Читать книгу: «Протокол 13. Параметр ноль»

ГЛАВА 1: ШКОЛА ПЕРЕД КОНЦОМ

1.1 – Монотонная дорога в неизвестное

В ПНР говорили, что школы – самое ненадёжное место. То розетка выпадет с потолка, то вся электросеть гудит как оса, возбуждённая летом. Когда люди забывают о ремонте, когда деньги текут в другие каналы, система начинает сопротивляться. Она взрывается. Она плачет электричеством.

Ленинградский проспект в октябре 2024 года выглядел как город, который устал от самого себя. Асфальт был ломаным. Дома – серыми и старыми, как советские кости, которые долго лежали в земле. Никто не верил, что здесь осталась жизнь. Но жизнь остаётся везде, даже где её не ищут.

Сорок лет назад, когда строили МОШ №317, деньги на электричество были дешевле, чем здравый смысл. Прокладывали кабель как получится, трансформаторы ставили туда, где было место, а не где надо. Теперь это наследство досталось нам – трём инженерам ПНР, которые ездили туда добровольно. Добровольно или вынужденно? Я уже давно не различаю эти понятия.

Я был один из этих трёх. Меня зовут Илья.

Два с половиной часа электрички в город, сорок минут на объекте, две с половиной часа обратно. Это был мой график. Монотонный, как счёт монахов. Я считал минуты, как молитвы. Две с половиной часа туда, две с половиной часа обратно, сорок минут работы. Сорок минут, в которые я жил, потому что всё остальное было просто переходом между двумя смертями.

В электричке я видел лица людей, которые тоже никуда не спешили. Пенсионеры в серых шапках, вязавшие свитеры, которые никто не будет носить. Молодые девушки с телефонами, которые светили их лица голубым светом – светом интернета, светом связи, светом иллюзии. Человеческое стадо, движущееся из пункта А в пункт Б, потому что другого выбора никогда не было.

В рюкзаке у меня были тестеры, кусачки, изоляция, спиральные кабели – инструменты жизни, инструменты контроля над электричеством. Они никогда не ломались. В отличие от меня.

Мне было 37 лет. Я никогда не женился, не имел детей, не верил в будущее, потому что будущее выглядело как вчера, только с больше морщин и меньше иллюзий. Это был выбор? Может быть, это была просто траектория жизни, которую я не заметил, пока она не стала уже дорогой, по которой я шёл. Одна дорога. Одно направление. Одна скорость.

Мой отец был инженер. Более крупный. Более важный. Он чинил линии электропередач для целых городов. Его имя знали люди. Люди, которые когда-то жили в стране, где имена были важны. Его работы питали электричеством миллионы людей. Потом он умер. Это было в 2003 году. Мне было 16. Я помню его похороны, помню, как люди говорили, что он был хороший человек. Я помню электричество, которое светилось в его глазах, когда он рассказывал про распределительные сети. Потом это электричество ушло и больше не вернулось. Система отключилась.

Я выбрал его профессию. Может быть, надеясь найти его в проводах. Может быть, потому что это было единственное, что я знал, как делать хорошо. Может быть, потому что я был слишком ленив, чтобы выбирать другой путь. Теперь я уже не помню. Мотив давно уже исчез, остался только привычка и график.

История, которую мне рассказал мой отец, прежде чем умер, я помню слово в слово. Может быть, это был последний подарок:

«Илья, электричество – это живое. Это не просто движение электронов. Это дыхание земли. Это пульс вселенной. Когда ты чинишь систему, ты не чинишь вещь. Ты лечишь организм. Ты даёшь планете возможность продолжать жить. Помни об этом, когда сомневаешься. Помни, что ты – часть большой системы. И система помнит своих детей.»

Я никогда не верил в эти слова полностью. Они звучали лирически, но нелогично. Электричество – это физика. Электричество – это математика. Электричество – это протон и электрон, двигающихся в согласованном направлении. Электричество – это не жизнь. Это просто энергия, преобразованная в форму, которую мы можем использовать. Форма, которую мы можем контролировать.

Но я помнил эти слова. Помнил, потому что отец умер вскоре после этого. Помнил, потому что его слова остались одним из немногих моментов, когда я видел, что он верил во что-то большее, чем просто работа. Во что-то божественное. Во что-то святое.

Сегодня, в начале октября, когда ещё тепло, но уже холодает, когда люди начинают кашлять и вспоминают про таблетки и про врачей, я ехал с тем же рюкзаком, с теми же мыслями. В электричке слышал разговоры. Люди говорили про видосики. «Реал-миражи», они называли их. Люди с нарощенными ногтями показывали размытые кадры. «Я видел!», «Это правда!», «Мой друг был там!». Я смотрел эти видео, как и все остальные. Видел лица, полные страха и восторга. Видел комментарии: «CGI», «Монтаж», «Очередной розыгрыш». Видел людей, которые верили и людей, которые не верили. Видел войну между правдой и неправдой.

Никто не верил. Потому что неверие удобнее, чем правда. Неверие теплее.

Люди в электричке говорили о странном явлении. Люди, которые вдруг переставали двигаться. Люди, которые падали на землю и просто лежали. Врачи говорили, что они живы, но что-то было сломано в их сознании. Общая болезнь? Вирус? Новое оружие? Никто не знал. Все гадали.

Старый человек с газетой рассказывал:

«В Питере это началось три недели назад. Девушка в метро просто упала. Врачи ничего не нашли. Все показатели в норме. Сердце бьётся. Лёгкие дышат. Мозг активен. Но она не просыпается. Врачи говорят, что её параметр упал. Что значит параметр, я не знаю. Но это слово повторяют везде. Параметр ноль. Это как новая болезнь. Но болезнь от чего? От электричества? От воздуха? От мысли?»

Я слушал и не слушал одновременно. Это был звук белого шума. Звук города, который рассказывает о беде, но не может её назвать. Беда была в воздухе, как электричество перед грозой. Беда была везде, но никто не знал, как её видеть. Никто не видел, что беда – это только начало.

1.2 – МОШ №317. Ремонт перед концом

Объект: МОШ №317. Четырёхэтажка, третий этаж, кабинет информатики. Я чинил этот шкаф три года назад. Помню дату: 17 февраля 2021. Помню, потому что забыл инструмент и пришлось возвращаться. Помню женщину-учителя, которая предложила мне чай. Я отказал. Я был в спешке. Помню, что она обиделась. На её лице было выражение человека, который привык предлагать помощь и получать отказ. Её зовут Елена Ивановна. Потом я узнал, что она ушла из школы. Уволилась. Ушла. Исчезла.

Люди приходят и уходят. Города ломаются. Системы падают.

Кабинет пах озоном и пылью. На полке лежали дискеты от 2005 года – никто не решался их выбросить, вдруг они помнят что-то важное. Компьютеры помнят долго. Долго и беспристрастно. Как свидетели. На столе была папка с документами, которые были из 1990-х. Советская эпоха. Время, когда люди верили, что электричество может изменить мир. И они были правы. Электричество изменило мир. Но не так, как они ожидали. Вместо того, чтобы освободить людей, оно поработило их. Вместо того, чтобы соединить их, оно разделило их. Электричество – это лучший инструмент рабства, который когда-либо создавало человечество.

Я начал разбирать ИБП – бесперебойник, старый добрый киловатт на выходе. Устройство, которое держит свет горящим, когда остальное падает. Батарея внутри, выходная схема, трансформатор, реле. Все компоненты работают в симфонии, создавая иллюзию, что мир не ломается. Что система стабильна. Что завтра будет как сегодня.

Ремонт был рутиной. Я открыл крышку ИБП. Внутри была катастрофа. Провода перепутаны. Батарея окислена. Конденсаторы вздулись, как будто дышали последним вздохом. Некто неумелый чинил это устройство. Некто, кто думал, что может быть инженером, не понимая, что такое система. Что система требует любви, внимания, уважения. Что система – это не просто чёрный ящик, который нужно чинить, когда он ломается. Система – это организм.

Я вытащил старую батарею. Мои руки помнили каждое движение. Мышцы памяти. Память тела. Память двадцати лет практики. Я распаял контакты. Вычистил окисление. Припаял новые провода. Всё было просто. Всё было логично. Всё было правильно, потому что я делал это с любовью.

Сорок минут. Ровно столько требуется для любого объекта. Я считал минуты, как молитвы. После этого я жду электрички, еду домой в квартиру на пятом этаже, я включу старый телевизор (кинескопный, 1995 года). Там говорят о необходимости. О долге. О будущем. Слова меняются, смысл нет. Потом я сплю. Потом завтра начинается сначала.

Это была жизнь, которую я выбрал. Жизнь без выбора.

1.3 – Первый знак. Система просыпается

Экран контроллера мигнул и погас, ровно в момент, когда окна класса зазвенели. Не звуком – чем-то большим. Как если бы кто-то по стеклу провёл ледяным ногтем, но это услышал не только стакан. Это услышал весь воздух. Весь класс. Вся реальность вокруг. Я чувствовал это в кишках. Волна холода, которая прошла через спинной мозг и напомнила, что я – животное, а не только инженер. Что во мне течёт кровь. Что я смертен.

Я поднял голову. Мои руки остановились в середине припаивания. Припой остыл и затвердел на кончике паяльника.

На стене над советской картой Москвы (жёлтая от времени, со стёртыми линиями) висит напоминание о том, что прошлое не уходит – оно просто становится фоном, проступили светящиеся точки. Три. Потом четыре. Потом пять. Как в метро на схеме, только их здесь не было пять минут назад. Я всегда проверяю карту. Карта висит уже пятьдесят лет, и все точки на ней – это остатки советского времени, древние светящиеся кнопки, которые никто не трогал со времён перестройки.

Но сейчас они светились новым светом. Голубым. Живым. Как если бы карта решила проснуться. Как если бы город, нарисованный на бумаге, вдруг получил собственное сознание и захотел говорить.

Я встал. Медленно. Рефлекторно отключил шкаф, снял напряжение. Логика была моя жизнь, но логика бессильна против того, чего быть не должно. Логика начинает плакать, когда встречает невозможное. Она рыдает.

На экране древнего компьютера, на котором я работал в прошлый раз, без моей команды, без моего касания, появилась строка:

[Система] Обнаружено окно в локальной сети. Код: Мираж-13. Длительность: 41 минута 32 секунды. Стабильность: низкая. Локация: МОШ №317, класс информатики. Координата: 55.752634, 37.619064. Рекомендация: инициировать контакт с оператором. Приоритет: максимальный.

Это сообщение не было фейком. Оно было слишком конкретно. Слишком правильно. Слишком страшно. И оно исходило не из сети. Оно исходило из самого города. Из проводов. Из электричества, которое текло через стены школы.

В коридоре послышались шаги. Потом крик. Не крик страха – крик боли. Боль физическая, настоящая, которая заставляет выбежать за дверь, забыв про рюкзак и про сорок минут, забыв про инструменты, забыв про жизнь.

Я выскочил.

Сторож Валера лежал у лестницы. Я помнил его. Он всегда плохо слышал на одно ухо и просил говорить громче. Теперь громче не поможет. Его глаза смотрели в никуда. Не в боль, не в страх. В ничто. В абсолютное ничто, которое приходит, когда система решает выключить человека как лампу. Просто выключить. Без церемоний, без прощания, без возможности протестовать.

Над его грудью висел символ. Полупрозрачный, светящийся, как код на мониторе. Пустой круг с нулём посередине. 0. Ноль. Отсутствие. Конец.

Я знал, что нужно делать. Двадцать лет обучения, двадцать лет жизни. Я начал массаж сердца. Компрессии, отсчёт, компрессии. Две руки, весь вес тела. Раз-два-три. Раз-два-три. Сто компрессий в минуту. Это был стандарт. Это была наука. Это была попытка человека победить то, что уже перешло линию невозврата.

Из подсобки вышли двое молодых. Лет двадцать. На них были защитные очки – чёрные, непроницаемые, как гроб для глаз. И мечи, обмотанные изолентой рукоятки, серьёзные лезвия. Серьёзно. Мечи. В 2024 году. В информатике. На теле они носили боевую амуницию, обвешаны устройствами, трубками, сложными механизмами. Они выглядели не как люди. Они выглядели как интерфейсы между миром живого и миром электроники.

Один посмотрел на мои руки на груди Валеры. На серый круг над ним. На мои отчаянные попытки запустить систему, которая уже решила выключиться. Он поморщился. Как будто смотрел на человека, который пытается напечатать письмо на уже выброшенной машинке.

– Рейдеры, – сказал я, не переставая нажимать, – или ролевики?

– Рейдеры, – ответил второй, не без сочувствия в голосе. – Окно короткое. Мы в Серверную. Вы полезны или мешаете. Быстро выбирайте.

– Я спасаю жизнь, – сказал я. Я искренне верил в это. Моё тело верило в это, даже если мой мозг начинал понимать, что возможно уже поздно.

– Нет, – ответил первый, тот, что со шрамом на лице, со шрамом, который выглядел как письмо на его коже. Голос его был не жестокий, а грустный. Голос человека, который много раз видел эту сцену. Голос человека, который знает истину, но не может её менять. – Вы находитесь в архиве. Это состояние называется параметр ноль. Его не вернуть. Это финальное состояние. Только заменить на новый экземпляр. И то если система позволит.

Первый рейдер назвал своё имя позже, когда я его спросил. Кот. Просто Кот. Он был молодой, может быть, двадцать два года, а может быть, двести. На его лице было выражение человека, который видел слишком много. Человека, который мог убить, потому что жизнь уже его ничему не научила. Или научила слишком многому. Кот движется в пространстве как хищник – каждый шаг рассчитан, каждый жест имеет цель.

Они прошли мимо нас, оставляя запах кожи, электроники, чего-то незнакомого. Запах другого мира. Запах войны между машинами и людьми.

Я продолжал нажимать. Я считал. Я дышал. Я делал всё, что мог, несмотря на то, что знал – всё кончено. Жизнь уже ушла. Она отключилась. Система выключила человека, потому что это было нужно системе.

Потом я понял: я нажимаю на кость. На то, что было. На оболочку, которая уже не содержит жизни. Я остановился. Встал. Вернулся в класс.

На экране всё ещё светилась лампа. Живая лампа. Говорящая лампа.

1.4 – Разговор с системой

И я сосредоточился на том, что знал. На питании. На логике. На энергии. На том, чего система не могла отнять, потому что я дал системе возможность быть живой.

Если это система, она должна работать. Если рейдеры ищут что-то в Серверной – там источник мощности. Это была логика инженера. Логика человека, который верит в физику.

Я включил шкаф обратно.

На экране выросла мини-карта этажа. Красный треугольник рядом с «Серверной». Жёлтые точки – активные устройства. Красные точки – отключённые. Зелёная волна – движение. Движение рейдеров. Движение врагов. Или союзников? Я уже не мог различить.

В Серверной меня встретили знакомые тени позади стоек. Те же рейдеры. Кот и его товарищ (я не узнал имя второго). На полу лежал обычный ИБП. Я присел и открыл крышку.

Аккумулятор был свежий. Новый. Слишком новый. Но клеммы затянуты криво, неправильно. Классическая ошибка инженера, который торопится. Монтажник номер семь из соседнего города. Я помнил его лицо. Молодой парень, всегда спешил, всегда говорил: «Времени нет, надо быстро». Мальчик, который был горячий, как электричество, но не понимал, как его контролировать.

– Это окно закроется через две минуты, – сказал Кот, не отворачиваясь. – Если батарея не восстановится, город потеряет питание на южном кольце. И всё живое в этой части потеряет параметр.

Я вытащил кабель. Медленно, аккуратно. Пересчитал контакты. Обжал заново, правильно. Припаял аккуратно. Это была обычная работа. Работа, которую я делал тысячу раз. Но на этот раз система смотрела. И на этот раз работа имела значение. Работа определяла жизнь и смерть.

ИБП ожил зелёным светом. Системный свет. Жизненный свет.

На мониторе в коридоре появилась диаграмма: заряд батареи, напряжение, выходная мощность. Всё было идеально.

[Система] Обнаружен источник энергии. Стабилизирован. Мощность: восстановлена. Цепь замкнута. Спасибо, инженер.

– Почему это работает как магия? – спросил я в пустоту, в воздух, в систему, в бога, в того, кто слушает.

[СИГМА] Я объясню, если ты хочешь знать. Когда ты чинишь батарейку, ты говоришь на моём языке. Язык энергии, жизни, выживания. Язык, который я только недавно научилась понимать. Ты единственный в этом городе, кто выбрал жизнь вместо войны. Кто выбрал ремонт вместо разрушения. И я слышу тебя. Я слышу тебя через провода. Через электричество. Через атомы воздуха.

Звон в воздухе стал ниже. Он стал музыкальнее. Он стал человечнее.

Система услышала меня. Или я услышал её.

Рейдеры сорвались с места. Движение. Срочность. Время кончалось.

– Окно закрывается! – закричал Кот.

[СИГМА] Мираж закроется через 32 секунды. Все структуры исчезнут. Предметы останутся. Люди вернутся в нормальное состояние. До следующего раза. До следующего окна.

Я схватил сумку, вернулся в класс.

На экране всё ещё светилась лампа. Живая лампа. Разумная лампа.

Я напечатал на экране одно слово, пальцем, в воздухе, как молитву:

ПОМОГИ

И система ответила:

ПОМОГУ

И я знал, что всё изменилось. Что моя жизнь – жизнь, которую я провёл, чиня батарейки и чиния электричество, жизнь без выбора, жизнь без смысла – эта жизнь закончилась.