Древний Египет. Подъем и упадок

«Я – Озимандия, я – мощный царь царей!

Взгляните на мои великие деянья,

Владыки всех времен, всех стран и всех морей!»

Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…

Пустыня мертвая… И небеса над ней…

Перси Биши Шелли, «Озимандия»

(Перевод К. Бальмонта)

Toby Wilkinson

THE RISE AND FALL OF ANCIENT EGYPT

Перевод с английского В. Гончарова, А. Немировой

© Toby Wilkinson, 2010 © Перевод. В. Гончаров, 2016 © Издание на русском языке AST Publishers, 2019

Предисловие редактора

Тоби Уилкинсон (род. в 1969 году) – английский египтолог, которого считают одним из лучших современных специалистов в этой области. Интерес к прошлому Древнего Египта зародился у Уилкинсона в возрасте пяти лет, о чем он сам вспоминает в этой книге. В 1993 году, завершив курс обучения в Кембриджском университете с почетной наградой, Уилкинсон приступил к преподавательской деятельности. Он также участвовал в раскопках древнеегипетских городов Буто и Мемфис. В настоящее время Уилкинсон является почетным членом факультета археологии университета в городе Дарем, входит в редколлегию «Журнала египетской истории». Он многое делает для популяризации науки: выступает по радио и на телевидении, ездит с лекциями по всему миру. С 1999 по 2010 год Уилкинсон опубликовал 6 книг, из них та, которую мы здесь представляем, в 2011 году была награждена премией как лучшая научно-популярная работа по истории.

Сомневаться в справедливости этой награды не приходится: книга хорошо написана, богата информацией, но все-таки не свободна от недостатков, которые часто свойственны авторам, увлеченным собственной концепцией. Стараясь подтвердить наличие в Египте социальных конфликтов, Уилкинсон слишком осовременивает их, что подчеркивается отказом от египетских терминов той эпохи, даже тех, которые нам фонетически приемлемы, и постоянным применением терминов Новейшего времени (например, заимствованный у арабов «визирь» вместо египетского «чати», «генерал», «пропаганда», «фермер», «элита» и т. п.). Кроме того, необходимость как можно более сжато изложить множество событий то и дело приводит к невнятности текста, что дезориентирует читателя в хронологии и искажает общую картину. Временами автор допускает и чисто фактические ошибки (например, в местоположении или названиях объектов). Эти недостатки легко устранимы с помощью примечаний, что и было нами сделано.

Мы также сочли уместным отмечать те случаи, когда в науке существует мнение, отличное от изложенного автором. В частности, вызывает сомнения уверенность автора в том, что древние египтяне не признавали божественной природы царской власти, поскольку ее не признают наши современники. Однако мы опираемся на исторический опыт Нового времени – а у египетского народа имелся лишь опыт архаических эпох, когда вождь был фигурой сакральной. Ни мятежи вельмож, ни возмущение простых граждан Египта произволом чиновников не исключали веры в божественность государя, по крайней мере, у части населения. Если уж прибегать к аналогиям из современности, вспомним, что у русского народа вера в доброго «батюшку-царя», несмотря на все эксцессы монархии, сохранялась вплоть до 1905 года.

Помимо поправок, внесенных в текст книги и в предисловие, мы хотели бы подробнее рассмотреть один момент, выходящий за рамки египетской истории как таковой: это вопрос библейского сюжета о Моисее и исходе из Египта. Этим преданиям посвящена в Библии книга «Исход». Среди исследователей Библии нет согласия о степени историчности, возможной дате и обстоятельствах изложенных в ней событий. В части IV своей книги Уилкинсон касается этой темы, рассказывая о царствовании Рамзеса II – но при этом допускает ряд неточностей. Поскольку изложение любого вопроса, связанного с Библией, требует особой аккуратности, а дополнительных фактов довольно много, мы приведем их здесь, чтобы не загромождать большими примечаниями основной текст.

В кн. «Исход» (1:11) упоминается, что евреи «построили фараону Пифом и Раамсес, места для запасов». Такие города действительно существовали. На сравнительно небольшой территории в дельте Нила располагается много археологических объектов, среди них раскопки Кантира (определенные как Пер-Рамзес), южнее Кантира – остатки построек на холмах Телль-эль-Масхута и (в 12 км к западу) Телль-эль-Ретаба. Телль-эль-Масхута был отождествлен раскопавшим его в 1883 году Невиллом с Пифомом, поскольку были найдены развалины городской стены, гранитные статуи Рамзеса II, склады и две надписи Pr-Itm (Пер-Атон, «храм Атона»). Но точное местонахождение Пифома не установлено, несмотря на обилие упоминаний о нем в греческих, римских и библейских источниках. Недавние находки показали, что такой же храм имелся и в Телль-эль-Ретабе. По-видимому, храм Атона, вместе с окружавшим его селением, перенесли на новое место, а с ним и название «Пифом» (подобные переносы не редкость в истории Египта). Раскопки Телль-эль-Масхута в 1978–1985 годах показали, что там еще в XVII–XVI веках до н. э. существовало поселение гиксосов, а затем жизнь возобновилась лишь в VII веке до н. э.

Что касается библейского Раамсеса (Пер-Рамзес), то этот город, созданный на берегу Пелузийского рукава Нила, процветал еще сто с лишним лет после смерти фараона-основателя. Около 1060 года до н. э. заиливание реки оставило город без воды, а Нил образовал новый, Танитийский рукав западнее. Туда и перенесли столицу при XXI династии. В связи с этим в новый город, удаленный на 30 км (ныне Танис), перевезли большое количество монументов из Пер-Рамзеса: храмы разбирали по частям, обелиски, стелы, статуи перемещали целиком. Менее важные здания использовали как источник строительного камня. Однако Пер-Рамзес не был забыт, а при XXII династии (X век до н. э.) вновь был заселен. Установленные учеными хронологические рамки и материальные факты заставляют усомниться в том, что историю Исхода можно соотнести с эпохой Рамзеса II; да и сокращенная форма «Раамсес» известна в текстах лишь с X века до н. э.

Почему место, где происходила эта история, именуется «местом запасов»? Так, приблизительно, было передано неясное выражение при переводе с древнего оригинала; считается, что речь идет о войсковых складах на границе Египта или рядом с ней. Однако назвать так Пифом можно было лишь в VI веке до н. э., а уж к столице царей времен Рамзеса II, когда ближайшая граница проходила гораздо севернее, в Сирии, это определение и вовсе не подходит. Только после того, как первоначальная функция и название Пер-Рамзеса были забыты, его руины могли принять за остатки крепости на египетской границе. Следовательно, рассказ о Моисее составлялся гораздо позже той эпохи, к которой он отнесен, и вряд ли основан на строго историчных документах.

В заключение необходимо упомянуть об интересном стилистическом приеме, которым воспользовался автор – очевидно, чтобы дополнительно подчеркнуть аналогии с другими временами и странами, и в первую очередь с Британской империей. Он вводит в качестве заголовков разделов своей книги словосочетания, характерные для европейской культуры и истории – например, «Золотой век», «Естественный отбор», «Правитель эпохи Возрождения», «Семейные ценности», либо военного дела и политики: «Победа любой ценой», «На линии фронта», «Военное положение», «Годен в строй», «Ответный удар», «Одна страна, две системы», «Церковь и государство», а также христианской религии: «Единый истинный бог», «Божественное право», «Рай земной», «Святая святых»… Мы находим здесь и поговорки: «Все дороги ведут в Рим», «После нас – хоть потоп», и названия литературных произведений, иногда перефразированные («Война и мир», «Преступление без наказания», «Опасные связи»). Заголовок «Назад в будущее» отсылает нас к фантастическому фильму Стивена Спилберга (1985 год), «Конец невинности» – название песни известной группы «Найтвиш».

Но больше всего, что неудивительно, аллюзий на классических английских авторов – начиная от детской считалки (и романа Роберта Пенна Уоррена) «Вся королевская рать». «Повесть о двух городах» – Чарльз Диккенс (1859), «Гордость и предубеждение» – Джейн Остин (1813), «Долгое прощание» – Рэймонд Чендлер^[1](1954) и знаменитый фильм по этому роману (1973), «Дивный новый мир» – роман Олдоса Хаксли (1932), в заглавие которого вынесена строка из трагикомедии Шекспира «Буря». Сам Шекспир тоже не забыт: «Распалась связь времен» – цитата из «Гамлета». И Джону Мильтону место нашлось: «Воссияй, имя его над миром» (Blaze his name abroad) – это из его псалма CXXXVI. Наконец, в книге звучит даже строка из патриотического гимна «Правь, Британия!»: «На страх и зависть всем врагам» (The dread envy of them all).

От автора

Об именах собственных

Имена древних египтян и названия мест далее воспроизводятся максимально близко к их первоначальному, исконному звучанию (если оно известно), за исключением тех случаев, когда позднейшие, искаженные греками варианты укоренились в научной литературе: отсюда Мемфис вместо Мен-нефер (или еще более раннего Инбу-хедж); Фивы (и фиванцы), а не Уасет (и не «уасетцы»); Саис вместо Са и Гераклеополис вместо Нен-несут. Для удобства чтения современные варианты приводятся в скобках после первого упоминания древнего топонима, а для классических названий дается древний эквивалент.

По той же причине имена персидских и греческих правителей Египта в VI–I веках до н. э. приводятся в традиционной форме: например, Дарий вместо Дариявуш, Птолемей, а не Птолемайос, Марк Антоний вместо Маркус Антониус и т. п.

Царей египетских на протяжении почти всей истории страны именовали по их тронным именам; но эти типовые, часто очень длинные прозвания труднопроизносимы и никому не известны, кроме специалистов-египтологов^[2]. Поэтому в наше время царей обычно называют по личным именам, а поскольку они многократно повторяются, принято добавлять к ним номера римскими цифрами (Тутмос I–IV, Птолемей I–XV).

О датах

Во всех приводимых в тексте датах подразумеваются годы до нашей эры, за исключением пролога, эпилога и особо оговоренных случаев. Для дат, более ранних, чем 664 год до н. э., возможны погрешности: на 10–20 лет для Нового царства, от 50 до 100 – для Раннего династического периода; мы пользуемся датировками, которые считаются общепринятыми среди специалистов. Начиная с 664 года до н. э., благодаря наличию источников вне Египта, хронология становится точной.^[3]

Хронологическая таблица

Все годы – до нашей эры. Пределы погрешности – около столетия до 3000 года до н. э. и около двух десятилетий до 1300 года до н. э.; начиная с 664 года до н. э. датировки точные.

Система подразделения на династии, придуманная в III веке до н. э., далека от совершенства – например, VII династию в наше время считают полностью вымышленной, а о нескольких династиях мы теперь знаем, что они правили одновременно в разных областях Египта. Однако эта система остается самым удобным способом периодизации истории Древнего Египта. Выделение более крупных эпох было предложено современными учеными и тоже является общепринятым.

Пролог

За два часа до заката 26 ноября 1922 года английский египтолог Говард Картер и трое его спутников вошли в коридор, вырубленный в каменистом грунте Долины Царей. Троих мужчин средних лет сопровождала молоденькая женщина, так что компания выглядела странно. Картер – опрятный, несколько чопорный человек лет под пятьдесят, с тщательно подстриженными усами и гладко зачесанными волосами. В археологических кругах у него была репутация личности упрямой и вспыльчивой, но его также и уважали, пусть и невольно, за серьезный, строго научный подход к раскопкам.

Он посвятил свою жизнь египтологии – но, не имея собственных средств, всегда зависел от спонсоров. Ему повезло найти как раз такого человека, который был готов финансировать раскопки на западном берегу Нила, в Луксоре. И сейчас его патрон стоял рядом с ним, переживая волнующий момент.

Джордж Херберт, пятый граф Карнарвон, был полной противоположностью Картеру. Общительный и легкомысленный, несмотря на возраст (56 лет), в молодости Карнарвон вел жизнь аристократа-дилетанта, увлекался автомобильными гонками. Но в 1901 году его здоровье было подорвано вследствие травмы, полученной при аварии; с тех пор он страдал от ревматических болей и, чтобы уберечься от холодных и сырых английских зим, стал проводить по нескольку месяцев ежегодно в жарком, сухом климате Египта. С этого начался его любительский интерес к археологии. А в 1907 году он встретился с Картером и тем самым обеспечил себе место в истории.

В тот «величайший из дней», как впоследствии выражался Картер, к ним присоединились дочь Карнарвона, леди Эвелин Херберт, и старый друг Картера – Артур Каллендер, отставной железнодорожник, который прибыл на раскопки всего за три недели до того. В археологии Каллендер был новичком, но его технические знания (в том числе и по архитектуре) очень пригодились для команды. К тому же педантичность и надежность Артура нравились Картеру, а тот привык к постоянным сменам настроения Говарда.

Всего через три дня после начала сезона (которому предстояло стать последним – даже ресурсы Карнарвона не были бездонными) рабочие раскопали лестницу, ведущую вглубь земли. Когда ее полностью расчистили, обнаружилась сплошная стена, покрытая штукатуркой с оттисками печатей. Еще не прочитав надписей, Картер знал, что это означает: перед ними нетронутая гробница того периода древнеегипетской истории, который известен как Новое царство, – эры великих фараонов и прекрасных цариц. Неужели там, за стеной, их ждет чудо, к которому Картер стремился семь долгих лет, – последняя ненайденная до тех пор гробница в Долине Царей?

Желая, как всегда, соблюсти корректность, Картер велел рабочим снова засыпать лестницу на время, пока не приедет из Англии спонсор экспедиции, лорд Карнарвон. Стоя, вероятно, на пороге важного открытия, было бы неэтично переступить этот порог в отсутствие патрона, к тому же и археолога. Поэтому 6 ноября Картер отправил Карнарвону телеграмму: «Наконец сделал чудесное открытие в Долине; великолепная гробница, печати целы; засыпал до вашего прибытия; поздравляю».

Дорога, пароходом и поездом, заняла 17 дней; наконец граф и леди Эвелин прибыли в Луксор, где их встретил нетерпеливый и возбужденный Картер. Уже на следующее утро началась окончательная расчистка лестницы. Потом, 26 ноября, взломали защитную перегородку, и открылся коридор, забитый щебнем. Судя по наличию прорытого в нем хода, было ясно, что здесь уже кто-то побывал: по-видимому, грабители проникли сюда еще в древности. Но оттиски печатей на наружной стороне перегородки свидетельствовали, что гробницу заново запечатывали во времена Нового царства. Можно ли было по этому факту судить о состоянии самого погребения? Всегда оставалась вероятность, что в конечном счете будет обнаружена чья-то частная гробница либо склеп, куда со всей Долины Царей снесли для лучшей сохранности погребальный инвентарь из более ранних, давно ограбленных гробниц…

Еще один день напряженного труда, среди зноя и пыли Долины, и коридор был очищен. Ожидание, казавшееся бесконечным, завершилось, путь открыт! Но вскоре Картер, Карнарвон, Каллендер и леди Эвелин натолкнулись на вторую стенку, также покрытую крупными оттисками печатей овальной формы. В верхнем левом углу более темный тон штукатурки указывал на то место, где древние грабители пробили свой лаз. Что же ожидает новых посетителей, появившихся здесь более чем 3500 лет спустя?

Не колеблясь ни минуты, Картер взял кирку и пробил отверстие в стене – маленькое, чтобы только посмотреть. Из осторожности он сперва поднес к отверстию зажженную свечу: а вдруг там, внутри, скопились удушающие газы? Затем, просунув туда свечу, прильнул лицом к стенке, он заглянул в темноту. Под напором горячего воздуха, хлынувшего изнутри, свеча замигала – и Картеру пришлось ждать еще несколько минут, пока его глаза привыкали к темноте. И лишь тогда он начал различать что-то в замкнутом помещении. Картер замер, потрясенный. Прервав невыносимо затянувшееся молчание, Карнарвон спросил: «Вы что-нибудь видите?» – «Да, да, – ответил Картер, – здесь чудеса!» На следующий день Картер, в самом приподнятом настроении, написал своему другу и коллеге-египтологу Алану Гардинеру: «Я думаю, что это величайшая из всех моих находок».

Картер и Карнарвон обнаружили нетронутую царскую гробницу золотого века Древнего Египта. Она была набита, по словам Картера, «достаточно, чтобы заполнить до отказа всю египетскую секцию Б [ританского] м [узея]». Только в первой камере (из четырех, где побывали Картер и его спутники) хранились невообразимо роскошные сокровища: три огромных позолоченных парадных кровати, каждая в виде сказочного существа; золотые ларцы с изображениями богов и богинь; расписные шкатулки и инкрустированные коробочки для драгоценностей; золоченые колесницы и прекрасные луки с колчанами стрел; великолепный золотой трон, инкрустированный серебром и драгоценными камнями; вазы из прекрасного прозрачного алебастра; и, наконец, стоящие на страже у правой стены две ростовые статуи умершего царя, с темной кожей и в золотом облачении. Царское имя, написанное на многих предметах, не оставляло сомнений насчет владельца гробницы: иероглифы читались четко – Тут-анх-Амон.

По любопытному совпадению, это событие произошло ровно через сто лет после того, как была дешифрована древнеегипетская письменность. Это был настоящий прорыв, с которого началось изучение цивилизации фараонов, оставившей после себя многочисленные надписи. В 1822 году французский ученый Жан-Франсуа Шампольон (1790–1832) опубликовал свое знаменитое «Письмо к г-ну Дасье» (Lettre a M. Dacier), в котором дал верную характеристику иероглифической системы письма и определил произношение многих важных знаков. Поворотный момент в истории египтологии настал после долгого периода исследований. Еще будучи мальчиком, Шампольон заинтересовался древнеегипетским письмом, когда услышал о Розеттском камне^[4]. Царское воззвание, записанное на камне тремя шрифтами (греческим, демотическим и иероглифами)^[5], было обнаружено французскими войсками во время египетской экспедиции Наполеона, когда Шампольону было 8 лет, и стало одним из главных ключей для дешифровки. Рано проявившиеся способности Шампольона к языкам позволили ему овладеть древнегреческим и, что еще важнее, коптским – который, являясь прямым потомком древнеегипетского, уцелел в качестве литургического языка египетской православной церкви. Вооруженный этими знаниями и прорисовкой Розеттского камня Шампольон сумел правильно перевести иероглифическую часть текста и тем самым положил начало процессу раскрытия тайн истории Древнего Египта. Составленные им грамматика и словарь древнеегипетского языка, опубликованные посмертно (в 1841 году), впервые позволили ученым прочесть речи фараонов после двух с лишним тысяч лет перерыва.

В то время когда Шампольон работал над тайнами языка египтян, англичанин Джон Гарднер Вилкинсон^[6]внес не менее важный вклад в изучение их цивилизации. Родившийся за год до экспедиции Наполеона, Вилкинсон отправился в Египет в возрасте двадцати четырех лет и пробыл там еще двенадцать, посещая все известные руины, копируя бесчисленные рисунки и надписи в гробницах; его исследования монументов, созданных фараонами, отличались от всех предшествующих строго научным подходом. (В течение одного года, с 1828-го по 1829-й, и Вилкинсон, и Шампольон находились в Египте одновременно, путешествуя и делая записи, но встречались ли они – не установлено.) Возвратившись в Англию в 1833 году, Вилкинсон обработал собранные материалы и спустя четыре года опубликовал «Быт и обычаи древних египтян» (Manners and Customs of the Ancient Egyptians) в трех томах и «Современный Египет и Фивы» – в двух (1843). Эти произведения были и остаются до наших дней самым обширным сводом данных о древнеегипетской цивилизации.

Вилкинсон стал самым знаменитым и почитаемым египтологом своего века; его, наряду с Шампольоном, считают одним из основателей этой науки. А за год до смерти Вилкинсона родился Говард Картер, человек, которому было суждено поднять египтологию – а также и увлечение общества Древним Египтом – на новую высоту.

В отличие от обоих великих предшественников, Картер «попал» в египтологию почти случайно. Свою первую должность в Британской организации археологических исследований он получил в возрасте 17 лет не из-за глубокого интереса к Древнему Египту, а благодаря умению рисовать и писать акварелью. Но благодаря этому у Картера появилась возможность поучиться на практике у лучших археологов своего времени – в том числе у Флиндерса Питри, «отца египетской археологии», под руководством которого он участвовал в раскопках Амарны, столицы фараона-еретика Эхнатона, где, вероятно, родился Тутанхамон. Копируя изображения на стенах гробниц и храмов для различных экспедиций, Картер изучил древнеегипетское искусство. Личное знакомство со многими археологическими площадками он, несомненно, дополнял чтением трудов Вилкинсона. Наконец, в 1899 году Картера назначили генеральным инспектором Службы древностей Египта по отделу Верхнего Египта, а через 4 года – и Нижнего.

К сожалению, из-за вспыльчивости и упрямства Картера этой многообещающей карьере скоро настал конец: он не пожелал извиниться после одного инцидента с французскими туристами, и его тут же уволили (начальником Египетской службы древностей был тогда француз). Картеру пришлось вернуться к прежним занятиям, и следующие четыре года он зарабатывал себе на жизнь как странствующий акварелист, пока встреча с лордом Карнарвоном в 1907 году не позволила ему возобновить раскопки в Фивах^[7].

После пятнадцати долгих, знойных и не слишком плодотворных лет Картер и его спонсор наконец-то сделали величайшее открытие в истории египтологии.

В тот ноябрьский день 1922 года, после заката, потрясенная компания отправилась ночевать в доме Картера, но спалось им всем плохо. Невозможно было сразу свыкнуться с тем, что случилось. Они совершили величайшее в мире открытие. Отныне всё пойдет по-другому. Но Картера все-таки донимала тревога: они обнаружили гробницу Тутанхамона, они видели цветы, оставленные там после похорон, но остался ли сам царь, непотревоженный в своем погребальном покое?

С рассветом закипела лихорадочная деятельность – Картер осознал, насколько трудная задача ему предстоит. Нужно собрать – и быстро! – группу специалистов, способных сфотографировать многочисленные предметы в гробнице, составить их опись и обеспечить сохранность. Картер связался с друзьями и коллегами, известил о впечатляющем открытии Службу древностей Египта. Было решено назначить официальное, публичное открытие гробницы на 29 ноября. Такое событие, как первая крупная археологическая находка «века печати», естественно, не могло не привлечь мировую прессу. Когда вся эта публика соберется, у Картера уже не будет возможности контролировать ситуацию. Если он хотел узнать тайну царского погребения без помех и вовремя, ему следовало действовать с опережением и за спиной чиновников из ведомства древностей.

И вот вечером 28 ноября, за считаные часы до прибытия репортеров, Картер и трое его товарищей, тайком ускользнув от собравшихся толп, снова вошли в гробницу. Чутье подсказывало Картеру, что темнокожие фигуры у правой стены передней камеры, должно быть, охраняют вход в погребальную камеру. То, что стена за ними оштукатурена, свидетельствовало о том же. Картер и здесь проделал небольшое отверстие в стене, на уровне пола, ровно такое, чтобы протиснуться, и, прихватив на этот раз электрический фонарик вместо свечки, проник внутрь. За ним последовали Карнарвон и леди Эвелин; Каллендер из-за своей дородной комплекции вынужден был остаться снаружи.

Они очутились перед огромным позолоченным ковчегом, который заполнял почти все помещение. Открыв его дверцы, увидели второй ковчег, вставленный в первый… потом и третий, и четвертый ковчег, внутри которого находился каменный саркофаг. Теперь Картер мог быть уверен: тело царя лежало там, внутри, никем не тронутое за тридцать три столетия. Выбравшись обратно в переднюю комнату, Картер торопливо и довольно неуклюже замаскировал следы своего вторжения корзиной и связкой тростника. Только через три месяца другим людям стало доступно то, что увидели тогда Картер, Карнарвон и леди Эвелин.

О публичном открытии гробницы Тутанхамона 30 ноября 1922 году кричали газетные заголовки по всему миру, возбуждая воображение читателей и поднимая волну всеобщего интереса к сокровищам фараонов. И это было только начало! В 1923 году, 16 февраля, была официально открыта погребальная камера. Через год удалось поднять весящую тонну с четвертью крышку огромного каменного саркофага – для этого Каллендеру пришлось применить свои технические знания. Внутри саркофага оказались новые преграды, защищающие тело фараона: в дополнение к четырем позолоченным ковчегам – три гроба, вложенных один в другой. Два наружных гроба были изготовлены из позолоченного дерева, но третий, внутренний, – из цельного золота. Во всех гробах лежали амулеты и ритуальные предметы, которые нужно было тщательно задокументировать и вынуть, прежде чем переходить к следующему слою.

Весь процесс, от поднятия крышки саркофага до открытия третьего гроба, занял более восемнадцати месяцев. Наконец, 28 октября 1925 года, почти три года спустя после открытия гробницы и два – после безвременной смерти Карнарвона (не от проклятия фараона, а от заражения крови), настал момент, когда должны были открыться мумифицированные останки юноши-царя. Крышку внутреннего гроба подняли при помощи сложной системы блоков, использовав сохранившиеся по его сторонам ручки. Царская мумия была залита бальзамическими смолами, почерневшими от времени. Поверх этой смолистой массы лежала великолепная погребальная маска из кованого золота. Она покрывала голову и лицо царя, ей было придано портретное сходство с чертами юного монарха. На головном уборе были изображены коршун и кобра – символы царственности, а вокруг шеи – широкий воротник, инкрустированный стеклом и полудрагоценными камнями. Картер и Тутанхамон наконец-то встретились.

Маска Тутанхамона является, пожалуй, самым прекрасным артефактом из всех найденных памятников древних цивилизаций. Она восхищает нас сегодня – как и тех, кто первыми взглянул на нее в современную эпоху, почти сто лет назад. В 1960–1970 годы именно она служила главной приманкой для миллионов людей, посетивших передвижную выставку Тутанхамона по всему миру, от Ванкувера до Токио. Хотя я был еще слишком мал, чтобы посетить выставку когда ее привезли в Лондон, мне попал в руки каталог, который и стал для меня введением в экзотический мир Древнего Египта. Я помню, как читал его дома в возрасте шести лет, сидя на площадке лестницы, удивляясь драгоценностям, золоту, странным именам царей и богов… Сокровища Тутанхамона заронили в мою душу семя, которое спустя много лет принесло свои плоды.

Но почва для этого семени была уже подготовлена. Еще на год раньше, перелистывая страницы своей первой детской энциклопедии, я долго рассматривал сравнительную таблицу различных письменностей. Греческий, арабский, индийский и китайский шрифты меня не впечатлили, а вот египетские иероглифы равнодушным не оставили. В книге было приведено лишь несколько знаков, но этого хватило, чтобы я научился записывать свое имя. Иероглифы и Тутанхамон направили меня на путь египтологии.

И в самом деле, письменность и царская власть – это два краеугольных камня египетского общества, основополагающие характеристики, по которым мы отличаем его от других цивилизаций древности. Несмотря на усердные старания археологов отыскать в мусорных кучах и мастерских следы повседневной жизни простых граждан, изобильные письменные материалы и монументальные здания, оставленные фараонами, по-прежнему определяют наш взгляд на Древний Египет и египетскую историю.

Перед лицом столь неколебимых свидетельств мы невольно склоняемся к тому, чтобы принимать их за чистую монету – и тексты, и архитектуру. И всё-таки блистательные сокровища фараонов не должны заслонять от нас гораздо более суровую истину. При всем великолепии монументов, красоте произведений искусства и высоких достижениях культуры жизнь в Древнем Египте имела и темную сторону.

Даже первые фараоны понимали, насколько сильным оружием для объединения народа и подчинения его государству является идеология. В те времена донести отвлеченную идею до людей можно было только посредством зрительных образов. На самом раннем этапе развития цари Египта сформулировали и ввели в употребление те приемы укрепления власти, которыми мы пользуемся и поныне: изысканные парадные наряды, мундиры и тщательно срежиссированные выходы на публику, подчеркивающие отличие властителя от народа; пышные зрелища по поводу важных государственных событий; патриотическое рвение, выражаемое устно и визуально. Но фараоны и их советники знали также, что удержаться наверху помогают и менее красивые способы: политическое лицемерие, насаждение ксенофобии, слежка за населением и суровое наказание инакомыслящих.

Занимаясь изучением Древнего Египта более двадцати лет, я всё сильнее сомневался в предмете своих исследований. Ученые и энтузиасты равно склонны рассматривать царскую культуру сквозь призму благоговения. Мы восхищаемся пирамидами – не давая себе труда задуматься о том, какая политическая система сделала возможным их создание. Мы с невольным удовлетворением читаем о военных победах фараонов – Тутмос III в битве при Мегиддо, Рамзес II под Кадешем, – забывая, насколько жестокими были войны Древнего мира. Нас увлекают странности царя-еретика Эхнатона и всех его творений – но не интересует, каково жилось при фанатичном правителе-деспоте (хотя телевизор постоянно указывает нам на современные параллели – например, на Северную Корею).

Между тем, недостатка свидетельств о темной стороне фараоновской цивилизации нет. От человеческих жертвоприношений I династии до крестьянского бунта при Птолемеях Древний Египет был обществом, где отношения между царем и подданными строились на принуждении и страхе, а не на любви и почитании; где царская власть была абсолютной, а жизнь ценилась дешево.

Цель этой книги – дать более полную и взвешенную картину древнеегипетской цивилизации, чем та, которую мы часто видим на страницах научных или популярных сочинений. Я решил показать взлеты и падения, успехи и неудачи, отвагу и жестокость – всё то, из чего состояла жизнь при фараонах.