Кеннет не стал бы спорить из–за такого утверждения. Знал кличку каждого пса в роте как и имя каждого своего солдата. Для него они были такими же воинами как и люди. Ну, может, не напивались, и пахли получше некоторых солдат.
– В пустынях всего мира рассказывают сказку о том, что скорпион, окруженный огнем, вбивает ядовитый шип в собственный затылок, чтобы сократить мучения. Это – величайшая ложь об этом создании. Ни один из них так не поступит, поскольку это значило бы, что он – проиграл. А скорпионы не умеют проигрывать.
— Вархенн...
— Да, господин лейтенант ? — Покрытое татуировками лицо выглядело совершенно невинно.
— Если тотчас не начнешь рассказывать, мне придется представить кого-нибудь к повышению — сразу же после рапорта о трагической случайности, лишившей меня десятника.
Он помнил сказку о том месте, которую рассказывала ему тетка.
Однажды пустынный тушканчик нашел умирающего от жажды скорпиона. Ведомый милосердием, взял его в собственную нору, приносил во рту воду, ловил жуков, которых скорпион убивал и пожирал, пока вокруг норы тушканчика не выросла гора пустых панцирей, а соседи не стали поглядывать на него с подозрением. Но тушканчик полюбил скорпиона, они провели множество бесед, рассказывая друг другу, как оно – бродить ночью пустыней, искать пищу, выпивать капли, украшающие на рассвете камни, убегать от хищных ящериц и ночных птиц. Ведь скорпион, как с удивлением открыл тушканчик, несмотря на клешни, твердый панцирь и смертоносный хвост, тоже боялся созданий больше его и прятался под камнями, заслышав звук лапок ящериц гхе. «Ты и я – мы словно братья», – сказал однажды тушканчик, а скорпион усмехнулся, как делают это скорпионы, одним движением клешней, и не ответил ничего. Потому что скорпион знал больше.
На следующий день тушканчик, вот уже какое-то время толстевший, удивил своего гостя, приведя в мир нескольких голых и лысых созданий, которые прижались к нему и принялись сосать молоко. Тушканчик лежал неподвижно, сморенный сном после усилий и неспособный защищаться, а потому скорпион сделал то, что посчитал верным. Ударил каждое из созданий своим жалом и, поняв, что они сочные и вкусные, пожрал их. «Почему ты убил моих детей?» – спросила, плача, тушканчиха, придя в себя. «А почему ты посчитала меня созданием своего рода? Разве ты не знал, что я тот, кто я есть?» – ответил скорпион и заплакал, как плачут скорпионы – одними движениями клешней. А после ушел в пустыню, чтобы умереть
Смотрела она так, что и камень бы не отказал.
Во время длинных одиноких путешествий по самым дальним концам империи и за ее пределы он приобрел привычку болтать со скакуном, но в последнее время с некоторой иронией стал замечать, что, похоже, начинает ожидать от коня чего-то вроде диалога, воспринимает его ржанье, фырканье и попукиванье как вклад в беседу. А это означало, что ему стоило подольше отдохнуть – или сменить скакуна. «На менее разговорчивого», – осклабился он мысленно.
Серп может воображать, что это он срезает колосья, а молоток – что это он вбивает гвоздь. Но и тот и другой – лишь инструменты.
Как говорили мудрые старики, если хочешь, чтобы юноша взошел на гору, – запрети ему подниматься.
- А если их не найду - буду идеальным козлом отпущения, верно? И я проиграю вне зависимости от того, каким образом закончится вся история?
- Как я погляжу, вы умеете совмещать факты. А это редкая черта для военного.
Лейтенант кивнул, и солдаты, все как один, надели плащи. На каждом номер роты, две шестерки, одна чуть выше другой, были вышиты кроваво-красной нитью.
Горная Стража не забывает своих.