невысокого роста темноволосая женщина спускалась небыстро: лестница узка и крута, за что прозвана лестницей Дирака. Если не смотреть под ноги, недолго шею свернуть. И длинная же! От террасы замка Мирамаре, от самой верхней площадки, мимо корпуса Энрико Ферми к площадке у корпуса Галилео тянется аккуратно, уступами. Спускалась по ней весенним вечером, мая двадцать шестого числа Берсеньева Светлана Васильевна. С головою опущенной долу она аккуратно ступала; не из боязни упасть, а просто на душе тяжело, гирею давит беда, не сбросить. Бессильна. Кому весна, а кому и ночь без сна.

– Однако и копуша же вы, Светлана Васильевна, – упрёком встретила её Инна Гладких. В ответ получила улыбку весьма невесёлую, потому что в ушах у Светланы Васильевны отдалось: «Одна» – остального она не расслышала вовсе.

– Да вот, бродила в розарии, некому было напомнить, – виновато ответила Света, добавив про себя: «Потому что одна».

Она окинула взглядом гибкую, в стилизованном под матросский костюм платье, гладенькую фигурку мисс Гладких. Поджала губы, прогнала нехорошие мысли.

– Скорее, Света, пропустим автобус.

Берсеньевой хотелось брякнуть наперекор: нечего страдать по сбежавшему автобусу, за ним обязательно будет следующий, но слова застряли в горле комом. Она молча дала увести себя под локоть.

Инна щебетала не хуже дрозда, тащила Светлану Васильевну по затенённой аллее, клонила к плечу кругловатое, как у индианки, личико, косых взглядов не замечала. «Индианка Инна истинная Инь, – думалось Свете. – А где Инь там и Ян». Снова пришлось сдержать гнев. «Душно. Не со зла ли я так…»

– Что вы говорите, Света? Азалия?

Инна критически осмотрела встрёпанный шар азалии, подобравшийся к самой дороге, согласилась:

– Да, в этом году, и вправду, зацвела раньше.

– Нет. Я спрашиваю, сказала ли я, что ничего пока не выходит хорошего с вашими частотными коэффициентами?

– Сказали-сказали, – погрустнев, молвила младший научный сотрудник Инна Гладких. Локоть Светы выпустила, губки надула и целых десять шагов шла, изображая обиженного ребёнка.

«Она ни в чём не виновата!» – подумала Берсеньева. Хотела выдумать что-нибудь утешительное. Не понадобилось. Мадемуазель Гладких внезапно изменила траекторию, опять вцепилась в локоть и стала улещивать.

– Ну, Светочка, ну вы ещё попробуйте, а? Я завтра утром дам поправочную характеристику. Может, нужно пока исключить особые точки? Может, в них дело? Я всё исправлю, вы только…

– Поздно.

– То есть как это поздно? – изумилась Инна, умерив льстивый тон. Продолжила и вовсе резковато:

– Ничего не поздно. Вот и Ян Алексеевич сам показал мне, что особые точки многообразия… Э-э… То есть что я говорю? Хотела сказать, особые точки орбиобразия…

«Ян ей всё самолично показал. Его Безобразнейшее Орбиобразие Ян. С особенностями». Снова тёмный прилив. Света вонзила в ладонь ногти и прикусила губу.

Инна всё лезла с пояснениями:

– И сказал ещё, что инварианты его тензора в окрестностях особых точек…

Берсеньевой хотелось рычать. Вместо этого она улыбнулась так мило, как смогла и сказала:

– Инночка, я вовсе не о тензоре Яна говорю и не о ваших с ним проблемах. Мы на автобус опоздали.

– То есть как это опоздали? Мне обязательно надо… Не может быть! Всего-то двадцать минут шестого! Не бывает, чтобы автобус раньше!

– Бывает. Вон там я только что видела его, на повороте.

До проходной оставалось метров двести, никак не меньше.

Света прислушалась. Странный звук, как будто молотком провели по радиатору отопления.

– Так пойдёмте же быстрее! – Инна потащила Берсеньеву за собой. – Сегодня в будке Иваныч, если нас увидит, обязательно попросит водителя… Кто это там у него?

Возле сторожки черноголовая фигура в диковинном костюме. Карабинер? С крыльца спустился и, нелепо выставил автомат. Прошёлся к одному углу, потом к другому. Вот и ещё один – у входа.

– Инна, погоди, там что-то не то.

Госпожа Гладких не слушала, тянула, как собака на поводке. А в сторожке было худо. Через открытую дверь видно – на полу кто-то в пятнистом комбинезоне.

– Иваныч?! – громким шёпотом проговорила Инна.

– Туда нельзя, – предостерегла Берсеньева, борясь с нехорошим предчувствием. «Если это то, о чём говорил Ян, нам теперь никуда нельзя. Эти не шутят».

Тот синий, который осматривался, вошёл внутрь.

«Надо вернуться, предупредить всех, – думала Света. – Глупая девчонка туда рвётся. Чего ей так приспичило в город? Эти могут и пристрелить. Охранника уже».

На крыльцо проходной вышел карабинер и остановился в позе победителя. На шее у него висел автомат, лица за щитком шлема не было видно.

– Иваныч! – крикнула Инна, вырвалась и пустилась бегом.

Тот на крыльце выпростал из-за спины руку с пистолетом.

– Назад, глупая! – Светлана Васильевна бросилась догонять.

«У него пистолет. Будет стрелять».

Инна визжала; карабинер пятился к двери, что-то крича. «Зачем я спешу? – подумала на бегу Света – Её пристрелят, и всё кончится. Нет человека, нет проблемы. Господи, о чем я?!»

– Да стой же, Инка! – страшным голосом завопила Берсеньева, поймала наконец оглашенную.

До проходной метров десять, пистолет нацелен прямо в грудь Инне Гладких.

Наружу выскочил второй карабинер с автоматом наперевес. Теперь, когда никто не визжал, получилось разобрать, чего хочет человек с пистолетом.

– Altolà! Fermo o sparo!

– Бон… бонджорно, – неуверенно ответила Инна и сделала попытку вырваться. – Пустите, Света, я хочу… Это же полицейские? Кто-то напал на проходную, их вызвали. Света, там Иваныч. Пустите!

– Fermo o sparo! – повторил карабинер.

– Инка, это не полицейские, – шепнула Берсеньва. – Хуже бандитов. Он говорит, будет стрелять.

Справилась, получилось увести девчонку. Та брела, поминутно оглядываясь. Светлана Васильевна теперь была совершенно спокойна. Всё шло, как и должно было идти, вот только Иваныч… «Как его звали-то по-настоящему? Не помню. И уже не до него. Ян говорил, что сделать сразу, когда они заблокируют входы. И ещё говорил: на территорию они не сунутся, ведь…»

– Ай! – вскрикнула Инна.

«Что такое?»

Светлана Васильевна, поискала причину и тут же нашла. Навстречу им выскочил из тисового лабиринта ещё один бандит. Долговязый, в таком же, как у них у всех, одеянии. Заметил женщин, двинулся навстречу.

– Бо… бонджорно! – пискнула Инна, ловя Берсеньеву за руку.

– Хорошо у тебя с итальянским, – похвалила Светлана Васильевна, наблюдая за карабинером.

Тот на ходу что-то делал со своей головой и сделал-таки – снял шлем. Оказался на поверку молодым и симпатичным на вид человеком. Воровато оглянулся, зыркнул в небо. Сказал на чистейшем русском.

– Здравствуйте. Где я могу найти господина Горина?

– Зачем он вам?

– И что вы сделали с Иванычем?! – грозно вопросила госпожа Гладких.

«Берет поправить не забыла, – мысленно отметила Берсеньева. – Обнаружила новый объект. Сердце красавицы склонно к чему-то».

– С каким Иванычем?

«Что он там, вверху высматривает? – забеспокоилась Берсеньева – А, понятно. Беспилотник. Мы теперь под наблюдением. Да-да. Ян говорил, так и будет».

– С нашим, с нашим Иванычем! – возмущалась Инна. – Который там, на проходной! Милейший человек, мухи не обидит, а вы его…

– Об этом после. – Верзила насупился, продолжил официальным тоном:

– Институт математики и теоретической физики блокирован решением Совета по борьбе с распространением запрещённых технологий. Мне нужно говорить с директором института Яном Алексеевичем Гориным. Проводите меня к нему. Я хочу видеть…

– Этого человека? – ядовито продолжила за него Светлана Васильевна; молодой бандит больше не казался ей симпатичным. – Для начала давайте присядем и побеседуем, а после посмотрим. Вот, кстати, вход.

– Вход куда?

– В корпус Галилео. Адские врата пока предложить не могу, это позже.

– Больше похоже на бомбоубежище, – проворчал бандит. – Жуть, поздний конструктивизм. Но пожалуйста, следом за вами хоть в самый ад.

Говоря это, искоса посматривал на Инну. Та фыркнула и первой направилась к двери.

Бандит последовал за нею с готовностью и даже поспешно. Светлана Васильевна, перед тем как войти, глянула на крылатого шпиона. Покачала головой. Думала о том, что предстояло сделать.

***

Родриго Борха заново оглядел территорию объекта глазами беспилотника только после того, как выпроводил медиков вместе с их тележкой, на которой продолговатый чёрный мешок, перетянутый ремнями. Не до того было, да и незачем. Зона ответственности группы на ближайшие сутки – проходная. Охранять снаружи ограду не требовалось, на то и полицейское оцепление, чтоб отгонять любопытных и туристов, а вот за перемещениями чёртовых учёных надо следить. Не то чтобы папаша Род опасался, что кто-то из физиков-математиков попробует сбежать, нет. Шестиметровая стена, три выхода, все перекрыты. С юга обрыв, море. Есть пляж, но в море дежурит катер. И всё-таки Родриго Борха беспокоился. Пёс их знает, чем тут занимались русские. Не зря ведь вся эта петрушка с блокадой.

– Мне говорили, где-то тут во время войны был бункер, – проговорил вполголоса Чезаре. Сидел на месте охранника, за монитором. Тоже, значит, нервничал. Родриго посмотрел поверх плеча напарника на экран, хмыкнул. «Какая-то чёртова игрушка. Дурью мается». Он наклонился, выдернул из розетки шнур и ответил:

– Был тут бункер. Потом из него сделали лифт на пляж. Мать меня сюда возила купаться. Тут санаторий был, пока не разорился, потом какой-то умной заднице пришло в голову пустить сюда высоколобых.

– И что здесь теперь?

– Боишься? – Папаша Род ухмыльнулся и добавил, тыча пальцем в опустевший экран. – Поменьше играй в русские игрушки. Страх – штука заразная.

– Да ну! Кое-кто, я вижу, уже заразился. Разряженным пистолетом грозил бабе.

Папашу Рода передёрнуло, когда припомнил лицо русской. Кто другой, а он знал, чем заканчивается общение с их бабами. Взять хотя бы жену брата. Как-то раз…

– Так что там теперь? – переспросил Чезаре.

– Нас не касается. Наше дело не дать никому смыться и увезти это самое, что они тут настрогали на наши задницы. Будем здесь, пока не явится инспектор Совета по борьбе с чёртовыми технологиями.

– Дохлый номер. Проторчим дня два. Чтобы ублюдки-инспектора оторвали задницы от диванов в выходные? Да ни в жисть. Дармоеды вонючие.

– Полегче с выражениями.

– Сдаётся мне, кто-то заразился-таки русскими страхами. Махал я инспекторов с прибором.

«Давай-давай, махальщик, – подумал Родриго Борха, – контуженым закон не писан. Если б ты знал то, что знаю я… Ладно. Инспектор наверняка давно внутри. Возможно, даже не один. То-то мне показалось…» Он глянул на экран коммуникатора и присвистнул.

– Чего там?

Папаша Род ответил не сразу, сначала убедился – нету больше на территории института фигурки, меченной синей точкой. «Может, просто померещилось», – подумал он. Ответил подчинённому:

– Сползаются. Теперь глаз да глаз.

12 3 След.

Инварианты Яна

Глава 1. Найти выход

С этой книгой читают

Другие книги автора