Читать книгу: «Последний герой. Том 1», страница 3

Глава 4

Шёл по городу и дивился.

Вроде, улица знакомая, каждый поворот помню, каждый забор. А теперь – будто кто-то сменил декорации. Взял мой город и перекроил по чужим чертежам.

Там, где раньше был пустырь с бурьяном по пояс – теперь стеклянные высотки. Шлагбаум, охрана, парковка, как в столицах.

А где раньше были ржавые кооперативные гаражи – рассадник бомжей, алкашей и торчков – теперь торговый центр. С фасада светится название латинскими буквами, как будто не Новознаменск это, а курорт. Всё в стекле и камне. Не город – витрина. Только вот… душу куда девали?

Шёл и вертел головой, как приезжий.

Люди – совсем другие. Одеты опрятно, но уши черными каплями пластика заткнуты – у каждого первого беспроводные наушники. В руках телефоны, и все как под гипнозом. Взглядов нет, течёт толпа.

А машины… Машины – это отдельная песня.

Зализанные, сверкающие, разноцветные, будто дешевые китайские игрушки. Белые, желтые, красные. Ни тебе «бумеров», ни «паджериков». Пацанских «девяток» – так вообще ни одной. Как будто стёрли их с улиц. У некоторых тачек вообще мотора не слышно, будто на батарейках едут, ну точно игрушка. Электромобили? А ведь раньше по звуку движка я легко определял – кто подъехал, свои или чужие.

Час топал пешком. На автобус – ни рубля, ксивы тоже нет. И фиг знает, сейчас вообще по удостоверению кто-то ездит? Ну, это ничего, прогуляться полезно – ходьба в голове порядок наводит.

Здание РОВД почти не изменилось. Те же стены, те же неубиваемые ступени еще с советских времен. Только теперь решётки на окнах и огромная вывеска с подсветкой – ПОЛИЦИЯ.

Над входом табличка: Отдел МВД России по Заводскому району города Новознаменска.

Ёкнуло внутри. Столько раз я поднимался по этим ступеням с щербинками. Дежурил, ночевал, выпивал, допрашивал. Второй дом мне это был.

А теперь – посмотрим, что осталось от прошлого. Кто в теремочке живет.

Я вдохнул поглубже, пряча все раздумья и ощущения, всё, что бродило в голове и ложилось на сердце. Потянул за массивную ручку железной двери. Вместо скрипучей ржавой пружины теперь доводчик хитрый. Тугой, как будто чужих пускать не хочет. Только я-то не чужой. Я свой…

Вошёл внутрь и не узнал отдел. Ни тебе паутины под потолком с разводами, ни затёртого линолеума с заплатками. Всё чисто, блестит – плюнуть некуда. На подоконниках не кактусы в обрезанных пластиковых бутылках, а цветочки «женские», изящные. В такие бычок не бросишь – рука не поднимется.

При входе возвели несуразную конструкцию – вертушка с блестящими трубами-лапами. Поперёк дороги встала, как шлагбаум на КПП. Толкнул я трубу. Не шелохнулась. Хм!

На проходной за столом восседал молоденький сержант. Прыщавый, рыхлый, на телепузика похож. Уткнулся в телефон, сидит, растекся по стулу.

Сбоку, как и раньше – дежурная часть за стеклом. Только стекло, видимо, тоже совсем новое, не исцарапано и без потёков краски на трафаретных буквах.

Когда я дернул замок – телепузик «проснулся»:

– Вы к кому, гражданин?

Гражданина в зеркале увидишь. А я – майор милиции. Вслух не сказал, но зудело внутри.

– К себе, – буркнул я.

Странно, что в лицо меня тут не узнают. Или у постового память, как у пескаря, или мой предшественник был настолько неприметен, что даже в отделе его никто не запомнил.

– О, Яровой! – всплыл за стеклом, как сомик в аквариуме, старый майор с бейджиком: оперативный дежурный. – Явился, не запылился. Живой, смотрю! Говорят, тебя чайник покалечил?

– Говорят, кур доят. Открывай калитку, Фомич.

Откуда вылетело это «Фомич» – не понял. Само вырвалось. А потом дошло… Ну точно – это же Борька Ляцкий! Борис Фомич, по прозвищу Ляцкий Глаз. Тогда ещё помощником дежурного был, вечно ворчал и в кофе «три в одном» макал свои печенюшки. Сидел в этом аквариуме всю службу. И, как видно, досидел – теперь уже сам дежурный. Старше стал, живот подрос, но глаза всё те же: прищуренные, с ехидцей.

На душе даже потеплело. Хоть кто-то родной в этом цирке времени. Пусть и Ляцкий Глаз, вечно всем недовольный и ворчливый, но свой.

– А ты чего это в тришках? – пробурчал он, глядя на мой паленый адидас. – На картошку собрался?

Гундёж его – как бальзам. Жив, чертяка. Значит, и я жив.

– Так надо… – отрезал я, но с улыбкой, рад был видеть коллегу.

– А-а… Опять на уборку территории припахали? – протянул дежурный, выдав свою версию. – У нас что, суточников мало для таких дел?

– За ними тоже глаз да глаз нужен, – хмыкнул я. – Руководил процессом, так сказать. Открывай, Сезам. Я это… ключ забыл.

Увидел, как через вертушку проходят свои: прикладывают к считывателю плоскую прямоугольную штуку, как банковская карта.

Ну, значит, не соврал. Назвал её ключом – и попал в точку.

– Миха! – крикнул Фомич через стекло на сержанта. – Не спи, зима приснится, открой вороток.

Тот оторвался от смартфона и приложил свою карточку к считывателю, и я, наконец, прошел. Честно говоря, собирался уже перепрыгнуть, если что, но не хотелось Ляцкого обижать. Хотя раньше обижал.

Уже спиной слышал, как старый майор начал гундеть на постового Миху:

– Молодёжь пошла – валовая, что сивучи на лежбище… Никакого толка. А вот раньше… Чего только один Макс Лютый стоил. Опер от бога. Нет сейчас таких. Перевелись все…

Я вздрогнул, услышав: «Лютый».

Ведь это – я. Моё прозвище. Из прошлой жизни.

Так меня звали на улице – бандюки, шпана, те, кого я брал, кого сажал. Коллеги тоже подхватили, но у них это шло, скорее, от мой фамилии – Малютин. Хорошая была фамилия, звучная.

Нахлынули воспоминания. Вспомнился последний день той жизни. Лицо Геныча, его дочка… Интересно, выжила? Где она теперь? Надеюсь, Валет до неё не добрался, и все было не зря. Вот что – надо бы найти её! Не сейчас – потом. Обязательно.

Мысль эта, хоть и пришлось её отложить, мне понравилась.

Ноги сами понесли к кабинету. Только не к моему – к чужому, новому. Старого, насколько можно понять, вообще не стало. Всё тут переделали, дежурку расширили, «обезьянник» облагородили. Кабинет, который был на первом этаже, исчез. Эх! Как и моя прежняя жизнь.

Открыл дверь с табличкой «Группа анализа и планирования».

Значит, тут я и тружусь? Странное подразделение – отдаёт канцелярией, бюрократией и бухучетом одновременно. Писарь, что ли?

Ну-ну…

Свой стол нашёл сразу. Память подсказала – самый маленький и неказистый, в углу, за шкафом. На столе компьютер, мышка с клавой, календарик с пёсиком, пластиковый стакан с ручками.

Календарик – в мусорку.

Сел на вертящийся стул, огляделся. Потянулся к ящикам и начал шарить.

Есть!

Удостоверение!

Раскрыл и прочитал: лейтенант полиции Яровой Максим Сергеевич. В строке должность значится: инспектор ГАиП штаба.

На фотке совсем пацан. Ну и рожа у тебя, Шарапов. Нет, на самом деле, если подкачаться и тельце в порядок привести – то я ничего буду. Новый я – не урод, и костяк правильный, еще бы мяса на него нарастить, и все девки на дискотеке мои.

Сунул корочку в карман. Там же – связка ключей и пластиковая карта, один в один как у тех, что прикладывали к вертушке на входе.

Теперь бы ещё понять – где я живу.

Напряг голову, чтобы вспомнить хоть что-то. Представил себя в квартире, на диване, с пивом в руке, напротив – телек, идёт «Поле чудес», там мужик банку огурцов дарит.

Интересно, жива ещё передача? Вряд ли – столько не живут.

Хотя… Фомич до сих пор на «ноль два» телефоны берёт. Может, и Якубович ещё крутит барабан.

Погонял в голове ещё картинки. Но когда с выпуклого экрана «Рубина» мне вдруг начал махать руками Чумак и «заряжать» мое пиво в кружке – понял: не воспоминания это, то есть, нынешние. А моё подсознание балуется. Вытаскивает картинки из девяностых и крутит, как плёнку. Знакомую и родную. Но бесполезную – что-то вроде колыбельной.

Ладно. Будем, как говорил начальник нашего УГРО Пал Палыч, личным сыском искать прописку. Первый раз пожалел, что не жульман – по картотеке бы давно себя пробил.

О! Точняк! В кадрах должны же быть мои данные. Нужно подумать, как выудить их из личного дела. В лоб не спросишь, не поймут.

Следующей находкой стал смартфон. Разблокировался от отпечатка пальца. Вот поди ж ты, до чего техника дошла. Пальцы, главно дело, сами вспомнили, как им пользоваться.

Потыкал контакты: управдом, автовокзал, Дядя Петя Плита, Сосед 7 Этаж, поликлиника № 3.

Тьфу, блин, какая-то пенсионерская труба. Вот раньше у меня были контакты, так контакты, правда, не в такой хитрой штуке, а в записной книжке: Ленка Сауна, Витька Самогон, Эльвира массаж. Каждый номер – с историей. А тут… унылая какая-то жизнь в одно касание.

В этот момент дверь кабинета распахнулась и вошла Кобра. Узнал я ее сразу. Подтянутая, точеный подбородок – вперед, конский хвост вместо прически. Да и слышно было цокот каблуков перед дверью.

– Яровой! – с порога бросила она. – Ты чего натворил?

– И вам здрасте, Оксана Геннадьевна, что за кипиш?

– Ты какого лешего из больнички свинтил?

– Выздоровел, а что? Вы мне апельсинчиков хотели привезти? Спасибо, я уже в форме.

– Ты что такой дерзкий вдруг стал? – вскинула бровь майорша, подойдя ближе, и оценивающе стала разглядывать, будто видела впервые.

Хотя память Максимки мне подсказывала, что пересекались они, то есть, мы, неоднократно и… и он даже запал на Кобру. Ну, пострел, ну дает… А что?.. Хоть в чём-то он молоток: «танцевать» – так королеву.

От нее пахнуло духами. Не сладковатой приторностью, не женской легкостью, а парфюмом с запахом самки.

– Головой ударился, немного переклинило… в правильную сторону, так сказать, – прищурился я. – Привыкайте, теперь всегда такой буду.

– Ну-ну… знаю я вас, таких, только на словах горазды. Я чего пришла-то, Морда приказал найти тебя срочно. Озадачить оперов моих разыскать.

– Чёй-то?.. За побег из больнички теперь у вас срок дают?

– У кого – у вас?

– У нас…

– Странный ты, Яровой… – всё сканировала меня немигающим взглядом Кобра… – Нет, просто там завотделения звонил, еще видос скинули с твоими подвигами.

– Видос?

– Ну да, с камер наблюдения.

– В больнице по камерам наблюдают? Как в режимной психушке?

Кобра опять недоуменно вскинула бровь, а я сразу выкрутился:

– Да шучу, шучу, конечно, я знаю, что там камеры. Три штуки.

По взгляду майорши я понял, что не угадал. И отмахнулся:

– Много, короче… Ну а в чем вопрос?

– Как в чем? Ты там человека ограбил, раздел. Все зафиксировано.

– Ну во-первых, не ограбил, а поменялся одеждой, я ему пижаму подогнал, новую, с карманами. Это уже не грабеж получается, а самоуправство. Но без заявы нет состава. Заява есть? Терпила имеется?

Пауза. Женщина молчала.

– Нет, – ответил я вместо собеседницы. – И не человек это был, а Венька Пианист.

– Пианист? – удивилась Кобра, то ли моему напору и прозорливости, то ли услышанному прозвищу. – Вот гаденыш, не успел откинуться, уже опять старушек щиплет. И когда уже кошельки таскать перестанут?

– А деньги в чем носить? – удивился я.

– Ну и шутки у тебя, Яровой, – поморщилась Кобра. – Лучше молчи, если петросянить не умеешь.

Этот вопрос был не шуткой, но вслух говорить такого нельзя.

– И что мне с тобой делать? – вздохнула Оксана Геннадьевна. – Я же тебя нашла, так что теперь пойдем к начальнику сдаваться.

И взгляд такой усталый, мол, ну куда деваться. Ну, куда – это мы придумаем.

– Лучше до дома меня докинь.

– А ты не охренел ли? – снова вскинула бровь она.

– Охренел, но буду благодарен, если подвезешь.

– С чего вдруг?

– По-братски. Как майор майо… э-э… Будущего коллегу.

– Тоже мне коллега, полмента с кокардой, внутренняя служба, блин.

– Я опером буду. В отдел к себе возьмешь?

– Кого? Ха! тебя?..

Но она не рассмеялась, а снова прищурилась. Понятно, чует своего, только не бьётся у нее пока одно с другим. Ну, ничего, склеим.

– Короче, – невозмутимо проговорил я. – Поехали, по дороге расскажу.

Я встал и направился к выходу.

– Стоять! – рявкнула Кобра. – Ты куда собрался?

Я обернулся и проговорил:

– Жду тебя на парковке, Оксана Геннадьевна, – а после тихо добавил: – Ты же не стукачка… Да? Своих не сдаешь…

И вышел, а слушая, как каблуки бодро цокают за мной, еще расслышал бормотание:

– Господи… Я не верю, что это делаю…

Сказала она это тихо, но слух у меня нынешнего, что у молодого пса.

– Ладно, – уже громче проговорила женщина. – Поехали… Только в одно место сначала заскочим. Выходим из отдела по одному, встречаемся у моей машины.

Хотел спросить, какая у неё тачка, но не стал – не хватало ещё себя палить. Раз уверена, что все её авто знают – значит, машина зачетная. На улице разберусь.

Спустился на первый этаж первым. Подошёл к вертушке, приложил пластик к считывателю. Пискнуло. Прошёл дальше. Постовой – тот самый «сивуч» у входа – и ухом не повёл.

Прав был Ляцкий. Молодёжь нынче не та. Ни огонька, ни рвения. Блеск только один – на экране смартфона.

Вышел на улицу, раздумывая, по какому такому адресу Кобра меня повезет, что я ей скажу? Не знаешь ли ты, где я живу? Думал, прокачусь по городу – авось что-то и всплывёт в памяти. Как с кабинетом вышло: только на порог ОВД – и ноги сами понесли. Но город не ментовка, тут можно и часами кружить, да всё без толку. Ладно… Если ничего не вспомню – попрошу высадить где-нибудь у магазина.

А вообще, раз я молодой лейтенант, и живу, вроде, не с родителями – значит, должен обитать где-то в общаге ведомственной. Есть такая в городе, была, по крайней мере. Если что, туда двину.

Точно не с мамкой проживаю, потому как в телефоне ни одного сообщения в духе «купи хлеба» или «не забудь за квартиру заплатить». Значит, сам по себе. Это уже плюс.

На парковке машины выстроились, как на смотре: от крошечных «мини-куперов» до здоровенных джипов. Так-так. На чём же ездит Кобра? Интересно…

Тут мое внимание привлек «марковник» девяностых годов. Смотрелся в ряду, как старый солдат среди зализанных мажорчиков. «Марк 2» – цвета мокрый асфальт, движка два с половиной на двести кобыл. Кузов – девяностый, «самураем» мы его называли. Добрый аппарат из моей жизни, аж тепло стало по сердцу. У моего товарища был такой.

Подошел, потрогал капот.

– Ты тоже, брат, здесь залетный? Как и я…

Пик-пик! – прозвучала сигналка, и «Марк 2» замигал габаритами, возвещая, что двери разблокированы.

– Ты чего тут тачку гладишь? – спросила Кобра, распахивая водительскую дверь. – Фетишист, что ли? Падай.

– Нормальный аппарат, – хмыкнул я.

– А ты знаток, я смотрю, – иронично кольнула Кобра, заводя двигатель.

– Люблю мужские тачки, – кольнул я в ответ.

– С каких пор? Ах да-а… Дай угадаю, как головой ударился?

– Типа того.

Машина выехала на улицу и покатила в сторону центра.

– Так, щас в одно место заскочим, потом тебя докину, – рулила Кобра. – Морде ни слова, что я тебя видела. Но ты тоже давай, вопрос не затягивай, решай. Нарушение режима лечения дело такое – тебе больничный порежут и прогул влепят. А дальше – очередной залёт, и здравствуй, аттестационная комиссия. Пойдешь кассиром в «Пятерочку», и кто мне кофе варить будет?

– А у тебя в УГРО есть кофемашина?

– Нет. В штабе же есть, починят, наверное.

– В штабе – не канает. Значит, будешь сама растворимый мешать, я же к тебе собрался, переводиться.

Она только фыркнула в мою сторону.

– Не смешно, Яровой.

– Не смеюсь. А куда едем-то?

– Сейчас цветы купим, – майорша свернула в переулок.

– Праздник, что ли? – поинтересовался я.

– Типа того, – проговорила Кобра.

Но как-то грустно, с выдохом. Поджала губы. А я уловил – хочет выговориться, да некому.

При всём её блеске, видно сразу – одинокая. Работой живёт, сутками, без выходных.

Как так получилось, что такая женщина – и одна?

Какие тараканы у неё в голове бегают? Что гложет?

– Не хочешь – не говори, – пожал я плечами, косо глянув, как отреагирует.

Ага… проняло…

– Днюха, – ответила безрадостно женщина.

– У кого? – вскинул я бровь.

Хотя, конечно, уже догадывался. Но надо, чтоб сама сказала.

– У меня.

– Хм… Обычно именинники цветы не покупают, а наоборот. Ну, поздравляю, что ли.

– Спасибо… А цветы… это не мне.

– Ясно. Гостей звала?

– Нет.

– Почему? Можно загудеть. Где тут нормальная шашлычка?

– Это не та днюха, что в паспорте… – она прикусила губу, потом со здлостью ударила по клаксону и прокричала кому-то: – Куда прёшь, олень?! Одни, блин, олени на дорогах…

Я подождал, пока остынет, видимо, выговариваться она не привыкла, и продолжил расспросы:

– Как это? Та – не та.

– А так! – дернулась Кобра, круто выкручивая руль, и меня наклонило на дверь. – Тебе какое дело, Яровой?

– Да так… Поддержать хотел… по-братски.

Женщина помолчала, а потом проговорила:

– Это мой второй день рождения, тот день, когда я выжила, считай, заново родилась.

Руки её с аккуратными ноготками сжались на руле.

– Бандитская пуля?

– Типа того…

Мы молчали, я решил не бередить ей рану, захочет – сама расскажет. Было что-то за всей этой ее стервозностью тонкое, ранимое. Словно за оболочкой сурового майором МВД пряталась маленькая девочка.

Мы заскочили в цветочный магазин с вывеской на английском. По-русски, видать, забыли, как слово «цветы» пишется.

Кобра купила охапку роз. Огромных, алых – как мулета у тореодора. Без слов села в машину – двинули дальше.

Подъехали к старому кладбищу. Оно уже утонуло в зелени, за высоким каменным забором в историческом центре.

Здесь давно уже никого не хоронили. Даже в моё время захоронения перенесли за город. Это место стало памятником.

Хотя… не совсем так. В девяностых сюда ещё подкапывали по-тихому. Только самых важных. С нужной биографией.

– Приехали, – сообщила Кобра.

– День рождения на кладбище? – нахмурился я.

– Не все такие везучие, как я, – буркнула она, опустив взгляд.

– Я с тобой, – вылез из машины тоже.

– Я хочу побыть там одна, – сказала она тихо. – Ай!.. – вскрикнула тут же, оступившись на каблуке и уколовшись о розу.

Слизнула каплю крови с пальца.

– Давай сюда, – протянул я руки и взял цветы. – Помогу донести. Смотри под ноги. Туфли у тебя зачётные, не спорю, но плитка старая, вся в щелях.

Та отдала мне букет, перекинула через плечо сумочку и направилась к огромным кованым воротам. Вошли на территорию кладбища. Тут свой мир. Тишина мертвая, даже птички не щебечут. Оксана явно знала, куда идти, уверенно цокала по старинной тесаной брусчатке куда-то в сторону березок.

– Пришли, – выдохнула она, остановившись у невзрачной могилки с надгробием из обычного мрамора. Она терялась среди помпезности старинных склепов, ростовых статуй криминальных авторитетов, сгинувших еще в начале девяностых. Обычная такая могилка, неприметная. И за что покойный удостоился чести лежать здесь?

По памятнику сразу видно, что не блатной и не олигарх, а человек простой. Но в следующий момент я вгляделся в табличку на камне.

И ноги подкосились, я опёрся о березку. Прочитал:

Майор милиции Малютин Максим Сергеевич, дата смерти: 1-е июня 1997 года.

Мне захотелось протереть глаза. Я прочел снова, будто буквы могли притвориться другими. Это была моя могила… Там лежал я…

Я сглотнул ком, мотнул головой и выдавил:

– А… какое сегодня число?

– Первое июня, – зашмыгала носом Кобра, неловко утирая слезинки.

Даже чуть отвернулась, чтобы я не видел ее слабости.

Я снова посмотрел на неё – внимательно, будто только теперь видел в первый раз. И теперь узнал ее… ту маленькую девочку, которую спас… Дочку моего информатора Генки!

Её же Оксанкой звали… Ну точно! И машина-то её бати…

Она изменилась за эти годы… но теперь вместо матерой сотрудницы полиции я видел маленькую испуганную девочку с острыми коленками.

Так вот что ее гложет много лет…

– Помянем, – Оксана протянула мне металлическую фляжку.

Я сделал сразу три больших глотка. Даже не понял – водка это была или коньяк, все одно. Как ни старался сделать лицо кирпичом, а всё стоял ошарашенный, придавленный.

Но в следующую минуту плечи стали расправляться. Я вдохнул полной грудью. Да, она изменилась. Выросла. Потому что осталась жива.

Все не зря было.

Не зря погиб.

Спас, прикрыл, и она не забыла.

Могилка ухожена, и теперь розы красным огнем горят под надгробием. Тихо и торжественно, аж в груди щемит…

– Вот, Максим, – еле слышно сдавленным голосом проговорила Оксана. – Здесь настоящий мужчина лежит… не то что нынешнее племя. Он погиб, чтобы я жила…

Я медленно закрыл глаза и снова отпил из фляжки.

Глава 5

Обратно ехали молча. Каждый думал о своём. Сокровенном. После всего увиденного и услышанного даже хмель из фляжки не брал, хотя осушили мы ее до дна.

Я, выходит, сейчас узнал о том, что не просто так сюда попал. Раз уж судьба вытащила меня с того света, значит, что-то ей от меня нужно. Второй шанс просто так не дарят. И я его не упущу.

Но одно не давало покоя. Генка ведь погиб в тот же день, что и я. Но Оксана пришла только ко мне. К нему – нет. Букет один купила… Почему?

Она явно не знает, кто виноват в наших смертях, кто ее тогда похитил. А если б знала, кто убил её отца… Сто пудов устроила бы вендетту. Охоту. На Валета и иже с ним.

Как ей сказать, как раскрыть глаза? Пока не решил. В лоб не скажешь, но с этим разберусь…

Маленькая девочка не запомнила, конечно, тех ублюдских морд. Напугана была – понятно. А потом выросла и пошла в органы. Видно, чтобы заглушить боль детства. Чтобы ловить таких же, как те уроды, и этим хоть как-то душу успокоить.

Только вот вопрос – куда тогда смотрели менты, когда я погиб?

Выходит, и моё дело, и дело Геныча – глухари. Не раскрыли.

А иначе как объяснить, что Валет до сих пор красуется на баннерах?

Вывод напрашивается один, и он словно камнем раз за разом бьёт мне в лицо, будто тачке в лобовуху – кто-то его тогда прикрывал. Из наших.

Но кто?

Меня слили, и бандиты явно были готовы. Знали, что я приду один.

Хотя… я ведь был всё-таки не один. Со мной был Сёма Рыжий. Стажёр. Он же и свинтил первым, как только запахло жареным. Испугался пацан.

Он крыса? Возможно…

Но с другой стороны – стажёр. Зелёный. Что он мог?

А если всё-таки мог? Если Сёма не дурачок, а ловкач? Играл роль простачка и манипулировал. Да не-е… я в людях разбираюсь.

Но… проверить эту версию нужно. Осталось только Сёму найти. Как обустроюсь – обязательно займусь. Ведь не просто же так салага тогда напросился со мной на дело. Разговор с Палычем подслушал. Потом влез, мол, возьмите и меня.

Кстати, жив ли сейчас Пал Палыч, начальник УГРО? Лет прошло, выходит, немало, Оксана выросла, а у начальника как дела? Надо и его тоже найти. Побеседовать. Жаль только, не смогу зайти к нему и сказать по-простому:

«Привет, старый! Помнишь, как мы с тобой „Центровых“ размотали? За один вечер полбанды в кутузку утрамбовали. А как в сауне на набережной отжигали, а как…»

Нет. Так не скажешь. От этого пацана с моим именем он такое слушать не будет. Теперь всё сложно. Что ж… А кто обещал, что будет легко?

Прорвёмся.

Оксана рулила молча. Везла меня куда-то, хотя я адреса домашнего так и не назвал, вообще не до него было. В голове до сих пор шумело.

А вот почему всё-таки она даже не рассказала мне про смерть Геныча? У него тоже сегодня годовщина, получается.

Странно. Надо нащупать осторожно.

– Это у тебя машина отца? – спросил я, вкинув вопрос как бы между прочим.

– Его, – коротко, всё ещё хмурясь, ответила она. – Он тоже погиб. В тот же день, что и Лютый.

Я, как ни вслушивался, не уловил в ее интонации горечи. Совсем не так, как у моей могилы. Интересное выходит кино. Не жалует она Геныча, не жалует…

– Вот как… – протянул я, делая вид, что удивлён. – А цветов ему не купила…

– Не заслужил.

– Да? Мне кажется, твой отец был хорошим человеком.

– С чего ты взял, Макс? – дёрнулась она, губы сжала.

– Не знаю. Просто подумал… у плохого отца не выросла бы такая дочь.

– Он меня не растил. Вечно где-то шлялся – сходки, стрелки… Это что, детство? Мать умерла, а ему всё некогда. Связался с бандитами – и погиб, как бандит.

– Да? Ты уверена, что он был бандитом? Ты ведь говорила, ничего толком не помнишь…

– Да ё-моё, Макс! – взорвалась она. – Я видела, как его застрелили. Свои же подельнички! Прямо передо мной!

– Не знал. Прости…

Вот она, боль. Старая, глубоко зарытая, но не ушедшая. Обида на отца, которого так и не успела понять. Уверена, что он был одним из них. Из той мрази. А ведь Геныч был моим человеком. Негласник. И работал против тех ублюдков, за что и пострадал.

Как же ей это объяснить? Ведь нельзя, чтобы она так думала про отца… Но пока никак я не смогу. А дальше – посмотрим.

Эх… Жаль, нельзя сказать во всеуслышание, что Макс Лютый жив. Не поверят. На ПФЛ отправят, со службы спишут.

Кстати о службе… Раз такое дело, теперь я твердо намерен остаться в Отделе. Разберусь с Валетом, а Кобра мне поможет. Доберусь до этой гниды, даже если придется воспользоваться своими старыми методами. Незаконными и жесткими.

Вот только сначала надо порешать дела с нынешним начальством. И с прогулом вопрос уладить.

Машина свернула во двор и остановилась у многоэтажки. Я оглянулся – дом этот был недалеко от нашего ОВД.

– Приехали, – кивнула Кобра на железную дверь подъезда.

– Куда? – вертел я головой, и тут начал узнавать обстановку.

Лавки, старые качели, беседка с бабульками, которые грели косточки на солнышке и резались в карты.

– К твоему дому, – немного с раздражением проговорила Оксана. – Ты просил же подкинуть.

– Да, понял… – сориентировался я. – Просто мне интересно, откуда ты мой адрес знаешь?

– Господи. Забирала как-то дежурного следователя ночью отсюда. Дежурка попросила, мне по пути было.

– Какого следователя?

– Макс! С которым ты живешь, какого же еще! Все, Яровой, выходи… Завтра с Мордой договорись, чтобы взыскание не впаял. Пеплом голову посыпь, пообещай, как вы там, штабные, умеете…

– Разберёмся. Оксан… Зайдешь на чай?

– В другой раз.

Я вышел из машины, Кобра дала газу, марковник лихо шлифанул задними колесами и с заносом выскочил со двора.

А я, нащупав связку ключей, подошел к подъездной двери. Пальцы сами приложили бирку к домофону, устройство пикнуло, и я очутился внутри.

Ну, Максимушка… И где же твоя хата? Вернее, не твоя, а съемная, получается, если живешь со следователем. Вскладчину-то жилье дешевле. Интересно, что у меня за сосед? Наверняка притеснял меня прежнего. Придется объясняться сразу, популярно и с порога. Сколько всего разгребать за своего предшественника… но почему мне это нравится?

Я шагал вперёд, но почему-то даже на лестничной клетке квартира не хотела вспоминаться. Тогда пойдем другим путем. Достал телефон, полистал приложухи. Ориентировался в них на удивление сносно, на рефлексах.

О! Доставка еды.

Вот до чего жизнь дошла, можно в магазины не ходить. Ткнул в приложение и нашел адрес, на который мой предшественник заказывал жрачку. Почему раньше так не догадался? Ну понятно, шок.

Ага, вот и номер квартиры.

Нашел ее. Дверь железная, но не из листовой толстенной стали с самодельными швами, как раньше, а имитация под дерево, шершавая, цивильная. Вставил в скважину ключ, повернул.

Щелк. Щелк. Есть!

Открыл дверь и зашел внутрь. Сразу опытным взглядом определил, что двушка. Приличная по моим меркам, но ремонт старенький и простой. Так даже лучше, не люблю всякие евроремонты, или как там они сейчас называются?

В прихожке обувь. Просканировал бегло: мужские боты – несколько пар, но есть и женские туфельки. По ходу, сосед телку привел, а тут я…

– Эй, кто дома? – крикнул я на умеренной громкости, чтобы предупредить следака и не дать ему попасть в неловкую ситуацию с девочками.

– Макс! Ты чего не на работе? – в коридоре нарисовалась «Барби». Миниатюрная блондинка в кружевном атласном халатике, коротком до неприличия, симпатичная кукла, даже местами красивая, но губы слишком пухлые. Губы должны быть губами, а не походить на две сосиски.

– Э-э… – я встал как вкопанный, не зная, что и ответить.

Но та не ждала ответа и уже упорхнула на кухню. Крикнула оттуда:

– Я там сушилку с бельем тебе в комнату поставила, ты же не против? Она мне в моей комнате мешает, мне надо сторис запилить. А фон зашкварный получается.

Понял, но не всё… Велик и могуч русский язык… или это был не русский?

Я кое-что решил проверить. Распахнул одежный шкаф в прихожей и стал проводить там ревизию. Так и думал! Форма МВД, женская, только кантики на погонах не красные, а синие, как раньше у наших следаков. Это, получается, не следак, а следачка? Ну и дела-а!

Это с ней я живу? Ха! Вот так номер… А мы с ней как? Того или…

– Ну ты чего встал? – снова выплыла Барби. – Можешь меня сфоткать, плиз, а то на автоспуске кринжово получается.

На каком языке она вообще говорит?

– Да, конечно, – отказываться не стал, сделал вид, что все понимаю.

Она сунула мне в руки телефон и потянула в свою комнату. Ладонь сжала устройство, а память подсказала – «Айфон». Модный. Последняя модель.

Я зашел в ее комнату. И в голове вспыло имя девчонки: Машка. Уже что-то…

Если по разным комнатам живем, значит, мы с ней не того… Машка же тем временем взяла букет цветочков и встала, выгнув спину и отклячив попку. Позировала на фоне распахнутого окна.

Я щелкнул и протянул ей «айфон».

– И все? – вскинула изящную бровь девчонка. – Рили?.. Один кадр? Из чего мне в пост выбирать?

– Пленку экономить надо, – хмыкнул я.

– Что экономить?

– Шутка…

– Ай, ладно, обойдусь без тебя, – отмахнулась она, уже уткнувшись в телефон.

Стала разглядывать кадр – и разулыбалась.

– О! А ничё так получилось… Зачётненько. И главное – с первого дубля.

Пару секунд она молча залипала в экран, потом заговорила, не отрываясь:

– Слушай… а что бы такого под сторис с цветами поставить? Я тут парочку придумала…

– Ну-ну, – буркнул я, скосив взгляд.

А что я ей отвечу, если пока понял только про цветы, которые и так сам видел?

– Вот смотри:

«Ну вот… кто-то знает, как поднять настроение.»

Или: «А день-то начался неожиданно приятно.»

А может, так: «Бывает, просыпаешься – а тебе уже цветы. Просто потому что ты – это ты.»

– Напиши, что цветы подарил Миша – и не парься, – посоветовал я.

– Какой ещё Миша?

– Ну, Петя. Не знаю… Кто там тебе гербарии приносит.

– А ты будто не в курсе? Я же сама их покупаю.

Ну, тут я уже не выдержал:

– Зачем, Маш?

Она закатила глаза, как училка перед двоечником:

– Ой, Макс… Ты чего такой тугой? Женщина должна быть обожаемой. И недоступной. Кому нужна та, за которой никто не бегает? Жиза, понимаешь?

– Угу, – соврал я.

– Вот выцеплю себе нормального мужика и свалю, наконец, из этой дыры, – мечтательно проговорила Машка, поправляя волосы и разглядывая себя в зеркале с таким видом, будто и правду готова была вот-вот замуж выскочить за первого встречного «принца».

– Нормальная хата, – пожал я плечами. – Тараканов же нет?

– Да я не про квартиру, я про город. Я про вообще. В Эмираты хочу.

– А отрабатывать? Три года положено, ты и года не отбарабанила.