Не потускнели витражи. Избранные стихи, циклы стихов, поэмы

Текст
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Не потускнели витражи. Избранные стихи, циклы стихов, поэмы
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Юрий Лифшиц, 2017

ISBN 978-5-4483-4543-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не потускнели витражи

До тридцати – поэтом быть почетно

И срам кромешный – после тридцати.

Александр Межиров


 
До тридцати поэт обласкан небом,
сверх тридцати поэты не в чести.
А я до тридцати поэтом не был
и стал поэтом после тридцати.
 

13 мая 2016

О поэзии и о поэтах. Моя декларация

1. Настоящий поэт – тот, чьи стихи передаются изустно.

2. Настоящих поэтов мало, большая часть их неизвестна.

3. Любой поэт стремится к славе, настоящего поэта она находит сама.

4. Настоящая слава – когда стихи поэта читаются или поются, а имя его неизвестно.

5. Настоящий поэт может обойтись и без славы, и без читателей.

6. Стихи настоящих поэтов западают в душу, прочих – в книги, в сми*, в интернет, в архивы.

7. Настоящие поэты пишут простые стихи, запоминающиеся сами собой.

8. Настоящая поэзия не требует дешифровки, даже если читателю что-то непонятно.

9. Настоящему поэту прощаются даже плохие стихи.

10. Настоящему поэту все равно, кем считают его окружающие – поэтом, не поэтом или тунеядцем.

11. Настоящая поэзия нужна всем.

12. Настоящий поэт не нужен никому.

12 января 2016

Стихи

Часть 1

«Пожелтела трава…»

 
Пожелтела трава,
пожелтела листва,
полиняли веселые краски.
И полуденный зной
отдает желтизной.
Пожелтели любимые глазки.
 
 
Желтых стен неуют,
желтый неба лоскут,
желтых дней пожелтевшие даты.
Желтолицый закат
и желтеющий взгляд
в желтых окнах больничной палаты.
 
 
Я брожу сам не свой
по желткам мостовой,
и шаги отражаются глухо…
То не осень пришла,
желтизну пролила, —
просто лето болеет желтухой…
 

1982

Москва, 1986

1. «Ах, Москва, с ума свела!»

 
Ах, Москва, с ума свела!
Ах, Москва, я твой невольник!
Колокольни, колокольни,
колокольни, купола!
 
 
Я шатаюсь день-деньской
по старинным, по исконным:
по Ордынке, по Волхонке,
по Таганке, по Тверской.
 
 
В чем тут дело, в чем секрет —
я готов тысячекратно
поворачивать с Арбата
на Калининский проспект.
 
 
По пути ль, не по пути —
непременная отрада:
от Кропоткинской пройти
к Александровскому саду.
 
 
Ах, Москва, в полон взяла!
Я невольник добровольный.
Колокольни, колокольни,
колокольни, купола!
 
 
Я, Москва, навеки твой.
Помолчим перед разлукой.
На прощанье Долгорукий
машет княжеской рукой…
 
1986, 1987

2. «Кропоткинская. Выход из метро…»

 
Кропоткинская. Выход из метро.
Сырое утро. Очередь в музей.
Довольно пестрый авангард культуры —
сообщество невыспавшихся граждан,
зевающих, читающих, жующих,
желающих во что бы то ни стало
узреть полотна импрессионистов
из залов Вашингтонской галереи.
 
 
И я меж них, притянут той же силой,
тихонько перелистываю книгу,
гекзаметром сводящую мне губы
и наполняющую рот слюной
давнишней позабытой детской страсти
по древним и любимым временам.
 
 
Итак, стоим. Еще не «запускают»,
и очередь уверенно растет,
и люди, понемногу оживляясь,
завистливо ругают экскурсантов
из профсоюзных «творческих» экскурсий
и иностранцев – им везде дорога…
 
 
И вдруг… я вздрогнул, кровь в висках забилась,
по мне прошел тревожный нервный ток:
почудилось, привиделось, приснилось, —
ты от метро идешь наискосок.
 
 
Не может быть! Какая-то ошибка.
Ведь ты ушла. Тебя давно здесь нет.
Но ты все ближе. На губах улыбка —
любви полузабытой поздний свет.
 
 
И все ушло – дома, деревья, лица…
Звенящая повисла тишина,
и зазвучали надо всей столицей
в одном аккорде наши имена…
 
 
«… нет-нет, позвольте, я стоял за ней,
да-да, за этой девушкой в берете,
она – за парнем в кожаном пальто,
а вы – за мной, пожалуйста, не спорьте,
еще вы уходили позвонить
и, возвратившись, не нашли меня,
я тоже отходил недалеко,
пожалуйста, спросите у любого…».
 
 
У входа люди вдруг заволновались,
сержант взглянул со вздохом на часы,
затем поправил легкую оградку —
загончик непременный для толпы,
желающей искусству приобщиться, —
ворота наконец-то отворились
и… потекла струящаяся лента —
людской ручей, в оградку заключенный,
под своды вожделенного музея,
переполняя сумрачные залы.
 
 
И мне? Идти за ними? Утонуть
в пейзажах? В натюрмортах раствориться?
Вобрать очарованье впечатлений
полуживой отчаявшейся кисти —
на час, на полчаса, на пять минут…
Но прошлое умеет возвращаться,
сжигая воспаленный мозг и нервы
на медленном костре воспоминаний…
 
 
За ними! Поминутно спотыкаясь,
с подавленным желаньем оглянуться,
по равнодушным каменным ступеням,
тяжелую отталкивая дверь,
я восхожу – такой же одинокий,
как парус в море на холсте Сёра…
 

Май-июнь 1986 – 10 марта 1987

3. «Свежевыбрит, отутюжен…»

 
Свежевыбрит, отутюжен,
как всегда, слегка простужен,
не испорченный наружно
и такой же изнутри,
я шатаюсь по бульварам,
по дворам и тротуарам,
но не трачу время даром —
дело, что ни говори:
 
 
незаметно, осторожно
заглянуть в глаза прохожим
и по лицам непогожим
отгадать приход весны;
еле слышно напевая,
прокатиться на трамвае
и, заботы забывая,
золотые вспомнить сны.
 
 
А кругом жужжат, как пчелки,
быстроглазые девчонки
и смеются обреченно
и влюбляются в любовь.
Ну, а мне немного странно,
непривычно и досадно:
мне любовь не по карману —
остаюсь самим собой.
 
 
Вот и вечер подытожен,
и помочь никак не может
та одна, что всех дороже
и которая вдали;
у которой век не вянут
в вазе алые тюльпаны
и которая не взглянет
в эту сторону земли.
 
 
А назавтра, отутюжен,
свежевыбрит и простужен,
протащу по летним лужам
незатейливый ответ
и, вдыхая влажный воздух,
вдруг припомню: скоро осень —
встанут новые вопросы,
а ответов нет как нет…
 

1986, 1987

Часть 2

«Я виноват перед тобою…»

 
Я виноват перед тобою
за этот облетевший сад,
за солнце, мглою залитое,
за смех и слезы невпопад.
 
 
Я виноват и в том, что было,
в том, что могло быть, виноват
и в том, что ты меня любила
Бог знает сколько лет назад.
 
 
Прости за вечный ералаш,
за осень без конца и края,
за не ахти какой шалаш,
за то, что в нем не вышло рая.
 
 
За то, что не ушел, прости,
за то, что помешал уйти.
 

28—31 января 2011

«Была ты лучезарна, как весна…»

 
Была ты лучезарна, как весна,
и, как весна, прекрасна и свежа,
мне одному навек принадлежа,
была прохладна, но не холодна.
 
 
И летом ты была едва тепла,
сверкала, как неяркая заря,
а я пылал, тебя боготворя,
и охладить меня ты не могла.
 
 
Но осень становилась все свежей,
и губы стали стынуть на ветру,
а ты была нежаркой поутру,
не становясь под вечер горячей.
 
 
И вот пришла студеная зима,
и, сидя перед стылым очагом,
я согреваюсь собственным теплом,
чтоб не сойти от холода с ума.
 

21—22 февраля 2011

«Вдвоем мы были одним…»

 
Вдвоем мы были одним,
в обоих было одно,
теперь одной и другим
с тобой нам стать суждено.
 
 
В том месте, где мы вдвоем,
уже закрылся сезам,
и поделил окоем
все наше напополам.
 
 
Не здесь ты и не сейчас,
хотя мы наедине.
Прощания нет для нас
и нет прощения мне.
 
 
Сама ты теперь, я – сам,
теперь – вразлад и вразлет,
а если больно глазам,
то это скоро пройдет.
 

3—4 мая 2012

Часть 3

Иуда

 
Нет, не повесился Иуда,
живет на пенсии покуда,
 
 
тоскует, правда, по работе
в мечтах о нераспятой плоти.
 
 
С евангелических времен
стал профессионалом он,
 
 
а без работы заскучал
Иуда-профессионал.
 
 
Поскольку жить невмоготу,
Иуда молится Христу:
 
 
«Помилуй грешника, Создатель,
я по призванию предатель.
 
 
Прости, но я готов опять
Тебя, Распятого, распять.
 
 
Ты знаешь, мы, Искариоты,
ни дня не можем без работы».
 
 
Вдруг показалось, что уста
зашевелились у Христа:
 
 
«Ах, бедный Мой Искариот,
вновь за тобой пойдет народ,
 
 
твой труд останется в цене,
и снова ты послужишь Мне».
 

28—29 мая 1996

 

«Мы живем в государстве, которого нет…»

 
Мы живем в государстве, которого нет
в галерее времен, в лабиринте планет.
Мы – раскольники славы и чести чужой —
со своею судьбою идем вразнобой.
 
 
Мы живем в государстве, которого прах
амальгамой лежит на слепых зеркалах.
Отражения растворены в пустоте.
Мы свои и ничьи; мы и те, и не те.
 
 
Мы живем в государстве, которого след
затерялся в мечте под названием «Нет».
Мы – слепая звезда, мы – глухая река;
не осталось от нас ни луча, ни глотка.
 
 
Очарованный плес, опрокинутый лес,
золотой окоем вплоть до самых небес.
И ребенок стоит над морскою водой:
ни щербинки в душе, ни гроша за душой…
 

1998

Песенка о крысах

 
голоса наши глуше глуше
наши глотки все суше суше
глухота наша движет души
не поем мы в душе и в душе
ни на озере ни на суше
ни в пивбаре ни в баре-суши
 
 
а слова наши моросят
заглушая шажки крысят
это крысы для них крысят
а крысята для крысенят
 
 
не глаза у нас а стекло
и в сердца стекло затекло
и глядим мы своим стеклом
на стеклянный мир за окном
и на нем стеклу вопреки
оставляют след коготки
 
 
оскудела у нас землица
не ложится в нее пшеница
сколько поле ни засевай
не рождается урожай
там восходят не колоски
а крысиные волоски
 
 
а стишки наши моросят
заглушая прыжки крысят
это крысы для них крысят
а крысята для крысенят
 
31 августа 2011

Русские руины

Посвящается Орску

1. «Рассеется, как пыль из-под колес…»

 
Рассеется, как пыль из-под колес,
непостоянной жизни постоянство,
и небо включит радужный насос,
выкачивая время из пространства.
 
 
И нолики пойдут, держа в горсти
краюшки неприкаянного края,
чтобы себе на крестик наскрести
в окрестностях расхристанного рая.
 
 
Как ростовщик, закрывший уши ватой,
чтобы вкусить оплаченный покой,
здесь повернулись небеса спиной
к земле, пред ними вечно виноватой…
 

Август 2005 – 9 декабря 2011

2. «Когда окончат онкодиспансер…»

 
Когда окончат онкодиспансер,
он будет никому уже не нужен,
и черный рак, скребясь по черным лужам,
засвищет после дождичка в четверг.
 
 
Когда начнут перинатальный центр,
рожать уже не смогут даже дети,
а кто здесь вымрет – эти или йети, —
потом наврет ученый гео-мэтр.
 
 
Придут ацтеки или ассирийцы,
в руинах орских роясь и роясь,
глазеть на одноразовые шприцы
и, хохоча, плевать в чужую грязь.
 
 
А где-то старый мистер или герр,
полузакрыв слезящиеся веки,
вздохнет о том, что унеслось навеки,
о юности своей – СССР…
 

21 декабря 2011 – 9 января 2012

Двадцать первый

И не надо мне прав человека

Я давно уже не человек.

Владимир Соколов

Молиться за людей – это кровь проливать.

Силуан Афонский


 
Осиянный кровавой славой
век двадцатый исчез навек,
а за ним семенит кровавый
двадцать первый дремучий век.
 
 
Мне не надо такого века
добровольно сомкнутых век,
где слепые права человека
стоят больше, чем человек.
 
 
Прежде волком в овечьей шкуре
малых сих соблазнял авгур,
а теперь предстают в натуре,
и не надо им больше шкур;
 
 
шлют архангелов на закланье —
и несут свой сверхточный свет
серафимы бомбометанья,
херувимы крылатых ракет.
 
 
Мы достигли последних стадий
несвободе своей под стать,
чтоб единого стада ради
продаваться и умирать.
 
 
Но, презрев вековые битвы,
знает тихий афонский скит,
что на чистой крови молитвы
жизнь расхристанная стоит.
 

2—4 ноября 2015

Город Мастеров. Баллада

 
Среди лесов, полей и рек,
степей и грозных скал
веселый Город Мастеров
когда-то процветал.
 
 
Далеко ото всех столиц
и крупных городов
собою горд и духом тверд
был Город Мастеров.
 
 
Трудились там и стар, и млад
совсем не задарма,
но возводили там для всех
бесплатные дома.
 
 
Аллеи, парки и сады
росли как на дрожжах,
и славный Город утопал
в деревьях и цветах.
 
 
Одежду шили Мастера,
тачали сапоги,
варили пиво и пекли
блины и пироги.
 
 
Растили хлеб, держали пчел
и ткали полотно,
ловили рыбу, скот пасли
и делали вино.
 
 
Стихи писали Мастера
и музыку к стихам,
и вечно был набит битком
театр по вечерам.
 
 
Играли свадьбы что ни день,
суля влюбленным рай.
А сколько было там детей —
поди их сосчитай.
 
 
Детей учили Мастера
лечили стариков…
Но вдруг напали Дураки
на Город Мастеров.
 
 
Им говорили Дураки:
живете вы не так,
но вас мы можем научить,
мы знаем, что и как.
 
 
Никто не ведал, не гадал
об этих Дураках,
но показалось всем тогда,
что правда в их словах.
 
 
Хоть было от таких речей
обидно Мастерам,
решили все-таки они
поверить Дуракам.
 
 
И те тотчас же принялись
рубить, крушить, ломать,
и, разом все переломав,
сломали все опять.
 
 
Лишили начисто всего
наивных Мастеров:
земля, вода и даже свет
в руках у Дураков.
 
 
Все развалили, все смели
до крошки, до глотка,
отныне в Город даже хлеб
везут издалека.
 
 
Законы пишут Дураки
вершат неправый суд,
а скажешь слово поперек —
в два счета рот заткнут.
 
 
Разбогатели Дураки
и в сладком забытьи
на ветер сыплют барыши
чужие, как свои.
 
 
А если спросишь про доход —
грозят перстом руки:
нельзя заглядывать, друзья,
в чужие кошельки.
 
 
Аллеи, парки и сады
пустили на дрова,
чтоб магазинам застить свет
не смели дерева.
 
 
Все исковеркали вконец,
одну имея цель,
чтоб все на свете превратить
в кабак или в бордель.
 
 
Теперь не ценится совсем
простой и честный труд,
и если не воруешь ты,
тебя же осмеют.
 
 
Не учат ничему детей,
не лечат стариков.
Велели всем за все платить:
не можешь – будь здоров!
 
 
Ссужают деньги Дураки
с немалою лихвой,
но если в срок не возвратишь —
ответишь головой.
 
 
И Мастерам пришлось тогда
покинуть отчий край,
а сколько с места их снялось —
поди-ка сосчитай.
 
 
И разъезжаются они
искать Фортуну там,
где жизнь испортить Дураки
не могут Мастерам.
 
 
И все, кто голову еще
имеют на плечах,
бросают дом, чтоб Дураков
оставить в дураках.
 
 
Но им на это наплевать,
известно им давно,
что все оставить край родной
не смогут все равно.
 
 
Немного в Городе детей,
но много стариков,
и остаются все они
в руках у Дураков.
 
 
Не ведает никто из них,
что впереди беда,
и скоро Город Мастеров
исчезнет навсегда.
 
 
И не оставить Дуракам
опустошенных мест,
ведь перессорились они
с Придурками окрест.
 
 
…Среди лесов, полей и рек,
степей и грозных скал
веселый Город Мастеров
когда-то процветал.
 
 
Далеко ото всех столиц
и крупных городов
собою горд и духом тверд
был Город Мастеров…
 

11—17 ноября; 1 декабря 2016

Часть 4

Четверостишия

 
* * *
Я доказал существованье Бога
И даже – без особого труда.
И остается в сущности немного:
Поверить в Бога раз и навсегда.
 
 
* * *
Не знаю, с нами Бог или не с нами,
Мы все-таки служить Ему должны.
Рабам Господним, ставшим господами,
В товарищах не быть у Сатаны.
 
 
* * *
А смерти нет – и не пугайте раем,
Не соблазняйте адовым огнем, —
Не потому что мы не умираем,
А потому что вовсе не живем.
 
 
* * *
Когда юродствуют витии,
То это значит – жди Голгоф.
Когда орут «Спасай Россию!»,
То это значит – «Бей жидов!».
 
 
* * *
Мы счастье как лунатики пасем,
Затаптывая лунные дорожки.
А если кто и счастлив в мире сем,
Так это окотившиеся кошки.
 
 
* * *
В результате сверхусилий
Юдофобы на мели:
И жидов не истребили,
И Россию не спасли.
 
 
* * *
Напрасно на виду у поколений
Устроен кумачовый маскарад.
Не утаить кровавых преступлений —
На красном кровь заметнее стократ.
 
 
* * *
Утверждают и недаром,
что кругом одни хазары.
Кинешь камень или нож —
и в хазара попадешь!
 
31 мая 2010
 
* * *
Если хочешь быть счастлив и горд,
так устрой жития бытиё,
чтоб чертою пурпурною Ворд,
не подчеркивал имя твоё.
 
15 января 2013
 
* * *
Любовь всегда изгнание из рая…
И, дням эдемским подводя итог,
Адам промолвил, Еву обнимая:
– Рай без любви?.. Мы не вернемся, Бог…
 
2 августа 2013

Чтоб он сгорел!

 
Банк загорелся – все в недоуменье:
никто на помощь банку не спешит.
Пожарных не пускает населенье:
– Пусть банк горит – погасится кредит!
 
30 января 2014

Поэзия должна быть глуповата?

Твои стихи к Мнимой Красавице

(ах, извини: Счастливице) слишком умны.

– А поэзия, прости Господи, должна быть глуповата.

Из письма А. Пушкина к П. Вяземскому

(май, 1824)


 
Что сказано поэтом, то и свято,
но речь поэта не всегда точна:
поэзия должна быть глуповата,
но быть отпетой дурой – не должна.
 
5 марта 2014

Майдан и Майданек

 
Стремятся облапошить ванек,
стравить с одним другой народ.
А что же будет через год?
Майдан, майдановец, Майданек…
 
9 марта 2014

Кто кого попутал?

 
«Меня попутал бес!» – таких словес
произносить иным не стоит плутам.
А ну как заорет из бездны бес:
«Не я – тебя, а ты меня попутал!»
 
4 апреля 2014
 
* * *
Вчерашний раб выходит в господа,
собратьев бывших давит без причины.
Останешься рабом ты навсегда,
в себе не уничтожив господина.
 
22 марта 2014
 
* * *
Различий половых в искусстве нет,
но иногда встречаются фемины:
стремятся описать весь белый свет,
а все выходит монолог вагины*.
 
31 августа 2014
 
*Ив Энцлер. Монологи вагины (2001 г.)
 

Гений и семья

 
 
– Пришла домой – посуда не помыта,
не кормлен кот и не наточен нож…
– Пенять не стоит на издержки быта,
ведь ты же с гением живешь!
 
11 сентября 2014

За всех!

 
В преддверии предвыборных утех
предаться думам свойственно поэту:
была графа когда-то «Против всех»,
зато графы «За всех» доселе нету.
 
15 сентября 2014
Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»