Маленькая лгунья для большого полковника

О романе

Это необычная для меня история. Здесь нет жести как таковой по отношению героя к героине, но здесь есть властный и жесткий мужчина, здесь есть большущая разница в возрасте, война характеров, менталитета и запретные чувства свекра и невестки.

Наглая, смелая, вредная, огненная и в то же время милая героиня-мажорка.

Отставной полковник армии США (индеец), вредный, с физическим недостатком, жесткий и властный.

Чужой ребенок, которого надо любить, кормить и никому не отдавать.

И мааааааленькая-большая ложь, которая отравит жизнь всем, кто с ней соприкоснется.

Где-то будет забавно, где-то больно, где-то страшно. Но в основном тут бегают розовые единороги и нет никаких душераздирающих в клочья страстей. С этой книгой можно отдохнуть. Не совсем я. Но и такое настроение тоже бывает. Ловите розовых слоников.

Это история однотомник. Я обещаю вам ХЭ.

Глава 1

– Это платье красное, а я хотела бордовое. Бордовое, понимаешь? Или ты дальтоник?

Кейтлин с треском содрала с себя новое платье и швырнула в лицо модистке.

– Папа заплатит за порванную ткань. Чтоб до завтра сшила мне новое, или твоего салона просто не станет. Пыф, и он исчезнет.

Зеленые глаза девушки сверкали злостью, идеально-ровные брови сошлись на тонкой переносице, а пухлые, по-детски изогнутые сердечком губы капризно поджались. На вид клиентке лет восемнадцать, не больше. Но это не имело значение. Создалось впечатление, что все, кто находились рядом, прижали уши и хвосты, которых у них не было. И это совершенно естественно, ведь перед ними дочка Уильяма Гранта. Одного из самых богатых людей Америки. Только его имя заставляло людей судорожно сглатывать слюну и трястись от зависти, восхищения и страха.

– Я не успею до завтра. – возразила модистка, сжимая порванное платье в подрагивающих руках. Она не смотрела девушке в глаза. – И вы точно просили ярко-алый цвет. Вы сказали – цвета крови.

– Разве кровь ярко-алая? Я имела в виду бордовый. А не успеешь – значит, увольняй свой персонал и готовь бумаги о закрытии частного бизнеса. Дай подумать…почему его могут закрыть? – девушка осмотрелась по сторонам. – Нарушение мер безопасности? Ааа, нет, антисанитария… или еще лучше – неуплата налогов. Как думаешь, тебя просто оштрафуют или конфискуют все имущество?

Эстер опустила взгляд, сжимая ткань все сильнее. Никто и никогда не смел с ней так разговаривать. Она – одна из самых востребованных модисток современности с целой свитой преданных собачек, уважаемая многими знаменитостями, трепетала перед молодой девчонкой. Потому что знала – дочь магната Гранта способна на что угодно, и самое ужасное, что это «что угодно» сойдет ей с рук.

– Завтра и ни днем позже… и еще. Хотя бы раз услышу или узнаю, что ты кокетничала с моим отцом, я лично сожгу твою богадельню. И никто, слышишь, никто тебе не поможет. Ни актеришки твои, ни сенаторы, никто. Мой отец никогда с тобой не будет, ясно?

Перепуганные помощницы самой Эстер Каро бегали вокруг ценной клиентки, помогали надеть обратно ее наряд, который она небрежно скинула возле гримерной, застегнуть туфли, поправляли ее роскошную львиную гриву темно-каштановых волос. Никто из них и слова не промолвил. Все учтиво молчали и услужливо бросались на помощь. Если бы они могли – они бы вынесли Кейтлин на руках и целовали ее следы на асфальте. На сегодняшний день степень уважения и обожания измеряется только денежным эквивалентом и наличием иных материальных благ.

Юная Грант вышла из салона, на ходу набирая номер в своем сотовом самой последней модели маленьким пальчиком с длинным, острым ноготком перламутрово-розового цвета.

– Да. Я только что поставила эту ведьму на место. Она больше не посмеет приближаться к отцу. Нашла, на ком отрабатывать свои чары. Селедка дохлая.

– Ты выцарапала ей глаза?

– К сожалению, нет. Но, думаю, она мой визит запомнит надолго.

– А тебе не кажется, что твоему отцу одиноко, что ему нужно устраивать свою личную жизнь. Он молодой, красивый.

– У него есть мама…точнее, память о ней. Прошло слишком мало времени.

– Прошло пять лет. Более чем достаточно для того, чтобы…

– Давай сменим тему. Хорошо? Папе никто не нужен. Нам с ним прекрасно вдвоем.

– Ок. Тогда поговорим о приятном. Сегодня вечеринка в кампусе. Роджер устраивает крутую, охрененную движуху.

– Я все еще под домашним арестом после прошлой вечеринки. Так что…

Подруга рассмеялась, а Кейтлин Грант села в машину, не обращая внимание на услужливого водителя, который придержал для нее дверцу лимузина. Ее изящная, стройная ножка в туфле на высоком прозрачном каблуке исчезла в салоне автомобиля. Дорогая дизайнерская сумочка блеснула мелкими стразами.

– Ты обязана попасть на эту вечеринку. Там будет Эл Джей со своей группой. Целый бассейн шампанского и стриптизеры.

– Если удастся улизнуть от отца, то я приеду. Но если папарацци заснимут мою физиономию снова – меня лишат наследства и сошлют к троюродной тетке.

– И Эшли там будет тоже.

Кейтлин переложила сотовый с одной руки в другую, зазвенели тонкие золотые браслеты.

– Мне плевать на этого мерзавца.

– Зато тебе вряд ли будет плевать на его новую сучку – Салли Форд.

– Значит-таки с ней теперь мутит. Ненавижу эту тварь! Ладно. Если отец не вернется из Нью-Джерси, я попробую улизнуть из дома.

– Как твои пробы в Ти фор ю?

– Позвали на четыре кастинга. Пока думаю. Отец против моей карьеры модели. Он хочет, чтобы я училась на юриста, а потом работала в его компании.

– Завидую я тебе, Кейт. Сучка ты везучая. И модель, и отец тебя обожает, и парни с ума сходят.

– Не завидуй. А то сглазишь. О, Мэл. Скажи, что там насчет следующего года? Вы все же переедете во Францию?

– Не знаю. Мама тащит нас в эту дурацкую французскую провинцию. Говорит, там прекрасные возможности для продолжения бизнеса ее деда.

– Ммм, да, помню. Вино Ла Роше. А как же учеба?

– Да, вино. Но папа там скорее сопьется, чем поставит этот бизнес на ноги. Никак. Учиться буду в Париже.

Отец Мелани злоупотреблял алкоголем и несколько раз лечился от зависимости в разных дорогих клиниках.

– А Йель? Мы же хотели вместе! Ты же поступила!

– Не знаю, Ки. Не напоминай. Для меня эта поездка – смерть всех моих планов. Давай оторвемся перед моим отъездом по полной. Твой дядя приехал?

Черт. Кейтлин совершенно забыла про дядю. И ни черта у них сегодня не получится. Никакой вечеринки, потому что они ужинают в «Акватории».

* * *

За обеденным столом восседал Уильям Грант. Высокий, рыжеволосый, с крупным веснушчатым лицом, которое выдавало ирландские корни его матери Маргарет Грант, в то время, как прямая спина, длинные пальцы и презрительно изогнутые губы – английскую чопорность отца. Ему так же приписывали родство с русским графом Воронцовым и французским родом Валуа, все также по отцовской линии. Говорят, прабабка Гранта сбежала из России, будучи замужем, и родила дочь от французского герцога.

Грант наблюдал, как официант накладывает в его тарелку батат с фасолью и говядиной, он не смотрел в сторону дочери.

– Ты опоздала к обеду, Кейт? Где ты была?

– Ездила к модистке. К Эстер Каро, если ты ее знаешь.

Нагло заявила девушка и уселась за стол.

Конечно, он ее знал. И не только благодаря ее знаменитому салону, но и потому, что с недавних пор они стали любовниками. Но дочери об этом знать не обязательно. Она слишком болезненно пережила смерть матери и пока что не готова была принять даже возможность того, что у отца могла появиться другая женщина. Грант тщательно скрывал свою связь с Эстер и тратил на это немало средств. К сожалению, рано или поздно все тайное становится явным.

– Собери волосы, они лезут в тарелку.

Сделал вид, что не услышал ее слов о модистке.

– Не лезут, а даже если и лезут, это моя тарелка, а не твоя.

Официант поднес к столу блюдо, накрытое блестящей крышкой.

– Что здесь? – презрительно спросила Кейтлин, не упустив из вида того, что отец проигнорировал ее ответ.

– Королевская запеканка, крем суп с креветками.

– Какими креветками?

Девушка заглянула в блюдо и яростно опустила крышку.

– Я ем только тигровые креветки! А это что? Уноси немедленно, и если через пять минут мне не подадут мой обед, я прикажу уволить всех, включая тебя!

Грант со звоном бросил вилку на стол и повернулся к дочери.

– Кто дал тебе право кого-то увольнять в этом доме? Только потому, что тебе принесли не то блюдо? Ты сама хоть раз пробовала готовить? Помыла хотя бы одну тарелку?

Кейтлин вскочила со своего места.

– Значит, это правда? Да? Ты и эта…эта уродливая, худая селёдка спите вместе? Ты променял маму на нее? На эту жалкую выскочку Каро, разноцветную, как павлин?

Уильям тут же выпрямился в кресле, и его ярко-бирюзовые, истинно ирландские глаза сверкнули яростью.

– Я ни на кого не менял твою мать. Она мертва. И ее память свято чтится в этом доме!

– Чтится? В этот дом ты приведешь свою…эту…Она будет спать в маминой спальне? Ты выкинешь мамины вещи из шкафов и…, – Кейтлин вдруг попятилась назад и отрицательно покачала головой. – я… я не верю. Ты уже это сделал, да? Избавился от ее вещей?

– Кейтлин!

– Я не хочу сидеть с тобой за одним столом.

Сильный кулак Гранта обрушился на стол, и все приборы со звоном подскочили.

– Сядь! Сегодня вечером мы едем на ужин. Твой дядя Фрэнк приехал из Африки.

– Плевать я хотела на этого дядю!

– Не вынуждай меня отправить тебя к тетке!

– Я сама с удовольствием туда уеду!

Кейтлин бросилась прочь из зала, стуча тонкими каблуками.

– Без копейки! Без машины! На поезде поедешь!

– Пешком пойду!

– Так тому и быть!

Глава 2

Размазывая слезы, Кейтлин быстро собирала чемодан, запихивая туда все, что попадается под руку. Ни секунды не останется здесь, ни мгновения. Она не собирается смотреть, как эта дрянь Каро войдет в их дом и начнет здесь хозяйничать. Мерзкая сучка. Так вот что она задумала. Выйти замуж за Уильяма Гранта. Ей мало просто быть его любовницей, мало забирать его у Кейтлин, заставлять лгать и изворачиваться. Она хочет абсолютно все.

Пусть отец выбирает: или дочь, или эта…дрянь с глазами змеи.

В ярости распахнула дверь родительской спальни. Отец уже давно не спал здесь. Переехал в правое крыло дома…а в этой комнате все сохранилось так, будто мама все еще жива, и сама своими нежными руками поставила букеты полевых цветов в вазы на подоконниках. На глаза опять навернулись слезы и потекли по щекам. Прошло пять лет, а казалось, всего несколько дней. Смириться с утратой не получалось. Не помогали психологи, антидепрессанты и даже любимое хобби. Точнее, любимое хобби мамы, которым она увлеклась после ее смерти. Искусственные цветы, которые ни в чем не уступали настоящим. Вот они стоят в вазах…на двух окнах те, что сделала мама, и на одном цветы, сделанные самой Кейтлин.

Девушка открыла ящики прикроватной тумбочки, забрала бархатную шкатулку с маминым кольцом и сережками, забрала так же маленький портрет и икону.

Когда выходила из дома, отец смотрел на нее через окно своего кабинета. И не подумал остановить. Надменно задрал голову и сложил руки за спиной, провожая ее тяжелым взглядом. Значит выбрал.

Но за территорию ее не выпустили, ворота оказались открыты. Девушка бросилась в гараж, села за руль своей машины. Но ключ в зажигании проворачивался вхолостую. Выскочила на улицу и схватила за рукав первого из охранников.

– Что с моей машиной? Почему она не заводится?

– Вам запрещено выезжать самостоятельно. Вы можете выйти за периметр в сопровождении Фреда или Майло.

– Что? Еще чего! Немедленно завел мою машину и пошел вон с дороги!

Она привыкла, что обычно ее приказы выполняются беспрекословно.

– Обратитесь к вашему отцу.

Значит, вот как? Значит, все ей назло! Решил держать ее в этом доме насильно?

Кейтлин забралась в машину и начала давить на педаль газа так, что рев разносился по всему дому. Никто не реагировал. Все привыкли к ее выходкам. Хорошо, если она не может уехать на этой машине – она ее сломает. Выбралась из-за руля, подняла капот и скривилась, когда увидела под ним пыль, растопырила тонкие пальчики и зарычала от злости. Кейтлин патологически брезглива. Ее тошнит от любой грязи и нечистоплотности.

Через час ей надоело сидеть в гараже, и она вышла на улицу, а потом вернулась в дом. Отец ждал ее в кабинете за столом, потягивая кофе из маленькой черной чашечки с золотыми китайскими иероглифами. Терпкий аромат разносился по всему помещению.

– По какому праву ты запер меня здесь?

– Чтоб ты не наделала глупостей.

– Это ты…ты делаешь глупости. Ты связался с этой шавкой!

– Я не стану обсуждать с тобой Эстер. И запрещаю тебе оскорблять ее.

– Значит, уже Эстер? А как ты ее называешь в спальне? Эстиии? Эс? Как задница? Моя маленькая попочка?

Отец замахнулся, но ударить не смог, сжал пальцы в кулак. Упрямая девчонка умела вывести его из себя, но у него никогда не поднималась рука на нее. Слишком сильно эти зеленые глаза напоминали глаза покойной жены.

– Собирайся на ужин. Потом поговорим.

* * *

Они молчали почти всю дорогу, и Грант смотрел на профиль дочери, так напоминающий покойную Софию. Маленький вздернутый нос, длинные пушистые ресницы и цвет волос, будто смешали его рыжую шевелюру с темными косами покойной жены, и получился медно-коричневый оттенок, переливающийся на солнце, в сочетании с ярко-зелеными глазами, с белой кожей с мелкими веснушками, ее внешность казалась экзотически яркой.

«Красавица. Наша дочь невероятная красавица, Уил. Береги ее. Если приведешь в дом другую женщину после моей смерти, позаботься о том, чтоб она любила мою Кэйти».

Он дал слово. Не мог не дать. Ни деньги, ни связи, ни все блага этого мира не смогли спасти Софию от смерти. Ее болезнь прогрессировала настолько быстро, что врачи лишь разводили руками и тяжело вздыхали. Последние дни она провела в больнице и до самой смерти просила ничего не говорить Кейти.

Для дочери смерть Софии стала жутким ударом. И Уильям боялся, что потеряет и ее тоже. Дочь отказывалась от еды, проводила все свободное время в спальне матери и перестала разговаривать. Ни дорогущие психологи, ни обновки и подарки не возвращали блеск ее глазам и улыбку ее губам.

Она замкнулась в себе и начала усиленно учиться. Маниакально изучая каждый предмет на отлично. С такой же маниакальностью она занималась своей внешностью. Ухаживала за волосами, кожей, ресницами, ногтями. Заявилась в офис отца и сказала, что собирается стать юристом и заниматься бизнесом вместе с ним. Поступила в Йель и закончила подкурсы по праву в специализированном колледже. Психолог сказал Уильяму, что это способ полностью контролировать свою жизнь и жизнь отца.

Иногда он находил ее в спальне матери, свернувшуюся калачиком на ковре в обнимку с вещами покойной.

– Кейти, давай поговорим и обсудим это прямо сейчас…твоя мама…

– Не хочу! Я просто не хочу тебя слышать! Ты мне противен! И я тебя ненавижу!

– Кейти…

Когда со встречной полосы на их сторону вылетел семитрейлер, Грант схватил дочь и прижал к себе обеими руками. Машина подскочила в воздух, как мяч. Перевернулась несколько раз и покатилась с обочины вниз к реке. Все это время он держал дочь обеими руками и смотрел ей в глаза, а в ушах звучал голос брата:

«Ты должен заключить эту сделку, Уил. Мы не можем отказаться. Это вопрос жизни и смерти. Не забывай, что я владею тридцатью процентами акций и…»

Машина уже давно замерла, и они висели вниз головой над оврагом, удерживаемые ремнями безопасности. Грудь Уильяма словно стянуло железными тисками, и дышать становилось все труднее. По лицу стекал пот…Тогда он думал, что это пот.

– Беги…котенок. Бегииии. Он найдет и убьет тебя.

– Кто? Папа, кто найдет? Нет! Я тебя не оставлю. Я…я освобожу тебя, мы выберемся и… – она отрицательно качает головой. Ей уже удалось освободиться от ремня. Она уцелела. Он это видел, и сердце, сдавленное проскочившей в окно огромной веткой, пробившей ему грудную клетку, дернулось в радостном облегчении. Самое главное – это его маленькая Кейти. Его котенок. Ради нее все. Ради нее он жил. Ради нее работал. Ради нее создал целую империю Грантов.

– Беги…беги так далеко, как только сможешь. Третья ячейка…Канзас…третья ячейка, код…, – и он понимает, что это не пот течет по его лицу и подбородку. Слова клокочут в горле, мешая говорить, – Кей. ти…я…люб…лю…тебя.

– И я люблю тебя, папочка…прости меня…прости меня, пожалуйста. Я выберусь и приведу помощь.

– Бегииии…

Последнее, что он видел – это ее глаза, наполненные слезами, они приближались, все ближе и ближе, зрачки превращались в глубокие тоннели, а потом снова отдалялись, и он летел внутри них, пока не увидел совсем другое любимое лицо…оказалось, что это глаза Софии, и она, улыбаясь, тянет к нему руки.

– Я ждала тебя, Уил…

* * *

Я смотрела в одну точку, сложив руки на счесанных коленях. В ушах звучал громкий, оглушительный звук взрыва и эхом голос отца. Я не знала, куда еду и зачем. Вскочила в поезд и просто ехала. Мне надо было ехать. Бежать от самой себя, от кошмара, который начался так внезапно и разодрал мою жизнь на до и после. Перед глазами лицо единственного по-настоящему близкого человека, в голове гул голосов, последнее, о чем мы говорили – ссора, злые слова, брошенные мною в порыве гнева.

Это просто ужасный сон. Ведь так не может быть, что водитель и отец были мертвы, а я отделалась парой царапин. я должна была умереть вместе с ними. Тогда не было бы настолько оглушительно больно, тогда не пульсировало бы в ушах и не давило грудную клетку от тяжести…как будто я держу руками надгробный камень, и он вот-вот задавит меня саму.

«Кейти, всегда садись сзади справа от водителя. Это самое безопасное место».

Большие руки, обхватившие мое лицо, страх в расширенных зрачках и последние мысли только обо мне. Никто и никогда не будет меня любить, как папа.

Нужно ехать домой. Нужно выйти на первой же станции, купить билет обратно. Дядя…он уже обо всем знает. Он устроит похороны. Я должна рассказать ему о последних словах отца. О ком-то, кого надо остерегаться. Это не несчастный случай. Отца кто-то убил, и я, Кейти, должна найти эту тварь. Да, надо возвращаться домой.

– Мисс, это конечная станция. Вам нужно освободить вагон. – кто-то тихонько тормошил меня за плечо. – У вас что-то случилось? Позвать на помощь?

– Ннет…я уже выхожу.

Дернулась, чтоб молодой мужчина не прикасался ко мне, потому что заметила грязное пятно на манжете его рубашки. Ноги казались ватными и не слушались, в голове гудело, звенело. Мне казалось, что я больна и у меня высокая температура. Щеки и тело горят, как в огне, и в то же время мне ужасно холодно. Зуб на зуб не попадает. На перроне практически безлюдно, я прошла в здание вокзала. Долго умывалась в туалете, опасаясь взглянуть в зеркало. В карманах кофты свернутые как попало деньги, я не помнила, как они там оказались. Я сейчас мало что помнила вообще.

Вышла из туалета и села на железную скамейку, закрыла глаза. Если бы у меня был сотовый телефон, я бы позвонила дяде Фрэнку, и он забрал бы меня отсюда на личном самолете отца. От мыслей об отце свело судорогой горло и захотелось громко закричать, но я лишь закрыла лицо руками, стараясь успокоиться. Дышать глубже, как учила меня психолог. Вдох и очень медленный выдох, пока не отпустит, пока сердце не начнет биться ровно и дышать не станет легче.

– Не знаю. Я не могу. Я там задыхаюсь. Мне просто необходимо уехать…Я… я ее не хотела. Все эти месяцы были ужасными. Я впервые чувствую себя свободной. Я жить хочу, а не…а не выносить горшки из-под лежачего инвалида. Да, я ужасный человек…Пусть Бог меня потом накажет!

Я слышала женский голос, но не видела девушку. Моя голова была настолько тяжелой, как будто свинцовой. Хотелось лечь на скамейку, свернуться калачиком и не вставать.

– Да…он гонял на своем моте и врезался в тачку. Обдолбанный, как всегда. Я не могу туда поехать…Не могу, и все. Его отец приехал и забрал. Не знаю. Куда-то в Техас. Я его никогда не видела…Джона перевезли в Сан-Антонио на военном вертолете. Я все равно туда не поеду…я не решусь, Сара, пойми. Это все не мое, не я. Не для меня. Что, Кейти!? Да, я Кейти! Черт! Садится сотовый. Курить хочу ужасно. Столько месяцев не курила. И, как назло, ливень начался… Я без куртки, без кофты. Все там оставила.

Я подумала о том, что была бы счастлива, если бы отец остался жив после аварии, если бы спасся и даже стал инвалидом. Как угодно, но был бы со мной. Пусть даже в коме. А эта девушка…Папааааа…истерика наваливалась снова тяжестью и паникой.

– Сидит здесь одна…странная. Разодета, как с обложки журнала. Волосы шикарные. То ли обдолбанная, то ли больная. – донесся шепот, но хорошо слышный, – Попрошу у нее кофту шерстяную, а то моя джинсовая тряпка ничего не греет. Эй, простите!

Девушка потормошила меня за плечо. И я, как сквозь туман, посмотрела на нее.

– Можно одолжить у вас кофту, там начался дождь, а я хочу выйти покурить. Не бойтесь – верну. Мои вещи здесь останутся.

Я рассеянно кивнула, и девушка подхватила мою кофту со скамейки.

– Мой сотовый здесь стоит на зарядке и рюкзак. Присмотри. Я покурю и вернусь.

Мне было все равно, я снова закрыла глаза. Хотелось ничего не слышать, ничего не чувствовать. Оледенеть навечно. Из оцепенения вывели дикие крики с перрона, беготня охранников и полицейских. Я вскочила со скамейки, оглянулась по сторонам – девушки рядом не оказалось. Только сотовый на зарядке и потертый лоскутный рюкзак, набитый до состояния – вот-вот лопнет.

Хотела оставить все и уйти, но что-то остановило. Я взяла дешевый китайский смартфон, рюкзак и пошла в сторону офиса с табличкой «информация». Девушка за стеклом оживленно болтала по телефону и размахивала руками.

– Ты не представляешь, что здесь творится, какую-то несчастную переехал поезд. Курила на перроне и упала на рельсы. Жуть какая. Ей отрезало голову. Говорят, от лица одна каша осталась.

– Простите! – я постучала в стекло.

– О Боже, вон ее несут. – администратор даже не обратила на меня внимание, она смотрела куда-то за мою спину, широко распахнув глаза и округлив пухлый рот.

Тело несли с перрона на носилках. Мне стало не по себе, хотела отвернуться, но рука мертвой девушки выскользнула из-под простыни, и я чуть не закричала. Я узнала свою кофту, бежевый манжет из мягкой шерсти. Хотела окрикнуть врачей, но не смогла. Голос пропал. Снова обернулась на девушку-администратора, но вместо нее увидела экран огромного плазменного телевизора, висящий на стене аэропорта. Посмотрела на сотовый в своих руках. Что если…что, если позвонить дяде Фрэнку. Этот кошмар закончится, и я окажусь дома. Просто дома. Но экран приковал внимание к себе. Звука не слышно, но внизу бежит строка, а камера показывает увеличенным кадром лицо дяди Фрэнка, он что-то говорит журналистам. Я не слышу, что именно… вижу только женщину рядом с ним. Женщину, которую он держит за руку – это Эстер Каро.

«Беги…это все он…он убьет тебя, Кейти! Бегиии!»

Попятилась назад, сдавливая телефон, чувствуя, как бешено бьется сердце, как от догадки немеют руки и ноги. Отрицательно качаю головой.

– Эй! Вы что-то хотели?

В громкоговоритель спросила администратор, но я ее уже не слышала. Я села на скамейку, глядя перед собой и сдавливая пальцами сотовый.

Дядя Фрэнк…это сделал он. Он и эта женщина. Они убили отца…и. О Боже! Я закрыла лицо руками, содрогаясь от ужаса, и эта девушка…она погибла, потому что надела моюююю кофту. Кто-то столкнул ее с перрона под поезд.

Мне больше некуда ехать…разве что к тетке, но та обязательно скажет дяде Фрэнку. И что ей теперь делать? Куда идти? В полицию бессмысленно! На сотовый девушки пришла смска:

«Это Дамиан. Отец Джона. Вот мой адрес. Можешь приехать. И сделаем вид, что ты никуда не уходила и никого не бросала».