Читать книгу: «Со мной ничего не случится», страница 2

Встаю. Сигареты. Зажигалка. Попробуй бросить курить, когда такая нервотрёпка. В прихожей едва не сталкиваюсь с дядькой.

Дядя Гена крепкий, жилистый, старая гвардия. Помню носил в школу Красную Звезду, где была заметка про дядю Гену, как про самого молодого подполковника РВСН. Гордость РВСН. Так и говорилось в заметке. Особо подчеркивался профессионализм дяди и редкий талант в этом. Остальные двадцать лет, дядя Гена так и прослужил подполковником. Дело не в том, что у дяди Гены закончился профессионализм или талант. Газетная статейка вызвала шум, дядю пристально рассмотрели и узнали, что при поступлении в партию дядя Гена скрыл плен дедушки, утаил от органов пребывание родного отца в Освенциме. Это была статья, но пострадал бы не только дядя, но и те, кто зевнул. Поэтому дело замяли, а карьере дяди Гены пришёл кабздец. Партбилет дядя Гена сохранил. Не удивлюсь если он до сих пор отстёгивает взносы.

– что? не накуришься никак? ну пойдём, пойдём, покурю с тобой, предатель.

Выходим в подъезд. Мимо проходит курьер с сумкой-холодильником.

– парашюты необходимо в подъезде снимать, молодой человек, – пихает курьеру в спину дядя Гена.

Жёлтая коробка отвечает дяде молчанием и спиралевидным символом известного бренда доставки. А мне спираль напоминает воронку.

Так вкусно пахнет осенью во дворе. Листья ещё не все осыпались. Между домов дымит куча. Я знаю, что нельзя спорить с дядей Геной. Это бессмысленно, всё равно, что спорить с телевизором. Хотя из далёкого детства помню, как папа орал на телевизор: «не пизди, сука, не пизди, гандон!» У мусорки останавливается мусоровоз и два мужика в спецовках, одновременно напоминающие и мясников и палачей, приступают к своей грязной работе.

– мне, лично, противно с тобой стоять. Ладно, о себе ты не думаешь, а о нас с матерью ты подумал? О бабушке подумал? Она ветеран.

– ей было тогда четырнадцать лет. – мямлю я.

– ну и что? Она ветеран тыла. Её каждый год наш президент письмом поздравляет.

– это принтером печатают…

– как тебе не стыдно, – перебивает меня дядя, – Родина в опасности, а ты… – позор!

– дядь Ген, тормози, что ты разошёлся? Если мне ноги оторвёт, как я дочь растить буду? Как вообще жить буду?

– ноги блядь! А ты, сука, присягу не давал? Это что блядь тебе, игрушки сука? Ты баба, блядь что ли с пиздой? Или блядь ты хочешь, как те лётчики в плен сдаться? – дядю понесло, подошёл сосед Коля, закурил. – Пидарасы эти, блядь, Бендэру празднуют, эсэсовцы ебаные. В плен им блядь сдаваться, хуй им по всей хохлятской морде!

– дядь Ген…

– москаляку на гиляку. Ты знаешь, что такое гиляка? – дядя Гена переламывает руку в локте. – Виселица! Понял? Они поахуели там бляди!

– это всё жиды мутят! – вступается Коля, – они себе территорию под новую страну готовят, им там арабы кирдык выпишут скоро.

Что-то не получается у мусорщиков. Из машины вываливается всё, что в неё положили. Вонь долетает до меня. Дядя ничего не замечает.

– вот я, чтобы не попасть в плен, я бы гранату взорвал и всё. Всё блядь! Потому что ПРИСЯГА! – дядя Гена кричит и пучит глаза, – Потому что это блядь нихуя не шутки!

Один из работяг влезает наполовину в жерло мусоровозки. Снаружи торчат только ноги мужика. Истерзанные кроссовки переминаются на месте. Гаркает где-то в углу двора ворона, ей вторит другая. Мне, кажется, что мусоровоз поглощает бедолагу.

– а ты, знаешь, что он бежит, блядь? – дядя Гена разворачивается к Коле, – ну я уже сейчас подумал и хуй с ним, уж лучше, чем его возьмут в плен и я здесь сдохну в позоре. Потому что в позоре нельзя умереть. Сдохну и всё нахуй! Знаешь, блядь?

Коля кивает.

– я их до границы везу.

– как блядь? – дядя Гена от Коли такого предательства тоже не ожидал. Он выпучил глаза и снова повторил, – как, блядь?

Дядя Гена, как и наш президент считает развал СССР глобальной геополитической катастрофой. Я тоже. Коля не успевает ответить.

Мужик, который влез в машину, дико орёт. Его голос, забитый внутри и заглушаемый мусоровозом, холодит нутро. Второй мусорщик растерянно крутится рядом, не зная, что предпринять. Я бегу к машине. Пострадавший мусорщик вываливается, не переставая орать и выставляет перед собой раздробленную кисть левой руки. Кисть болтается на одних сухожилиях, чувствую позыв рвоты. Меня тошнит. Подходит дядя Гена и Коля.

– я сейчас скорую вызову, – голос дяди Гены совершенно спокоен, – надо технику безопасности соблюдать и мозгами думать…

Всю обратную дорогу дядя Гена бубнит «предатель», «присяга», «плен», «нато», «жиды», «граната». Не могу больше держать говна и останавливаюсь. Нервы ни в пизду просто.

– перестань уже казаться глупее, чем ты есть. «Оставь в покое бедных лётчиков. – говорю я, глядя ему в глаза, – Ситуации разные бывают». Нас там не было. Может не было у них возможности никакой гранаты там кидать? Может такое быть?

Не дожидаясь ответа, отворачиваюсь… Дверь раскрывает Ленка. Обнимаю, вдыхаю её запах.

– а мне не могли сказать, что уже завтра уезжаете? – топчется у меня за спиной дядя Гена. Клокочет в нём старая обида на всё и всех. Зря я с ним заспорил, но этого я ещё не осознаю и не знаю, – и не надо, и не говорите! – дядя Гена выходит и хлопает дверью.

Вещи собраны и сумки сложены. Всё обговорено и говорить вроде как не о чем. Тикают на стене часы, рядом возится Сашка. Мама достала старый раздутый от содержимого фотоальбом и бабы сидя, убивают время, разглядывая прошлое, вороша почти забытое. Или тёща, или Ленка иногда спрашивают «а это когда», и мама пускается в длинный, со всеми подробностями пересказ событий, предшествующих старой фотке. Пляж. Анапа. 1988.

Я склеил куклу и Сашка любуется моей «работой».

– я теперь тебя такую ещё больше люблю, – говорит Сашка кукле и целует её. Кукла выглядит так себе, как я не старался, вышло криво. Кукла – калека. Сашка лезет на меня, обхватывает руками шею, прижимается, целует. – спасибо, папочка, ты у меня самый лучший.