Кто развязал Первую мировую. Тайна сараевского убийства

©Гончаров В.Л., составление, предисловие, авторские статьи, 2010

©ООО «Издательский дом «Вече», 2010

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Предисловие

Сараевское убийство 28 июня 1914 года стало одним из ключевых событий мировой истории ХХ века.

Можно долго спорить, действительно ли именно оно вызвало Великую войну или мировой кризис был неизбежен, а выстрелы Гаврилы Принципа лишь обрушили давно назревавшую лавину. Но убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда стало событием не столько истории, сколько культуры, оно приобрело символическое значение, сделавшись олицетворением этого кризиса и знаком крушения устоявшегося мирового порядка. Этими выстрелами кончился XIX век – век разума, просвещения и конституционных монархий. Начался XX век – век мировых войн, великих революций, массовых убийств, жестоких диктатур и терроризма, принявшего государственные масштабы.

За этими событиями как-то стерлись, отступили на второй план, были опошлены и даже обсмеяны личности главных героев сараевской трагедии. Что мы в первую очередь вспомним, когда речь заходит о них? Скорее всего, слова бравого солдата Швейка: «Стало быть, убили Фердинанда-то нашего?»

И наследник австрийского престола, и сербский студент стали едва ли не фольклорными персонажами, из трагических фигур превратившись в комические. Однако кем они были на самом деле? Что двигало людьми, готовившими бомбы и револьверы для покушения? Кто стоял за их спинами и направлял их руку? На ком лежит ответственность за покушение – и кто виновен в том, что этот террористический акт повлек за собой столь страшные последствия? Какова была истинная роль сараевского убийства в развязывании мировой войны, какие усилия предпринимались для предотвращения катастрофы и можно ли было ее избежать?

На все эти вопросы большинство исследователей Первой мировой войны не дают никаких ответов либо отделываются общими фразами о «противоречиях империализма», «германской агрессивности», «российском коварстве» и т. д. – в зависимости от того, к какой стране или какому политическому течению принадлежит тот или иной историк. Большинство из них гораздо более увлечены анализом геополитических стратегий Германии, Франции или России, разбором «плана Шлиффена», сравнением численности пехотных дивизий или подсчетом дредноутов, заложенных на верфях Портсмута, Лориана, Киля или Николаева.

Безусловно, это темы нужные, важные, а главное – крайне интересные. Однако те дредноуты давно уже сданы на слом, «план Шлиффена» отправлен в архив, геополитические расклады успели перемениться несколько раз. А вот терроризм процветает до сих пор – в том числе и на Балканах, где почти век назад вспыхнул пожар первой из мировых войн.

Что же стало причиной этого пожара – бессмысленный фанатизм революционной молодежи, коварный заговор тайной организации под зловещим названием «Черная рука» или провокационная политика двуединой монархии? Какую роль в событиях сыграли террористы из «Молодой Боснии» и кто стоял за их спиной? По крайней, мере часть ответов на эти вопросы дает настоящий сборник.

Основой его стали избранные главы из фундаментальной работы американского историка-ревизиониста Сиднея Фея «Происхождение мировой войны». Этот двухтомный труд увидел свет в 1926 году и с небольшими дополнениями был переиздан в 1929 году. В 1934 году он был переведен на русский язык и вышел в «Соцэкгизе» под редакцией и с предисловием А. Ерусалимского, впоследствии ставшего видным советским историком и крупным специалистом по Германии конца XIX – начала XX века.

Сидней Фей симпатизировал Германии и в своем исследовании стремился доказать ее невиновность в развязывании мировой войны. Но он собрал богатый материал, посвященный тайной дипломатии сторон конфликта и обладающий самостоятельной ценностью, вне зависимости от сопровождающей его трактовки. Фей проанализировал массу мемуарных и документальных источников – в том числе и посвященных сараевскому убийству и вызванному им дипломатическому противостоянию Австрии и Сербии; он дает подробнейшую картину тех событий, что происходили в июне и июле 1914 года в Вене, Будапеште, Белграде, Сараеве, Берлине, Лондоне и Петербурге и завершились объявлением войны Сербии 28 июля 1914 года.

Американский историк детально разбирает вопрос об ответственности за убийство и за последующие события. Его выводы могут показаться странными чересчур и противоречивыми – по сути, главными виновниками войны у него оказываются сербское правительство, не предпринявшее должных мер для предотвращения убийства, и коварный австрийский министр иностранных дел, ухитрившийся обмануть сразу двух императоров.

Но при этом Фей в своей работе дает детальное описание хода событий. Фактически он проводит собственное расследование сараевского преступления, проверяя версию за версией, сопоставляя показания свидетелей, выявляя факты и подробности, на которые другие историки не обращали внимание или даже сознательно пытались скрыть. В этом расследовании Фей честно старается быть объективным, пусть это и не всегда у него получается. Но главное – он дает нам портреты основных действующих лиц трагедии; быть может, не совсем объективные или искаженные пристрастностью авторской позиции, они все же выглядят куда более живыми и полнокровными, чем безликие имена со страниц учебника истории.

Главы из воспоминаний Оттокара Чернина, члена верхней палаты австрийского парламента, а впоследствии – министра иностранных дел двуединой монархии, хорошо дополняют «личностную» составляющую книги Фея. Чернин рисует подробный портрет убитого эрцгерцога – быть может, также несколько пристрастный, но очень яркий. Фрагменты из мемуаров Максимилиана Ронге, руководителя контрразведки австрийского Генерального штаба, обращают внимание на другую сторону событий – разведывательно-диверсионную работу австрийских спецслужб на Балканах летом 1914 года. Они дают серьезное опровержение тезисов Фея, убежденного (и пытавшегося убедить читателей), что террористическая деятельность в этом регионе велась лишь революционными фанатиками и сторонниками «Великой Сербии».

В качестве антитезы построениям Фея сюда же помещены и главы из работы У. Готлиба «Тайная дипломатия во время Первой мировой войны», посвященные австро-сербским противоречиям. Готлиб, английский историк левого направления, явно сочувствует Сербии и дает нам картину ситуации на Балканах, какой она виделась с сербской стороны. Кроме того, он демонстрирует объективные экономические и геополитические пружины балканского конфликта, которые Фей в своем расследовании упустил или не посчитал нужным проанализировать.

Впрочем, ни одна из работ сборника все-таки не дает ответа на главный вопрос. В чем причины балканского терроризма и терроризма вообще? Какие социальные и психологические механизмы порождают фанатиков, с легкостью находящих повод для ненависти и во имя этой ненависти готовых убивать так же легко, как и умирать?

Кем были Принцип, Габринович и их товарищи – кровожадными злодеями или несчастными жертвами? И что надо сделать, чтобы такие жертвы не появлялись впредь – ни поодиночке, ни в виде партий, организаций либо целых повстанческих армий?

Увы, ответы на все эти вопросы нам еще предстоит найти.

Владислав Гончаров

Сидней Фей. Убийство в Сараеве 28 июня 1914 года

I. Эрцгерцог франц-фердинанд

Эрцгерцог Франц-Фердинанд, после смерти своего отца Карла-Людвига в 1896 году ставший наследником австрийского престола, был при жизни и остался после смерти одной из самых загадочных политических фигур. Сами австрийцы высказывают самые противоречивые взгляды относительно предполагаемых намерений и влияния этого сфинкса. Многие считали его главою австрийских милитаристов, добивавшихся превентивной войны против Италии или Сербии; другие, наоборот, полагали, что его непосредственное влияние на австрийскую политику было невелико. Находились и такие, которые считали, что наследник престола был чуть ли не пацифистом.

Такое же расхождение наблюдалось и в отношении его взглядов на внутреннюю политику. Обыкновенно считали что он ненавидел мадьяр и склонен был покровительствовать сербам. Ему приписывали намерение возрождения монархии путем предоставления славянским национальностям таких же политических прав, какими немцы пользовались в Австрии и мадьяры в Венгрии. Другими словами, его считали сторонником федералистической организации монархии на началах так называемого триализма, вместо существовавшего дуализма.

Но фанатически настроенные сербы питали к нему слепую ненависть как к могущественному и решительному врагу и угнетателю и считали, что его следует убить во имя создания «Великой Сербии». И действительно, на процессе сараевских убийц в 1914 году Габринович, который бросил бомбу, откровенно заявил: «Наследник престола был человеком действия – я знал, что на Баальплаце существовала клика, именуемая военной партией, целью которой было завоевание Сербии. Во главе ее стоял наследник престола. Я полагал, что, избрав его объектом мести, я отомщу им всем»^[1]. Принцип, произведший роковые выстрелы, вызывающе заявил на суде: «Я нисколько не жалею, ибо я устранил препятствие с нашего пути. Он был немцем и врагом южных славян».

Русские тоже считали его своим врагом и были рады, что царь избавился от него благодаря сараевскому убийству. «Не только в печати, но и в обществе приходится слышать почти одни враждебные отзывы об убитом эрцгерцоге; указывают, что Россия потеряла в его лице ожесточенного врага», – доносил германский посол из Петербурга. Между тем германский император написал на полях этого доклада одну из тех пометок, в которых он свободно выражал свои сокровенные мысли и непосредственные впечатления: «Эрцгерцог был лучшим другом России, он желал возродить союз трех императоров».

Но ошибочные и противоречивые суждения об эрцгерцоге, распространенные при его жизни, ничто в сравнении с тем, что высказывали о нем после его смерти. Говорили, что он затевал заговор с целью свергнуть с престола своего дядю, что он в союзе с императором Вильгельмом хотел разрушить двуединую монархию, захватить Польшу и Венецию и создать два новых государства, которыми должны были править впоследствии его сыновья, зато немецкая Австрия должна была отойти Германской империи в награду за услуги, оказанные императором Вильгельмом. Делались темные намеки, что его трагическая смерть была вызвана попустительством со стороны австрийских властей, которые желали предотвратить осуществление этих пугавших их намерений или по крайней мере хотели скомпрометировать Сербию и, таким образом, получить предлог для уничтожения соседнего королевства. По другим слухам, его убийство было вызвано тем, что, будучи ревностным католиком, он собирался напасть на Италию и восстановить светскую власть Папы. Один весьма популярный германский автор посвятил полглавы своей книги доказательству того, что убийство эрцгерцога было решено масонами шотландской ложи, которая это свое постановление проводила в жизнь через масонскую ложу в Белграде.

Но где же среди этих противоречивых сплетен и слухов правда об этом таинственном человеке, смерть которого послужила искрой, зажегшей европейский пожар?

Франц-Фердинанд родился 18 декабря 1863 года и был старшим сыном Карла-Людвига, брата императора Франца-Иосифа. Его чахоточная мать, дочь Фердинанда II, последнего короля обеих Сицилии из династии Бурбонов, умерла, когда он был еще ребенком, но его с большой любовью воспитала его мачеха, португальская принцесса. Когда он был молодым, на него не смотрели, как на возможного наследника престола, пока трагическая смерть кронпринца Рудольфа в Меерлинге в 1889 году не оставила Франца-Иосифа без прямого наследника по мужской линии.

Поэтому Франц-Фердинанд сначала не получил никакой подготовки в политических вопросах. Как большинство австрийских эрцгерцогов, он был определен в армию и предназначался для военной карьеры. Он никогда не отличался особенно крепким здоровьем, может быть, вследствие предрасположения к чахотке, унаследованного им от матери. Порою это предрасположение принимало угрожающий характер, и ему не раз приходилось проводить по несколько месяцев в Бриони или в Мирамаре, на теплых берегах Адриатики. Здесь он сильно заинтересовался проблемой создания австрийского флота. Для поправки здоровья он ездил также в Швейцарию, в Давос, а в 1892–1893 годах предпринял продолжавшееся 10 месяцев кругосветное путешествие. В роковую весну 1914 года некоторые предсказывали, что престарелый император, которому минуло 84 года, еще переживет своего племянника, только что перешагнувшего за 50 лет.

Больные легкие, по-видимому, повлияли до некоторой степени на образ жизни и характер Франца-Фердинанда. Болезненное состояние не действовало смягчающе на его нрав. Ему казалось, что судьба обошлась с ним несправедливо, и это развило в нем стремление избегать общество. Нескрываемая поспешность, с которой многие, особенно из придворного круга, покинули эрцгерцога, когда наследник серьезно заболел и казалось, что он уже не сумеет занять престол, ожесточила его, хотя и без того по природе он не был приветлив. У него еще более развились недоверие к окружающим и презрение к людям вообще.

Возможно также, что болезненное состояние еще укрепило его глубокую преданность католической церкви – особенно после того, как он женился на ревностной католичке. И это усилило в нем железную решимость преодолеть все препятствия и подготовиться к делу управления государством Габсбургов. Он изучил языки национальностей, которыми ему предстояло управлять. Он слушал также лекции ученых по разным областям знания, и с течением времени из его коллекций по естествознанию и искусству образовался довольно внушительный музей. Вопросами организации и усовершенствования армии, а впоследствии и создания флота он занимался с настойчивой энергией и проявлял недюжинные способности в этой области.

После того как эрцгерцог женился и должен был заботиться о семье, он значительную часть года проводил в Коношипте, где создал образцовое хозяйство, которое, подобно Валленштейну, вел с довольно большой для себя выгодой. Возможно, что эта твердая решимость жить способствовала тому, что за последние годы его здоровье несколько окрепло. Но ему никогда не удавалось освободиться от желания держаться подальше от общества и от широкой публики.

У него было очень мало близких друзей, он и не пытался приобретать их. В этом отношении весьма характерно замечание, высказанное им Конраду фон Хетцендорфу. Речь шла о том, как следует организовать производство офицеров в армии. Начальник Главного штаба сказал, что считает нужным держаться хорошего мнения о человеке, пока не узнает о нем что-нибудь порочащее его, и что поэтому иногда слишком опрометчиво давал повышения молодым офицерам. Эрцгерцог ответил на это: «Мы держимся разных взглядов. Вы начинаете с того, что считаете каждого человека ангелом, и потом вас ждет печальное разочарование. Я считаю всякого, кого вижу в первый раз, самым посредственным субъектом и жду, пока он сделает что-нибудь такое, чем мог бы заслужить у меня лучшее мнение».

При таком отношении к людям трудно было, конечно, приобрести хорошую репутацию, этим отчасти можно объяснить враждебные и злорадные сплетни, так широко циркулировавшие в Вене относительно эрцгерцога и его жены и повторявшиеся во многих донесениях представителей держав Согласия. Но те немногие друзья, с которыми он был близок, которые видели его сидящим на полу и играющим с детьми, как его секретари или император Вильгельм, были глубоко ему преданы.

Франц-Фердинанд и армия

Франц-Фердинанд сосредоточил все свои заботы на армии, флоте и семье; наряду с этим он увлекался охотой, коллекционерством и управлением своим имением.

С 1906 году, с тех пор как личным адъютантом эрцгерцога был назначен майор Брош, эрцгерцог стал непосредственно входить в дела армии. Брош был чрезвычайно умным и способным офицером; он стремился усилить свое собственное влияние, а также и влияние эрцгерцога на военные дела. После долгого сопротивления ему удалось добиться устройства собственной военной канцелярии эрцгерцога, подобно той, какую имел император. С этого времени все важнейшие военные документы, а также донесения военных атташе представлялись в двух экземплярах, и Франц-Фердинанд получал свой экземпляр одновременно с императором; таким образом, племянник был так же осведомлен, как и дядя.

Вскоре он стал принимать более деятельное участие в военных реформах и в реорганизации армии, чем сам император. О его активности в этой области свидетельствует то, что штат его военной канцелярии очень скоро разросся, увеличившись с 2 до 14 человек, так что он был только на 2 человека меньше, чем канцелярия самого императора.

Франц-Фердинанд рассматривал австро-венгерскую армию как важное орудие политического объединения, способное противодействовать разлагающим элементам внутри двуединой монархии и защитить ее в случае войны с внешним врагом. Он настаивал, чтобы в армии был один общий язык командования – немецкий, по крайней мере для всех офицеров, с тем чтобы офицеры в полках других национальностей владели также тем языком, на котором говорили их солдаты.

Одной из главных его задач было усиление и увеличение армии. Этим объясняется ненависть, с которой он относился к мадьярским политикам, не желавшим вотировать испрашиваемые военные кредиты и требовавшим, чтобы в венгерской части армии командовали на мадьярском языке. Как остро ощущал Франц-Фердинанд необходимость увеличения армии, видно из характерного письма его Конраду фон Хетцендорфу, где он жалуется на отказ мадьяр вотировать новые налоги на увеличение числа венгерских рекрутов:

«Вы можете себе представить, дорогой Конрад, в какое состояние бешенства и отчаяния это меня привело, в особенности в связи с позицией, занятой военным министром [Шейнахом] и общими их [австрийским и венгерским] правительствами! С одной стороны, они возвещают всему миру, что у них есть излишек в 200 млн крон, ассигнуют 20 млн гражданским чиновникам и столько же железнодорожным служащим, но не могут дать каких-нибудь жалких 9 млн бедным армейским офицерам. И все это из-за нескольких изменнически настроенных венгерских политических болтунов. Ясно, что все это только предлог. Главная причина в том, что монархия – в руках евреев, масонов, социалистов и венгерцев, которые ею правят. Все эти элементы стараются возбудить в армии и среди офицеров недовольство, оскорбляют их для того, чтобы в тот момент, когда армия понадобится мне, я бы не мог на нее рассчитывать… Знаете, что я сделаю, когда стану императором? Я позову к себе Векерле, Века, Зикгарта и Шейнаха и скажу им: „Я вас всех к черту пошлю, если в течение недели не будут увеличены число рекрутов и жалованье офицерам моей армии!” И я ручаюсь, что я получу все это в 24 часа».

Наиболее важным шагом в энергичных усилиях Франца-Фердинанда, направленных на улучшение армии, было поставленное им в 1906 году требование о назначении нового начальника Генерального штаба. Бека, который в то время занимал это место, военные специалисты считали совершенно не пригодным для такой должности. Это был сморщенный старичок, принадлежавший к тому же поколению, что и престарелый император. Время, когда он мог быть полезен, давно уже миновало, но Франц-Иосиф по своему мягкосердечию ни за что не хотел его уволить. «Можно было видеть, как он прогуливается по улицам Вены. Он напоминал наружностью добродушную маленькую обезьянку и представлял собой воплощение полного военного бессилия», – пишет Каннер в «Катастрофе императорской политики».

Но Бек был честный, прямой офицер и чрезвычайно симпатичный человек; с ним легко было иметь дело, и он пользовался известной популярностью. Он и тщательно подобранный им офицерский корпус воплощали рыцарское достоинство и корпоративный дух лучшего старого венского общества. Франц-Иосиф считал их главной опорой своего трона, унаследованного от предков. Забота о постижении практических результатов не нарушала их спокойствия и рутины, их идеалом было постепенное развитие оборонительных сил Австрии в их естественной эволюции. Благодаря взаимному доверию и дружеским отношениям с императором Бек смог удержаться во главе австрийского Генерального штаба в течение 24 лет.

Несмотря на преклонный возраст, можно сказать – даже дряхлость, Бек все еще оставался ревностным служакой. У себя на родине, в Бадене, он был воспитан в духе германской пунктуальности. Его осторожная консервативная политика бездействия в известной мере благоприятствовала делу европейского мира. Поэтому никто не решался настаивать на отставке старого начальника Генерального штаба, пока Франц-Фердинанд не потребовал, чтобы на его место назначили другого. Император в конце концов уступил, и в ноябре 1906 года в военном управлении в Вене появился новый начальник Генерального штаба – Конрад фон Хетцендорф.

Назначение Конрада на высший пост в австрийской армии совпало с переменами в Министерстве иностранных дел. Робкий поляк граф Голуховский был заменен честолюбивым аристократом, бароном Эренталем. Вскоре стало ясно, что в австрийской внешней политике началась новая эра – более агрессивных и смелых выступлений.

У власти стали люди, которые считали, что Австрия последовательно идет к распаду и что в наступивший грозный одиннадцатый час нужно приложить отчаянные усилия, чтобы влить новые силы и жизнь в ее политический организм и парализовать тенденции к распаду, порождаемые вожделениями национальностей, находившихся в подчиненном положении. Указывали, что Австрия находится в состоянии такого же упадка, как и Турция. Не правительство Оттоманской империи, а империя Габсбургов оказалась «больным человеком Европы»^[2]. Конрад и Эренталь очутились в роди докторов, которым предстояло испробовать радикальные средства для того, чтобы спасти пациента от смерти. К несчастью больного, доктора коренным образом расходились в диагнозе и методах лечения, как это часто бывает с врачами, да и недолюбливали друг друга.

Назначение Конрада на должность начальника Генерального штаба, совершившееся по настоянию наследника и с согласия императора, в сущности, было не по душе Францу-Иосифу. Престарелый монарх чрезвычайно гордился старой армией, во главе которой сражался так много лет, и теперь он испытывал недовольство по поводу стремительных перемен и реформ, которые вводил Конрад. Последний с большой самоуверенностью настаивал на том, что маневры должны по возможности приближаться к условиям настоящей войны, а также желал воспользоваться первой возможностью для превентивной войны с Италией и Сербией. На Рождество 1906 года, всего лишь через месяц после назначения Конрада, престарелый император с неудовольствием заметил: «Конрад – неугомонный организатор. У него нет достаточного опыта. Это видно по всему, что он делает, и, кроме того, мне кажется, что у него несчастливая рука».

С течением времени недоверие, которое испытывал император по отношению к новым порядкам, вызвало отчуждение между ним и армией, с которой он был связан всю свою жизнь. Это еще больше омрачило последние годы жизни этого самого одинокого и несчастного представителя династии Габсбургов. Тактика Конрада – проводить ежегодно большие «маневры, приближающиеся к условиям настоящей войны», без заранее тщательно подготовленных планов и с предоставлением офицерам возможности проявить инициативу и самодеятельность – часто приводила к самым печальным результатам. Главное значение придавалось быстрому наступлению, и солдат буквально доводили до изнеможения форсированными переходами.

Нередко они приходили к месту назначения совершенно вымотанными, в полном беспорядке, слишком утомленные и голодные, чтобы обращать внимание на что бы то ни было, даже на своего короля и императора. Проезжая по полю, Франц-Иосиф видел сотни солдат, лежавших смертельно уставшими в канавах вдоль дороги; кавалерия и пушки были разбросаны по полям, оттого что лошади легли от изнеможения. Весь этот режим, заведенный Конрадом, коренным образом отличался от декоративных и полных достоинства маневров старого Бека, у которого императора приветствовали тщательно выстроенные ряды солдат, почтительно салютовавшие ему, когда он объезжал фронт.

Престарелого императора чрезвычайно огорчало то, что он видел, и хотя он не склонен был находить ошибки и критиковать, тем не менее однажды при посещении им германского императора в 1909 году он дал волю своим чувствам. Передним как раз проходил германский полк в идеальном порядке, со строжайшим соблюдением дисциплины. Франц-Иосиф обернулся к одному из своих офицеров и резко сказал: «Почему это совершенно не возможно у нас?» Офицер пожал плечами, а император еще более огорченным тоном продолжал: «Ну конечно, из-за нелепых приемов, которые теперь у нас завелись, я и мечтать не могу о таком параде».

Конрад действительно вызвал отчуждение между армией и императором. После 1909 года Франц-Иосиф утратил охоту бывать на маневрах, которые раньше доставляли ему всегда особенное удовольствие. Вместо себя он посылал своего племянника. В качестве такого представителя Франц-Фердинанд и отправился в 1914 году в Сараево, чтобы присутствовать на маневрах нескольких армейских корпусов.

То обстоятельство, что Конрада выбрал Франц-Фердинанд, который добился его назначения и поддерживал с ним интимные отношения, было одной из причин, почему между императором и наследником престола не могли установиться сердечные отношения. Это было также одной из причин, почему полагали – особенно враги Австрии, – что Франц-Фердинанд придерживался таких же милитаристских взглядов, как и Конрад, который во всеуслышание провозглашал их в своих докладных записках, в интервью и в разговорах в кафе.

Правда, наследник, если не считать случайных вспышек раздражения, всегда поддерживал Конрада, невзирая на критику и завистливую оппозицию, которую встречал новый начальник Генерального штаба. Когда в ноябре 1911 года Конрад оказался вынужденным подать в отставку вследствие столкновений с Эренталем и Шейнахом по вопросам внешней и военной политики, Франц-Фердинанд добился в следующем году его возвращения на этот пост.

Вследствие отсутствия достоверных сведений публика, естественно, склонна была отождествлять покровителя с его протеже. Но было бы неправильно причислять Франца-Фердинанда к австрийским милитаристам и полагать, что он разделял взгляды начальника Генерального штаба относительно маневров, превентивной войны и агрессивной внешней политики. Эрцгерцог, безусловно, не одобрял того напряженного темпа, в котором проходили маневры у Конрада. Он воспользовался своим влиянием для того, чтобы внести некоторую умеренность в это дело после печальных результатов маневров в Мезерице в 1910 году, когда он воскликнул: «Нет надобности учить солдат умирать, маневры меньше всего предназначены для этого!»

Когда аннексионный кризис достиг своего максимального напряжения и Австрия и Сербия готовились к войне, более осторожный наследник престола оказывал противодействие австрийским милитаристам, добивавшимся немедленной войны с Сербией, что могло повлечь за собой войну с Россией. Он стоял за мирную ликвидацию кризиса. Впоследствии, во время первой Балканской войны, когда панслависты и военная партия в России заняли весьма угрожающую позицию по отношению к Австрии, Конрад, как всегда, настаивал, на том, чтобы немедленно рассчитаться с Сербией, не останавливаясь даже перед риском войны с Россией. Но Франц-Фердинанд решительным образом воспротивился этому и настаивал, чтобы в интересах мира военные силы Австрии были сокращены. «Он ни в коем случае не желает войны с Россией и ни за что не согласится на нее; он не желает отнять у Сербии ни одного сливового дерева, ни одной овцы; он слышать об этом не хочет»^[3]. Германскому военному атташе он сказал: война с Россией была бы полной нелепостью, потому что для нее нет никакого основания и она ничего не может дать. Он сказал также, что он против конфликта с Сербией и что, по его мнению, внутренние проблемы Австро-Венгрии более настоятельно требуют разрешения, чем внешние.

В беседе с Конрадом эрцгерцог подчеркнул, что руководящей идеей должно быть сотрудничество Германии, России и Австро-Венгрии, прежде всего в силу монархических интересов. И он добавил: «Возможно, что придется предпринять какие-нибудь шаги против Сербии, но только для того, чтобы ее наказать; ни в коем случае не следует аннексировать хотя бы один километр… Войны с Россией надо избегать, потому что Франция к ней подстрекает, особенно французские масоны и антимонархисты, которые стремятся вызвать революцию, чтобы свергнуть монархов с их тронов!» Он обратил внимание Конрада на письмо германского императора, который высказывал такое же мнение, поэтому он твердо решил – «никакой войны!»^[4] Из этого видно, что эрцгерцог и германский император – оба были против войны с Россией и склонялись к старой политике лиги трех императоров для обороны против Франции и для защиты монархических интересов.

Месяц спустя Франц-Фердинанд послал к Конраду полковника Бардольфа – предупредить его, чтобы он перестал склонять Берхтольда к войне. Ответ Конрада показывает, до какой степени неправильно общераспространенное представление, будто германский император всегда поддерживал австрийскую агрессивную политику на Балканах:

«Я хочу, чтобы эрцгерцог сам не так поддавался влиянию германского императора. Он удержал нас в 1909 году, а теперь он снова хватает нас за руку. Это результаты нашей совершенно безуспешной политики по отношению к Турции. Я убежден, что немцы равнодушны к нашим интересам, но нам нужно о них думать. Германия спокойно использует нас, потому что этим она лучше обеспечивает себя против Франции, которой она боится больше всего, но в случае надобности она готова пожертвовать нами».

Поэтому Конрад подумывал даже о том, чтобы отказаться от поста начальника Генерального штаба, не желая нести ответственность за упущенную возможность покончить с Сербией.

Осенью 1913 года, когда Сербия бросила вызов державам, отказавшимся признать албанскую границу, установленную на Лондонской конференции, Конрад снова настаивал на военном выступлении Австрии в защиту Албании. Берхтольд медлил. Тогда Конрад переговорил с Форгачем; граф Форгач согласился с тем, что решительная интервенция была бы самым лучшим выходом из положения, но он уже не надеялся, что этого можно добиться. «Император и наследник престола – сказал он, – против этого, а Берхтольд не станет их принуждать». Несколько дней спустя Чернин тоже сказал Конраду: «У нас в Австрии мы должны считаться с императором и наследником престола, которые не склонны к войне, особенно наследник; он безрассудно цепляется за мир».