Читать книгу: «Сказки про Выхухоль. Основано на реальных событиях», страница 3

Выхухоль и душистые грибы сян-гу

Выхухоль, Борис и Шелкопряд Сяо-цань, он же Мотылек, пошли в лес прогуляться.

Сяо-цань сидел на плече у Бориса, свесив ножки, и озирался по сторонам. Ему все было интересно.

– Надо бы нам бизнес замутить, – сказал он.

– Какой бизнес? – спросила Выхухоль.

– Ну, я тут прикинул, какой здесь может быть бизнес. Кругом же лес. Как там в песне: «Много в ней лесов, полей и рек…»

– И что?

– Надо грибами заняться. Продавать. Но грибы нужны ценные.

– У нас тут белые есть, – сказал Борис. – Я места знаю, от опушки отойдешь метров на сто, в прогалах, в августе или в сентябре, если повезет, можно много набрать…

– Не, – сказал Мотылек. – Не! На белых много не заработаешь.

– А на каких заработаешь?

– Лучше всего, конечно, на подземных грибах. Их со свиньями еще ищут. На аукционе за доллары продают, за евро.

– Трюфели, – сказал Борис.

– Вот-вот, они самые. А еще лучше – душистые грибы сян-гу. Это вообще будет писк! Рестораны в очередь встанут.

– Первый раз слышу, – сказал Борис.

– Еще бы. Сян-гу – это сапроторфный микромицет.

– А по-русски?

– По-русски? Значит – на гнилых деревьях растут. И страшно целебные. Всё лечат. Фактически. Все болезни, от макушки до пяток. – Мотылек нагнулся и почесал пятку. – Японцы от них тащатся.

– А как мы их продавать будем? Мы же не японцы. У нас эти твои сян-гу никто не знает.

– Будем рекламировать. Оздоровительные грибы высшей категории. Укрепление живительной энергии «ци», освобождение от вредоносных частиц «ша». У вас же на это клюют? На всякую хрень?

– Клюют. У нас на всё клюют, – грустно сказал Борис, вспоминая свой опыт по приобретению чудодейственного целебного браслета из китайского «метеорита». Браслет был дорогой, а вот помог он или нет, Борис до сих пор не понял и старался про него не вспоминать лишний раз.

– А реклама будет простая и доходчивая, – продолжал увлеченно Мотылек. – В русском стиле, конечно. Ролик будем крутить примерно такой: я как бы заболею, лежу, весь такой бледный, весь укутанный, вы мне лекарства суете под нос, малиновое варьенье, мед…

– С коньяком? – спросил Борис.

– Это потом обсудим… С коньяком можно, с водкой, с маотаем. Ну так вот. Я в рекламе лежу, значит, а вы мне питье теплое подносите, горло закутали, и то мне, и сё, а я весь такой слабенький, «кха-кха-кха». А не берет! Болезнь не отступает. Тут крупным планом коробка с грибами. Борис их варит.

– Почему я варю? – спросил Борис.

– У тебя вид внушительный, усы. Хорошо бы еще очки добавить, в толстой оправе. Будешь в белом халате, со стетоскопом. Все поверят. И вот мне дают этот грибной отвар, я пью – и на глазах щеки розовеют, кашель проходит, я вскакиваю на коня…

– А почему на коня? – спросила Выхухоль.

– Красиво чтобы было. Все ждут принца на белом коне. Но это не принципиально, можно и на мотоцикле, понавороченнее. Подкатываю, снимаю шлем, а камеры ко мне телевизионные: чем лечились? Я говорю – вот душистым грибом сян-гу. Ну и крупным планом наши микромицеты. Добавим что-нибудь из фэншуя, легенду сочиним, мол, императоры лечились. Клиенты валом повалят.

– Н-да. А что, может быть, – Борис снова вспомнил про свой браслет.

Тем временем они углубились в лес. Солнечные лучи наискосок просвечивали сосны, елки и ореховые кусты. По заросшей мелкой березой и орешником просеке они вышли на Солнечную поляну – любимое место Выхухоли. Поляна была круглая, с бузиной и малиновыми кустами по краям, и хотя скрывалась в чаще леса, всегда солнечная, светлая. Солнце обходило ее по кругу с утра и до вечера. Поляна лежала с легким наклоном – дальше вниз шагали через буераки темные ели, спускаясь в глубокий овраг, извилистый, потаенный, непродуваемый, где в разгар летнего дня становилось душно от цветов. Где-то за оврагом жил Мальчик…

– Это все, конечно, интересно, деньги лишними не бывают. Крышу надо чинить, колодец почистить, а лучше скважину сделать, плащ Мотыльку купить, валеночки на зиму… – сказала Выхухоль. – Смотри, сколько малины!.. Вот только один вопрос: у нас есть этот твой душистый гриб? Он у нас водится?

– Ну, так это… – Шелкопряд заерзал на плече Бориса, сдвинул красную бейсболку, которую ему нацепила от солнца Выхухоль, пригладил вихрастую макушку. – Так поискать надо. Или разводить будем, они под соснами растут. Нет проблем!

– Съешь-ка лучше малинки, бизнесмен. – Выхухоль сорвала с низкого кустика на припеке две самые спелые, светло-розовые, просвечивающиеся на солнце ягодки и сунула ему в рот.

– Вкусно?

– Очень! А может, нам малину продавать? Сначала свежую, потом заводик поставим, глубокая переработка, варенья всякие, джемы, муссы, настойки, с торговыми сетями завяжемся…

– Настойки – это правильно. Это верно… Идея вполне здравая. Вот только с малиной этой конкуренция большая, – сказал Борис.

Прошлым летом на железнодорожной станции, куда он в сложный финансовый период носил продавать малину, конкуренты подбили ему глаз и порвали любимую спортивную куртку с надписью «РОССИЯ» на груди. Россия разошлась ровно наполам, между двумя буквами «С».

Борис, правда, тоже ушел не с пустыми руками: уже дома обнаружил в кармане с корнем вырванный в схватке круглый значок с заснеженной вершиной, перекрещенной альпенштоком, с голубым небом и медными буквами «Альпинист СССР». Знающие люди сказали Борису, что ему повезло, что значок редкий и ценный, и теперь он берег его в фарфоровой дедовской шкатулке вместе с другими драгоценностями: агатовыми запонками, серебряной галстучной заколкой, нефритовой цикадой и ножиком немецкой фирмы «Золинген». Его он нашел в лесу, кстати, собирая грибы. Нож был старый и ржавый, но когда его Борис отмочил в керосине, оказался острым – хоть куда.

– Казино, может, тогда откроем? – спросил Шелкопряд.

– Запретили у нас казино.

– Да что ж у вас все запрещают! Ну, тогда давай лес продавать, кругляк необработанный, самовывоз! Смотри, сосны какие. Под срубы. Индивидуальное строительство, молодая семья, материнский капитал…

– Я тебе дам наш лес продавать! – сказала Выхухоль. – И так весь лес в Сибири китайцам вашим продали!

– А кто мешает не продавать? – удивился Мотылек. – Кавалер без согласия барышни танец с ней не станцует.

– Тоже мне, кавалер нашелся. Ладно, давай к дому поворачивать, солнце уже садится. И вообще, Борис, не морочил бы ты Мотыльку голову всяким бизнесом! Ему еще окрепнуть надо.

– Это кто кому морочит, – огрызнулся Борис.

– Ах ты, худышка моя, – сказала Выхухоль и погладила Сяо-цаня по бейсболке. – Бизнесмен… Вот, лучше еще малинки съешь. Кушай, кушай! Ишь, как извозюкался, малюська моя, ух-ти…

– Ну вот, опять начинается! – сказал Мотылек. Но малину съел с удовольствием

Выхухоль, Мотылек
и книги о природе

Жарким полднем Мотылек Сяо-цань лежал на веранде в кресле-качалке и читал «Жизнь насекомых», толстенный том с цветными иллюстрациями.

– Интересно пишут? – спросил Борис. Так спросил, для разговора. Он сидел на широкой и толстой деревянной скамье, лицом к саду, разложив на круглом столе лески, крючки, поплавки, грузила, и готовил удочки к вечерней рыбалке. Это было его любимое занятие, святое дело, наравне с рыбалкой, и неизвестно еще, что было дороже. Выхухоль дремала рядышком на другой скамье, у поперечной стенки веранды, прикрытая пестрым лоскутным пледом, подаренным на день рожденья соседкой Татьяной.

– Много надуманного, – сказал Шелкопряд, брезгливо прелистывая страницы. – Сплошная физиология, копание в мелочах. Ух, жарко! Единочаятель мой Боренька, принеси еще лимонада!

– Какой я тебе Боренька? Я тебе Борис Леонидыч.

– Под Пастернака косишь?

– Но я правда Борис Леонидыч, – обиделся Борис. – С детства еще!

– Смотри, пишут здесь всякую хрень… Что шелкопряды находятся на низкой ступени эволюционного развития, что они малоподвижные, необщительные, неразборчивые в связях, духовно неразвитые! Тьфу! – Мотылек сплюнул через перила веранды, сдвинул со лба на нос солнцезащитные очки и уставился на небо над лесом. – Я бы на месте авторов написал в предисловии: «Герои книги вымышлены, и любое сходство с живыми или умершими реальными лицами – результат случайного совпадения».

– Ну, тебе виднее, – сказал Борис раздумчиво и отстраненно, как бывает, когда не слушаешь собеседника. Он рассматривал леску на удочке, растягивал, пробуя на разрыв, и решал, надо ли ее менять на новую.

– Вот видишь на небе солнце? – продолжал Мотылек. – Видишь, Боренька?.. Э-э, Борис Леонидыч.

– Конечно, вижу! Кто его не видит?

– А пятна на нем видишь?

– Откуда? Я же не телескоп. – Борис принялся привязывать крючки к поводкам, любуясь попутно новыми поплавками, купленными за бешеные деньги в магазине «Рыболов» на Таганке. Поплавки были настоящим произведением искусства: тонкие, длинные, изящно расчерченные красными, черными и белыми полосками.

– Вот! – Шелкопряд задрал вверх указательный усик. – А в этой книге (он хлопнул по «Жизни насекомых») только одни черные пятна, а солнца-то и не видно.

– В смысле? – спросил Борис.

– Без всякого смысла. Правда в том, брат…

– В силе?

– Ну, в силе – понятное дело, но – не-е-ет!.. – Мотылек потянулся и почесал под мышкой. – Тут дело в другом. Правда – она в любви. А где в этой книги любовь?

– Ну, там, наверное, есть, как вы там… потомством, детенышами… обзаводитесь, личинками то есть…

– Ты про половые контакты? Это примитив. Простейшее продолжение рода. Я о любви всеобщей, всеохватной, планетарной, ноосферной, как писал Вернадский.

– А он писал?

– Писал, писал. Но тоже не охватывал.

– А ты, значит, охватил? – Борис закончил менять снасть и пошел пробовать правильность огружения: опускал леску с поплавком и грузилом в большую ржавую бочку с дождевой водой, стоящую у крыльца веранды. Надо было, чтобы поплавок под тяжестью грузила торчал над поверхностью не слишком высоко. Это значило, что рыба почти не почувствует веса грузила и приманки и легко попадется на крючок. Но грузило оказалось слишком тяжелым, поплавок скрылся в воде с головой и не думал показываться. Борис чертыхнулся и вернулся к столу, перевязывать, облегчать грузило.

– Охватил, охватил… Помнишь, у Элтона Джона, «Похороны для друга», «Фьюнерал фор э френд», три с половиной минуты там медляк, гитарный запил такой неплохой, а потом фано вступает с ударными, остинатно долбит так, что башку сносит, та-та-та-та, та-та-та-та! – Мотылек побарабанил крылышком по креслу. – Хотя дальше там, середина и концовка – так себе, где он петь начинает, ничего особенного, можно не слушать… Но вот эта минутка, где фано вступает… Да, есть вещи посильнее Фауста Гете. – Он взглянул на Бориса.

– А ты что, английский знаешь? – прошепелявил Борис, он привязал новое грузило и как раз откусывал лишний кусок лески, косясь на Выхухоль. Та все время его ругала за такие откусы…

– Я? Откуда? С чего ты взял? – Мотылек снял очки и пристально посмотрел на Бориса. – Так, китайский немного. Врожденный. На детском уровне.

– Ну, фьюнерал этот, Элтона твоего Джона. Да еще так произнес, прямо как король английский… – Борис откусил еще кусок лески.

– Come on, Борис! Все любители музыки Элтона знают… ¹

– Борис, ты опять зубами откусываешь? – спросила сквозь дрему Выхухоль. – У тебя что, зубы казенные? Ножницы для чего? – Она открыла глаза. – И опять леску расплевал по всей веранде! А мне потом отчищать…

– Когда это ты отчищала? У себя лучше командуй! И вообще, ты же спишь! – сказал Борис.

– Я днем не сплю. Когда это я днем спала? – Выхухоль потянулась и зевнула. Выпила воды. – О литературе беседуете? – Она приподнялась и достала из шкафа, стоящего рядом у стены, толстый том:

– Вот – такая же фигня, «Жизнь выхухолей». Ни слова правды. Где они таких выхухолей видели?

– Да, лажунчики полнейшие. Фантазеры, – сказал Мотылек. – Скрывают сущность за видимостью. Думают, что факт сильнее всего. А что такое факт? Это так, видимость… Эти, якобы ученые, видят мир с изнанки. А надо видеть суть. Каббала же об этом прямо говорит, взять хотя бы фильм «Матрица». А где в этих якобы ученых трудах о насекомых это самое зерно любви?.. – Мотылек горестно развел крылышками. – В груди которое? Борис Леонидыч, давай-ка лучше мы с тобой Лепса поставим, «Самый лучший день». Вот в этой песне, скажу я тебе, и есть сущность, в ней правда и про нас, шелкопрядов, и про вас, людей, да и вообще, планетарно…

– Ты думаешь? Нет, давай лучше «Я свободен».

– Кипелова?

– Ну да! А еще лучше версию со Шнуром, из «Бумера». Я всегда в машине слушаю.

Выхухоль и тайная тайна Мотылька

Мотылек заболел. Он лежал на постели в своей комнате на втором этаже, укрытый толстым одеялом. Выхухоль пыталась кормить его с ложечки малиновым вареньем.

По близкой крыше барабанил дождь. В окнах свистел северный ветер. Мухи на окне обессилели и еле ползали по деревянному подоконнику.

– Ешь, маленький! – Выхухоль огорчалась: Мотылек ел неохотно, мотал головой, отпихивал ложку. Даже когда Выхухоль принесла любимое лакомство Мотылька: лепестки чайной розы с капельками вареной коричневой сгущенки.

– Надо температуру померить, – Выхухоль положила ладонь на лоб Мотылька. – Ой, беда-то какая, ой, беда. Горячий!.. Борис! – крикнула Выхухоль вниз, – принеси градусник!

Пришел Борис с градусником. Попробовал сунуть под мышку, но крылышки были такие слабые, что даже не держали градусник. Борис потыкал, потыкал градусником, как-то весь сгорбился, глаза у него стали мокрые, и Выхухоль прогнала его на кухню, греть воду, чтобы всегда была под рукой.

– Ну что же ты так, Сяо-цань мой дорогой, – говорила Выхухоль, вытирая полотенчиком пот с выпуклого лба Шелкопряда. – Ты это, давай, давай, держись, не сдавайся, выздоравливай…

Дождь все не прекращался. Стемнело. Мотылек разметался на кровати, вялые крылышки совсем сникли, усики свились в колечки.

– Держись, держись, пожалуйста, – сказала Выхухоль.

Борис принес заваренный чай с малиной и зверобоем. Туда же покрошили таблетку аспирина. Выхухоль сунула носик чайника в рот Сяо-цаня. Тот отпил два глотка и закашлялся, тяжело двигая остреньким кадыком.

– Пей, пей, дружище… Не сдавайся! Мы еще с тобой полетаем! – сказал Борис, отпыхивась после подъема по крутой лестнице. Выхухоль принюхалась.

– Борис! – сказала она сурово.

– Что? – спросил Борис. – Я немного совсем. Экстренная же ситуация!

– Алкоголем горю не поможешь, – сказала Выхухоль. – И проблемы не решишь. Ты мне нужен трезвым. Вдруг в город везти?

Ночью жар усилился. Выхухоль сидела у кровати и думала, надо ли везти Мотылька к врачам в город. Болезнь на переломе. Удастся миновать кризис, тогда есть надежда.

– Кто здесь? – открыв глаза, прошептал Мотылек. – А, это ты…

– Я, я, лежи спокойно.

– До утра не дотяну, да? – сказал Мотылек. – Не плачь.. Дай мне руку. Вот так. Я открою тебе тайну… Надо, чтобы хоть кто-то… Такую тайну, что… – Он задышал еще прерывистее, кашель сотрясал тонкое, почти невесомое тело. – Я в самом деле не Шелкопряд… Я… Ко Антрим Мотыль Шотландский, Граф Мармар… Кавалер Ордена Белого орла… Ты слушаешь?

«Бредит, – подумала Выхухоль. – Бедняга. Кино насмотрелся. Совсем плохи дела, все-таки надо везти в город».

Но вслух сказала:

– Слушаю, слушаю. – И, чтобы поддержать больного, спросила: – А как же шелковая фабрика, ковер…

– Легенда, – прошептал Мотылек. – Прикрытие. На самом деле меня забросили с парашютом, в район…

За окном длинно сверкнуло, спустя время донесся тяжелый раскат грома…

– … спрятал. В лесу… – Голос обрывался, слова были едва слышны. – У Ильинского ручья… Тайник… Паспорта, валюта. Чеки… на предъявителя, оружие. У моста, под столбом… Особая миссия…

– Под каким столбом? Да ты лежи, лежи, не волнуйся…

– С табличкой, с рекламой… Это… «Копаю колодцы… налаживаю канализацию, биотуалеты»… И еще одной… «Электрика. Проводка. По… разумной цене»… – Дыхание Мотылька стало совсем прерывистым, он еле дышал. – Пятьдесят шагов на запад… в сторону ручья, у обломанной ели, под валуном… Ты не бойся, я работал… работал на мир… Чтобы никогда… Старая площадь, шестой подъезд… Сергей Ильич, вам нужны инновации.. были нужны, уже купили.. обойдемся без.. рыжих.. Амалия, солнце мое… My dear… My God… Don’t leave me, Father, don’t leave me… ²

Молния ударила совсем рядом, гром сотряс стены. Мотылек потерял сознание.

Снизу пришел Борис.

– Везем? – спросил он. – Ты сама-то хоть держись, мать… Поела бы. Совсем лица на тебе нет.

– Какое тебе еще лицо?.. И куда везти? В таком состоянии? И с твоим сцеплением? Не довезем. Лампу включи! Да и развезло небось все, не выберемся теперь по нашим колдобинам, дорогам, прости господи, – сказала Выхухоль.

– И чего делать?

– Молиться, – сказала Выхухоль и перекрестилась. Посмотрела на Бориса.

– Я не верующий, – сказал Борис. – Ты же знаешь. Агностик.

– А сейчас поверь, – сказала Выхухоль.

Борис посмотрел на Мотылька, на окно, куда бил дождь. Снова сверкнуло, снова ударило, и еще раз, и еще… Борис перекрестился…

Утром комнату залил солнечный свет.

– Эй, – слабо, хриплым голосом позвал Мотылек. – Эй!

Выхухоль подняла голову. Она провела ночь в кресле, вид у нее был всклокоченный, под глазами мешки. Глаз из красного стал прямо-таки багровым. Густо пахло шерстью.

– Слава тебе, господи, – закричала Выхухоль. – Очнулся!

– Пи-ить! Пить!

– Сейчас, сейчас! Бори-ис! Борис! Неси скорее чай! И поесть что-нибудь! Тепленькое!

Выхухоль суетливо взбила подушку, подложила под голову Мотыльку, поправила одеяло.

– Надо тебе пижамку сменить, смотри, влажная совсем… И простыня тоже… Ой, радость-то какая, малюсенька ты моя! График ты наш Мармаренький!..

Мотылька словно ударило током. Он приподнял голову и уставился на Выхухоль прояснившимся, холодным взглядом:

– Что? Какой граф? Откуда ты…

– Ну, ты же вчера рассказывал всякое. Что ты под прикрытием, что ты Мотыль… Ха-ха! Шотландский вроде бы, или как там… – Выхухоль раздвинула занавески, распахнула окно. В комнату ворвался свежий лесной ветерок. – Ну, заговаривался, нес невесть что, бред всякий.

– А, бред… Да, бред! – сказал Мотылек, откидываясь на подушку. – Конечно, бредил. А что еще говорил? Имена называл какие-нибудь? Пароли?

– Да какие там пароли-мароли, явки-пиявки! Нес такое… Я уж и не упомню, радость-то какая, очнулся!.. Про ручей там что-то, про старую площадь… Теперь поправишься! – Выхухоль потрогала лоб Мотылька. – Температуры нет. Борис, ну наконец! Тебя за смертью посылать только. Давай сюда! Вот, попей, голову подними, попей, с медочком, со зверобойчиком. Ух ты, малюська ты наша шпионская…

Мотылька передернуло, он захлебнулся чаем, зубы стукнули по чашке.

– Ты знаешь… Давай забудем, ладно? – попросил он, прокашлявшись. – А то ведь смеяться будут… Что-то у меня голова кружится…

– Еще бы, после такого! Я уж думала… Борис, скатай-ка матрац, тащи всю постель на двор, просуши на солнышке!.. Мотылек, мы тебя пока на кресло положим. Вот так! Пей, пей, болезный ты мой, скоро мы тебя на ножки поставим, крылышки почистим, поправим, полетаем еще будь здоров как…

– «Обнимая землю крепкими руками, летчик набирает высоту…» – запел Борис.

– Борис! – сказала Выхухоль. – Опять? Еще и одиннадцати нет. И тельняшку сменил бы, причесался…

– Так я на радостях! – сказал Борис. – Тебе поесть принести? Ты, мать, уже второй день без еды. Может, супчик сварить? Грибной. Картошку молодую поджарить, с лучком? Или куриные крылышки лучше?

Выхухоль и охрана природы.
Часть первая

Нам нельзя ждать милости

от Дао после того, что мы с ним сделали.

Ма Ка-лун,

современный философ

Вечерело. Мотылек сидел на крыльце в наушниках и раскачивался из стороны в стороны, время от времени взмахивая крыльями. Выхухоль подошла сзади, сняла с него наушники, надела себе.

– «Районы, кварталы, жилые массивы, я ухожу, ухожу красиво!» – раздавалось в наушниках.

– Рома Зверь? Уважаю! – громко похвалила Выхухоль. – Он – живой. – Сняла наушники и тоном тише сказала: – А ты бы тоже оживился, задницу бы оторвал, сидишь тут, крылья обсиживаешь. Борис вон сливы собирает…

– Я еще от болезни не отошел. А Борис вино хочет сделать. Самогонщик! – Мотылек ухмыльнулся. – Бак уже приготовил.

– С Борисом я сама разберусь. Не отошел он… Здоровый, как… лось. Бегаешь по бабочкам как угорелый, будто я не знаю… А ты бы природу защищал лучше! От всяких… – Выхухоль сказала грубое слово, хотя вообще избегала мата, по возможности.

– Ты чего такая злая?

– Как чего? А ты не видишь? – Выхухоль повернулась спиной. И спина и лапы были заляпаны чем-то белым с примесью зеленого и местами оранжевого, с добавкой солидной порции жирной, лоснящейся на солнце грязи. – Иду сейчас по тропинке вдоль опушки, Змейку нашу навещала, она малость простудилась. Да и нервы никуда не годятся, ее кавалер бросил. Все болезни из-за нервов. Этот ее Ужик, ухажер с фермы, матросил, матросил и бросил. Загулял опять. Хотя она зуб вставила, в Москву таскалась, делать ей нечего, на это… на лазерное омоложение…

– Фракционный фототермолиз, – уточнил Шелкопряд и потер едва заметный след пирке на предплечье.

– В общем, кожу сдирала. Хотела старый узор на коже свести, а новый сделать…

– Зачем? У нее же раз в год так и так линька? Мне обещала, кстати, кожу на кошелек.

– Ну, раз в год – это сколько ждать. Новизны хочет. Вот и дохотелась. Сейчас лежит за кустами, охает, физия вся красная, на глаза боится показаться, говорит, через неделю отойдет… Может, из-за этого он ее и бросил?

– А деньги откуда? Это же дорого! – удивился Мотылек.

– Ну, яд-то сдает. На охране у дачников еще подрабатывает. Да бог с ней, сама разберется. Значит, иду я от нее, иду по самой опушке и вдруг бух – соскальзываю в яму, ну, ты знаешь, после пригорка с сосной сразу вниз, там вокруг еще грибы всегда белые попадаются, и прямо в эту впадину на спине и съезжаю. Думала, от дождя скользко.. А там… куча говна всякого, прости меня господи, полиэтилен этот заржавленный, железки, обломки, химия какая-то белая из баков.

– На свалку не повезли, вот у нас и сбросили. Не первый раз.

– На голову бы им сбросить. Где там Борис? В общем, вот что я вам скажу, дорогие товарищи…

– В смысле единочаятели…

– Ну да, дорогие мои товарищи, пора это безобразие прекращать! Будем родину защищать, то есть, тьфу, природу эту. Раз сама не может.

– А как защищать? С насилием? – оживился Мотылек. – Я готов!

– Если надо будет, с насилием. Засаду сделаем. Покажем врагам кулак добра.

– Ладонь будды покажем! – Мотылек подскочил на месте. – Здорово! Чур я первый пойду!

– Не суетись, суета суетная. Мы с Борисом сами управимся. Дело такое… тревожное, ты лучше на стреме постоишь.

– На стреме это бандиты стоят, а я буду вас прикрывать. Вот только… – Шелкопряд озабоченно потер затылок. – Только хорошо бы не сегодня, ладно? Я вечером схожу кое-куда, по срочному делу.

– Куда это? Опять к этой, Бабочке? К Шоколаднице? На пруд? То-то я смотрю, она сегодня раз двадцать к нашей калитке подкатывала, глазки свои строила смазливые…

– Не смазливые, а красивые. – Шелкопряд посмотрел на часы. – Так, в общем, к ужину можете меня не ждать, а завтра давай и устроим эту твою засаду, ладно?

– Ладно. Ты загляни еще к Печнику, у него два мотка веревки есть, толстой, прочной, попроси на время, хорошо?

Из сада пришел Борис с двумя ведрами слив. Сливы были некрупные, зато слаще сахара. Старый сад приносил последние свои урожаи. Яблоки были обычные, хотя и самых разных сортов, а вот сливы удивительные на вкус. На одних плоды созревали черные и мелкие, на других розовые с проседью, но тоже сочные, с сахарной мякотью.

– Вот, смотрите, красота какая, – сказал Борис, – сейчас снова пойду, еще наберу, только кваса попью. А пива нет?

– Не наработал еще на пиво, – сказала Выхухоль. – Завтра в засаду пойдем, готовься.

– Опять? – уныло спросил Борис.

– Что опять? Ты когда еще со мной в засаду ходил?

– Так я с тобой все время как в засаде, – дерзко сказал Борис. – Помнишь зимой, против зайцев?

– Ты тогда из дома даже не высунулся! Спал как убитый.

– Если бы надо было, высунулся бы. Они просто до меня не дошли. Я бы им дал жару, – Борис грозно подкрутил ус, сделал глоток. – Квас опять теплый! Трудно в холодильник поставить?

– Ну да, сами не дошли, – сказала Выхухоль. – Шли, шли, и не дошли, как немцы под Москвой. Ладно, давай готовь снаряжение, на рыбалку сегодня не ходи. Приготовь лопаты, топор. Грабли не забудь.

– А зачем нам в засаде грабли?

– Ты вопросов поменьше задавай, шевелись лучше!

За разговором они не заметили, что Шелкопряд исчез. К ужину тоже не явился. «Ох, уж эта Шоколадница, – подумала Выхухоль. – Вертихвостка, всех задурила, и нашего задурит.»

Мотылек пришел в темноте. Сапожки были по обрез в глине, даже крылья – и те загвазданы. Не заходя внутрь, скинул в прихожей рюкзак, штормовку, юркнул в комнату с печью, чем-то там брякал, звенел и только потом вышел в комнату.

Выхухоль с Борисом пили чай и перебирали сливы. Борис отбирал негодные, с подгнившими бочками, для компостной ямы, а хорошие клал в ивовую корзину.

– Пожрать оставили? – спросил Шелкопряд, потирая ладошки и подсаживаясь к столу. Он сунул в рот кусок колбасы с черным хлебом, схватил пучок зеленого лука и огурец, макнул в соль, с аппетитом захрустел.

– Что за выражения? И не чавкай, сколько раз говорить!

– В Китае если чавкаешь, значит – вкусно, – ответил Мотылек.

– Так это только когда суп ешь или лапшу, знаем, сами с усами, – возразила Выхухоль. – Да не хватай ты холодное, не перебивай аппетит, желудок испортишь! Руки опять не мыл? – Она сходила на кухню и принесла горячую еще сковородку жареной картошки, прихватив железную ручку тряпкой. На жареную картошку в последнее время крепко подсел Мотылек, а Борис так вообще обожал ее с раннего детства («с босоного детства», как он любил говорить).

– Помыл. Ух, роскошь какая! А пахнет как! Борис Леонидыч, не оживить ли нам дружеский вечер горькой настоечкой? – спросил Сяо-цань, потирая лапки.

– А не мал еще? – спросила Выхухоль.

– У нас год за пять идет, – ответил Мотылек.

Борис сходил за настойкой, и, ставя бутылку на стол, заметил на правом крыле Шелкопряда масляное пятно. Взял тряпку, еще теплую от сковородки, принялся деликатно оттирать.

– Солью бы присыпать, – сказал он. – Или залить чем. Не оттирается.

– Да ладно тебе, забей, – отмахнулся Мотылек. – Потом постираем. Ну что, по маленькой?

Они с Борисом выпили. Борис принюхался. Рассмотрел на свет рюмку, понюхал еще, вдохнул поглубже.

– Что-то оружейным маслом отдает, – сказал он. Посмотрел на крылышко Мотылька. Тот хрумкал прожаренными, золотистыми картофельными ломтиками, не обращая ни на что внимания.

– Откуда у нас оружейное? Кстати, подсолнечного надо прикупить. И знаешь что, давай-ка не увлекайся, – Выхухоль взяла бутылку и унесла на кухню в шкафчик. Вернулась с чайником.

– Что я, оружейное масло не отличу? – обиделся Борис. – Я его в армии в оружейке нанюхался, когда ДШК свой в порядок приводил. Да ты сама понюхай!

Борис служил на советско-китайской границе на Дальнем Востоке, на Амуре. Тогда, давно, как раз произошли бои между китайцами и советскими пограничниками на острове Даманский, на реке Уссури, не так уж далеко от участка границы, где служил Борис. Он лежал мартовскими синими ночами в дозоре, в снежном окопе, в меховом полушубке поверх ватника, гимнастерки и греющей душу тельняшки с начесом – подарком друга с Северного флота, в ватных штанах и валенках, меховой шапке с завязанными ушами, в обнимку со своим верным крупнокалиберным пулеметом системы Дегтярева-Шпагина, и изо всех своих юношеских сил стерег рубеж. Трещал, раскалывая ветки и стволы деревьев, запоздалый дальневосточный мороз, впереди в темноте раскинулся пугающий бесчисленным народом Китай, Борису было очень страшно, до дрожи, но он любил Родину с большой буквы. Еще он был крепким и отчаянным, хотя и умным, и однажды на спор с дедом (так назывались старослужащие, которые нередко обижали молодых солдат, а Борис и был тогда молодым, пока не стал со временем дедом) съел на раз банку горчицы, ему чуть не сожгло все кишки, и Борис долго лежал в окружном госпитале в Благовещенске, где ему понравилась симпатичная медсестра, которую звали то ли Раиса, то ли Лариса. Армейскую историю про одномоментное поедание горчицы Борис любил иногда рассказывать. В ней были и геройство и тонкий юмор. В меру тонкий, конечно, потому как в армии не до тонкостей, там все тонкое непременно рвется…

– Что я нюхать должна? Откуда у нас оружейное масло? – прервала его воспоминания Выхухль.

Борис кивнул на крылышко Мотылька. Тот уже поел и, откинувшись на спинку стула, прочищал острые зубки шелковистой нитью.

– Сяо-цань, это что – правда оружейное масло?

– Где? А-а… Да какое там оружейное? – сказал беспечно Шелкопряд. – Просто масло. Или грязь. Где-то капнуло.

– Где капнуло? Ты же с этой, с Шоколадницей крутил?

– Ну, а с кем еще?. Гуляли… э-э-э… цветочки нюхали. Сидели с ней на травке у пруда. А, вспомнил! Помнишь березу двойную? Там, у самого пруда, ну, под которой Борис своих карасей ловит?

– Борис, есть там двойная береза?

– Я к флоре на рыбалке не приглядываюсь, мне на поплавок надо смотреть. Но вроде есть. Справа. Забрасывать мешает ветками своими.

– Вот! – сказал Шелкопряд. – Мы сели, обнялись, а сыро уже, я крылышко свое Шоколаднице и подстелил. А там, наверное, кто-то масло с машины сливал. Под березу.

– Вот сволочи, и там все засрали! – возмутилась Выхухоль. – Ну ничего, мы им завтра покажем. Всем спать. Отбой! Постой-ка, Мотылек, ты веревку взял у Печника?

– Не дал он веревку, самому, говорит, нужна.

– Жадина, – сказала Выхухоль. – Ладно, обойдемся.

– Жмот. Я даже про него стихотворение сочинил, – сказал Мотылек. – Вроде басни Крылова, а поется на мотив песенки, вот только не помню какой:

– Ну как вам? – спросил Мотылек в наступившей тишине.

– Душевно, – сказал Борис. – С чувством. Видно, что наболело. Видно, что через себя пропущено.

– Не все, что через себя пропущено, показывать стоит. Но вообще-то на марш похоже, – сказала Выхухоль. – В строю можно петь. Ладно, поэты-песенники, спать давайте, завтра день тяжелый. – Она пошла к себе в скворечник.

Мотылек зацокал наверх, а Борис устроился внизу, у себя в большой комнате. Подложил руку под голову. Ладонь по-прежнему пахла кислым. «Все-таки оружейное, как пить дать! Запах ни с чем не спутаешь, кисловатый такой, приятный… Еще вот солярка замечательно пахнет, не то что бензин. Может, потому, что напоминает керосинку, летнее детство, как мама картошку на ней жарила на юге, на Азовском море? – засыпая, думал Борис. – Жаркий такой запах, сытный, домашний… Эх, жалко, рыбалку пропустил…»

 
Вороне как-то бог послал кусочек сыра,
И вот уже она обедать собралась,
Но тут бежит Лиса с бутылочкой кефира,
Вороне говорит: – Пожрем? Скорее слазь!
 
 
– Ну вот еще чего, – ответила ей птица,
– А ну давай катись отсюда поскорей,
Не то сейчас с тобой несчастье приключится,
Я рыжих не люблю, особенно зверей!
 
 
И тут без лишних слов Лиса берет двустволку
И шлет заряд свинца Вороне прямо в лоб.
Морали в басне нет, в морали нету толку,
Но пулю получить имеет право жлоб!