Читать книгу: «Воспоминания труднобеременной: первенец», страница 6

Глава 13. Чувство юмора Вселенной, или А-а-а-а!!!

О, это словосочетание «партнерские роды». Я долго даже не понимала, что оно означает, просто знала, что некоторые папы присутствуют при рождении своих детей.

Я была участницей партнерских родов. В качестве новорожденной, правда. И чтоб предупредить возглас по типу «советские люди на такси в булочную не ездят», то есть «в присутствии отцов не рождаются», поясню, что мои родители были в длительной заграничной командировке и советский человек в виде меня родился в самой романтичной из столиц Европы.

Мама говорила, что ей было так спокойнее: папа знал французский язык лучше нее и переговаривался с врачами, а также все ей переводил. А отец… всю жизнь повторял, что это он меня родил, а маме было легко и просто. Так что, дорогие дамы, учтите, что ваши родовые заслуги могут отобрать мужья.

Мой супруг сразу заявил, что не пойдет на такое никогда в жизни.

– Ты же вырос в деревне! Ты от горшка два вершка был, когда следил за рожающей коровой! – привела я свои аргументы.

– Это же корова, – резонно заметил он.

И как тут поспоришь? Мне его присутствие было не так важно, да и собраться с моральными силами наедине с врачами представлялось легче. Поэтому вопрос был быстро исчерпан.

– Может, во время схваток побудешь со мной в общей палате, а в родовую не пойдешь? – предложила я вариант, о котором уже слышала в перинатальном центре.

– Зачем мне смотреть, как ты мучаешься? – и снова логика была непробиваема.

Ладно. Ладно. Тем более, что другие трудности перевесили все: живот жутко болел из-за гипертонуса, я почти не вставала с постели. Заканчивалась тридцать шестая неделя моей первой беременности, мне хотелось поскорее родить и больше ничего.

Меня только что выписали после очередного сохранения и выразили надежду, что до родов я все-таки побуду дома.

Но не тут-то было! За одну ночь меня еще и обсыпало красными волдырями. По всему телу. Как потом оказалось – аллергия на лекарство от гипертонуса. Но в тот момент я была в ужасе: что это? Неведомая инфекция? Или… Я даже придумать не могла.

Вместе с мамой, которая обычно сопровождала труднобеременную меня везде, мы снова поехали на прием в перинатальный центр. С.И. встретила меня с олимпийским спокойствием, осмотрела вдоль и поперек, отправила к узистам, чтобы проверить ребенка.

– Сыпь не инфекционная, это точно. Но нужен специалист, – сказала она. И попыталась записать меня к дерматологу в перинатальном центре немедленно. Но, увы, этот врач работал там не каждый день. – Тогда езжай в кожный диспансер, ничего не поделаешь, – велела С.И.

У моей мамы в тот день было очень важное дело, которое никак нельзя было отложить. Одну меня отпускать куда-то в таком состоянии было рискованно, и потому муж отпросился с работы.

Обосновавшись в такси, мы с ним через весь город направились в диспансер.

Настроение наше с ним описывать не берусь, но с радугой и единорогами оно имело мало общего. Кожа у меня была вся красная и живот хватало, но последнее было для моей беременности в порядке вещей.

В диспансере мы выяснили, что свободных талонов ни к одному врачу нет, но с учетом ситуации нам таки раздобыли место в живой очереди.

Очередь по своей длине была в лучших советских традициях.

Казалось бы, сядь и сиди, как и все. Вон даже еще одна беременная ожидает. Мы с мужем так и сделали. Но мне не сиделось. Ни так, ни эдак. Я начала чувствовать, что боль в животе усиливается.

– Я в туалет, – бросила я мужу и исчезла на двадцать минут.

Когда я вернулась, он уже изрядно перенервничал, не понимая, почему я так долго. Но мой вид напугал его еще сильнее. Я тащилась к нему со скоростью улитки, шаркая и измученно глядя на него, то и дело останавливалась и морщилась от боли. Я села рядом, со стоном потянулась за сотовым и набрала номер С.И.

– Лиля, ты паникуешь, – ответила она мне. – Я только что тебя осмотрела: все хорошо. Прими еще две таблетки от гипертонуса. Если хочешь, приезжай снова, когда тебя осмотрит дерматолог.

– Хорошо…

Я проглотила пилюли и, доверившись опытному доктору, попыталась расслабиться и ждать. Но это мне не удавалось. Через пять минут я вскочила и стала метаться по коридору, пока в очередной раз меня не заметила через открытую дверь заведующая отделением диспансера.

– Вам плохо? – она вышла ко мне.

– Да, живот… Просто вколите мне но-шпу… Мне осмотр пройти нужно у дерматолога.

– Вы беременны, мы не можем вам ничего колоть – только вызвать скорую. Идем вместе, я попрошу принять вас без очереди.

Дерматолог, вероятно, в жизни своей не проводил осмотра танцующей на месте женщины с огромным животом.

– Не заразны. Контактный дерматит, – было его заключение.

– Спасибо! – я вылетела в коридор.

Заведующая и муж взяли меня под руки и отвели в дневной стационар диспансера, где были кушетки. Когда меня уложили на одну из таких, кроме приезда скорой я уже ни о чем думать не могла.

– Схватки? – спросила заведующая.

– Нет… Нет, у меня просто тонус.

Я держалась за эту версию, пока не приехали фельдшеры и не включили секундомер. Схватки. С интервалом ровно в 5 минут!!!

Никто из присутствующих никогда не видел столь стремительного развития родовой деятельности.

– Что с кожей? Вы не заразны? – спросили меня.

– Нет! – взвыла я.

– Справка есть?

– Алекс, беги назад в кабинет к врачу за справкой! – велела я мужу.

Вместе с бумагой и супругом меня погрузили в машину скорой помощи и, конечно, наотрез отказались везти в перинатальный центр, с которым у меня уже был заключен контракт на роды.

– В ближайший роддом, – ответили мне.

– Здесь небольшая разница!

– В ближайший, мы сказали!

Ближайший, но пробки в Москве никто не отменял. И всю дорогу мой благоверный, который и слышать боялся об ужасных партнерских родах, сидел рядом со мной в тесной машине, слушал мое пронзительное: «А-а-а-а!!!» и видел устремленные на себя глаза испуганного щенка.

В приемный меня поместили в таком же танцующем и покрикивающем состоянии. В нем же я заполняла кипу бумаг: будь не ладны мы, юристы, их придумавшие.

– Да бросьте, выдумываете вы: не может быть так больно, – твердили мне врач и медсестра. – Но все-таки давайте в родблок побыстрее.

На кушетке – на кушетке, с КТГ – с КТГ, наконец-то – наконец-то… Я хотя бы лежу теперь, но все так же покрикиваю: «А-а-а-а!!!»

– Ничего себе схватки, – меня, паникершу и выдумщицу, впервые за этот день оправдал зашедший в палату дяденька-врач. Аппаратуру не обманешь: сокращения мышц отображались скачками линий по всей ширине бумаге.

Так я, родившая двух детей путем кесарева сечения по принятым позже решениям консилиумов врачей, узнала, что такое схватки. Мне не понравилось.

«Ладно, – думала я. – Зато я рожаю! Все женщины боятся родов, и только я боюсь быть беременной! Я скоро увижу своего малыша…»

Ободренная сей мыслью, я постаралась лежать спокойно. Мне дали мой сотовый.

«Лиля… Лиля, ответь мне…» – это было одно из многих сообщений от С.И. И куча пропущенных вызовов.

Я перезвонила ей. Она успокоила меня: рожать можно идти смело: срок большой.

– Меня сегодня корвалолом отпаивали, – добавила эта женщина с сорокалетним стажем, которая четыре года провела в командировке в Южную Африку еще во времена СССР. Для меня последний факт даже звучал пугающе. – Если бы я тебя сегодня не осмотрела на кресле, я бы в жизни себе не простила. Никаких признаков родовой деятельности двумя часами ранее не было.

Такого не бывает? Но в родовом, как выяснилось, разное бывает. Вся в страданьях, вся в ожиданьях…

Ой… И вдруг… как-то мне полегчало. А потом и еще полегчало.

– Схватки прекратились, – возвестил доктор, который полчаса назад, заверял, что роды уже не остановить и велел медсестре убрать магнезию.

Что-о-о???!!! Я должна была родить! Сегодня! Я ехала сюда на скорой с побледневшим мужем именно для этого!

– Это ж хорошо – еще похо́дите, – улыбалась акушерка, помогая мне собраться.

Нет!!! Нет, не хорошо! Плевала я, что всего 36 недель! Хватит уже! Я хочу своего ребенка! Я не хочу быть в красных прыщах и беременной!

Ночь в родовом отделении (для подстраховки) среди криков рожениц и воплей младенцев я описывать не стану. Душа моя и тело стонали еще целую неделю. Я вся чесалась, как шелудивый поросенок, сгибалась от гипертонуса и умоляла, чтобы он вновь перерос в схватки. Но нет, нет и нет.

Алеша появится на свет доношенным, в перинатальном центре, и я буду очень рада, что все-таки сумела доносить первенца до положенного срока. Волшебные 37 недель и 1 день.

Глава 14. От нытика до героя

Стоицизм – понятие мне известное, но весьма от меня далеко отстоящее. Я могу преодолеть трудности, но только не ждите от меня при этом тишины и спокойствия. Тонну рассуждений и жалости к себе – всегда пожалуйста.

С таким характером, как вы понимаете, к тринадцатому сохранению я снискала себе славу «девицы в полуобморочном состоянии». Рьянее всех меня хотела «привести в себя» могучая медсестра в перинатальном центре, которая регулярно читала мне лекции о жизни. Увы, я оказалась бездарной ученицей и в конце концов поняла, что в ее смену нужно просто молчать в тряпку и не высовывать лишний раз нос из палаты.

Заведующая отделением глядела на меня косо, а С.И. спала и видела, когда же наступит подходящий срок для родоразрешения, хотя в общении проявляла потрясающее терпение.

В последние же семь дней, когда я полностью покрылась красными аллергическими пятнами и напоминала вождя краснокожих, знававшего, впрочем, лучшие дни, мечта о родах сделалась для меня навязчивой идеей.

И вот истекли 37 недель. Говорят, на большом сроке ребенок начинает толкаться тише, но только не Алеша. Бить мне в ребра он продолжал с отменной силой.

К тому времени он вытянулся, набрал вес и отрастил огромные висячие щеки и двойной подбородок, полностью скрывавшие его шею в первые полгода жизни. Он как будто понял, что ему скоро наружу, и решил выглядеть, как подобает зрелому пацану. На последнем УЗИ перед родами специалист проронил: «Длинноногий… Да что-то он весь у вас длинный». Мне показали на экране профиль – нос и губы в точности, как у моего мужа. Алеша открывал рот, хватая им околоплодные воды. Никогда не забуду. И вскоре увижу этот нос рядом с собой.

На следующее утро я должна была перейти к заветному сроку, на котором ребенок считается доношенным. Фактически я справилась со своей задачей и ждала лишь решения врача о проведении кесарева сечения. Как же медленно шло время…

Я укладывалась спать на своей кровати, недовольная тем, что мой С.И. медлит с операцией, когда на соседнее место положили женщину на большом сроке. Она представляла полную противоположность мне: веселая, активная, все время носилась из палаты в коридор и обратно и, смеясь, называла себя «бешеный шмель».

Наконец, мы пожелали друг другу спокойной ночи и выключили весь свет в нашей двухместной палате. Я уже начала отключаться от действительности, когда назвали мое имя. Негромко, но с большой тревогой:

– Лиля, позови медсестер. Быстрее, пожалуйста.

– Что с тобой? – я мгновенно села.

Поясню, что кнопки вызова медсестры у нас были и работали. Но их часто использовали по несрочным вопросам, а сестры по вечерам могли слышать их не сразу.

Я увидела, как на простыне соседки расширяется кровавое пятно. Соскочив на пол, я кинулась в коридор, на ходу крича, чтобы акушерки все бросали и шли к нам, потому что тут отслойка плаценты.

Под своим огромным пузом я узрела только что помытый пол. «Наплевать: упаду – примут роды тут же», – с этими мыслями я и Алеша продолжили спринт до поста.

Медсестры оказались оперативны. Через считанные минуты женщину уложили на каталку и повезли в операционную.

Час шатания по отделению в состоянии шока мне был обеспечен. Я хотела зайти в палату, но санитарки меня не пустили. Увидев краем глаза, как они убираются, я согласилась с ними. И поняла, что ни врач, ни следователь из меня не получится.

Утро встретило меня лицом лечащего врача: «Собирайся на кесарево». Это была лучшая новость! И тут С.И. добавила: «Ты у нас герой: заведующая отделением сказала, что ты спасла ее пациентку».

Позже в реанимацию, где я буду лежать после операции, заглянет и сама заведующая с теми же словами. А спасенная, конечно, не мной, женщина будет махать мне от далекой стены: «Я говорила им передать тебе, что я в порядке! Тебе передали?»

Мне ничего не передали. Но вот она, моя соседка, улыбается и поднимает вверх два знака «V» пальцами: ее переводят в палату.

Я продолжаю лежать, озираясь по сторонам.