Забытый сад

Текст
Из серии: The Big Book
67
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Глава 10

Брисбен, Австралия, 2005 год

Раньше в здании, которое стало антикварным центром, находился театр. Театр «Плаза» – грандиозный эксперимент тридцатых годов двадцатого века. Простой снаружи – огромная белая коробка, врезанная в склон Паддингтона, – и сложный внутри. Сводчатый потолок, темно-синий, с силуэтами облаков, когда-то был подсвечен, чтобы создавать иллюзию лунной ночи, и сотни крошечных огоньков мерцали, точно звезды. Десятилетиями здесь было бойкое место, еще в те дни, когда трамваи громыхали по улицам и китайские сады цвели в долинах. Но, одолев таких жестоких противников, как пожар и потоп, театр быстро и бесшумно пал в шестидесятых под натиском телевидения.

Лавка Нелл и Кассандры располагалась прямо под сводами просцениума[8], в левой части сцены. Лабиринт полок, заставленных брикабраком, всякой всячиной и эклектичным ассортиментом памятных сувениров. Давным-давно другие торговцы в шутку начали называть ее лавкой Аладдина, и прозвище прилипло. Небольшая деревянная дощечка с золотыми буквами именовала заведение «Пещерой Аладдина».

Кассандра сидела на трехногом стуле, окружив себя вещами, и никак не могла сосредоточиться. Она впервые пришла в центр после смерти Нелл, и ей было не по себе среди сокровищ, которые они собирали вместе. Странно, что Нелл нет, а товары остались. Разве не предательство с их стороны? Ложки, которые полировала Нелл, этикетки, подписанные неразборчивыми каракулями бабушки, книги, книги, книги. Они были слабостью Нелл, ведь у каждого торговца есть своя слабость. В особенности она любила те, что были написаны в конце девятнадцатого века. Книги поздневикторианской эпохи, с чудесными печатными текстами и черно-белыми иллюстрациями. Еще лучше, если в книге было посвящение от дарителя. Свидетельство прошлого, намек на руки, через которые книга прошла на своем пути в лавку.

– Доброе утро.

Кассандра подняла глаза и увидела Бена, протягивающего бумажный стаканчик с кофе.

– Разбираешь товары? – спросил он.

Она отвела тонкие прядки от глаз и взяла предложенный напиток.

– Переставляю туда-сюда. В основном возвращаю на место.

Бен отпил кофе, разглядывая Кассандру поверх своего стаканчика.

– У меня для тебя кое-что есть.

Он залез под вязаную жилетку и достал из кармана рубашки сложенный листок бумаги.

Кассандра раскрыла листок и разгладила сгибы. Бумага для принтера, белая, формат A4, посередине расплывчатая черно-белая фотография дома. Даже небольшого особняка: каменная кладка, насколько можно различить, с пятнами – возможно, вьюнок? – на стенах. Из-за черепичной остроконечной крыши выглядывает каменная труба. На краю балансируют два цветочных горшка, один из которых сколот.

Конечно, она знала, что это за дом, незачем было и спрашивать.

– Решил покопать немного, – сказал Бен. – Ничего не мог с собой поделать. Дочка в Лондоне нашла снимок и послала мне его по электронной почте.

Так вот он какой, большой секрет Нелл! Дом, который она купила, повинуясь порыву, и о котором молчала все эти годы. Снимок оказал на Кассандру странное воздействие. Документы на дом лежали на кухонном столе все выходные, Кассандра смотрела на них всякий раз, проходя мимо, почти ни о чем другом и не думая, но, лишь увидев снимок, впервые ощутила реальность дома. Все словно приобрело четкость: Нелл, которая отправилась в могилу, не зная, кто она на самом деле, купила дом в Англии и оставила его Кассандре, надеясь, что внучка все выяснит.

– У Руби отличный нюх, так что я отправил ее на поиски сведений о прошлых владельцах. Я подумал, если мы узнаем, у кого твоя бабушка купила дом, то сможем понять, почему она это сделала.

Бен вытянул из нагрудного кармана маленький блокнот на пружине и поправил очки, чтобы лучше видеть страницу.

– Имена Дэниела и Джулии Беннет тебе о чем-нибудь говорят?

Кассандра покачала головой, не отводя глаз от снимка.

– Если верить Руби, Нелл приобрела недвижимость у мистера и миссис Беннет, которые сами купили ее в тысяча девятьсот семьдесят первом. Дом, как и соседнюю усадьбу, они превратили в гостиницу. Отель «Чёренгорб».

Старик с надеждой посмотрел на Кассандру. Она снова покачала головой.

– Уверена?

– Никогда о нем не слышала.

– А. – Из Бена словно выпустили воздух. – А, ну ладно тогда.

Он захлопнул блокнот и облокотился на ближайшую книжную полку.

– Боюсь, это все, что мне удалось разузнать, холостой выстрел, полагаю. – Он поскреб бороду. – Чертовски похоже на Нелл – оставить такую загадку. Что может быть эксцентричнее тайного дома в Англии?

Он помахал другому торговцу и понизил голос:

– Кларенс идет. Бетти говорит, он чуть не рехнулся, когда я дал покупателю скидку на один из его аккордеонов на прошлой неделе. – Он усмехнулся. – Политика, а?

Кассандра улыбнулась:

– Спасибо за снимок, и поблагодари от меня дочку.

– Сама поблагодаришь, когда перелетишь на ту сторону пруда.

Бен потряс стаканчик с кофе и заглянул в дырочку для питья, чтобы удостовериться, что тот пуст.

– Когда собираешься ехать? – спросил он.

Кассандра широко распахнула глаза.

– Куда – в Англию?

– Фотография – это прекрасно, но лучше ведь своими глазами увидеть!

– По-твоему, я должна съездить в Англию?

– Почему нет? На дворе двадцать первый век, ты обернешься за неделю и будешь куда лучше знать, как поступить с домом.

Несмотря на документы, лежавшие на столе, Кассандру так захватила сама теоретическая возможность существования дома Нелл, что она совсем забыла подумать о практической стороне дела: дом в Англии ждет ее. Она поковыряла носком тусклый деревянный пол и глянула на Бена сквозь челку.

– Наверное, его надо продать?

– Такое серьезное решение нельзя принимать, не глянув хотя бы одним глазком.

Бен кинул стаканчик в переполненную мусорную корзину рядом с кедровым столом и добавил:

– Хуже ведь не будет. Дом много значил для Нелл, раз она берегла его столько времени.

Кассандра размышляла об этом. Лететь в Англию, одной, ни с того ни с сего…

– Но лавка…

– Ха! Сотрудники центра позаботятся о твоих продажах, да и я буду рядом. – Бен указал на переполненные полки. – Товара тебе хватит еще лет на десять. – Его голос смягчился. – Почему бы не попробовать, Касс? Тебе не повредит ненадолго уехать. Руби живет в конуре в Южном Кенсингтоне, а работает в Музее Виктории и Альберта. Она все покажет, позаботится о тебе.

В последнее время люди постоянно предлагают Кассандре свою заботу. Когда-то, сто лет назад, она сама была взрослым ответственным человеком и заботилась о других.

– Да и что ты потеряешь?

Ничего, ей нечего и некого терять. Кассандра вдруг почувствовала, что устала от разговора. Она изобразила легкую покладистую улыбку и добавила к ней:

– Я подумаю.

– Хорошая девочка.

Старик смахнул щепку с ее плеча и направился к выходу.

– Да, чуть не забыл, я раскопал еще кое-что интересное. Не проливает света на Нелл и ее дом, но все равно забавно, учитывая твое художественное прошлое, твои рисунки.

Так небрежно сказать, так легко отнести к прошлому годы чьей-то жизни, чью-то страсть – все равно что удар под дых. Кассандра сумела удержать улыбку.

– Усадьба, в которой стоит дом Нелл, когда-то принадлежала семье Мунтраше.

Фамилия ничего не говорила Кассандре, и она покачала головой. Бен поднял бровь:

– Их дочь Роза вышла замуж за Натаниэля Уокера.

Кассандра нахмурилась:

– Художник… Американец?

– Точно, в основном портреты, ну, сама понимаешь. Госпожа такая-то и шесть ее любимых пуделей. Если верить дочке, он даже написал портрет короля Эдуарда[9] в тысяча девятьсот десятом, перед самой кончиной монарха. По мне, так вершина карьеры, хотя Руби, похоже, не в восторге. Она сказала, что портреты не слишком удавались ему, были немного безжизненны.

– Я давно уже…

– Ей больше нравятся его эскизы. Руби всегда так, хлебом не корми, дай плыть против течения.

– Эскизы?

– Иллюстрации, журнальные картинки, черно-белые.

Кассандра внезапно задержала дыхание.

– Серия «Лис и лабиринт».

Бен поднял плечи и покачал головой.

– Ах, Бен, они были чудесны, чудесны, изумительно подробны.

Она так давно не вспоминала об истории искусств, что ее поразило нахлынувшее чувство. Странно, как нечто, когда-то занимавшее главное место в жизни – годы обучения, желанная карьера, – нечто, без чего она прежде не мыслила своего существования, полностью исчезло в настоящем.

– Натаниэль Уокер мельком упоминался в курсе об Обри Бёрдсли[10] и его современниках, который я слушала, – сказала Кассандра. – Его творчество считается спорным, насколько я помню, но совершенно забыла почему.

 

– Руби то же самое сказала; вы отлично поладите. Когда я упомянул этого художника, она разволновалась. Сказала, что несколько иллюстраций Уокера есть на новой выставке в Музее Виктории и Альберта. Очевидно, работы очень редкие.

– Он почти не рисовал эскизы. – Кассандра начала припоминать. – Наверное, был слишком занят портретами. Иллюстрации были, скорее, хобби. Но все равно те, что он создал, выполнены с большой любовью. – Она вскочила. – По-моему, у нас есть один из его рисунков в какой-то книге Нелл.

Кассандра взобралась на перевернутый ящик из-под молока и повела указательным пальцем вдоль верхней полки, остановившись, когда достигла бордового корешка с поблекшими золотыми буквами.

Она раскрыла книгу, не спускаясь с ящика, и осторожно пролистала цветные иллюстрации в начале.

– Вот. – Не сводя глаз со страницы, Кассандра шагнула вниз. – «Жалоба Лиса».

Бен подошел и встал рядом, поправил очки, чтобы свет не мешал.

– Замысловато. Не в моем вкусе, но, видимо, в твоем, и я вижу, что ты восхищаешься.

– «Жалоба» прекрасна и почему-то печальна.

Он наклонился ближе:

– Печальна?

– Полна уныния, тоски. Я не могу объяснить лучше. В морде лиса чувствуется какая-то утрата. – Она покачала головой. – Я не могу объяснить.

Бен сжал ей руку, пробормотал что-то насчет сэндвича в обед и вышел. Шаркая, он направился к своей лавке, точнее, к покупателю, который звенел подвесками уотерфордской люстры.

Кассандра продолжила изучать рисунок, гадая, откуда такая уверенность в скорби лиса. Конечно, дело в мастерстве художника, в способности через точное расположение тонких черных линий ясно выразить столь сложные чувства.

Кассандра сжала губы. Эскиз напомнил ей о дне, когда она, найдя книгу волшебных сказок, убивала время в подвале дома Нелл, пока наверху мать готовилась бросить ее. Оглядываясь назад, Кассандра видела, что ее любовь к искусству началась с той самой книги. Она перевернула обложку и попала в чудесные, пугающие, волшебные иллюстрации. Кассандра гадала, каково это – преодолеть жесткие границы слов и заговорить столь плавным языком.

Со временем, подрастая, Кассандра узнала алхимическую тягу к карандашу, блаженное ощущение потери чувства времени, когда колдуешь за мольбертом. Любовь к искусству привела ее к учебе в Мельбурне, затем к свадьбе с Николасом и всему, что последовало. Странно думать, что ее жизнь могла бы быть совсем другой, если бы она никогда не увидела чемоданчик и не испытала жгучего желания открыть его и заглянуть внутрь…

У Кассандры перехватило дыхание. Почему она раньше не подумала об этом? Внезапно она точно поняла, что делать и где искать. Есть единственное место, где возможно найти необходимые ключи к загадочному происхождению Нелл.

Кассандре пришло в голову, что Нелл могла избавиться от чемодана, но девушка довольно уверенно отмахнулась от этой мысли. В конце концов, ее бабушка была торговцем антиквариатом, коллекционером, шалашником[11] в человеческом обличье. Уничтожить или выбросить нечто старое и редкое было совершенно не в ее духе.

Самое важное, если тетки сказали правду, что чемодан – не просто исторический артефакт, это якорь. Единственное, что связывало Нелл с ее прошлым. Кассандра понимала важность якорей, она слишком хорошо знала, что бывает с людьми, если канат, который связывает их с жизнью, рвется. Сама она дважды теряла якорь. В первый раз в десять лет, когда Лесли бросила ее, а во второй в молодости (неужели прошло уже лет десять?), когда в мгновение ока все для нее изменилось и Кассандра снова поплыла по течению.

Позже, оглядываясь на случившееся, она поняла, что чемодан сам нашел ее, как и в первый раз. Чемодан ждал ее и заявил бы о себе вне зависимости от того, охотится она за ним или нет.

Проведя вечер за поиском чемодана и разбором захламленных комнат, Кассандра против воли отвлекалась на те или иные памятные вещицы, в итоге она невероятно устала. Устало не только тело, но и голова. Сказались выходные. Быстро и неотвратимо накатила вялость, подобная описанным в волшебных сказках, колдовское стремление забыться сном.

Вместо того чтобы спуститься в свою комнату, Кассандра, не раздеваясь, свернулась клубочком под покрывалом Нелл и уронила голову на пуховую подушку. Она ощутила до боли знакомый запах – лавандового талька, полировочной пасты для серебра, стиральных хлопьев «Палмолив» – и словно припала головой к груди Нелл.

Девушка спала как мертвая, в темноте, без снов. Наутро проснулась, и ей показалось, что она отдыхала гораздо дольше, чем одну ночь.

Солнце струилось через щель в занавесках, точно огонь маяка, Кассандра лежала и смотрела, как танцуют пылинки. Она могла бы ловить их кончиками пальцев, но не стала. Вместо этого она проследила за лучом и повернула голову туда, куда он упал – на верхнюю полку гардероба, дверцы которой ночью разошлись. Там, за кучей полиэтиленовых пакетов с одеждой из магазина подержанных вещей стоял старый белый чемоданчик.

Глава 11

Индийский океан,

400 миль от мыса Доброй Надежды, 1913 год

До Америки долго плыть. Папа рассказывал, что она даже дальше Аравии, и девочка знала, что путешествие займет сотню дней и ночей. Девочка утратила счет дням, но чувствовала, что их прошло немало, с тех пор как она ступила на борт. На самом деле дней прошло столько, что она привыкла к непрерывному движению. Это называется «стать морским волком», как она узнала из историй о Моби Дике.

Мысль о Моби Дике очень расстроила девочку. Она вспомнила, как папа читал ей о гигантском ките, как показывал в своей студии картинки с темными океанами и огромными кораблями. Картинки назывались «иллюстрации»; девочка с удовольствием мысленно выговаривала длинное слово. Когда-нибудь они попадут в настоящую книгу, которую будут читать другие дети, потому что ее папа рисует картинки для книжек с историями. По крайней мере, рисовал раньше. Еще он писал портреты, но они девочке не нравились, их глаза следили за ней по всей комнате.

Нижняя губа девочки задрожала, как иногда бывало при мысли о папе и маме, и она прикусила ее. В первые дни путешествия она много плакала, ничего не могла с собой поделать, скучала по родителям. Но потом почти перестала, по крайней мере перед другими детьми. Они могут решить, что она слишком маленькая, чтобы играть с ними, и что с ней тогда станется? К тому же родители скоро будут с ней. Девочка знала, что они будут ждать ее, когда корабль приплывет в Америку. А Сочинительница тоже будет там?

Девочка нахмурилась. Она успела превратиться в морского волка, но Сочинительница так и не вернулась. Странно, ведь она так строго говорила, что надо всегда быть вместе, не расставаться, несмотря ни на что. Может, она прячется? Может, все это часть игры?

Девочка не была уверена. Она лишь радовалась, что встретила Уилла и Салли на палубе в то первое утро. Иначе кто знает, где бы она спала и как находила бы еду. Уилл, Салли, их братья и сестры – детей оказалось столько, что не сразу пересчитаешь, – знали все о поисках пищи. Они показали ей, где можно раздобыть кусок солонины. (Девочке не слишком нравилась солонина, но Уилл только смеялся и говорил, что, может, она и привыкла к чему повкуснее, но в ее положении сойдет.) Обычно они были добры к ней. Сердились, лишь когда она отказывалась сказать, как ее зовут. Девочка знала, что если и играть в игры, то нужно следовать правилам, К тому же Сочинительница предупредила, что самое важное из правил – хранить свое имя в секрете.

У братьев и сестер Уилла были койки на нижних палубах, рядом со множеством других мужчин, женщин и детей. Людей там было больше, чем девочка когда-либо видела в одном месте. Мать тоже путешествовала с ними, хотя они называли ее мамашей. Она была совсем не похожа на мать девочки, у нее не было прелестного личика и чудесных темных волос, которые Поппи укладывала на макушке матери каждое утро. Мамаша больше напоминала женщин, которых девочка иногда видела, проезжая в карете через деревню, в потрепанных юбках и башмаках, нуждающихся в починке, с морщинистыми руками, похожими на пару старых перчаток, которые Дэвис надевал для работы в саду.

Когда Уилл впервые отвел девочку вниз, мамаша сидела на нижней койке и баюкала младенца, второй младенец лежал рядом и ревел.

– Это кто? – спросила она.

– Не говорит. Говорит только, что ждет кого-то и должна прятаться.

– Прятаться? – Женщина поманила девочку ближе. – И от чего же ты прячешься, детка?

Но девочка не ответила, а только покачала головой.

– Где ее родня?

– По-моему, у нее никого нет, – сказал Уилл. – По крайней мере, я не видел. Она пряталась за бочками, когда я нашел ее.

– Это правда, детка? Ты одна?

Девочка подумала над вопросом и решила, что лучше согласиться, чем упомянуть о Сочинительнице. Она кивнула.

– Так-так-так. Совсем крошка и одна-одинешенька в море. – Мамаша покачала головой и шлепнула ревущего малыша. – Это твой чемодан? Можно глянуть одним глазком?

Девочка смотрела, как мамаша отщелкивает застежки и поднимает крышку, отодвигает книгу волшебных сказок и второе новое платье, находит под ними конверт. Мамаша сунула палец под печать и открыла конверт. Достала из него маленькую стопку бумаги.

Глаза Уилла широко распахнулись.

– Купюры. – Он глянул на девочку. – Что нам с ней делать? Отвести к дежурному?

Мамаша сунула банкноты обратно в конверт, сложила его втрое и сунула себе в лиф.

– Что толку говорить кому-то на корабле, – наконец сказала она. – По мне, так никакого. Она побудет с нами, пока не доберемся на другой край света, а там выясним, кто ее ждет. Посмотрим, как нас отблагодарят за хлопоты.

Она сверкнула щербатой улыбкой.

Девочка почти не общалась с мамашей, чему была рада. Мамаша все время посвящала младенцам, которые, казалось, непрерывно сменяли друг друга у ее груди. Уилл сказал, что они сосут молоко, хотя девочка в жизни не слышала о подобном. По крайней мере, у людей. Она видела, как детеныши животных сосут молоко на фермах поместья. Младенцы напоминали пару поросят, только и делали, что вопили, сосали и толстели. И пока мамаша занималась младенцами, остальные дети заботились о себе сами. Уилл пояснил, что они привыкли, ведь дома им приходилось поступать так же. Они приехали из места под названием Болтон, и когда матери не надо было присматривать за младенцами, она с утра до ночи работала на хлопковой фабрике. Вот почему она так кашляла. Девочка все понимала, ведь ее мать тоже была нездорова, хоть и не кашляла, как мамаша.

По вечерам девочка и остальные дети садились и слушали музыку наверху, скольжение ног по блестящим полам. Сейчас они как раз сидели в темном углу и слушали. Сперва девочка хотела посмотреть, но другие дети только засмеялись и сказали, что верхние палубы не для таких, как они. Что ближе, чем этот закуток под вертикальной лестницей, им к барской палубе не подобраться.

Маленькая девочка промолчала, она прежде никогда не сталкивалась с такими правилами. Дома, за одним исключением, ей позволяли ходить, куда хочется. Запретным был лабиринт, который вел к дому Сочинительницы. Но это совсем другое дело, и ей было сложно понять, что имел в виду мальчик. Таких, как они? Детей? Возможно, на верхнюю палубу не пускают детей?

Впрочем, тем вечером ей не хотелось никуда подниматься. Она ощущала усталость уже не первый день. Ту усталость, от которой ноги становятся тяжелыми, точно бревна, а ступеньки кажутся вдвое выше. Еще у нее кружилась голова, а дыхание, слетавшее с губ, было горячим.

– Пойдем, – сказал Уилл, которому надоело слушать музыку. – Посмотрим, не видать ли землю.

Все зашевелились и встали. Девочка заставила себя подняться и попыталась сохранить равновесие. Уилл, Салли и остальные разговаривали, смеялись, их голоса кружились вокруг нее. Она попыталась понять, о чем они говорят, ее ноги дрожали, в ушах звенело.

Лицо Уилла внезапно приблизилось.

– Что случилось? Ты не заболела? – громко произнес он.

Девочка открыла рот, чтобы ответить, но колени подогнулись, и она начала падать. Прежде чем удариться головой о деревянную ступеньку, она увидела, как в небе мерцает яркая полная луна.

Девочка открыла глаза. Над ней стоял серьезный мужчина с бугристыми щеками и серыми глазами. Выражение его лица не изменилось, когда он наклонился ближе и достал из кармана рубашки маленькую плоскую лопаточку.

 

– Открой.

Прежде чем она поняла, что происходит, лопаточка прижала язык и мужчина заглянул в ее рот.

– Ясно, – сказал он. – Хорошо.

Врач вынул лопаточку и поправил свой жилет.

– Дыши.

Девочка повиновалась, и мужчина кивнул.

– С ней все хорошо, – снова сказал он.

Затем подозвал мужчину помоложе, с соломенными волосами.

– Она жива. Ради Христа, гоните ее из лазарета, пока не померла.

– Но, сэр, – запыхтел второй мужчина, который и до этого проявлял доброту к девочке. – Она ударилась головой, когда упала, разве ей не надо немного отдохнуть?..

– Для отдыхающих у нас не хватит коек, прекрасно отдохнет в своей каюте.

– Я точно не знаю, из какой она…

Врач закатил глаза:

– Так спросите ее.

Мужчина с соломенными волосами понизил голос:

– Сэр. Я вам о ней говорил. Похоже, потеряла память. Может, когда упала.

Врач опустил взгляд на девочку:

– Как тебя зовут?

Девочка задумалась. Она услышала его слова, поняла, о чем он спрашивает, но почему-то не смогла ответить.

– Ну? – настаивал мужчина.

Девочка покачала головой:

– Я не знаю.

Врач раздраженно вздохнул:

– У меня нет ни времени, ни свободной койки. Ее лихорадка прошла. Судя по запаху, она из третьего класса.

– Да, сэр.

– И?.. Кто-то должен объявить ее своей.

– Да, сэр, там снаружи ждет парнишка, тот самый, который привел ее на днях. Пришел проведать, брат, наверное.

Врач выглянул за дверь, чтобы посмотреть на мальчика.

– А где родители?

– Парнишка говорит, его отец в Австралии, сэр.

– А мать?

Мужчина прочистил горло и наклонился поближе к врачу.

– Кормит рыб у мыса Доброй Надежды, сэр. Померла три дня назад, когда мы выходили из порта.

– Лихорадка?

– Да.

Врач нахмурил лоб и коротко вздохнул:

– Что ж, впустите его.

Перед ним мигом очутился паренек, тонкий как тростинка, с черными как уголь глазами.

– Твоя девочка? – спросил врач.

– Да, сэр, – ответил мальчик. – В смысле, она…

– Довольно, мне неинтересна ваша жизнь. Ее лихорадка прошла, и шишка на голове тоже. Она сейчас почти не говорит, но, конечно, скоро снова залепечет. Наверняка пытается привлечь к себе внимание, если вспомнить, что случилось с вашей матерью. Так иногда бывает, особенно с детьми.

– Но, сэр…

– Довольно.

– Да, сэр.

– Забери ее. – Он повернулся к члену экипажа. – Положите кого-нибудь на ее койку.

Девочка сидела у перил и смотрела на воду. Голубые волны с белыми гребнями вздымались под прикосновениями ветра. Море в тот день было более неспокойным, чем обычно, и она отдалась на волю качке. Девочка чувствовала себя странно, не то чтобы плохо, а просто странно. Словно голову наполнил густой белый туман и не торопился рассеиваться.

Так было с тех самых пор, как она очнулась в лазарете, с тех пор, как странные мужчины осмотрели ее и отослали с мальчиком. Он отвел ее вниз в темное место, полное коек, матрасов и людей. Она никогда прежде не видела столько людей.

– Вот, – послышался голос за плечом. Это был мальчик. – Не забудь свой чемодан.

– Мой чемодан?

Девочка взглянула на предмет багажа из белой кожи.

– Господи! – Мальчик странно посмотрел на нее. – Да ты и впрямь слетела с катушек, а я думал, только притворяешься перед доктором. Только не говори, что не помнишь свой собственный чемодан! Ты всю поездку охраняла его, как львица, готова была разорвать нас на части, даже если мы просто смотрели на него. Не хотела расстраивать свою драгоценную Сочинительницу.

Незнакомое слово повисло в воздухе, и девочка ощутила кожей странные покалывания.

– Сочинительницу? – повторила она.

Но мальчик не ответил.

– Земля! – крикнул он.

Мальчик метнулся к перилам, которые тянулись вдоль палубы, и перегнулся через них.

– Земля! Ты видишь?

Девочка подошла и встала рядом, продолжая цепляться за ручку маленького белого чемодана. Она настороженно взглянула на веснушчатый нос мальчика, затем повернулась посмотреть, куда указывает его палец. Девочка увидела вдали полоску земли и растущие на ней бледно-зеленые деревья.

– Это Австралия, – сказал мальчик, во все глаза глядя на далекий берег. – Там нас ждет мой папаша.

«Австралия», – подумала девочка. Еще одно незнакомое слово.

– Там у нас начнется новая жизнь, со своим собственным домом и прочим добром и даже кусочком земли. Так пишет мой папаша, он говорит, что мы будем обрабатывать землю, начнем жизнь сначала. Так и будет, хоть мамаши и нет больше с нами.

Последнюю фразу он сказал чуть тише. Мгновение помолчал, повернулся к девочке и кивнул в сторону берега.

– Твой папаша тоже там?

Девочка задумалась.

– Мой папаша?

Мальчик закатил глаза.

– Твой отец, – пояснил он. – Тот парень, что живет с твоей мамашей. Ну знаешь, твой папаша.

– Мой папаша, – эхом повторила девочка.

Мальчик больше не слушал. Он заметил одну из своих сестер и побежал к ней, крича, что увидел землю.

Девочка кивнула, когда он ушел, хотя все еще не вполне понимала, что он имел в виду.

– Мой папаша, – неуверенно сказала она. – Там мой папаша.

Крик «Земля!» прокатился по палубе, люди начали суетиться, а девочка понесла чемодан в закуток рядом с грудой бочек, к которым ее необъяснимо тянуло. Она села и открыла чемодан, надеясь найти немного провизии. Еды не было, она достала книгу волшебных сказок, которая лежала поверх всего остального.

Корабль плыл к берегу, крохотные точки вдали превращались в чаек. Девочка развернула книгу на коленях и принялась разглядывать чудесный черно-белый рисунок женщины с оленем, что стояли бок о бок на поляне в колючем лесу. И, даже не умея читать, девочка поняла, что знает, из какой сказки эта картинка. Из сказки о юной принцессе, которая отправилась в далекий путь через море, чтобы найти спрятанное сокровище, принадлежащее тому, кого она горячо любит.

8Просцениум – часть сцены, выступающая в сторону зрительного зала и расположенная перед занавесом.
9Эдуард VII (1841–1910) – король Великобритании и Ирландии, вступил на престол в 1901 г.
10Бёрдсли Обри (1872–1898) – английский график, наиболее известен как иллюстратор книг Оскара Уайльда.
11Шалашник – австралийская птица из отряда воробьиных. Токующие самцы строят из веток беседку для спаривания, украшают площадку перед ней раковинами, цветами и другими яркими предметами.
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»