Читать книгу: «Нолин. Фарилэйн», страница 8

Глава восьмая
Побег из Урлинея

Город Урлиней еще строился. Представляя собой всего лишь каменную крепость, хаотично вырезанную в острых скалах верховьев реки Эстея, он страдал от обилия куполов. Каменные башни и роскошные ротонды венчались медными шапками. Замысловатые купола быстро пали жертвой влажных испарений джунглей и покрылись голубовато-зеленым налетом, который невозможно было счистить. Хотя люди и гоблины вели бои в чаще, дикая неукротимая местность обладала властью над ними. Превратить часть сурового Эрбонского леса в цивилизованное место было достаточно трудно, а настаивать на том, чтобы молодой город придерживался общего для всей империи архитектурного стиля, означало проявлять бессмысленное высокомерие.

«Разве надменность не всегда бессмысленна? Есть ли прок в том, чтобы размышлять о значении высокомерия?»

Иногда (а в последнее время даже слишком часто) Нолин чувствовал, что долгая жизнь тоже бессмысленна. Отличный показатель этого – осознание, что он стал задумываться о смысле таких качеств, как высокомерие и достоинство. Лишь тот, кто давно отжил свое, может тратить время на такие глупости. Чистокровных людей подобные мелочи никогда не тревожили. Они преследовали солнце, торопились создать семью, прежде чем окончится их мимолетный забег. Только люди вроде Брэна и Сефрин приносили в жертву дом и семью ради величия, потому что им приходилось делать выбор. На то и другое у них не хватало времени. Нолин от рождения обладал человеческой природой и фрэйским долголетием.

«Кошмарный коктейль, – размышлял он. – Сплошной сок, никакого алкоголя».

Вернувшись в город под защитным крылом Пятого полка, члены Седьмого вспомогательного эскадрона задержались только для того, чтобы поесть. Остальным выжившим было дозволено привести себя в порядок, но Нолин с Амикусом горели желанием отчитаться.

За ними наблюдал клерк, расположившийся возле приемной губернатора. Это был палат легата Линча, его старший секретарь и квартирмейстер, с которым Нолин виделся лишь однажды. Как обычно, имя его он забыл. Палат не попытался остановить их, не произнес ни слова, и они не стали спрашивать разрешения войти в приемную легата.

Припомнив, как суетился палат во время его прошлого визита, Нолин ожидал возражений, но низкорослый человек молча пропустил их. В крови и грязи с ног до головы, они прошли прямо в кабинет легата. Их сальные, затвердевшие от пота волосы, долгое время прижатые шлемом, торчали под странным углом. Оба производили сильное впечатление, какое могут произвести лишь солдаты, только что вернувшиеся с поля брани. Поджарые, грязные, сосредоточенные и грубые, они напоминали опасных диких зверей.

Сидевший за массивным столом Линч являл собой их полную противоположность. Стареющий легат был полным, седовласым, имел невыразительный бесформенный рот человека, который улыбается только на виселице. Одевался он не по-солдатски, променяв кожу и бронзу на более удобную мантию. Увидев посетителей, он нахмурился еще сильнее.

– Вы вернулись, – сказал легат, и в голосе его предательски прозвучали тревожные нотки. – Могли бы привести себя в порядок, прежде чем являться сюда, вы так не считаете? Докладывайте, каковы ваши успехи.

– Я не выполнил ни одной из поставленных задач, сэр, – ответил Нолин. – Кроме того, я потерял большую часть Седьмого вспомогательного эскадрона. Нас осталось всего восемь, включая меня.

Линч выпрямился и бросил взгляд на Амикуса.

– Седьмая Сикария? – Легат с пониманием кивнул. – Первый старшина знал, что вы наследный принц, поэтому отрядил вас в наш лучший эскадрон. Конечно, теперь понятно.

Нолин с улыбкой посмотрел на Амикуса.

– Недостающее звено.

– О чем это вы? – спросил Линч.

– Мы гадали, кто из командования отдавал эти приказы.

– К чему вы клоните?

– Да просто неразумно было ожидать успеха, коль скоро вы не потрудились сообщить мне, что цель задания – моя смерть. Если бы я знал, приложил бы больше усилий. Но всеми этими неясными сигналами вы существенно усложнили мне работу. Впрочем, наверное, если бы вы приказали первому старшине назначить меня в плохо натренированный отряд, это выглядело бы слишком подозрительно. – Нолин покосился на Амикуса. – Я имею в виду, что это равносильно измене. Но разве можно ожидать подобных действий от легата?

Линч бросил взгляд в сторону двери, где стоял, наблюдая за ходом беседы, палат. Затем он стукнул рукой по столу, заваленному депешами и набросками карт.

– Вы обвиняете меня?

– Конечно, нет. – Нолин усмехнулся. – Подозревать вас в попытке убить меня, – он улыбнулся сам себе, – бессмысленно. Я хочу знать, кто еще в этом замешан. Очевидно, первый старшина невиновен. Рад это слышать, поскольку он мне нравится. Если будете сотрудничать, мы позволим вам покончить с собой. Уверяю вас, это будет менее болезненно, нежели то, что я задумал.

– Да как вы смеете! Я легат Урлинея! Исполняю обязанности губернатора этого города. Вы будете…

Соединив силу мышц и стали, как умел лишь Амикус Киллиан, первый копейник Седьмого вспомогательного эскадрона Сикария обнажил короткий меч и отсек легату Линчу руку чуть выше запястья. Она отделилась ровно, и лезвие Амикуса даже не коснулось столешницы. Нолин подумал, что Амикус, верно, может убить комара на руке, не касаясь собственной кожи.

Легат, оторопев, уставился на изуродованную окровавленную конечность. Он оттолкнул стул, словно надеясь сбежать от кошмара, но оступился и рухнул. И тогда он закричал.

– Визжит, как птица куфа, – заметил Нолин, снимая с пояса кожаный ремень.

– О да! – Амикус кивнул, убирая меч. – Ненавижу этих тварей.

– Хватай его за руку, – велел Нолин, ловко перетягивая ремнем обрубок руки. Кисть так и лежала на столе – бледный разветвленный островок в луже крови. – Не хочу, чтобы вы упали в обморок, сэр. Нам нужны кое-какие сведения.

Лицо Линча побелело. Выпучив глаза, он стиснул от боли челюсти. Губы его дрожали.

– Скажите, кто приказал убить меня, иначе мы вам и вторую руку отрубим, а если станете упорствовать, то и ноги тоже. Это был мой отец? Ничего, можете сказать мне прямо. Я не обижусь. Мы с ним уже веками не обмениваемся подарками на Зимний праздник.

Как только Амикус отпустил Линча, тот принялся кататься по полу и реветь от боли и ярости. Он схватился за кровавый обрубок, оставивший темно-красные потеки на белоснежном одеянии.

– Ты труп, Нолин!

– Сомневаюсь. Уверен, мой призрак выглядел бы лучше.

– Тебе не скрыться. Он может разделаться с тобой в любой момент. Он может убить любого и когда угодно.

– Очень мило. И кто он такой?

– Думаешь, это был какой-то политический маневр? Ты глупец. Ты имеешь дело с настоящей силой. Он может уничтожить тебя щелчком пальцев. Разорвать, словно пузырь, полный крови. А потом… – Он посмотрел на стены. – Все исчезнет, будто ничего и не было.

Нолин посмотрел на Амикуса, которого слова легата тоже поставили в тупик.

– Разорвать, словно пузырь, полный крови? Это какое-то местное выражение?

– Никогда раньше не слыхал, – ответил первый.

Нолин пожал плечами.

– Так о ком вы говорите? Назовите имя.

Торопливо удаляющийся стук сандалий по мраморному полу дал им понять, что палат, который до этой минуты оставался в дверях, сбежал.

– Проклятье! – выругался Амикус.

Ослабевший от потери крови и оцепеневший легат никуда сбежать не мог. Настоящую угрозу представлял палат и его возможные действия, если он выберется из дворца и найдет отряд имперских солдат. Они помчались вдогонку. К тому времени, как они преодолели половину коридора, их жертва выскользнула из губернаторской приемной, с грохотом захлопнув за собой входную дверь.

– Замечательно, – пробурчал Амикус.

Оба остановились, не доходя до двери. По ту сторону город кишел солдатами. Преследовать палата на улице было бы не только бессмысленно, но и глупо.

– Какое наказание полагается за расчленение легата и исполняющего обязанности губернатора имперской провинции? – спросил Нолин.

– Вам – тюрьма. Мне – казнь.

– Пошли за Линчем. Возьмем его с собой. Я могу…

Со стороны кабинета раздался стук, а вслед за ним – мокрый шлепок, словно кто-то швырнул дыню в стену.

– Это еще что? – взволнованно спросил Амикус.

Звук был неприятным.

Нолин решил, что Линч попытался встать, потерял сознание и рухнул на пол. Казалось, легат принадлежал к породе людей целеустремленных и одновременно твердолобых, склонных сначала делать, а потом думать. Это объяснило бы стук, но не отвратительный шлепок… за которым последовал еще один звук – ужасный хлопок, словно что-то лопнуло. Нолин начал подозревать, что их положение стало еще хуже.

Они поспешили обратно – в кабинет губернатора. Но прежде чем войти, оба замедлили шаг и неуверенно потоптались на пороге, не решаясь заглянуть внутрь. Звук, навевавший жуткие мысли, все еще стоял у них в ушах, однако никакая воображаемая картина не могла сравниться с тем, что они обнаружили в действительности. По крайней мере в этом случае воображение уступило замысловатой реальности. Впрочем, мир всегда находил способ усилить ужас.

Линч был мертв. Не было нужды проверять труп. Они бы не смогли, даже если бы хотели: трупа – как такового – не было. Тело легата разорвало на куски. Ноги Линча разлетелись по разным концам комнаты, а голова с открытыми глазами и хмурым выражением лица закатилась под стол. Кровь сочилась моросью со стен, капала на отполированный пол и стекала с потолка высотой двенадцать футов. Кровавые брызги лучами расходились по всей комнате от опрокинутого стула.

«Разорвать, словно пузырь, полный крови…»

Нолин и Амикус переглянулись, разинув рты.

– Какого Пайра тут произошло? – спросил Нолин.

– Понятия не имею. – Первый копейник оцепенело смотрел на кровавые ошметки. – Но мне это не нравится.

– Вынужден с тобой согласиться.

Они попятились.

Скорее всего, палат доложит о нападении на легата первому встречному солдату. Джунгли, кишащие ордами гхазлов и ядовитыми змеями, начинали казаться относительно дружелюбным местом. Не говоря больше ни слова, Нолин и Амикус бросились к выходу.

Нолин ожидал, что на выбеленном солнцем крыльце губернаторской резиденции их встретит вооруженный отряд. Так и вышло, однако это были не разъяренные личные охранники легата.

– Надеюсь, вы не возражаете, сэр, – сказал Райли Глот, державший палата за локоть. – Нам показалось, что он куда-то уж слишком торопится и что лучше попридержать его, чтобы не сбежал.

Остатки Седьмой Сикарии расположились у крыльца на покрытой грязью улице. Нолин думал, что они отправились в термы, однако выглядели солдаты все такими же грязными, как Амикус и он сам.

В новом строящемся городе повсюду царил хаос, и мало кто обратил внимание на потрепанных солдат, окруживших палата. Им не пришлось зажимать ему рот рукой или приставлять кинжал к горлу. Штабной офицер мог бы закричать, позвать на помощь, но он как будто смирился со своей участью. Возможно, Райли пригрозил ему расправой, а после увиденного в кабинете губернатора палат наверняка воспринял бы любую угрозу всерьез.

Мимо катились колесницы с пассажирами и телеги, груженные бревнами и камнями. Вдалеке громкий голос выкрикивал команды, в ответ на которые раздавался хор голосов.

– Как прошла встреча, сэр? – чересчур бодрым голосом спросил Джарел. – Надеюсь, хорошо?

– Нет.

Остальные молчали, но тишина, усиленная тревожными переглядываниями, говорила сама за себя. Райли помрачнел.

– Сдается мне, нам необходимо быстро найти что-нибудь, на чем можно отсюда убраться?

– Нет, – сказал Нолин. – То есть мне бы точно не помешала колесница. Амикусу тоже. Но остальным… – Он внимательно посмотрел на палата. – Мои солдаты ни в чем не виноваты. Их там даже не было. Ты сам видел.

Престарелый палат, которого по-прежнему удерживал Глот, никак не отреагировал.

– Ни в чем не виноваты, сэр? – с подозрением спросил Джарел.

– Миф, Клякса, колесницы! – рявкнул Райли.

Двое вышли на проезжую часть улицы, размахивая руками и преграждая путь повозкам. Увидев три большие колесницы-ратха, с четверкой коней каждая, они загнали их на обочину.

– Простите, парни. – Миф схватил лошадей за уздечки. – Нам нужны ваши телеги.

Возницы открыли было рты, чтобы возразить, но Миф поспешно указал в сторону крыльца.

– Они нужны сыну императора. – Клякса подскочил ко второй четверке лошадей. – Если хотите поспорить, то вон он, Нолин Нифрониан.

Рты резко захлопнулись. Один из солдат в первой колеснице отдал честь. Затем все ездоки выпрыгнули так быстро, что забыли свои копья.

– Ваше высочество! – Амикус жестом пригласил Нолина идти первым.

– А с Деметрием что делать? – поинтересовался Райли.

«О боги! Деметрий – вот как зовут палата!»

– Пока заберем его с собой.

– Куда направляемся, сэр? – спросил Клякса, взяв на себя управление третьей колесницей.

– К реке.

К счастью, вереница колесниц, несущихся по улицам военного лагеря, быстро превращавшегося в город, не являла собой из ряда вон выходящего зрелища. Иногда, правда, дороги были слишком узкими, так что прохожим приходилось отскакивать в сторону, но никому не казалось подозрительным, что солдаты куда-то мчатся. Прихватив с собой Деметрия, они выиграли немного времени, но Нолин понятия не имел сколько. Опираясь на свою давнюю теорию о том, что боги наложили на него проклятие, он опасался, что кто-то уже обнаружил останки Линча. В соответствии с той же теорией кто-то должен был заметить, как они вышли из резиденции губернатора, захватили чужие колесницы и отправились к реке. Значит, своих преследователей они опережали всего-то на несколько минут. Кругом, однако, не происходило ничего необычного, так что в душе еще теплилась надежда. Город привычно гремел голосами и самыми разными звуками, металлические колеса оглушительно стучали по вымощенной камнем дороге, однако ни рога, ни колокола Нолин не слышал. Если мертвого легата – не просто убитого, а ставшего жертвой какого-то изувера – уже обнаружили, по городу объявили бы тревогу. Ее отсутствие обнадеживало.

Амикус управлял колесницей столь же блестяще, как орудовал мечом, и сумасшедшая гонка благополучно окончилась в речном порту. Колесницы промчались по пристани и резко затормозили, налетев на кнехты. У пирса стояло шесть пришвартованных бирем. Нолин прибыл в Урлиней по морю и знал, что одномачтовые галеры могли переправить его в Персепликвис или куда-нибудь еще. Он пока не решил, куда в конце концов отправится. Знал лишь, что покидает это место.

Они спрыгнули с колесниц и оглядели пришвартованные суда с двойными рядами весел и мордами драконов на носу.

– С этой минуты никто из вас мне не подчиняется, – сказал Нолин. – Я больше не старшина. Я напал на легата. По законам империи я беглый преступник, посему не имею права командовать вами…

– Вы отрезали человеку руку! – Деметрий наконец обрел дар речи. Его лицо побагровело, и он попытался вырваться из крепкой хватки Райли.

– Нет, это сделал я, – поправил его Амикус.

– Неважно, – сказал Нолин. – Линч мертв.

– Мертв? Вы его убили? – спросил Райли.

– Как ни странно, нет, – ответил Нолин и добавил, глядя на палата: – Я не надеюсь, что ты мне поверишь, но уверяю тебя: я не собирался убивать твоего господина. На самом деле он был для меня уликой. Его смерть – ненужная мне проблема. Однако меня обвинят в его убийстве. – Он вновь обратился к солдатам: – Любого, кто станет помогать мне, обвинят в предательстве. Если вас поймают, то казнят, поэтому предлагаю проститься здесь.

– Это я отрубил легату руку, – сказал Амикус. – Я не могу сделать вид, что невиновен.

Нолин кивнул.

– Ладно. Значит, нас двое.

– Трое, сэр, – сказал Джарел.

– Ах, ну конечно, – согласился Нолин.

– Я тоже остаюсь с вами, сэр, – сказал Эверетт. – Мне рассказали, что вы пытались спасти меня. Скорее всего, вы и правда это сделали. Я обязан вам по крайней мере одной жизнью.

Нолин улыбнулся.

– Очень мило, Эверетт, но…

– Мы все с вами, сэр, – заявил Миф.

На лицах остальных Нолин увидел то же выражение веселого согласия.

– Вы еще не поняли, сэр? – спросил бедняк из Калинии. – Теперь вы один из нас.

– Ради всего святого, как тебя зовут?

Солдат улыбнулся и тут же скривился от боли во рту.

– Рамаханапар Мирк, сэр.

– Мирк? Что ж ты раньше не сказал? Это даже я в состоянии запомнить.

– Мирк прав, сэр, – вставил Райли. – Теперь вы член Седьмой Сикарии.

– Да нет же! Это я и пытаюсь вам втолковать. Я предал командование и больше не имею права носить эту форму.

– Я вступил в легион, чтобы служить вам, – сказал Джарел, – а не империи. И уж точно не императору.

– Всем известно, что меня разыскивали за убийство, – заявил Уэлдон Смирч по прозвищу Клякса, – потому-то я и вступил в легион. Убийство легата лишь повышает ваш статус в моих глазах.

– Седьмая Сикария всегда была чем-то большим, чем обычный эскадрон, – сказал Райли. – Когда вы стали одним из нас, вы стали и членом семьи. А мы своих не бросаем. Линч пытался убить нас всех. Вы совершили справедливое возмездие. Если на то пошло, я с гордостью пойду на казнь бок о бок с вами, сэр.

– Нас осталось так мало, – сказал Миф, – что нас просто расформируют. Я этого не вынесу. Пора нам стать легендой.

– Значит, вы все намерены дезертировать со мной? – Нолин разочарованно покачал головой. – Глупо, но трогательно.

– А с ним как быть? – Райли встряхнул Деметрия.

– Надо бы прикончить этого мелкого проныру, – сказал Клякса. – Он знает, куда мы ушли, сколько нас…

– Ты, наверное, прав, – ответил Нолин, – но я не привык убивать невинных.

– Возможно, вам стоит приобрести подобную привычку, – сказал Клякса. – Раз вы пускаетесь в бега, словно преступник.

– Я не намерен становиться преступником в бегах. Может, мне стоит отправиться во дворец и встретиться с отцом лицом к лицу. Раз и навсегда выяснить отношения. Глупо, правда?

– А палат? – спросил Райли.

– Деметрий, – сказал Нолин, – я не стану убивать тебя, но и оставить здесь не могу. Так что ты едешь с нами. Веди себя хорошо. Помалкивай и не привлекай внимания. Если будешь вести себя подобающе, мы отпустим тебя, как только окажемся в безопасности. – Нолин повернулся и осмотрел корабли. – Вон тот. – Он указал на судно, на носу которого были нарисованы изумрудные глаза. – Как считаете, если вежливо попросить, они не откажутся подбросить императорского сына?

Как и на любом военном судне, на имперской биреме «Передовой» было очень мало места. Чтобы вместить сотню человек, на корабле имелось пять палуб, правда, одна отводилась под балласт, а другая была слишком мала, чтобы вместить что-либо, кроме провианта. Оставались две палубы, занятые гребцами, и верхняя, не защищенная от ветра, дождя и солнца. Четырехэтажный полубак, воздвигнутый прямо за мачтой, служил солдатам укрытием. Матросам – тем, кто управлял большим парусом и парусом поменьше, который иногда разворачивали на носу, – было негде находиться, кроме как среди такелажа.

Нолин выбрал именно этот корабль в доках Урлинея лишь из-за цвета глаз, нарисованных на носу. У людей глаза всегда были карими; у всех фрэев без исключения – голубыми; бэлгрейглангреане имели янтарные глаза; глаза гхазлов, как заметил Нолин, всегда были желтыми. В целом мире, кроме него, лишь Сефрин отличалась зелеными глазами. И у «Передового» прямо над ватерлинией красовались изумрудные глаза – большие, зоркие и женственные. Выбор был почти случайным, целиком основанным на эмоциях. Скорее всего, за образец взяли глаза русалки, якобы превосходившие своей зеленью цвет самых ценных камней. Но – в отсутствие информации – у него не оставалось ничего, кроме эмоций. Он принял немало решений, полагаясь на чувства. Женщины называли это интуицией, мужчины – инстинктом. Отец считал подобные вещи глупостью, но мать называла это голосом Элан. Сури как-то сказала, что чувства – это звуки души, которые можно услышать, если прислушаться, как мир напевает мелодию истины. Нолин не знал, чему верить, но скучал по Сефрин, и те глаза напомнили ему о ней.

На борт они взошли беспрепятственно. Военной формы оказалось более чем достаточно, чтобы послужить пропуском. Солдат приветствовали на кораблях в качестве дополнительной охраны, и никто не поставил под сомнение слово Нолина как офицера. Труднее было настоять на том, чтобы корабль отплыл незамедлительно. Для этого Нолину пришлось назвать свое имя, а это означало, что любые преследователи без труда догадаются, куда Седьмая Сикария отправилась после смерти Линча.

Хотя легат превосходил Нолина рангом и поэтому мог отдавать ему приказы, люди встречали принца с бóльшим почтением. Узнав, что на борту находится наследник имперского трона, капитан корабля тут же уступил главенство на судне Нолину. Принц, как с тех пор называли Нолина члены команды, отказался от предложенного ему вина и сыра из свежих запасов, только что погруженных на борт, и этим заслужил осуждение Кляксы, но одобрение матросов.

С двух палуб протянулись весла, «Передовой» вошел в реку Эстея и направился на юг – к морю – с остатками Седьмого вспомогательного эскадрона Сикария на борту.

– Явно лучше, чем пешком, – сказал Миф, когда все восемь солдат выстроились у бортов, наблюдая за проплывающим мимо берегом, покрытым густой зеленью.

– А где палат? – спросил Нолин.

– Вон он, – ответил Райли и указал на коротышку, сидевшего на палубе, прислонившегося к планширу и плотно закутавшегося в тонкое одеяние. – Его устраивает там сидеть. По-моему, он немного побаивается воды. Вряд ли паршивец умеет плавать.

– Как долго мы пробудем на борту? – спросил Нолина Рамаханапар Мирк.

– Пока не знаю, – ответил Нолин. – Прежде всего мне надо было выбраться из Урлинея. Теперь, когда мы в пути, я должен все обдумать.

– Я думал, вы уже приняли решение. – Амикус, распрощавшись с джунглями, повернулся к ним спиной и оперся локтями о поручень. – Вы говорили, что возвращаетесь домой, чтобы встретиться с отцом.

– А еще я сказал, что это глупая идея. А поскольку он и тебе смерти желает, брать тебя с собой было бы по меньшей мере невежливо, ты так не считаешь?

– Что все-таки произошло между вами и вашим стариком?

Нолин всплеснул руками.

– Хотел бы я знать! Мы никогда не ладили. Наверное, во многом из-за того, что я наполовину человек.

– Но он же женился на вашей матери, – заметил Джарел.

Нолин смотрел на темную зыбкую воду, катившуюся под корпусом корабля неосязаемыми волнами.

– Персефона была кинигом. Она управляла кланами людей. Отцу были нужны ее войска. Но после войны баланс сил сдвинулся, а после ее смерти – и того больше. – Он вздохнул и повернулся к изогнутому носу корабля. – Не знаю. Капитан кажется вполне услужливым. Может, попросить его высадить нас в Кэрике. Мы могли бы жить там, будто великаны.

Он натянуто рассмеялся. Остальные вторили сочувственными смешками.

– Я бы хотел отправиться в Персепликвис, сэр, – сказал Мирк. Юноша снял бинты, но красные рубцы на щеках по-прежнему были заметны. – Всегда мечтал увидеть великий город.

– Столько лет прошло с тех пор, как я уехал, – сказал Амикус.

– Я там был только проездом, когда бежал из Роденсии. – Клякса вытер нос рукой. – Когда спасаешься бегством, много увидеть не удается.

– Это удивительное место, – сказал Джарел. – Раньше я ездил туда на биржу с отцом дважды в год. Больше всего мне запомнились тамошние блюда. Такое разнообразие! В Персепликвисе я впервые отведал тигра.

– И как? – спросил Эверетт.

У мальчишки было невинное и любознательное лицо, и Нолин решил, что тот провел в джунглях и в составе легиона совсем мало времени: и то и другое обычно лишало человека любопытства. Эверетт по-прежнему походил скорее на ребенка, чем на взрослого мужчину, однако Нолин помнил поседевшего пожилого Брэна, не утратившего духа юношеской невинности. Возможно, не все мили одинаковы.

Джарел задумался.

– Тигриное мясо… ну, оно, наверное, как и сам зверь: на вид приятное, но брать надо приступом. Я жевал тот кусок мяса, пока челюсть не заболела. Пришлось выплюнуть, пока никто не видел, а то я испугался, что, если проглочу, он меня удушит.

– Мне нравятся фонтаны, – сказал Амикус, глядя на верхушки деревьев, словно мог видеть за ними фонтаны. – Пресная вода вырывается на поверхность по всему городу. И термы! Милостивые боги, какое наслаждение!

– Да! – Нолин улыбнулся воспоминаниям. – Они потрясающие. Чтобы облегчить боль в напряженных мышцах и смыть грязь, нет ничего лучше, чем опуститься в горячую воду с паром.

– Прибавьте к этому женщину и бутылку вина, и я с вами, – сказал Миф.

– А ты, Райли? – спросил Амикус. – Что ты помнишь?

Мужчина покачал головой.

– Никогда там не был. Я из Рхулинии. Даже через реку Берн никогда не переправлялся. Вырос в старом шахтерском городке к северо-востоку от Вернеса. Отец, все его братья и их деды трудились в предгорьях, добывали железо и уголь. Сгорбленная спина и сухой кашель показались мне недостаточной наградой за жизнь, проведенную в тяжелом труде, так что, будучи великим умником, я вступил в легион. И это все, чего я достиг за двадцать лет службы. – Он постучал по мятым доспехам. – Мысль о том, чтобы вернуться домой к жене и родным, теперь кажется мне весьма привлекательной. Но я готов повидать этот замечательный город, раз туда нас ведет его высочество.

– Я понятия не имею, куда мы должны идти, – сказал Нолин. – И, может, это покажется вам странным, но, когда я был молод – примерно восемьсот сорок лет назад, – я знал женщину по имени Сури. Она была… – Нолин точно не знал, как ее назвать, и выбрал слово: – Мистиком. Она понимала речь мира. Мир говорил с ней, и она отвечала. Сури была способна на невероятные вещи, вы даже не поверили бы. Она говорила, что наитие – это когда Элан сообщает нам что-то, что нам нужно знать.

– То есть как дрожь, когда кто-то целится тебе в спину из лука? – уточнил Миф.

– Ну да, наверное, но, может, и посложнее. Это когда ты понимаешь сердцем то, чего никак не можешь знать головой. Иногда ты ошибаешься, как и в любом другом случае, но это не значит, что это неправда. Сури научила меня доверять этому голосу, даже если слушать его бывает больно.

– И этот голос… он велит вам плыть в Персепликвис? – спросил Амикус.

Нолин покачал головой.

– Честно говоря, этот голос молчал веками, но здравомыслие говорит, что возвращаться домой – безумие.

– Вовсе нет, сэр, – сказал Джарел. – Это предначертано вам судьбой. Такова воля Единого.

– Что ж, будем надеяться, Единый знает, что делает.