Ленкина жизнь

© Лана Кузьмина, 2022

ISBN 978-5-0056-0768-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первое воспоминание

Окружающие ошибочно считали, что буква «к» в её имени лишняя. Бесчисленное количество раз в жизни девочки, а позднее девушки, повторялась одна и та же сцена. В ответ на вежливый вопрос об имени, она всегда расплывалась в широченной улыбке, протягивала левую руку и радостно произносила: «Ленка!»

Спрашивающий недоумевал: «Ленка? Может быть, Лена? Леночка? Елена?» Она стояла на своём. Ленка и точка! Так называла её бабушка, самый близкий и родной человек на земле. А всё, что говорила бабушка, было правильным и обязательным к исполнению. Бабушка бывала несдержана, могла порой в разговоре вставить крепкое словцо, но внучку она любила, и грубоватое на взгляд посторонних имя, несло на себе печать её заботы и нежности.

Первое Ленкино воспоминание – снег. Он повсюду. Падает сплошной стеной с неба, с двух сторон нависает сугробами, скрипит под полозьями санок. Ленка открывает рот и ловит языком снежинки. Тянущая санки бабушка оборачивается и строго говорит: «Не открывай рот! Простудишься!» Ленка послушно закрывает рот, но противный пух от серой шапки прилипает к губам, узел от её завязок под подбородком давит на горло и вся она, как неуклюжая кукла, не может пошевелиться.

Впрочем ноги её слушаются. Ленка аккуратно опускает одну вниз, скользит по земле надетой на валенок галошей. Бабушка снова оборачивается, не понимая, что тормозит санки. Ленка быстро поднимает ногу.

– Ты зачем тормозишь? – спрашивает бабушка. – Хочешь ногу сломать? Вот сломается у тебя нога, на одной прыгать будешь?

Ленка испуганно трясёт головой. «Я не тормозила!» Бабушка удивлённо смотрит на внучку. Может, и правда не тормозила? Ленка радостно выдыхает.

– А где галоша твоя? – восклицает бабушка.

Ленка смотрит на правую ногу, а там только кругленький серый валенок и больше ничего.

– Эх, Маша-растеряша! Где ж её теперь искать-то?

Они возвращаются назад, но галоши нигде нет тогда Ленка начинает плакать. Ей жалко потерянную, заметённую снегом одинокую галошу. Никому не нужную без своей пары.

Ленка не помнит, но неделю назад бабушка её саму потеряла. А уж эта потеря поважнее всяких там галош, можете мне поверить!

Бабушка очень любила поговорить. Встретит знакомую и давай чесать языками. Хорошо ещё если идут куда-то, а то могут встать на месте и простоять как вкопанные несколько часов кряду, разговаривая. А Ленке изнывай от скуки.

В тот раз бабушка встретила бывшую коллегу, Дарью Тимофеевну. «ДТ» – называла её бабушка. ДТ всё делала быстро: ходила как ходок-олимпиец, говорила со скоростью пулемёта. Вот и с бабушкой они неслись на всех порах, не забывая при этом вспоминать добрым и недобрым словом общих знакомых, друзей и врагов. За собой бабушка тянула санки с Ленкой, периодически забывая, что за её спиной кто-то есть. Во время этого кросса по заснеженной пересечённой местности Ленку изрядно растрясло. Она пыталась удержаться за край санок, но чересчур большие варежки мешали крепко ухватиться. На очередном повороте санки накренились, и Ленка головой воткнулась в сугроб. Кое-как выбравшись из снежного плена, она протёрла глаза и увидела вдалеке две удаляющиеся фигуры. Она попыталась бежать, но споткнулась, упала навзничь и уже тут заревела на всю улицу. А бабушка всё удалялась за горизонт. О внучке она вспомнила у самого дома, когда распрощавшись с ДТ, обнаружила, что санки пусты.

Но Ленка всего этого не помнила. Её первым воспоминанием стал снег и потерянная галоша, которую так и не удалось отыскать. Так начиналась её жизнь. Обыкновенная, скажет кто-то. Нет. Необыкновенная – возразит Ленка. Что ж посмотрим, насколько она права!

Всегда одна

Ленка теперь уже и не вспомнит точно, кто первым произнёс эту обидную кличку. Скорее всего это был Витька Кожухов, чья мама однажды пришла в школу поговорить с классной. Из-за приоткрытой двери доносились раздражённые голоса – им так и не удалось прийти к единому мнению по поводу Витькиного воспитания. Уходя, мама бросила в пустоту коридора: «Старая галоша!» Стоявшая у кабинета Ленка вздрогнула, а Витька, спеша за мамой, вдруг повернулся и показал ей язык. Наверняка от него и пошло. Вряд ли одноклассники сами выдумали это прозвище, чтобы наградить им не вписавшуюся в коллектив Ленку.

«Обидно, но справедливо», – так думала про себя девочка, пообещав, что больше никогда не станет рассказывать того, что могут посчитать странным или старомодным. Позднее размышляя об «истории своих бедствий», Ленка поняла, что стала жертвой чудовищного стечения обстоятельств, в которых не виноват никто, даже она сама.

Дом, в котором она жила, стоял на самой окраине города, почти в деревне. Небольшой, всего на три семьи, две из которых пожилые пары. В домиках вокруг детей не было, не считая постоянно орущего Коленьки, который и ходить-то толком не умел. Вокруг лишь пенсионеры да заселявшие дома лишь летом дачники. Три месяца каникул Ленка могла проводить с ровесниками при условии, что её возьмут в игру, а случалось это ой как нечасто.

Когда Ленка ещё не ходила в школу, с ней сидела бабушка. Ну, как сидела. В основном она с Ленкой ходила: в церковь, на рынок, в ателье и парикмахерскую, на дни рождения знакомых и на похороны не всегда знакомых людей. Бабушка очень любила похороны. Ленкин папа уходил на работу рано. В пять утра хлопал дверью, и тотчас вставала мама, чтобы через час также убежать на электричку до Москвы. Два часа Ленка проводила в одиночестве. Ей всегда хотелось встать и одной побродить по дому, чувствуя приятное возбуждение и страх одновременно. Но каждый раз сон притягивал её к подушке, и она засыпала, просыпаясь при первых звуках заставки очередного мексиканского сериала, идущего по телевизору и от запаха овсяной каши, доносящегося с кухни. Бабушка варила не простую кашу на молоке, а добавляла в неё фрукты. Каждый раз новые. И сюрприз от узнавания наполнителя Ленка предвкушала ещё в постели, старательно втягивая носом разлетающийся по дому запах.

У Ленки не было ни братьев, ни сестёр и она очень страдала от одиночества. На самом деле кроме бабушки у неё никого и не было. Работающие с утра до вечера родители казались чем-то далёким и несуществующим. Даже в выходные они мало общались – после рабочей недели необходим отдых. Ленка научилась развлекать себя сама, но всё равно долго мечтала о друзьях и о том, что у неё однажды появится братик или сестрёнка.

Однажды мама сказала, что осенью отдаст Ленку в детский сад, в котором много других детей и в котором она станет развиваться. Ленке не хотелось расставаться с бабушкой, но ещё больше ей не хотелось остаться без друзей. И вот она уже шагает с мамой к двухэтажному кирпичному зданию, к детскому саду. По коридору их проводит улыбчивая воспитательница, показывает на шкафчик с нарисованным на дверце львёнком.

– Это твой шкафчик – говорит она, и Ленка светится от радости.– Ждём вас в понедельник!

От возбуждения девочка не может спать, но в понедельник её никто никуда не ведёт.

– Ничего хорошего нет в этих садах! – объясняет бабушка. – Сплошная инфекция! А ты у нас слабенькая. Дома-то лучше! Зря я что ли на пенсию вышла!

Ленка плачет. Она вообще много плакала в своей жизни. Иногда от совсем ерундовых вещей, которые и внимания не стоят. Перед тем как пойти в первый класс она тоже немного поплакала. А вдруг бабушка снова решит, что в школе одни инфекции? Как тогда быть? Но в школу она всё-таки пошла, и уже через полгода получила противное прозвище «старая галоша». И тогда она подумала, что не всегда важно, есть ли вокруг тебя люди. Ведь если тебя не любят и не понимают, какой толк от их дружбы.

Бабушка, Тимоха и Ванька мокрый

Ленкина бабушка была убеждена, что дома лучше всего растут краденые цветы. Это вовсе не означало, что следует схватить горшок с цветком, когда хозяева отвернутся и быстренько откланяться, пока пропажа не обнаружена. Выдирать растение с корнем и запихивать его в карман мало того, что негигиенично, но ещё и подло. Необходимо стащить не весь цветок целиком, а всего лишь отщипнуть от него листик. Тогда и волки сыты будут, и овцы целы останутся, как говорила бабушка.

Сама она при просьбе дать отросточек «вот того чудного с фиолетовыми листьями» многозначительно молчала и нарочито отворачивалась. Её не понимали. Тогда она начинала заговорщицки подмигивать, дёргать головой в направлении цветка и трясти рукой, что в её понимании означало действие, обозначаемое глаголом «отщипнуть». Просительница решала, что бабушке плохо, тем более, что та после всех этих странных действий выбегала из комнаты. Убедившись, что приступ ей не грозит, бабушку укладывали на кушетку, просили успокоиться и быстро ретировались. После нескольких таких представлений про цветок не заикался никто.

Бабушка с Ленкой часто ходили в ателье. Была такая вещь в городе в конце восьмидесятых. Там бабушка заказывала себе одежду, потому что на её маленькую круглую фигуру готовой одежды было не достать. Кроме того ателье предлагало некую альтернативу лавочке у подъезда, где заказчицы и портнихи перемывали косточки знакомым и делились друг с другом городскими сплетнями. А ещё там рос огромный цветок с мелкими красными цветочками. Бабушка всегда садилась рядом со стоящим на полу горшком и потихоньку отщипывала от него листик.

Почему она делала это несколько раз? Или неверна её теория о том, что взятое тайком растёт лучше? Вовсе нет. Теория правильная, только в её практическую часть вмешался неучтённый фактор, который бабушка сама же и притащила в дом на свою голову. Фактор носил имя Тимоха и был угольно-чёрным котом неопределённого возраста. В то же самое время он служил бабушке немым укором, ведь его она как раз и стащила, после чего её несколько лет мучила совесть.

Кот просто бежал по улице, а Ленка просто сказала: «Какой красивый!» Бабушка просто взяла и сунула его за шиворот, а кот просто расцарапал ей грудь, но выбраться из крепких объятий так и не сумел. Смирился с судьбой и стал жить в Ленкиной семье, всем своим видом показывая, что он вообще-то сам по себе и к домочадцам никакого отношения не имеет.

Бабушку, как уже говорилось, мучила совесть, но через несколько лет ей в голову пришло гениальное решение проблемы. У хозяйки Тимохи (а бабушка быстро узнала, кто это) жило немеренное количество животных. Они то приходили, то уходили, и сама хозяйка толком не знала, сколько их и как их зовут. Получалось, что взяв всего одного, бабушка не совершила вреда, а всего лишь «отщипнула» одного от стаи словно листик от растения.

Но вернёмся к нашему цветку. Бабушка добросовестно отщипывала листик, помещала его в баночку с водой, чтобы появились корни, а потом прикапывала в горшке с землёй. На следующий день высохший листик спокойно лежал на подоконнике. Бабушка снова шла в ателье, отщипывала, помещала, прикапывала и… листик снова будто бы выпрыгивал из горшка. Что за чудеса? Знала бы она, что всё дело в арахисе, которым она пыталась накормить внучку.

Арахис бабушка считала очень полезным, а Ленка ненавидела. Ладно бы орехи выглядели прилично, лежали бы себе почищенные в пачках и обсыпанные солью. Девочка сумела бы такое пережить. Но нет! Арахис представлял из себя белую шершавую оболочку, внутри которой прятались два красных, похожих на личинки, орешка. Ленке даже в руки было противно их взять, не говоря о том, чтобы положить их в рот. Тем не менее каждый день она получала белый кривой орех, который нужно было почистить, а содержимое съесть. Ленка не могла пойти на такое ни при каких обстоятельствах, а потому просто-напросто закапывала красных «личинок» в горшке со свежей землёй.

Тимоха оказался не таким привередливым как Ленка. Он ел всё, включая огурцы на грядках. Арахис особенно привлекал его своим запахом и в то время, как Ленка закапывала орехи, кот их раскапывал и съедал. Бабушка находила завядший листик и шла за новым. В итоге кот сыт, Ленка довольна, бабушкин гардероб ломится от одежды, работники ателье подсчитывают прибыль. Все счастливы, а бабушки новая цель (помимо воспитания Ленки) – вырастить наконец цветок.

«Знаешь, как он называется?» – спросила она как-то внучку.

Ленка помотала головой. Ну, откуда ей знать?

«Он называется огонёк. Видишь какой он яркий? А по-народному его называют Ванькой мокрым, потому что он очень любит пить воду, и его нужно много-много поливать».

В конце-концов арахис Ленке давать перестали, и бабушка наконец вырастила своего Ваньку. Да так, что из одного цветка получилось два, потом три, и вскоре на каждом её подоконнике горели красные огоньки.

Когда много лет спустя уже после бабушкиной смерти Ленка в последний раз оказалась в её доме, цветы всё ещё были живы. Дом продали, и новые хозяева решили оставить их себе, раз уж они никому не нужны.

«Мне нужны! Мне!» – захотелось крикнуть Ленке. Но вместо этого она незаметно подобралась к подоконнику, словно высматривая что-то на улице и отщипнула тайком пару листиков. Цветовод из неё никудышный, но бабушка всегда говорила, что ворованные цветы хорошо растут.

Чёртово колесо

Жизнь часто казалась Ленке похожей на чёртово колесо, когда оно начинает медленно крутиться, а потом разгоняется всё быстрей и быстрей, и ты уже не видишь, что вокруг. Тебе страшно, но сойти нельзя. В пятнадцать лет Ленка впервые прокатилась на колесе обозрения и поняла, что на самом деле похоже оно на улитку, которая сначала очень медленно ползёт к вершине горы, а после также неторопливо спускается к её подножью.

Неправильный образ аттракциона засел в Ленкином мозгу ещё в детстве, когда она услышала песню про это самое колесо. Песня безумно нравилась ей своим темпом – медленным в куплете и ускоряющимся по ходу припева. На заднем фоне мелькали летящие по кругу люди, а на переднем певец в чёрной накидке, вскидывал вверх руки, и за его спиной будто вырастали крылья. Кроваво-красная подкладка била в глаза и он становился похожим на Мефистофиля.

Ленка знала, кто такой Мефистофель. В общих чертах. Сначала ей попалась трансляция оперы, и она как заворожённая смотрела на расхаживающего по сцене человека, утверждавшего, что «люди гибнут за металл», пока бабушка не прекратила эту вакханалию со словом сатана и не переключила на полезную передачу о здоровье.

Ленка на этом не успокоилась и стала расспрашивать о Мефистофеле дядю Лёню, имевшего огромную библиотеку и потому знавшего всё на свете. Дядя Лёня пустился в пространные объяснения и подарил племяннице «Фауста», которого восьмилетняя Ленка с интересом пролистала, порассматривала картинки и даже кое-что почитала и многое поняла. Только вот восьмилетней девочке не положено знать, кто такой Мефистофиль.

Также ей не положено слушать «старушечью» музыку. А она всё равно слушала. И когда на перемене в школе на вопрос о любимом исполнителе ляпнула «Магомаев», Витька Кожухов едко спросил: «Может ты ещё и Кобзона любишь?» На что Ленка искренне ответила, что не любит, потому что ей не нравится тембр его голоса. Тогда-то и прозвучала эта обидная «старая галоша», а Ленка подумала, что хорошо бы впредь помалкивать о своих интересах, а попробовать понять, что следует любить в её возрасте и попытаться притвориться, что ей тоже это нравится.

Не расскажешь же в самом деле, как сидишь на полу, обняв руками колени, и плачешь под песню о том, как у лебедя убили любимую, и он от горя бросился на землю и разбился. Как объяснить Ленкины слёзы, когда она подпевала «Посидим по-хорошему, пусть виски припорошены…», если ей самой до этих седых висков жить и жить? И почему «Родина моя Белоруссия» всё переворачивает в её душе, хотя к Белоруссии Ленка не имела никакого отношения. Ей неположено было всё это любить, но она отчего-то любила.

«Понимаешь, тут дело не только в словах, – пыталась объяснить Ленка своей однокласснице уже в классе девятом. – Есть же музыка без слов и она так всё внутри переворачивает, какие-то вибрации определённые действуют. Я их чувствую так сильно, что иногда просто невыносимо слушать. Просто некоторая музыка она настолько гениальна, что её невозможно слушать, настолько больно. Например Адажио Альбинони, хотя на самом деле это и не Альбинони создал, но разве наш современник не способен сотворить нечто гениальное?»

Одноклассница, кажется это была Нинка Волкова, молча выслушала Ленку, а потом вдруг сказала: «Понятно». Причём сказала тоном, не сулящим ничего хорошего. «Понятно, почему тебя считают слегка пришибленной. Фигню какую-то городишь. Тебе надо попроще быть. Глядишь, и люди потянутся».

Ленке очень хотелось стать попроще, чтобы нравиться людям. Это она поняла ещё в восемь. Именно тогда её жизнь и разделилась на две части. В первой она с интересом слушала современную бьющую басами музыку, говорила «прикольное платье!» пришедшей в обновке однокласснице и презрительно морщила нос, когда учителя заговаривали о пользе чтения. Вторая домашняя жизнь состояла из любимого кресла, интересной книги и музыки, от которой рвалась душа и которую не с кем было послушать.

Порой Ленке трудно было понять, какая же она настоящая? И если настоящая – это та с книгой в руке, то нужна ли она хоть кому-нибудь кроме бабушки, родителей и быть может, дяди Лёне, по которому никогда нельзя было определить, что он чувствует.