Ключ от дома. Повесть

Текст
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Ключ от дома. Повесть
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Ольга Владимировна Покровская, 2017

ISBN 978-5-4485-8647-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татьяна Дмитриевна проснулась от стука в калитку и нетерпеливого звяканья щеколды. Испуганно приникла к окну, за которым бледнела низкая облачность, – одинокой, ей постоянно мерещилось, что в дом лезут налетчики и грабители, – но, разглядев сквозь голые ветки розовую курточку, поняла, что дочь азартно дергает затворы. Спокойствия это обстоятельство Татьяне Дмитриевне не прибавило, потому что Саша должна была в это время находиться в Москве: либо на работе, либо в съемной комнате, на пару с соседкой. А оказаться ранним утром, когда не ходили электрички, дома – для этого требовались серьезные причины, и Татьяна Дмитриевна подозревала, что они не радостные. Поэтому она, накинув тужурку на ночную рубашку, побежала к калитке в тапочках и, вместо привета и улыбки, встретила дочь тревожным вопросом:

– Ты чего? Уволили?

Лихорадочное Сашино выражение и остановившиеся водяные глаза ей не понравились.

– Мне в вечернюю, я на машине… Мам, я есть хочу!

Саша увернулась от расспросов и побежала в дом. Татьяна Дмитриевна шла за ней по пятам и бормотала:

– С ума сошла! Среди ночи!..

– Успокойся, мам, – не на чужой, Милкин дядя бочки вез в огород, я с ним.

Татьяна Дмитриевна повесила Сашину куртку на вешалку и усадила дочь за стол, продолжая недоуменно бормотать:

– Кто такой Милкин дядя?.. Может, хуже чужого…

Саша не отвечала на материнские нотации, а смеялась, и это тревожило Татьяну Дмитриевну. Она скорой рукой смешала тесто в эмалированной миске, поставила перед дочерью горячие оладьи и спросила в упор:

– Рассказывай. Что стряслось?

Саша размазала растекшуюся сгущенку, собралась с духом и выпалила:

– С Женей встречалась. Вчера…

Татьяна Дмитриевна взялась за сердце.

– Ох… – только и выговорила она.

Женя был горячей и единственной Сашиной любовью. Им она жила, за ним в свое время подалась в Москву, не смущаясь ни его абсолютным равнодушием, ни наличием любимой жены и сына.

– Мама! – взмолилась Саша. – Порадуйся за меня! Я же к тебе, я же сразу…

Татьяна Дмитриевна нахмурилась, внимательно изучила Сашино лицо и вынесла вердикт:

– Ты не ко мне приехала. Идиоткой-то меня не считай.

Она поджала губы. Личная жизнь дочери казалась Татьяне Дмитриевне неправильной, но на этом огорчения не заканчивались – она была уверена, что Саша приехала не домой, не к матери, а к призраку брата-близнеца, который терзал ее с детства странной привязанностью. Эту стыдную тайну семьи Татьяна Дмитриевна, как могла, скрывала от окружающих и от этого мало общалась с подругами, забросив старые знакомства. Если в детстве чудачества дочери еще могли сойти за милую возрастную шалость, то теперь Саша была взрослая, и всерьез объяснить людям, что она разговаривает с покойным братом, было неловко. Покачав головой, она вышла из кухни и принялась собираться – скоро надо было на работу. Когда Саша допивала чай, она вернулась одетая и готовая.

– Ешь, и пойдем, – сказала она решительно. – Как раз на электричку успеешь.

Саша растерялась.

– Мам, я… Может, я отдохну?..

– Одну не оставлю, – возразила Татьяна Дмитриевна. – А мне на станцию пора. – Она вспомнила: – Семена привезла? Которые Лена обещала?

Саша покраснела.

– Мам, забыла.

– Я же говорю, – вздохнула Татьяна Дмитриевна. – Ты обо мне не думала.

Она отвернулась от слез, выступивших на Сашиных глазах. Дочь взяла тетрадный лист со списком, куда Татьяна Дмитриевна заносила текущие дела и необходимые покупки, и произнесла с упреком:

– Мам, может, ты меня в свой список добавишь?

– Добавлю, – пообещала Татьяна Дмитриевна. – Когда дурь из головы выбросишь.

Она вывела дочь на улицу и заперла калитку. Саша дрожала от обиды, но не возражала. На углу им встретилась соседка баба Аня, которая сообщила:

– Татьян, участковый чего-то заходил вчера. Искал тебя.

Оставшийся путь Татьяна Дмитриевна шла рядом с Сашей, но уже не думала о дочери, а гадала, зачем приходил участковый. Опять что-то с сыном Лешей? Еще она вечно боялась, что отберут дом. Примут закон – и отберут. Сначала они двигались по выбитому асфальту, вдоль черных канав, оскобленных граблями, мимо заборов из штакетника с ромбовым узором, но обитатели домов безмятежно спали, и было непохоже, что кого-то норовят обездолить. Потом вошли в центр городка. Когда переходили проспект, где

в окружении ранних зевак пребывала легковушка, влетевшая ночью в фонарь, Татьяна Дмитриевна подумала, что хотя бы этого с Лешей из-за отсутствия прав не случится, – но похолодела от ужаса, представив, что спьяну сын легкомысленно сядет за руль, не вспоминая о правах.

На станции она проводила дочь до перрона, но, только мать ушла, Саша скользнула к краю платформы, слезла на пути и вернулась в город. Через пятнадцать минут она, в запущенном панельном подъезде, стучала в квартиру тетки, Натальи Дмитриевны. За дверью чертыхались, возились, тявкала и скребла по полу собака. Наконец растрепанная тетка открыла и, в отличие от матери, сердечно обрадовалась племяннице:

– Ба, какие люди! Сто лет не виделись, пропащая душа! Проходи, проходи… Славик! – крикнула она сожителя. – Сходи винца принеси, гости.

– Рано еще, – солидно отозвался юный теткин сожитель, младше ее на пятнадцать лет. – Десяти нету.

– Да ладно! Такие правильные… Ну, пивка принеси.

– Не надо, теть Наташ, – возразила племянница, входя. – Мне вечером на работу.

– Господи, всем на работу. Ничего в жизни, кроме работы, не видите. Бездушные вы люди.

Она принялась тискать и целовать собачонку.

– А мы с Масиком душевные! Верно, Масик? Поцелуй мамочку, солнце мое!..

Масик сучил тонкими ножками, повизгивал и вырывался.

– Теть Наташ, – спросила Саша, – у тебя ключей от нашего дома нет?

Тетка насмешливо ухмыльнулась.

– Что, выставила мать? Железная она женщина, не разжалобишь. Нету у меня ключей, дорогая. Разве мать твоя кому-нибудь ключи даст? Скорее рак на горе свистнет. Верно, Масик?.. Не зря на железной дороге работает. Все в жизни – как по рельсам ходит. Ни влево, ни вправо. Она покормила тебя? Хоть это. – Тетка, избавленная от необходимости разыгрывать радушную хозяйку, принялась снова тискать собачонку. – А как поедешь, когда мать на вокзале? Живо засечет, у нее глаз – алмаз. Мимо нее муха не пролетит…

– Я автобусом.

– А-а. Ну, Славик проводит. Славик!..

Выглянул сопровождаемый зудением старенькой бритвы Славик. Пока Наталья Дмитриевна, роняя кастрюльки, опрокидывая пакеты и спотыкаясь о табуретку, приготовила для спутника жизни чашку растворимого кофе, тот успел побриться, привести себя в порядок и перекусить. Тетка, совершив тяжелый труд, вернулась к четвероногому любимцу, который охотно лизался с владелицей, вызывая у Саши приступы тошноты. Выйдя со Славиком на улицу, племянница оторопело косилась на подтянутого парня и гадала, что связывает его с видавшей виды неумехой.

– Надо же, – проговорила она вслух. – Как тетя Наташа не ревнует?

– В смысле? – не понял Славик, нахмурив брови. Он не отличался сообразительностью. – К кому?

Саша улыбнулась. После свидания с Женей она чувствовала себя красивой, неотразимой и не понимала, как рядом с ней не падают на колени от обожания, а топают вразвалочку, равнодушно поглядывая по сторонам. Ей казалось, что весь мир ее любит, и она себя любила больше всех.

– К молодым. Ко мне, например.

В Славиковом голосе прозвучало сожаление:

– Дурочка, – вздохнул он. – Ты не молодая, ты маленькая. Разве возраст – главное?

– А что главное?

Славик подумал и изрек:

– Не это.

И замолчал. Не дал себе труда входить в разъяснения о чем-то сугубо важном, ведомом ему одному с головокружительной высоты собственного опыта. Саша, не получив отклика, на минуту забыла о его существовании. Она шла как по струнке, вдыхала будоражащий весенний воздух с запахами первой травы и чувствовала обжигающие взгляды окружающих, которые, ползая по улице на сонном утреннем автопилоте, моментально просыпались, проникаясь ее победной осанкой и ликующим видом. Славик довел ее до автостанции, сунул руки в карманы и невозмутимо отправился напрямую через площадь, а Саша мечтательно заулыбалась и побежала к автобусу.

Сменившись, Татьяна Дмитриевна пошла не домой, а к сыну. Несколько раз она звонила ему с работы, но телефон не отвечал. Татьяну Дмитриевну это не удивило – она представляла, что, наверное, устройство связи давно разряжено и лежит, забытое, под столом или в ванной.

Чем больше Татьяна Дмитриевна отдалялась от станции, чем ближе оказывалась сыновняя двухэтажка, тем сильнее ощущались неудобство и тоска. Знакомые посмеивались над Татьяной Дмитриевной, иронизировали по поводу ее тяги к трудовой деятельности, но она успокаивалась на работе, а в частной жизни задыхалась и судорожно глотала воздух, как выброшенная из воды рыба. К нервозности, присущей ее трудовому процессу, Татьяна Дмитриевна притерпелась, потому что все это было проходяще и не трогало за живое. Ей нравилось ощущение порядка: поезда ходили по расписанию, действия совершались по инструкциям, и над маленькой станцией нависали крылья огромной организации, в которой чрезвычайные происшествия устранялись, а любая неустойчивость включала невидимый механизм, и после длительного скрипа колес и движений маховиков все приводилось в норму. Но только Татьяна Дмитриевна покидала станцию, как оказывалась беззащитной на чужой территории, где не было ни логики, ни правил, все шло наперекосяк, и с детьми случались постоянные беды, а Татьяна Дмитриевна не понимала – отчего.

Перед домом, где жил сын, она постояла, разглядывая страшноватое кирпичное здание с ободранной штукатуркой. Дом был погружен в уныние серо-болотных оттенков, и Татьяне Дмитриевне пришло в голову, что лучше бы эту штукатурку ободрать совсем, помыть кирпичную кладку… и что, живя в такой депрессивной трущобе, неудивительно запить. Даже занавески на всех окнах были старые, линялые… только на балконе второго этажа сушилось ярко-оранжевое полотенце.

 

Дверь в Алешину квартиру оказалась незакрытой, но Татьяна Дмитриевна, справляясь с испуганным сердцебиением, замерла на пороге, робко стуча по дверному полотну. Было тихо, внучкина возня не слышалась. Невестка Юля вышла в байковом халате, рявкнув:

– Кто там еще?

Увидела Татьяну Дмитриевну и скривилась.

– А, здрасте…

Повернулась и ушла – войти не предложила. Татьяна Юрьевна вошла сама, несмело продвинулась за Юлей до кухни и спросила:

– Мой-то… где?

Юля раздраженно сдула с лица прядь.

– Где ему быть, пьяный лежит!

Разгоряченная Юля, нависая над полной раковиной, мыла посуду. Одного взгляда Татьяне Юрьевне было достаточно, чтобы понять две вещи: во-первых, посуда накапливалась в доме с неделю, не меньше. И во-вторых – Юля по-прежнему экономила на мыле. Татьяна Дмитриевна, глядя, как невестка скребет посуду грязной тряпкой, каждый раз морщилась – откуда? Вроде из семьи приличной, работящей… сватья – рукодельница…

– А Настя? – заикнулась Татьяна Дмитриевна про внучку, но тут же пожалела.

– Настя? – Юля повернулась к свекрови и уставилась свирепыми глазами. – Вам-то что Настя? Есть у меня силы на ребенка? У меня мужик – только знаешь, что задницу ему вытирать!

– Юленька, я не отказываюсь… – пробормотала Татьяна Дмитриевна. – Когда я не в смене, возьму с удовольствием, ты же знаешь…

Юля в сердцах швырнула тряпку.

– Разведусь к чертовой матери! – провозгласила она, сверкая глазами. – И прав родительских лишу. Лучше никаких родственников, чем такие.

– Юленька, его лечить бы… – попробовала вступиться Татьяна Дмитриевна.

– Сами и лечите! Я ему не нянька.

Татьяна Дмитриевна не стала пререкаться. Она отступила в комнату и услышала легкое похрапывание. Алексей какой-то бесформенной грудой лежал на диване, спал, пахло перегаром, и сердце Татьяны Дмитриевны сжалось от боли. Она хотела подойти к сыну, но ее опередила Юля – подлетела и ткнула пальцем:

– Полюбуйтесь! – Она хлестнула лежащее тело тряпкой. – Дрянь такая, сволочь!

Тело пошевелилось.

– Вставай! – кричала Юля. – Что валяешься, вон… мать на тебя поглядит! Вставай, кому говорю!

– Пошла вон! – взревел Алексей из глубины хмельного забытья.

– Юленька, Юленька… – пробормотала Татьяна Дмитриевна, отступая. – Не надо. Подожди, протрезвеет – тогда…

Но Юля не слушала, и Татьяна Дмитриевна с тяжелым сердцем предпочла убраться. Когда она шла по улице, в сумке зазвонило.

– Таня, привет! – Это была младшая сестра Наталья. – Я на нашей улице…

– Что случилось? – передернулась Татьяна Дмитриевна, и ей представилось, что сносят дом.

– Ничего, – удивленно пропела сестра. – Я к Марине заглянула, она мне шерсти спряла… Дай заскочу? Ты далеко?

– Сейчас буду, – выдохнула Татьяна Дмитриевна.

Через десять минут она снимала внушительный замок с калитки, а Наталья Дмитриевна хвасталась, хлопая по клеенчатой сумке.

– Марина кобеля остригла… Славику пояс свяжу. Он штангист бывший, у него спина надорвана. Греть.

– Вроде свой кобель есть, – негромко удивилась Татьяна Дмитриевна.

Наталья Дмитриевна расхохоталась:

– Масик? Что он мне, овца? Он мне как сын родной!

Татьяна Дмитриевна пожала плечами. Ее так огорчал собственный сын, что она не возражала против кощунственных сравнений.

– Подожди, – проговорила она, когда вошли в дом.

Пока Наталья Дмитриевна располагалась на диване, сестра взяла бумагу, где в нескольких графах были записаны покупки и работы, и вычеркнула строчку «гайка для гладильной доски». Достала гайку, которую получила у слесаря Миши, и завернула в полиэтилен взамен утерянной. Наталья Дмитриевна наблюдала за сестрой насмешливо.

– По бумажке живешь? – сказала она. – Говорила я сегодня твоей Сане…

– Саша заходила? – встрепенулась Татьяна Дмитриевна. – Вот зараза! Я же ее прямо на станцию доставила…

– Уехала, не волнуйся. Славик на автобус отвел. Ключ от дома спрашивала. Светилась прям от счастья. Любовь…

– Полно, – возразила Татьяна Дмитриевна. – Добро бы по-человечески. Ведь Женя этот за человека ее не держит. Что за радость? Даже если бы влюблен – не разведется никогда в жизни. Мало, что жена и ребенок. Там ведь квартира московская. Тесть богатый. А у тестя-то этого свой завод в Сибири, и мотаться ему туда не хочется, а может – без взвода охраны появляться не с руки. Они, может, специально для этого зятя и брали – безродного, безответного. И что ее ждет?

– Забери домой, – проговорила Наталья Дмитриевна весело. – Чего ж не заберешь?

Татьяна Дмитриевна вздохнула, поднялась и стала готовить чай.

– Учиться не хочет, – рассказывала она, наливая воду в чайник, протирая стол, нарезая хлеб и колбасу. – Работать негде. Официанток и без нее хватает – на грошовую зарплату. Вон, Вику из «Лагуны» чуть не зарезал псих какой-то. И хозяин их не лучше – обращается хуже, чем с собаками. А в «Елочке» свои, семейный подряд.

Наталья Дмитриевна покивала. Вику из «Лагуны» она помнила хорошо.

– К себе на станцию возьми.

– Взяла бы, – Татьяна Дмитриевна оживилась. – Олега Юрьевича бы упросила… и техникум – колледж – можно закончить. Может, не к нам – работа сменная в конце концов. Ни в какую… В ресторане жизнь красивая…

– А чего ты ее в дом-то не пустила? Опять – рвалась с Сашенькой советоваться?

Когда Татьяне Дмитриевне сообщили, что у нее близнецы, она предположила назвать их одинаково, парным именем, существующим в мужском и женском вариантах. Поэтому умершего брата-близнеца звали по умолчанию как сестру – хотя он не успел получить официального имени.

– Может, полечить ее? – несмело спросила Наталья Дмитриевна.

– Как полечить? – Татьяна Дмитриевна горестно покачала головой. – Нет у нас таких врачей. И что я ему скажу? Что она по любому поводу бежит разговаривать с покойным братом? Который умер двух часов от роду? Ну, посадят ее в смирительную рубашку и лекарствами обколют, будет овощ.

Наталья Дмитриевна подняла глаза, осматривая аляповатые обои.

– Где он здесь живет-то? – спросила она.

– Наверху, – Татьяна Дмитриевна указала на второй этаж. – Пойдет… на диван сядет… руку протянет… вон, говорит, Саша…

– Может, дом освятить?

– Полно, – произнесла Татьяна Дмитриевна укоризненно. – Что ты говоришь-то? Что это – нечистая сила? Сыночек мой… все-таки. Как я Саше в глаза смотреть буду?

– Дурдом, – вынесла приговор Наталья Дмитриевна.

Некоторое время сестры молчали, и потом Наталья Дмитриевна вспомнила:

– Близнецов ведь даже в армию вместе служить отправляют, не разлучают. Видимо, половинки-то ей не хватает. Только сама говоришь – плохие советы он ей дает. Неправильные.

– Неправильные… – печально подтвердила Татьяна Дмитриевна.

Она машинально придвинула бумажку, взяла ручку и вписала очередной пункт: «тесьма х/б». Подумав, вписала еще строчку: «столярный клей». Положила ручку, взяла снова и дополнила: «Взять у Юры».

– Отвлекись, – уничижительно произнесла Наталья Дмитриевна. – Потому с тобой и не советуется, что живешь по бумажке.

– Порядок, – сказала Татьяна Дмитриевна. – Как без порядка?

Сестры обсудили хозяйственные вопросы, допили чай, и Наталья Дмитриевна собралась уходить. Татьяна Дмитриевна проводила ее до калитки и смотрела вслед, чтобы вмешаться, если кто-нибудь пристанет к сестре на темной улице. В детстве ей почти не встречались на улице ее родного городка посторонние лица, но со временем чужих становилось больше, и чужие были – чем дальше, тем страшнее, поэтому Татьяна Дмитриевна избегала выходить в темное время и запирала калитку на замок. Тревожно пахло гарью с полей, где жгли траву, и надвигались низкие облака, налитые синевой. Пока сестра не скрылась из вида, мимо Татьяны Дмитриевны прошел сосед, потом показался участковый, и Татьяна Дмитриевна вспомнила слова бабы Ани.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»