Читать книгу: «Гой се, Локи!»

Глава 1

Небо стояло низко, свинцом налитое, будто нависшее над землёй зеркало – глухое, бездонное, в коем отражались не свет и не надежда, но лишь усталость да пепельная тень погибших дней.

И вился под тем небом путь древний, глиной размокшей тяжёлый, меж холмов сизых, меж кочек и туч болотных. Колёса вязли в грязи, лошади сопели, и скрип, да хрип, да стук копыт – то был весь глас дороги. А ветер, пахнущий гарью и холодом, всё доносил из-за гор тонкий шлейф дыма – будто дыхание умирающего мира.

Там, за лесами чахлыми, тлел Кальдир – град великий, что пал не от меча врага, но по воле самой земли. За ночь едину обратился он в пепел и уголь, как щепа сухая в очаге судьбы.

И по пути тому, годами исхоженному, медленно тянулись две повозки. Одна – кузнецу Хагни принадлежала, другая – его соседу, лекарю северных кровей.

Телега Хагни скрипела, но держала верно; доска в ней была груба, да надёжна. На ней сундуки да мешки, железо и мука, а поверх – семья его: Инга, супруга тихая, взглядом усталая, но добром тёплая, и пятеро чад малых, что смехом звенели, словно жаворонки в поле.

А старший сын, Торрик, юноша крепкий, уже на пороге мужества стоящий, восседал рядом с отцом, вожжи крепко держа. Хмур был его лик, но глаза то и дело блуждали к другой повозке, где под серым плащом сидела девица Эрида.

Пряма спина её, руки тонкие, в пальцах трепещет кусок старой ткани – обрывок давних дней. Та привычка – от прошлой жизни, когда шить старалась она, да не ложилась нить в ладонь. Не к песням, не к травам, не к ремеслу душа её склонна была – ни в чём не являлся дар. И нарекли её в родной деревне неумехой. Смеялись люди, а женихов, кроме Торрика, не сыскалось. Прочие стороной обходили – страшились девы, что без дара, что в дождь не чувствует, в землю не слышит.

Теперь же всё минуло. Деревня сгорела, насмешки – в дым ушли. Осталась лишь дорога, холод да ветер да взгляд Торрика, что на ней не задерживался.

Хагни, поправляя ремень на груди, обернулся к сыну:

– Держи ровнее, – молвил он негромко, – глина скользка, гляди, не свались в ров.

– Ведаю, – коротко отозвался юноша, не поднимая взора.

Эрида же вздрогнула, коли ветер пронзил вдруг серый простор, и зыркнула на запад, где над лесом возносился чёрный дым.

– Не гляди, родная, – молвила мать её, Мара, положив ладонь тёплую на плечо дочери. – Что сгорело – не вернуть.

Мара была женщиной кроткой и сердцем чистой, лучшей знахаркой в округе. Но люди, что из дальних мест приходили, прозвали её ведьмой, и стали реже стучать в дверь их дома.

Эрида лишь кивнула, но взгляд её не мог оторваться от горизонта. Дым тот, тонкий да упрямый, будто шептал слова забытые – то ли песнь углей догорающих, то ли стон душ, оставшихся под пеплом Кальдира.

Телега встрепенулась на выбоине, и ткань, зажатая в пальцах, чуть не выскользнула. Серый лоскуток, потёртый да ничтожный, был ей дороже золота – память о первой рубахе, в коей мать учила её терпению и ремеслу. Тогда всё было светло – ровный шов, тёплый очаг, улыбка. Да пришёл пожар – и смыл всё.

С другой повозки донёсся голос Торрика:

– Остановимся ли скоро, батя?

– К сумеркам, – буркнул Хагни, взгляд не поднимая. – За лесом поляна будет, там и заночуем.

Дети кузнеца болтали и смеялись, споря, кто первым звезду узрит, – и звуки их, лёгкие, живые, вспарывали тишину, где даже птица не пела.

А с другой телеги лекарь северный, Рун именем, седой, с глазами, острыми как лёд, тихо насвистывал старую песнь Ашхейма. От повозки его веяло сушёной травой, дымом и далью. Время от времени он глядел на Эриду – не с жалостью, но с мудрым спокойствием того, кто смерть многократно видел и мир за ней познал.

Рун происходил из племени северного, что жило меж моря и чащи, в землях, где рассветы холодны и звёзды висят низко. Там, за снежным лесом, стоял Ашхейм – древний город, основанный варягами, приплывшими из-за волн морских.

Там же жила и младшая сестра Эриды – Калиста, дитя странное, что ещё в колыбели выделилось: глаза её видели то, что прочие не смели, а смех звучал, будто звон северного ветра в пустых долинах.