Читать книгу: «Поцелуй с тенью», страница 3

– Извини, если я облажаюсь, – сказал я, подняв руку, чтобы погладить кота между ушами, а потом провести по спине, как это делают люди по телевизору. Я впервые гладил домашнее животное, и у меня дрожали пальцы. К счастью, это было из-за выброса адреналина, а не из-за острого желания придушить пушистого любимца Эли.

Кризис миновал. Во всяком случае, на этот раз.

За эту неделю я узнал о себе две принципиальные вещи: я не хочу причинять вред Эли и ее коту. Может, я все-таки не психопат. Их не заботит ничто и никто, кроме них самих. Но это не исключало социопатию. Большинство социопатов способны испытывать привязанность к некоторым отдельным людям. Эти люди становятся редкими исключениями, тогда как к остальным социопат не испытывает абсолютно ничего. Я был привязан к маме, отчиму и Тайлеру. Это – мои люди, а о других я почти не думал. Но было ли это из-за расстройства личности или из-за того, что больше никто не заслужил моего доверия?

Я покачал головой и выпрямился, игнорируя недовольное мяуканье кота, возмущенного тем, что я перестал его гладить. Я сюда пришел не с котом общаться. Я был ограничен во времени, и чем дольше я тянул, тем выше становился риск обнаружения. О своем психическом здоровье я могу порассуждать потом.

Мне нужно было снять видео и поставить камеру.

Пришло время выяснить, насколько серьезным было желание Эли прийти домой и наткнуться в темноте на незнакомца в маске.

3
Эли

Все в этом чертовом городе с ума посходили. Во всяком случае, этой ночью ощущение именно такое. Мы видим достаточно жутких случаев и в нормальные смены, но сегодня все по-другому. Я уже сбилась со счета, сколько за последние семь часов видела пациентов, пострадавших от собственных или чужих рук из-за какой-то дикой глупости, которую даже ребенку не придет в голову предпринять.

В соцсетях что, появился какой-то новый опасный тренд, о котором я не знаю? Или перезапустили ту старую передачу, где пацаны врезаются в разные препятствия в тачках из супермаркетов? Что-то должно объяснять такой уровень глупости. Это не может быть простым совпадением.

Сейчас у нас было временное затишье – вполне обычное для такого времени суток. Я сидела, свернувшись на стуле в комнате отдыха, пытаясь устроиться поудобнее с чашкой кофе. Моя смена прошла только наполовину, и если вторая часть ночи будет такой же, то мне понадобится весь кофе мира, чтобы остаться на ногах.

Таня проскользнула в комнату и пошла прямо к окну, вперив взгляд в ночное небо. Она так хотела на него взглянуть, что как будто меня не заметила.

– А сейчас даже не чертово полнолуние, – сказала она себе под нос.

Я выпрямилась на стуле.

– Значит, это не только мои пациенты?

Она повернулась и покачала головой. Длинные косы упали ей на плечо.

– Нет. Сегодня в этот город что-то вселилось.

Мы обеспокоенно поглядели друг на друга и отвели глаза. Такое иногда случается – всплывают старые паттерны поведения, – и это заставляет думать, что люди гораздо теснее связаны друг с другом, чем думают. Иногда в течение недели наблюдается взлет автомобильных аварий, хотя никаких погодных или дорожных проблем нет. А иногда к нам поступает гораздо больше жертв домашнего насилия, а в другие недели – одна за одной следуют пулевые ранения.

Мы с Таней несколько раз об этом говорили и чего только не предполагали. Может, у всех людей существует что-то типа единого сознания, как в пчелином улье, или, может, дело в магнитных потоках, или наше подсознание улавливает одни и те же слабые сигналы из окружающего мира.

Я даже один раз упомянула об этом при одном копе, который часто к нам наведывался, и вместо того, чтобы посмотреть на меня как на сумасшедшую, он согласился и сказал, что они с коллегами тоже замечают нечто подобное. Они задерживали целые группы людей, не имевших друг с другом никакой очевидной связи, но при этом за одну неделю совершивших буквально идентичные преступления. А на следующей неделе такая же толпа людей делала что-то другое.

Потом я рассказала об этом Тане, и мы обе настолько струхнули, что решили вообще избегать эту тему, как будто разговоры о ней могут запустить новую волну странностей.

– Как Бринли? – спросила я. Таня работала с ней накануне ночью и приглядывала за ней, как и я в ночь до этого.

Таня оттолкнулась от подоконника и пошла к кофемашине.

– Хорошо. Слава богу. Думаю, ты права, она сможет выдержать. Та первая плохая ночь просто выбила ее из колеи.

– Нет лучше проверки на стойкость, чем крещение огнем, – заметила я.

Таня налила себе кофе, повернулась ко мне, оперлась бедром на столешницу и сделала первый глоток.

– Но было бы проще, если бы пациенты распределялись между большим количеством людей.

Тут я оживилась.

– Кстати, ты собираешься на ярмарку вакансий в следующем месяце?

Наша больница регулярно организовывала свои стенды на школьных ярмарках вакансий и мероприятиях для работодателей, чтобы привлечь больше людей в ряды медсестер. Мало кто на самом деле оставался здесь работать, но повышение общего числа желающих воспринималось как успех.

Таня кивнула.

– Пойдем вместе? Это считается за смену, и ты сможешь в кои-то веки увидеть белый свет. – Она взглянула на меня из-за ободка кружки, приподняв бровь. – В последнее время у тебя какой-то нездоровый цвет лица.

Я закатила глаза.

– Надеюсь, людей на ярмарке ты будешь завлекать как-то иначе.

Она фыркнула.

– Так ты пойдешь или нет? Не вынуждай меня идти с кем-то типа Донны.

Мы обе поморщились. Донна была одной из медсестер, которая работала вместе с Бринли на прошлой неделе. Она совершенно не умела обращаться с пациентами и не обладала врожденной этикой, необходимой для работы с людьми. Ее появление на ярмарке вакансий скорее могло отвратить людей от этого рода деятельности, чем привлечь к нему.

– Да, пойду, – сказала я.

Таня с облегчением вздохнула и отпила еще кофе.

Между нами повисла пауза, но мы обе чувствовали себя комфортно. Иногда мы сидели и болтали между ночными пациентами, обмениваясь сплетнями. Но бывали и такие ночи, как эта, когда мы обе уходили в себя и пытались просто перевести дух посреди тяжелой смены.

Пейджер на бедре у Тани запищал, и она тихо выругалась, увидев сообщение:

– Результаты анализов, – сказала она, допила остатки кофе и вышла из комнаты.

Когда она ушла, я проверила свой пейджер. Я тоже ждала результатов по крови двух моих пациентов и удивилась, что меня не вызвали. Может, стоит подговорить мою подругу из лаборатории, Верн, поставить меня к ней в очередь?

Краем глаза я заметила дату на экране пейджера и выпрямилась на стуле. Сегодня был четверг. А это значит – новое видео от Безликого. Он выкладывал их каждый вторник, четверг и субботу, как по часам. Как я вообще могла забыть?!

Я кинулась со стула к своему шкафчику. Было маленьким чудом, что комната отдыха осталась в полном моем распоряжении, и я не хотела упускать возможность посмотреть новое видео в одиночестве.

– Ну же, – бормотала я, поворачивая торопливыми пальцами замок на шкафчике. Дверь могла открыться в любую секунду, и это значило, что мне придется либо ждать следующего затишья, либо конца смены, чтобы посмотреть видео.

Я открыла шкафчик и вытащила телефон из сумки. Молниеносно поднесла его к лицу, нажала на иконку любимого приложения и начала печатать в поисковой строке. Его страничка открылась на моем экране в следующее мгновение, и у меня внутри разлилось тепло, когда я увидела знакомые обложки: Безликий в разных позах и разной степени раздетости.

Черт, этот мужчина выглядел хорошо.

У меня участилось дыхание, пока я пялилась в телефон, а соски под формой затвердели. Я реагировала на него, как собака Павлова, только вместо того, чтобы пускать слюни в ожидании еды, я намокала в другом месте, предвкушая удовольствие. Это не могло быть нормально – что у меня так подкашивались ноги при одном взгляде на него: я чувствовала себя распаленной и готовой на всё. Надо было прекращать мастурбировать на его видео, потому что так заводиться уже становилось проблемой. Особенно в моменты, как этот, – когда у меня не было времени дать разрядку своему возбуждению и весь остаток ночи меня мучили мысли о нем.

Наверное, мне стоило положить телефон на место и посмотреть видео позже, желательно в уединении собственной спальни, где мне всегда доступен вибратор, но тут вмешались мои пальцы и сами нажали на последнее видео, как будто обрели сознание. Судя по тому, что он выложил его несколько часов назад, а собрал уже больше сотен тысяч просмотров, видео было отличное.

Я уставилась в телефон и стала смотреть. В начале заиграла таинственная музыка. Какое-то время я видела только темноту, но потом телефон приподняли, и на него попала лежащая на кровати маска Безликого. Камера еще приподнялась, и – черт возьми! На кровати оказалось одеяло как у меня!

Я нажала на паузу и издала страдальческий стон. Ох, нет. Нет, нет, нет. Не стоило начинать смотреть это здесь. У меня так свело между ног при виде его маски, лежащей как будто бы на моей постели, что этот спазм мог облегчить только мой самый большой вибратор или долгий и жесткий трах.

Брось сейчас, пока еще держишься, пронеслось у меня в голове. Если просмотреть видео полностью, это закончится нескончаемой пыткой. Но даже зная, какое невыносимое возбуждение я буду чувствовать до конца смены, я не удержалась, снова поднесла телефон к глазам и нажала на воспроизведение.

Музыка возобновилась, и на экране появилась мужская рука: ногти коротко подстрижены, татуировка обвивает запястье и продолжается на каждом пальце. Камера еще немножко приподнялась. У меня вырвался прерывистый вздох, когда в кадре показалось мускулистое предплечье, покрытое венами и татуировками. Я не понимала, почему эти предплечья удерживают мое внимание такой мертвой хваткой. Потому ли, что я легко себе представляла, как заиграют эти мускулы, когда он своей сильной рукой сожмет мне запястья над головой? Или даже лучше – как эти длинные пальцы с еле сдерживаемым усилием сомкнутся на моем горле?

Рука скользнула на маску, поводила пальцами вокруг глазниц и убрала ее, пока мучительно низкий мужской голос пел о всяких непотребствах, которые делают в спальне. Музыкальное сопровождение Безликого всегда было безупречно – оно могло превратить даже простое видео типа этого в клиторальную ласку. На этот раз все было даже хуже, потому что я не могла избавиться от фантазии, будто он снимает это в моей спальне.

Внезапно камера дернулась, и я резко втянула воздух. Это был он. Он отражался в зеркале во всей своей красе, без рубашки; в одной руке он держал телефон и снимал себя, а другой расстегивал ремень. Я нажала на паузу, чтобы как следует всё рассмотреть. Он был самим совершенством – может быть, не для всех, но для меня. Такой формы можно достичь лишь часами тренировок: где надо, он был стройным и подтянутым, а где надо – огромным и накачанным.

Мне хотелось пройтись языком по широкой долине между его грудными мышцами, склониться перед его кубиками и провести непозволительное количество времени, изучая глубокую дельту его косых мышц.

А больше всего мне хотелось, чтобы его руки сменились моими, я бы сама расстегнула его ремень, достала внушительный на вид член (если можно судить по выпуклости у него в штанах) и весь остаток ночи вытворяла бы с ним вещи, от которых покраснел бы сам Дьявол.

Шум в коридоре напомнил мне, что время ограничено. Я снова завела видео и досмотрела несколько последних секунд, в течение которых он медленно вытаскивал ремень из петель и наматывал на свой кулак. Он глубоко, сдавленно дышал, его грудь вздымалась. Почему это было так охренительно сексуально?

Наверное, потому что ты представляешь, как он будет затягивать этот ремень на твоих запястьях, маленькая ты похотливая сучка.

Черт, я запала на этого парня, хотя даже не знала, как он выглядит под маской или как звучит его голос. Он никогда не разговаривал на своих видео.

Впрочем, в этом и могла состоять его притягательность. Извращенный секс с горячим, безликим мужчиной, который молчит! Дайте два! В последнее время у меня был перебор с мужскими голосами.

Что-то в углу зеркала привлекло меня, и я нажала на паузу прямо перед окончанием видео. Фон у него всегда был темный и размытый, но я готова была поклясться, что сейчас смотрю прямо на свой комод, заваленный косметикой, разными коробочками и разбросанными заколками для волос.

Видимо, все было совсем запущенно, раз я дошла до того, что в каких-то мутных очертаниях распознаю собственную мебель и вещи.

Как бы то ни было, это теперь было мое любимое секс-видео. Потому что вне зависимости от того, было ли это просто совпадение или воображение играло со мной злую шутку, но было чертовски легко представить, что это снимали у меня в спальне. Господи, а что я буду вытворять с собой после этого в ближайшие дни и недели! Интересно, этот парень хотя бы представляет, какой эффект он оказывает на людей? Он бы испугался, если бы узнал, насколько я его хочу? Или завелся?

У меня запищал пейджер, настолько бесцеремонно вырвав меня из моих грез, что я чуть не уронила телефон. Прежде чем пихнуть его обратно в шкафчик, я добавила видео в любимые и в спешке оставила комментарий: «У меня такое же одеяло. Это могли снимать в моей спальне. Уле-е-ет, сучечки!» Я знала, что куча людей, с которыми я успела пообщаться в комментариях Безликого, умрут от зависти, когда увидят это. Поскорее бы почитать ответы.

■ ■ ■

Девять изматывающих часов спустя я припарковалась на своей подъездной дорожке, выключила двигатель и прислонила лоб к рулю. Ночь была дерьмовая. Абсолютно, предельно дерьмовая. И увенчалась она потерей пациентки с сердечным приступом, которую мы считали стабильной. А еще она была совсем молодая – едва за пятьдесят. Ее муж и дети-подростки толпились вокруг койки в момент второго приступа, и в их глазах был настоящий ужас, когда мы начали выталкивать их из палаты, чтобы попытаться – безуспешно – спасти ее жизнь.

Именно в такие ночи больше всего хочется уйти. Я пошла в медсестры, чтобы спасать жизни, и каждая новая смерть ощущалась как личная неудача. Как будто я была виновата в том, что они не выкарабкались – из-за какого-нибудь упущенного мной симптома или анализа, который я не догадалась провести.

С логической точки зрения я понимала, что это не может быть так. Я совсем не в одиночестве занималась пациентами. Я работала с бесчисленным количеством медсестер, специалистов и докторов. Такие эмоции наверняка были связаны с неизбывной скорбью по маме, но это не улучшало ситуацию и не смягчало чувство вины, которую я испытывала с каждой потерей пациента.

Я мысленно поставила себе галочку упомянуть об этом на очередной сессии с психотерапевтом и вышла из машины. Как только я открыла дверь, Фред с мяуканьем выбежал мне навстречу, я подняла его и тискала дольше, чем обычно, пытаясь прийти в себя и заставить свой мозг сосредоточиться на более веселых мыслях.

Я отпустила его, как только он начал вырываться, и сразу пошла на кухню. Вино взывало ко мне. Я воздерживалась от алкоголя с тех пор, как послала то печальное сообщение Тайлеру, но если мне когда-то и нужен был алкоголь, то сейчас.

Я резко остановилась, увидев, что часы на духовке мигают и показывают 12:00. Наверное, ночью в какой-то момент отключилось электричество. Дома было комфортно и тепло, и коммунальная служба не прислала мне сообщения, как обычно бывает в таких случаях. Так что, наверное, был просто какой-то совсем короткий сбой, который даже не стоил уведомления.

Я пожала плечами и пошла к холодильнику. Фред упорно терся у моих ног, как будто был твердо намерен свалить меня на пол. Он не отлипал от моих щиколоток, пока я наливала себе большой бокал вина. Он сегодня был какой-то нехарактерно приставучий. Наверное, я опять задержалась на работе дольше, чем ожидалось, и моя стандартная двенадцатичасовая смена превратилась в шестнадцатичасовую. Завтра у меня был выходной, так что я могла все ему возместить.

Но в тот момент мне нужно было время наедине с вином, телефоном и вибратором.

Можно было предположить, что все эти страдания и кровь, которые я видела в течение дня, должны были отвлечь меня от моих желаний. Но я настолько к такому привыкла, что это срабатывало только в моменте. Но когда у меня снова появлялась секундочка для себя, образы той маски, которая вполне могла лежать на моем собственном одеяле, снова занимали все мои мысли. Похоть – это естественный ответ тела на травматические события. Оно вновь хочет почувствовать себя живым после того, как настолько близко оказалось к смерти. И я уже очень давно перестала с этим бороться.

– Я знаю, дружок, – сказала я, наклоняясь, чтобы почесать Фреда за ухом. – Дай мне где-то десять минут.

В моем состоянии это точно не заняло бы больше времени.

Я выгнала его из спальни, включила свет и застыла.

На моей кровати что-то лежало.

На моей кровати лежало что-то, чего я там не оставляла.

Вино начало дрожать в бокале, потому что у меня затряслись руки. Но я не могла поставить его, потому что была не в состоянии пошевелиться. Я застыла в совершенной неподвижности, парализованная растущим страхом. Кто-то был в моем доме? Он до сих пор здесь? Черт, поэтому Фред был такой настойчивый? Он хотел предупредить меня?

Я не буду жертвой, подумала я, заставила себя сдвинуться с места, сделать несколько шагов, поставить бокал вместе с телефоном на тумбочку и быстро присесть, чтобы достать из нижнего ящика пистолет, который я там держала.

Одинокая жизнь в большом городе и ежедневная возможность видеть все самое худшее, что он может сотворить с женщиной, сделали меня параноиком. У меня был пистолет в машине, и еще один в доме, помимо того, который я сейчас держала в руках. Я спала с бейсбольной битой у кровати, а еще с газовым баллончиком и метательными ножами на тумбочке, до которой мгновенно можно было дотянуться. Два дня в неделю я брала уроки рукопашного боя с бывшим морпехом, который не давал мне спуску, потому что я была единственной женщиной на занятиях. Если сейчас кто-то был в моем доме, покинет он его в мешке для трупов.

Я прислушалась, поднявшись на ноги и подойдя к кровати. Я ничего не слышала, но это не значило, что кто-то не мог прятаться в шкафу или ждать под кроватью, чтобы схватить меня за лодыжку, когда я подойду. С такими мыслями в голове я остановилась на расстоянии вытянутой руки от постели и вытянула шею, застыв на месте уже второй раз за минуту. На моей кровати лежала маска.

И не просто какая-то маска.

Его маска.

Я столько пялилась на нее в последние несколько месяцев, что могла узнать с первого взгляда.

Я не сошла с ума и не воображала того, что было на видео. Это действительно был мой комод в углу зеркала, потому что он снимал секс-видео, на которое я пускала слюни всю ночь, в моей чертовой спальне!

Твою мать. Что происходит? И какого черта мне теперь делать? Звонить копам? Проверять, до сих пор ли он здесь?

У меня поплыло перед глазами из-за участившегося сердцебиения. А что, если… А что, если вся эта кровь у него на видео была не фальшивая? Что, если для него это не было той же маленькой эротической забавой, что и для всех нас? Что, если он был серийным убийцей, прятавшимся у всех на виду и завлекавшим своих жертв с помощью контента?

Я что, была следующей? Это что, было началом какой-то извращенной игры в жмурки?

Я замотала головой. Если так, то почему я не обратила внимания на другие разные спальни, где он снимал видео и издевался над своими жертвами? Ничего такого не было. Не считая видео, которое он снял сегодня здесь, у него всегда был один и тот же фон – диван, стена в красном освещении, огромная кровать с черными простынями. Это, последнее, было исключением из правил.

Почему я? И почему сейчас?

И почему меня это так офигенно возбуждало, хотя на самом деле мне стоило с криками выбежать из своего дома?

4
Джош

Ох, как я облажался! Я чертовски облажался!

Камера, которую я аккуратно пристроил в комнате Эли, показывала, как она стоит в паре метров от кровати. Ее светло-синяя униформа была смята после марафона в больнице, а пряди волос выбились из косы и падали на лицо. Ее темные глаза стали огромными и наполнились чистым смятением, когда она увидела мою маску.

Эли подняла пистолет, который крепко держала обеими руками, и оглядела комнату.

«Здесь кто-то есть?» – прокричала она, громко и отчетливо.

Меня ни к кому в жизни так не тянуло. Казалось, она готова выстрелить во все, что движется. Хорошо, что я не остался, а то бы уже лежал и истекал кровью у нее на полу.

Я быстро прокрутил в голове всю прошедшую ночь, пытаясь вспомнить, не оставил ли каких-нибудь следов или улик. Я был так осторожен, что вряд ли копы сумеют что-то найти, когда Эли наконец очнется и позвонит им. Даже когда я снял футболку, чтобы записать видео, балаклаву я оставил, так что меня не должен выдать и выпавший волосок. Я даже задержался, чтобы вновь запереть ее заднюю дверь и скрыть свои следы в тающем снегу.

Я поставил камеру в ее комнате не для того, чтобы смотреть, как она переодевается или спит, или какого-то подобного дерьма, но теперь, когда я подумал об этом…

Так, нет. Мне нужно остановиться прямо здесь и сейчас. Эта дорога не приведет ни к чему хорошему. Вторжение в частную собственность – уже довольно паршивая вещь, не стоит добавлять к списку моих преступлений еще и сексуальное преследование.

Я поставил в ее комнату камеру по единственной причине: чтобы увидеть ее реакцию и понять, серьезно ли она писала все эти вещи в комментариях. Так же она погружена во все это мрачное дерьмо, как и я, или просто приходит в качестве туриста?

Судя по откровенному ужасу в ее глазах, выходило последнее. А это значило, что пришло время реализовать мою стратегию отступления. Нужно было аннулировать заказы, отменить планы и придумать себе прикрытие. Я принял все меры предосторожности, чтобы не оставить цифровой след, и я знал только трех хакеров в США, которые могли бы отследить меня и, если бы им удалось избежать всех ловушек, что я оставил после себя, может быть, даже найти. Двое из них сейчас работали в АНБ¹, а третий сидел в тюрьме, так что в профессиональном плане я чувствовал себя в безопасности. К тому же сомневаюсь, что местные копы дойдут до федералов ради расследования заурядного вторжения, при котором ничего не сломали и не украли.

Даже мой аккаунт в соцсетях был защищен – ну, насколько это возможно. Любой, кто взломает его, наткнется на тридцатилетнего отца семейства из Юты с тайной любовью к маскам. Это был реальный мужчина по имени Карл с настоящим кинком на маски и похожим на мой секретным аккаунтом с секс-видео, о котором не знала даже его жена. У нас были разные татуировки, и мы снимали разный контент, но полиции пришлось бы потрудиться, чтобы все это выяснить, и я бы уже успел скрыться офлайн.

Извини, Карл, но жертвы неизбежны.

Наверное, мне стоило испытывать больше сочувствия к этому парню, но, как и с личными границами, с эмпатией у меня было плохо. Наверное, именно поэтому всё так неправильно вышло с Эли. Я пришел в такой восторг от перспективы реализовать наши общие фантазии вместе, что даже не дал себе труда взглянуть на вещи с ее точки зрения. Каково было одинокой женщине обнаружить, что в ее дом вторгся незнакомец?

Я открыл еще одну вкладку и раздвоил экран, чтобы наблюдать, как Эли наклоняется и заглядывает под кровать, не выпуская пистолета из рук, и одновременно кое-что погуглить.

Результаты были неутешительны. Если верить Гуглу, Эли была испугана, зла и чувствовала, что ее дом теперь непригоден, даже осквернен, и превратился из святилища в очередное место, где она не чувствовала себя в безопасности.

Как я могу реабилитироваться после такого колоссального промаха? Розы? Мужчины в кино и сериалах всегда посылали розы. Но этого казалось как-то недостаточно. Может быть, много роз?

Я открыл очередную вкладку, все еще наблюдая за Эли, исследующей свою комнату как женщина, которая знает, что делает. Это было сексуально. Несмотря на очевидный страх, двигалась она уверенно и умело, как будто проходила профессиональную подготовку. Может, так и было. Может, она научилась этому на своих курсах по самообороне. Я взял себе на заметку взломать и проверить их камеры.

В тот же момент я уже покупал цветы в местном магазине на чужие деньги. Воровство меня несильно смущало – особенно когда жертвой был богатый преступник, недавно пытавшийся украсть миллионы долларов у наших клиентов. Я пресек эти детские поползновения и проник в их систему абсолютно незамеченным. Там я узнал о них массу интересного, в том числе данные кредитных карт.

На экране Эли проверила свою комнату и смежную ванную и вышла за дверь. Я выкрутил колонки на максимум в надежде услышать, не вызывает ли она копов. Следующие несколько минут прошли практически в полной тишине, не считая тихих шорохов, которые подсказывали, что она продолжает исследовать свой маленький дом.

Я проклинал себя за то, что поставил только одну камеру вместо двух. Что она делала? Как себя чувствовала? Был ли какой-то способ все исправить или я навсегда потерял с ней свой шанс?

«Ты в порядке, Фред?» – услышал я ее слова и сразу встрепенулся, не понимая, с кем она там разговаривает.

На меня ни с того ни с сего нахлынула жуткая злость, пока я ждал ответа Фреда. У нее дома был другой парень? Она планировала встретиться с ним там после работы? Но я не слышал, чтобы дверь открывалась и закрывалась и…

«Он тебя не обидел, пока был здесь?» – спросила она.

Из моих колонок раздалось тихое мяуканье.

«Ты пытался предупредить меня, когда я вернулась домой, да?»

Снова мяуканье.

А. Фред был ее котом. Вся моя ревность испарилась, и я расслабил руку, мертвой хваткой вцепившуюся в компьютерное кресло. Вау, ладно. Такая бессознательная ярость была чем-то новеньким. И, скорее всего, плохим. Надо будет за этим следить. Может, мне и не хочется причинять вред Эли или ее коту, но мысль о другом парне рядом с ней сразу переводила меня в режим «убей его ножом».

В колонках стало тихо, и я напряг слух, надеясь на какие-то признаки того, что Эли… Я не знаю… В порядке? Взбешена? Испугана? Да что угодно, на самом деле. Было некомфортно не видеть ее после стольких ночей, когда я наблюдал за ней по больничным камерам. На ее лице отражался спектр эмоций, и я проводил часы без сна, изучая каждую.

Наконец, она вернулась в мое поле зрения. В одной руке у нее был Фред, в другой – кухонный стул, а во взгляде – отчаянная решимость. Она посадила Фреда на кровать, закрыла дверь, прислонила стул под ручку и забаррикадировалась.

У меня пропала уверенность, что стоит действительно отменять мои анонимные заказы, если она воспринимала стул как способ защиты. Ей просто необходимы все средства защиты дома от злоумышленников, которые я ей купил. Но почему у нее до сих пор их не было? В ее районе был относительно низкий уровень преступности в сравнении с остальным городом, и она, очевидно, могла за себя постоять, но разве я сам не доказал, насколько просто кому-то вломиться к ней в дом?

Я знал, что дело не в деньгах. Страховка ее матери покрыла учебу в школе медсестер и почти всю стоимость дома, и у нее был вполне приличный доход, состоявший из зарплаты и огромных сверхурочных. Может, она просто расслабилась?

Может, я сделал ей одолжение, когда залез к ней и указал на ее ошибку?

Я поморщился. Фу. Больше никаких таких мыслей! Я, очевидно, просто пытался рационализировать свой поступок и приуменьшить свою вину, чего мне явно не стоило делать. Ведь если Гугл меня сегодня чему и научил, так это тому, что я по-королевски облажался.

Эта информация полностью подтвердилась, когда Эли подошла к своему комоду, сменила пистолет на вино, которое оставила там раньше, и осушила бокал, как студент банку пива на вечеринке. Бокал дрожал в ее руках, когда она ставила его на место, и я поморщился. Потому что, черт! Ее страх меня заводил. Я пытался не обращать внимания на свое возбуждение, но поскольку мой член заметно натянул спортивные штаны именно в тот момент, когда Эли заметно задрожала, это стало невозможно игнорировать.

Ладно, я не хотел причинять ей боль, но я хотел ее испугать. Наверное, это не совсем нормально, но достаточно далеко от худшего сценария. И в конце концов, разве это не подтверждало того, что я уже знал о себе? Да черт возьми, я регулярно покрывал свою грудь искусственной кровью, брал в руку нож мясника и пялился в камеру, как будто только что зарезал целую семью!

Я просто кончал от комментариев, где люди писали, что их одновременно и возбуждает, и немного пугает мой контент. Эти комментарии что-то во мне пробуждали, я чувствовал себя могучим, диким и опасным, как будто я могу обладать всем миром. И то, что столько других людей имели те же странные сексуальные увлечения, что и я, нормализировало мои желания. Я не чувствовал, что игры с масками – это неправильно или что я становлюсь на опасную территорию, слишком близкую к тому, чем занимался мой отец.

Казалось, что все это было создано для меня. Поэтому мне хотелось, чтобы и Эли была создана для меня. Не только потому, что она была красивой женщиной с кинком на маски, которая регулярно заигрывала с моим альтер эго, но потому что технически она стала выслеживать меня первой. Ну, во всяком случае, пыталась, если опираться на историю запросов, которую я нашел у нее на компьютере.

Как найти человека из соцсетей?

Кто такой Человек Без Лица из «ТикТока»?

Есть ли у Человека Без Лица другие соцсети?

Есть ли программы, определяющие личность по татуировкам?

Видите? Это она начала. И да, я понимаю, что на судебном заседании этот аргумент бы не сработал, но я твердо решил до конца упираться рогом и верить, что Эли тоже немного сумасшедшая. Достаточно для того, чтобы задуматься, стоит ли обращаться в полицию. А если мне очень повезет – и для того, чтобы согласиться на все те игры, которые я для нас придумал.

Видеозапись снова привлекла мое внимание, когда Эли взяла телефон и уселась на край кровати. Камера, которую я установил, была гениальным маленьким приспособлением. Она полностью имитировала ее зарядку для телефона, с рабочим USB-выходом и всем остальным. Ее гладкая белая поверхность сверху казалась абсолютно безобидной, но на самом деле это была пленка, под которой пряталась широкоугольная камера. И ее было практически невозможно различить без специального оборудования для поиска устройств. Я поменял зарядку на камеру прямо перед уходом, сразу проверил на телефоне, функционирует ли она, а потом исчез в ночи, спровоцировав еще одно замыкание для побега.