Читать книгу: «Воспоминания труднобеременной: первенец», страница 7

Глава 15. Над победой работали, или Основные медики

А.Ю. – врач платной клиники. Она была со мной три с половиной года, обследуя и помогая оправиться после того, как первое вынашивание закончилось неудачно. Затем, несмотря на неоднозначную ситуацию, определила-таки наличие ранней беременности Алешей и вела меня первые несколько месяцев. Кстати, А.Ю. сама делала УЗИ, включая скрининг первого триместра. Мастер своего дела. Пока ее в клинике не сменили другие врачи, я была в надежных руках.

А.Ю. подбадривала меня, уверяя, что токсикоз ранней беременности должен скоро пройти. Когда все поняли, что он пройдет нескоро, просто говорила: «Бывает и такое. Потерпите, Лиля, оно того стоит!» Действительно сто́ит.

С.И. – врач перинатального центра, оперирующий врач, сделавший кесарево сечение. Строгая дама со строгим лицом, врач старой советской закалки в самом лучшем смысле этого слова. При этом оказалась удивительно понимающей. Сделала все, чтобы я смогла доносить Алешу до нужного срока и приняла все меры, чтобы правильно определить тактику родоразрешения. Даже пригнала в операционную хитрый аппарат для реинфузии крови, чтобы вернуть мне потерянные во время оперативного вмешательства эритроциты и облегчить мою реабилитацию.

Достав ребенка из живота, С.И. сказала «историческое»: «Теперь я буду спать спокойно!» После того, как я поцелую Алешу и его унесут, она крикнет персоналу: «Бабушке покажите внука, она в коридоре. Она всю беременность была рядом!» Никто не посмеет ослушаться: 2018 г. – тогда не было страшных «ковидных» препон для встречи с родственниками.

Позже, глядя на аккуратный шов с частыми стежками, который С.И. сделала мне на животе, моя мама, которая прекрасно умеет шить, резонно спросила: «Она тебя на швейной машинке зашивала, что ли?»

Когда меня вывозили из операционной, С.И. произнесла: «Ты герой, что доносила его. Теперь восстанавливайся, береги себя». До слез, даже сейчас.

Интеллектуальная блондинка с твердой рукой – врач отделения перинатального центра. Женщина удивительно сочувствующая. При этом нюни разводить не будет и все сделает четко. Держала меня на сохранении максимально долго, чтобы всячески обезопасить протекание беременности. Обладает удивительной способностью успокаивать, делая неожиданные психологические ходы. Например: «Нашли такие-то бактерии? Ничего, другие были бы хуже. Вкололи серьезный препарат? Ну, мне самой его тоже вкололи во время второй беременности. Субтильное телосложение? Ну и ладно, у меня такое же. Сказали вам без меня гадость? Сказали и сказали – забудьте. Боялись перед сложной процедурой? Понятно, это потому, что вы психически здоровы: любой боялся бы».

Благодарю вас и всех остальных, кто справился с нелегким делом!

Глава 16. Окружение и контраст, или После родов номер раз

Как назло, я попала после оперативного родоразрешения сыном в реанимационную палату, где все были бодры и настроены на жизненный успех. Мне же было так плохо, что в пору было просто лечь и не вставать, если бы я уже не лежала, подключенная к монитору с жизненными показателями. Все остальные же чувствовали себя довольно терпимо.

– Расхаживайтесь! Расхаживайтесь быстрее! – агитировали медсестры и даже санитарка. – Вам будет гораздо легче, если вы сделаете это раньше!

Справедливости ради скажу, что с медицинской точки зрения они были абсолютно правы.

Наконец я собрала всю свою волю в кулак и твердо решила начать садиться, а потом вставать, как это уже делали другие. В этот важный момент ко мне подошел мой анестезиолог по контракту на роды.

– Я хочу встать, но почему-то совершенно не могу, – пожаловалась я. В самом деле, у меня немела нога, как будто я ее капитально отсидела.

– В таком случае для начала нам надо перестать подавать вам анестезию в ноги, – ответил мне доктор.

И тут я поняла, что меня до сих пор обезболивали гораздо более серьезным образом, чем бодрых пациенток вокруг. Нижняя половина тела у меня все еще была обездвижена, и никакая сила воли не могла поднять меня с кровати. Разве что явление Иисуса, исцелившего расслабленного, помогло бы.

Мне убавили анестезию. Однако до победы над собой все еще было очень далеко. Живот болел просто адски, доводя меня до отчаяния. Что мне только не кололи – ничего не помогало. А едва я еле-еле поднималась рядом с постелью, сердцебиение подскакивало до 170 ударов в минуту, о чем истошно начинал орать монитор.

Нам приносили еду, но я не могла на нее смотреть. Я смотрела только на то, как другие женщины отправляются в послеродовые палаты, чтобы увидеть своих детей. Помню, за меня тогда вступилась только одна барышня, родившая второго ребенка, которая сказала, что после первого кесарева сечения ей было так же больно, как и мне.

Персонал, который отчаялся призвать меня к порядку и дисциплине, начал готовить меня к переводу только глубокой ночью. Всех женщин обязательно сажали на кресло-каталку и перевозили до нужного отделения. И вот санитары из послеродового приехали за мной.

Когда меня усадили на кресло, я поняла, что отключаюсь.

– Вы тут все ненормальные, что ли?! – завопили санитары на сотрудников реанимационного отделения. – Вы в самом деле хотите перевести женщину, которая падает в обморок сидя, в отделение, где за ней толком не будет никакого наблюдения, еще и ночью?!

Внушение возымело действие, и меня оставили на месте. Вместо положенных двенадцати часов я провела в реанимации целые сутки.

Зато ночью, когда на меня перестали давить и подгонять, я поняла, что физически готова вставать и расхаживаться.

– Спите!!! – призывали теперь. Но меня было не остановить.

Интересно, что, когда я лежала в той же реанимации после рождения дочери, я была достаточно бодра и активна. Вокруг меня же собралось целое лежбище страдающих тюленей. Одной женщине было так же больно, как и мне в прошлый раз. Но ее морально поддерживали. У других наблюдались иные осложнения. В целом все в основном валялись и отдыхали, а медицинский персонал никому и слова не говорил по этому поводу. Вот такие закон подлости и сила контраста.

Глава 17. Испытания и чудеса

Когда меня в тринадцатый по счету раз госпитализировали, чтобы через неделю сделать кесарево сечение, в приемном отделении перинатального центра вместе со мной принимали женщину из Индии. Она была вместе с мужем, очень интеллигентная пара.

Женщина выглядела напуганной, усугубляло дело то, что она не владела русским языком и могла объясняться только на английском, что с учетом медицинской специфики довольно сложно. Ее супруг же хорошо говорил по-русски и ждал ее в коридоре.

– Так, уточните, пожалуйста, еще раз, – в коридор выглянула дама-врач и обратилась к нему, – две неудачные попытки ЭКО, и потом ваша жена забеременела самостоятельно?

– Все так, – кивнул он.

Вот где чудо-то.

Итак, я родила Алешу, это было за день до моего собственного дня рождения. В самом деле, на операцию до поста медсестер я, окрыленная, почти бежала под общее веселье медицинского персонала, который прекрасно знал меня и мою трудную историю.

Мое чудо появилось на свет утром и заорало во всю глотку: самый прекрасный звук в моей жизни!

Сына положили к моей щеке, закутанного в пеленки и одеяло, и я не нашла ничего лучше, чем сообщить ему: «Алеша, это мама!»

– Целуй, целуй же! – подсказывали мне доктора.

Когда я, наконец, попала в палату, на другой день с утра, я познакомилась с соседкой и сообщила ей, что беременность у меня была тяжелой, но с ребенком все в порядке.

– А это ведь самое главное, без этого ведь ничего не нужно, – и пока я еще говорила, в палату вошли медицинские работники и сообщили мне, что ребенка нужно переводить в отделение патологии новорожденных.

Это был один из самых ужасных дней моего рождения. Сказать, что я испытала шок – ничего не сказать. Я пыталась выяснить, что с сыном, но толком мне никто ничего не мог объяснить. Как назло, начались долгие выходные июня и меня по-человечески проконсультировали только через несколько дней.

Через энное количество суток меня выписали домой, а Алеша остался в отделении для детей. Палаты совместного пребывания для меня не нашлось. Наверное, и хорошо: я, затянутая в послеоперационный корсет, мучимая болями, словила еще и повышение давления плюс падение пульса до 40 ударов в минуту. Как потом выяснилось – побочный эффект одного из лекарств. Вряд ли я бы могла о нем нормально заботиться.

Как меня ни пытались успокоить С.И. и родные, я все время плакала. Мне даже вызвали психолога в больнице. Помню как сейчас: приходит огромная бабища – доктор наук – и сходу начинает на меня орать, что я плохая мать, потому что «ребенка надо поддерживать, а не рыдать». Как в интернет-меме: «А можно мне другого психолога?» Но было нельзя.

Я приезжала к Алеше, но могла только стоять у его кроватки и представлять, как я окутываю его своей любовью так обильно, что она оставалась с ним, даже когда я говорила до свидания и уходила домой.

В кресле сидела уже известная мне напуганная индийская дама, которой по-английски пытались объяснить тонкости грудного вскармливания: та еще задача.

Алеша лежал в метре от чудесного индийского малыша. До сих пор не знаю, девочка это или мальчик. Но вот что было удивительно: этот новорожденный почти все время держал свои очаровательные карие глаза открытыми. Обычно так не бывает, и все врачи и присутствующие мамы удивлялись и умилялись.

Алешу выпишут через неделю, окажется, что ничего страшного с ним не было. Детский врач скажет мне перед этим: «Зачем его тут дальше держать? У человека хороший аппетит. Человек хочет внимания. И пуповина как раз вчера отвалилась – он подготовился».

Только через год я осмелюсь еще раз заглянуть в выписку из роддома и пойму, что ребенка проверяли в том числе на болезни крови, потому что после рождения лоб у него был весь в синяках. Но таких болезней не оказалось, синяки просто прошли.

Мы начали свой домашний путь, шаг за шагом, удивление за удивлением, испуг за испугом, трудность за трудностью и счастье за счастьем, с бесконечной любовью.

Мне было 32 года. Сбылась моя мечта: ко мне прилетел аист. Или кочан капусты, я точно не знаю.