Читать книгу: «Нас война соединила», страница 2

Шрифт:

Алексей от неожиданности поперхнулся дымом и, немного смутившись под пытливым взглядом девушки, пробурчал:

– Ну, наверное, это когда не хочешь расставаться с тем, с кем тебе хорошо и легко. Когда думаешь об этом человеке каждую минуту и жаждешь встречи с ним.

– Как по-мужски и как примитивно, – Анна склонила голову набок и улыбнулась.

– Любовь – это вспышка молнии, удар грома. Это когда плохое кажется чудесным только потому, что он рядом. Когда недостатки превращаются в достоинства, когда обожаешь его не за что-то, а вопреки всему. Как так случилось, что два человека, знающие друг друга с детства, еще вчера беззаботно смеялись, купаясь в речке, обливая друг друга водой и кидаясь глиной, встретившись сегодня, смущенно прячут глаза и заливаются краской? Вчера друг детства, сегодня тот, от взгляда которого кружится голова и томно сжимается сердце. Примерно так произошло с Петром и Алей. Вы бы видели, как они были ошарашены тем, что полюбили друг друга! – Анна весело рассмеялась. Ее голос звонко звучал в тиши полусумрачного парка. Слышались звуки концерта, по-видимому, выступали артисты, а в промежутках тишины грохотали раскаты смеха.

Алексею было приятно слушать Анну, приятно было смотреть на ее раскрасневшееся лицо, на тонкую фигурку в платье больничной медсестры.

– Все шло к помолвке, – продолжала сплетничать Анна, – и вот однажды у графа Котова был прием, Аля и Петр были среди приглашенных. За столом Петя оказался рядом с вдовой генерала Мушева, та еще дамочка, я вам скажу! Так вот, за обедом вдова обронила платок и алчно улыбнулась Петру. Брат как истинный джентльмен поднял его и вернул вдове. И заметил взбешенный взгляд Али, сидевшей напротив. Потом был бал, Петр было подошел к Але, но она уже приняла приглашение князя Сдежского, потом какого-то капитана, я уже и не помню. Итог такой: насладившись местью, в конце вечера Аля подошла к Петру и, беззаботно помахивая веером, спросила, не угодно ли Петру ее проводить. На что изведенный ревностью брат ответил, что уже обещал госпоже Мушевой сопроводить ее до квартиры.

Анна замолчала.

– Ну и что же потом? – спросил Алексей, приравниваясь к шагу девушки, которая вдруг задумалась и медленно побрела по дорожке.

– Потом война.

– Тогда вы не правы, Анна, – заметил Алексей.

– В чем же?

– Когда говорили о сильном чувстве. Разве может глупая ревность, тем более какая-то вдова генерала, разрушить истинные чувства? Если это любовь, то ей ничто не угрожает. Вот увидите, закончится война, Петр вернется в Зуево и будут они жить с вашей подругой долго и счастливо.

Анна резко остановилась и прямо посмотрела на Алексея.

Капитан чувствовал, что она хочет что-то спросить или сказать, но не решается. Он молча разглядывал девушку. Анна не была красивой в принятом смысле этого слова. Она не обладала пухлыми зовущими губами, которые так и манят к себе, не имела персикового румянца и глаз-озер. Не обладала она и роскошными формами. Ее тоненькая фигура утопала в грубом платье медсестры, платок прятал волосы, открывая чистый лоб и широкие брови, ясные глаза, обрамленые пушистыми ресницами, лучились теплотой и лаской. Щеки покрывала аристократическая бледность, на висках просвечивали тонкие узоры голубых вен. Но почему же он, Алексей, не может отвести глаз от этих белых рук с тонкими длиными пальцами, от этой гладкой девичьей шеи и нежных мочек маленьких ушек?

– Ваши милые кудряшки, куда же они пропали? – улыбнувшись, спросил он после затянувшегося молчания.

Анна рассмеялась и сняла с головы косынку. На хрупкие плечи упали темные тяжелые блестящие кудри.

– Милая Анна! Когда же вы успели превратиться в столь прекрасную особу? Кажется, еще вчера вы были кучерявым ребенком с шмыгающим носом.

– Если бы вы только знали, Алексей Константинович, как этот ребенок был в вас влюблен.

– Да? – искрене удивился капитан, – как жаль, что я этого не знал.

– И что бы сделали, если бы знали? – игриво спросила Анна, широко улыбаясь.

– Смиренно дожидался бы вашего совершеннолетия, чтобы на коленях просить у генерала Зуева вашей руки, – серьезно ответил Алексей.

Вдали послышался гудок поезда. Словно очнувшись, капитан посмотрел на свои наручные часы:

– Мне пора, – сказал он затихшей Анне, – мой поезд через час.

– Да, – вдруг погрустнела девушка, – Петр говорил, вы едете в Сербию и, возможно, встретитесь с Феликсом. Вот, передайте ему, пожалуйста.

Анна достала из кармана передника голубой конверт и протянула Алексею. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Анна подняла глаза и встретилась взглядом с Алексеем.

– Конечно, – Алексей поднес ее руку к губам. – До свидания, Анна.

– Вы не попрощаетесь с Петром?

«Еще пару минут, почему так скоро ты спешишь в дорогу? Неужели война так и будет разлучать людей, коверкать судьбы? Словно огромный уродливый корабль, она проплывает вдоль реки, отбрасывая тех, кто был еще недавно рядом, по разным берегам. И неизвестно, как долго еще будут набегать волны, отталкивая тех, кто спешно плывет друг к другу…» – проносились мысли в голове Анны.

– Я уже попрощался. Мне действительно пора.

Ну вот и все. Ушел он, ушло и волшебство этого вечера. Уже не хочется оглядываться по сторонам, потому что его здесь нет. Как же она жила вчера? Неинтересно, обыденно и размеренно. И как чудесно все было сегодня: встреча, умопомрачительный танец и его слова: «Смиренно дожидаться совершеннолетия». От этого воспоминания у Анны закружилась голова. Убедившись, что ее никто не видит, она повторила несколько па из вальса.. Легкий ветерок обдувал ее разгоряченное лицо. Прижав руку, которую он целовал, к щеке, Анна почувствовала запах одеколона Алексея.

Яркий свет фонаря привлек внимание ночной белокрылой бабочки. Взметнув широкими крыльями, она устремилась на желтый манящий свет. Быстрее, быстрее. Еще пару мгновений, и можно прижаться к этому яркому солнцу, такому горячему, что с треском лопаются тонкие крылья…

Анна смотрела, как глупая бабочка упала на землю.

Настроение испортилось. Завязав косынку, девушка твердым шагом вернулась в больницу, где ждали пациенты, суетливый профессор, Петр, повседневные обязанности. И повседневная жизнь.

Глава 3

– Луцк, Ваше высокоблагородие, – отрапортовал проводник, открыв дверь купе Алексея. – Скоро граница.

– Спасибо, – лениво ответил капитан, который лежал на кровати, закинув руки за голову.

Мирно стуча колесами, поезд уносил его на юг. Алексей любил поезда. Любил слушать, как свистит гудок, как громыхают составы на вокзалах, как выпускаются огромные клубы пара из труб. Если бы он не стал военным, то наверняка пошел бы в машинисты. Капитан прикрыл глаза и попытался уснуть.

– Каждый мужчина должен жить во имя Родины, служить ей, защищать. И служить хозяину земли русской – царю. У тебя есть две матери: та, которая родила, и Россия. И есть два отца: тот, кто воспитал, и царь. Царь может быть ленив, может любить выпить, может быть в чем-то не прав, но он избранник Господа нашего, и потому верен ему должен быть каждый, как верен Богу.

Каждое утро за завтраком мама Алексея, Татьяна Дмитриевна, напоминала ему об этом, помешивая крохотной ложечкой сахар в белоснежной кружке. Всегда красивая, немного грустная, она с жалостью поглядывала на маленького Лешу, который с удовольствием откусывал от огромной булки. Мальчик, широко раскрыв глаза, с набитым ртом слушал ее рассказы о великих полководцах, генералах, которые сражались в, казалось бы, неравных боях и побеждали, прославляя своего царя и свою Родину.

Такие же слова повторяла ему и старенькая няня перед сном. Ее мирный шепот часто прерывал скандал в соседней комнате. Прикрывая уши мальчика морщинистыми руками, она тихонько читала молитву и крестила заплаканного Лешу. Когда крики матери и громкий голос отца стихали, няня продолжала свои рассказы о долге перед Отчизной и императором.

– Лишь помазанник Божий может править православной страной, помни об этом и беспрекословно подчиняйся отцу своему истинному – царю, – няня целовала засыпающего мальчика в лоб и горестно вздыхала.

К тому, что родители постоянно ругаются, мальчик давно привык. Скандалы вспыхивали каждый вечер. Высокий седовласый отец, служивший адвокатом, переступал порог квартиры, съедал свой ужин и кидался с кулаками на мать.

В четыре года Алексей начал понимать, что причиной ссор является он сам. Отец никогда не бил мальчика, не повышал голос, но и… не радовался ребенку. Стоило только Леше выйти из комнаты, как Константин Константинович молча поднимался и уходил в свой кабинет.

Умерла няня, и уже некому было читать над мальчиком молитву во время скандалов и прикрывать ему уши.

– Не могу, не могу смотреть, как он ходит здесь, – кричал пьяный отец в соседней комнате, – отправь его к родне подальше.

– Но ты же обещал, – сквозь слезы кричала в ответ мать, – что примешь его!

– Имя дал, но нет сил видеть его каждый день. Мало того, что я служу ему, так еще и воспитываю его ребенка! – и вновь крик, глухие удары и рыдания матери.

Алеша не понимал смысла слов отца, но старался не показываться ему лишний раз на глаза. Маленький мальчик стал потихоньку ненавидеть того, кто возвращался лишь поздно вечером и бил его добрую маму.

Обычно утром к Алексею приходил учитель немецкого господин Швитке, после обеда – преподаватель французского и русского языков. Мальчик повторял выученные слова и глаголы, с опаской поглядывая на часы, стрелки которых стремительно приближались к восьми вечера. Скоро ввалится в квартиру отец и надо будет прятаться, сжимать в бессилии маленькие кулаки и молча заливаться слезами.

Иногда он любил разглядывать фотоальбомы матери. До замужества она была примой-балериной Мариинского театра, ослепляла своей красотой и грацией светскую публику. Няня часто говорила, что ей рукоплескали сам император Александр III и его высокомерная жена. Любуясь молодой, красивой и явно счастливой матерью, Алексей не мог понять, что могло ее привлечь в грубом адвокате, который был намного старше ее.

И вот однажды случилось неожиданное. Было какое-то торжество в Зимнем дворце, Алексей так и не понял, в честь чего давали прием. Чета Гориных была в числе приглашенных, с раннего утра мама была чересчур возбуждена, подбегала к зеркалу, сжимала в волнении щеки и никак не могла решить, какое лучше надеть платье: ярко-голубое с глубоким декольте, только вчера доставленное от модистки, или же светло-серое с кружевной оторочкой, которое так молодит ее. Отец тоже вел себя необычно. В этот день он не отправился на службу, а за обедом преподнес мальчику огромный корабль с деревянной мачтой и белыми парусами. Горничная Даша, сдувая со лба челку, начищала бриллиантовые запонки старшего Горина и любовалась жемчужным ожерельем госпожи. Родители даже пару раз улыбнулись друг другу, столкнувшись в комнате. Суета продлилась до вечера. Потом хлопнула входная дверь, разряженные мать с отцом уселись в поджидающий их экипаж и отбыли в Зимний дворец.

Обалдевший от такого необычного дня, Алексей повалился на кровать и крепко заснул.

Среди ночи его разбудили мерные удары за стеной. Как будто кто-то чем-то тяжелым толкал стену.

Протирая заспанные глаза, Алексей вышел в столовую и увидел, как отец бьет ногами скорчившуюся на полу маму. Необычным было то, что мама молча сносила удары, из ее глаз даже не текли слезы.

– Тварь, как ты смотрела на него! Я чуть со стыда не провалился. Кошка похотливая, как улыбалась… Думаешь, никто ничего не понял? Да в меня весь вечер все пальцами тыкали. Я тебя придушу и пацана твоего! У нас же все только начало налаживаться. Не могу, Татьяна, я больше! – продолжая наносить удары, кричал отец.

Алексей поднял с пола трость и, чувствуя, как в нем закипает гнев, двинулся в сторону родителей.

– Если ты еще раз тронешь мою мать, то я убью тебя! – крикнул он, чувствуя, как позорно сползают пижамные штанишки, на которых была слишком слабая резинка. Подтянув их, он широко расставил ноги.

– Ты? – глаза отца налились кровью. – Да как ты смеешь?

– Не тронь! – в отчаянии закричала мать. Тяжело поднявшись на ноги, она ринулась в сторону сына и загородила его. Платье ее было изодрано, из губы сочилась кровь. Было заметно, что ей стоит неимоверных усилий стоять на ногах. – Меня убей, изрежь, изуродуй. Алексея не тронь. Хоть волос с его головы упадет, и я все расскажу Ему.

Кому именно и что скажет, Татьяна Дмитриевна не уточнила, но ее слова подействовали на мужа магически.

Скривившись от гнева, он остановился перед Алексеем, нависнув над дрожащим мальчиком. Кулаки его разжимались и сжимались. Неожиданно он отступил и повалился на стул. Потом с трудом поднялся и, шатаясь, молча ушел к себе в спальню.

Мама Алексея обернулась к мальчику и, упав на колени, обняла его.

Леша выронил из рук трость и потерял сознание. Ему тогда исполнилось шесть лет.

Этой ночью Горин Константин Константинович умер от сердечного приступа.

Алексей был ошарашен тем, что мама искренне оплакивала кончину супруга.

– Почему ты плачешь, – спросил он у облаченной во все черное матери, – ведь он бил тебя?

– Ах, как ты мал еще, Леша. Не понимаешь… Заслужила я те тумаки, ой как заслужила. Твой отец меня от позора спас, тебя воспитывал, как мог. Если бы не Константин, где бы мы были сейчас?

Все плохое быстро забывается. Забылся и отец. Алексей начал спокойно спать, мама переделала все в квартире на новый лад. Купила фортепьяно, у распахнутых окон повесила клетки с канарейками. Посередине столовой разместили огромную игрушечную железную дорогу, и теперь бывшая балерина по вечерам играла с сыном, заправски гудя в свисток.

Именно тогда и начала ее навещать подруга по балетному училищу Анастасия Зуева с сыном Феликсом. Они жили в Воронежской губернии и приезжали к ним в гости. Мальчики моментально подружились, носились по огромной квартире, лазили по чердакам и шептались по ночам под одеялом.

Пока их матери бегали по модисткам и магазинам, Алексей и Феликс съедали огромное количество пирожных в кондитерских и радовались свободе.

Когда у Феликса родился брат Петр, мальчики сажали малыша в коляску и, маневрируя меж расставленных стульев, устраивали гонки под истошный визг горничной.

Шли годы. Алексею исполнилось одиннадцать. Многое изменилось в их с матерью жизни. Из испуганного тихого мальчика Алексей превратился в уверенного симпатичного подростка. Они с мамой много гуляли, ходили смотреть балет и в театр, пили чай у распахнутых окон летом и катались на санках с горы зимой. Неизменной осталась дружба Леши и Феликса.

Тем летом Анастасия Григорьевна с сыновьями, как обычно, навестила столичную подругу.

Алексей схватил вошедшего в квартиру Феликса за руку и, загадочно улыбаясь, увлек за собой в комнату. Там он распахнул окно и, поманив друга, вылез наружу.

Феликс последовал за ним. К стене была приставлена узкая пожарная лестница. Быстро перебирая руками, мальчики взобрались на крышу. Отдышавшись, Алексей подал руку Феликсу. Они молча стояли и смотрели, как потревоженные их появлением голуби кружат над крышами домов.

Внизу громыхали трамваи, ругались дворники, где-то плакал ребенок, у кого-то играл граммофон. В лучах заходящего солнца сверкал купол собора Архангела Михаила, из огромных труб металлургического завода валил тяжелый черный дым.

– Вот это да! – восхищенно присвистнул Феликс.

Алексей обернулся и улыбнулся другу.

В это время, громко напевая, по улице маршировали юнкера Елизаветинского военного училища. Их голоса разносились над городом. Молоденькие курсистки останавливались, чтобы проводить восхищенным взглядом парней. Из окон начали выглядывать жители домов: кто-то подпевал, другие просто махали руками.

– Есть ли профессия достойнее, чем Родину защищать? – спросил Алексей у Феликса. Ветер трепал ему волосы, длинная челка упала на лицо. Он нетерпеливым движением убрал волосы назад. – Не спорю, важно быть доктором или учителем, но, Феликс, жить и знать, что в твоих жилах течет кровь русского человека, христианина и встать на защиту Родины – не это ли смысл жизни?

Феликс восхищенно смотрел на друга:

– Куда ты, Лешка, туда и я.

Когда они вернулись в квартиру, то застали обиженного Петра и решили развлечь его игрой в прятки.

Смеясь, Алексей и Феликс забежали в кухню и спрятались в чулане.

Здесь хранились старые санки, швабры с ведрами, старая ненужная одежда в мешках.

Прикрыв дверь, мальчики затаились в надежде, что Петя их найдет нескоро и они успеют вволю наболтаться. В щель в двери было видно, как в кухню вошли кухарка Люба и торговка молоком – полная молодая женщина. Поставив бутыли на стол и выложив пакеты с творогом, она смотрела, как Люба отсчитывает оплату.

– Хозяйка-то твоя – любо посмотреть: помолодела, повеселела. Девица прям, – заметила торговка, пряча оплату в лиф.

– И не говори, – перекрестилась Люба, – как вдовой стала, так расцвела. До замужества, говорят, так вообще глаз не оторвать было: так хороша была.

И, оглянувшись по сторонам, зашептала, сделав огромные глаза:

– Говорят, сам император Николай, тогда еще цесаревич безусый был, хаживал к ней. Пацаненок-то, болтают, от него.

Алексей замер. Он посмотрел на Феликса, тяжело задышал и решительно распахнул дверь:

– Врешь, дура! Неправда это! Умер мой папка. Врешь, врешь!

Выкрикивая это, он кинулся на попятившуюся кухарку с кулаками:

– Не отец он мне! Дура!

На крики сбежались перепуганные Анастасия Григорьевна и мать Алексея.

Продолжая наступать на прислугу, Алексей пошатнулся и начал оседать на пол.

Вызванный срочно врач обнаружил у мальчика горячку и, прописав микстуры, развел руками:

– Молодой, скоро поправится. Если будут осложнения, то срочно посылайте за мной.

В бреду Алексей постоянно метался, пытался с кем-то драться, заливался слезами. На третьи сутки посреди ночи ему неожиданно полегчало.

Он свесил ноги с кровати и увидел Феликса, спящего на полу на расстеленном одеяле. Феликс моментально проснулся и сел.

– Поклянись, что никому не скажешь, – тихо прошептал Алексей.

– Клянусь! – заверил его друг и, забравшись на кровать, обнял Алексея.

– Ты мне брат теперь, Феликс, – сквозь слезы прошептал мальчик.

– И ты мне…

Когда утром на ослабленных ногах Алексей вышел на кухню, там, ловко подкидывая блины на сковородке и напевая что-то себе под нос, хозяйничала новая кухарка.

Алексей открыл глаза и уставился на мирно качающуюся лампу в купе. За окном стояла ночь. Мчащийся поезд пересек границу Румынии и спешил в сторону Белграда, где так давно и нетерпеливо ждали поддержки и помощи русских братьев.

Капитан взглянул на циферблат наручных часов. Два ночи. Завтра к полудню они должны быть на месте. Послышался гудок машиниста, оповещавший о приближении к населенному пункту.

Сон прошел окончательно, Алексей встал с койки и посмотрел в окно. Темнота. Стекло отражало лишь его уставшее лицо и взлохмаченные волосы.

Тогда, одиннадцатилетним мальчишкой, он часто разглядывал себя в зеркале, пытаясь увидеть сходство с императором. Нет, ничего общего. Конечно же, мальчишка ни разу не встречал Николая II, но он упорно собирал вырезки из газет и журналов и часами разглядывал монеты с изображением царя.

Алексей никогда не распрашивал мать, правда ли то, что сказала тогда кухарка. Он считал неприличным задавать вопросы такого типа и страшно мучился неведением.

Отношения с мамой стали натянутыми, отчужденными. Оба молчали, боясь заговорить друг с другом. Встречась за завтраком, Алексей прятал глаза, а Татьяна Дмитриевна вздыхала и уходила к себе.

Приближалось Рождество.

Однажды утром, проснувшись, Алексей обнаружил у своей кровати мать. Улыбаясь, она протянула ему огромную коробку. Мальчик суетливо разорвал ленты и охнул, увидав большой блестящий паровоз.

Он тут же вскочил с кровати и побежал в гостиную к железной дороге.

Татьяна Дмитриевна, как была – в пеньюаре, – последовала за ним.

Они уселись на теплый ковер и любовались новой игрушкой.

Мать приобняла сына и положила его голову себе на грудь:

– Я знаю, что ты мучаешься, это мучает и меня, поверь. Ты молчишь и ничего не спрашиваешь. И я не знаю, как заговорить с тобой о том случае.

Алексей замер. Татьяна Дмитриевна вздохнула и еще крепче прижала к себе сына:

– Я хочу попросить у тебя прощения. Прощения за то, что так сильно любила твоего отца, что наплевала на все приличия и нравственность. Я была молода, очарована им и забыла обо всем на свете. О его положении, о своей добропорядочности. Господи, как тяжело говорить. Он никогда не мог притворяться. Он был нежен ко мне и добр, но не любил меня. Уже тогда он с ума сходил по своей нынешней супруге. Я это знала и позволила ему любить себя, так как безумно этого хотела. Он не знал о том, что у нашей любви было продолжение. Он не знал о тебе. Я сама порвала нашу связь и упала в ноги Константину, который тогда сватался ко мне. Костя не знал, чей ты сын, но догадывался. Не сердись на покойного, он воспитывал тебя, как мог. Порой суровостью, порой безразличием. Его можно понять, ему было горько от сознания того, что я не полюблю его так, как любила твоего отца. Я очень хотела тебя, но также хотела, чтобы у тебя было имя, чтобы никто не смел тыкать пальцем и обижать тебя… Поэтому я согласилась на брак с Костей.

Татьяна Дмитриевна приподняла лицо Алексея за подбородок и поцеловала заплаканные глаза сына:

– Это наша с тобой тайна, только наша. Понимаешь? Правда может навредить ему и, самое главное, тебе. Служи России, служи царю. Помни о чести, долге и достоинстве. Не важно, кто ты по имени, важно, кто ты внутри…

Бесплатно
140 ₽
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
21 июля 2021
Объем:
430 стр. 1 иллюстрация
ISBN:
9785005503510
Правообладатель:
Издательские решения
Формат скачивания:

С этой книгой читают