Читать книгу: «Россия, мусульмане, СВО. Отечественное мусульманское военно-духовное служение в условиях ментальных войн», страница 3

12 июля 1890 г. было утверждено «Положение об управлении церквями и духовенством военного ведомства». Это положение ликвидировало параллельные структуры. Все управление военно-духовным ведомством сосредотачивалось в руках одного лица – Протопресвитера военного и морского духовенства. По своему положению он приравнивался к епархиальному начальству, избирался Св. Синодом и утверждался высочайшей властью. Так, с 1890 г. военно-духовное управление возглавил Протопресвитер военного и морского духовенства. В 1906–1913 гг. предпринимались меры к пересмотру положения о военном и морском духовенстве 1890 г. В числе предложений были, например, поднять ведомство протопресвитера до уровня министерства, а во взаимоотношениях с военным командованием поднять статус Протопресвитера до уровня Военного министра. Инициатором этих предложений был последний Протопресвитер военного и морского духовенства Г.И. Шавельский. Однако эти предложения реализованы не были, принцип «Богу богово, а кесарю кесарево», действовал в государстве неукоснительно. До принятия «Положения» в жизни военного и морского духовенства произошло еще одно важнейшее событие, которое кардинальным образом укрепило положение военных священников: 26.02.1888 г. приказом по военному ведомству было объявлено: «Новое положение о служебных правах и окладах содержания военного духовенства». Вопрос об улучшении жизни и быта военного духовенства был предметом постоянных дискуссий. Сравнение шло, как правило, с положением военнослужащих. «Военное духовенство, – отмечалось в ходатайстве Главного священника армии и флота в Главный штаб военного ведомства, – по своему высокому призванию, по своему благотворному и ответственному служению Церкви и Отечеству, должно пользоваться всеми служебными правами и преимуществами, соответствующими его общественному положению… Военный священник, хотя бы он окончил курс духовной академии, хотя бы он прослужил 50 лет, участвовал в походах и утратив в кочевой жизни все свои силы, хотя бы он за заслуги был произведен в высший сан протоиерея – все остается на правах и содержании того же капитанского чина, с которым он начал свою службу…» В столь же неудовлетворительном служебном положении находился и остальной притч, а именно диаконы, штатные и нештатные, штатные псаломщики из духовного звания. Они находились на правах нижних чинов. По действующему законодательству им не полагалось квартирное и путевое довольствие. Им не выплачивались суточные, даже сама служба не засчитывалась в выслугу лет на пенсию от государства, так как пенсия духовным лицам насчитывалась только со дня посвящения в священнослужительский сан. Неудовлетворенность своим положением связывалось и с тем, что проведенная военная реформа и введение всеобщей воинской повинности, повышение уровня образованности военнослужащих, привели к вступлению в ряды военнослужащих лиц даже из привилегированных сословий и с высшим образованием, что требовало от священников проявления высших умственных и нравственных качеств, а, следовательно, и необходимость привлечения в их ряды достойных кандидатов. Но существующее положение о служебных правах не позволяло набрать необходимое их количество. «Цели этой можно достигнуть», – говорилось в ходатайстве, – только повышением, в законодательном порядке, нынешних служебных прав военного духовенства соответственно его общественному положению». После опроса командующих военных округов и начальников главных управлений в 1885 г. было принято решение о повышении окладов содержания и служебных прав военных священников. «Новое положение» было Высочайше утверждено 21.12.1887 г. и состояло в следующем: 1) Духовенству, взамен прежних, представить служебные права по следующим рангам: – главному священнику гвардии и гренадер, армии и флотов, по сравнению с генерал-лейтенантом; – главному священнику Кавказского военного округа, по сравнению с генерал-майором; – штатному протоиерею (настоятелю военного собора) и протоиерею благочинному, по сравнению с полковником; – штатному протоиерею и священнику благочинному, по сравнению с подполковником; – священнику, по сравнению с капитаном, ротным командиром; – диакону штатному и нештатному, по сравнению с поручиком; – штатному псаломщику (из духовного звания), по сравнению с подпрапорщиком. 2) Соответственно этим рангам должны производиться все виды казенного довольствия: квартирные, путевые, суточные, при определении на службу, переводах и служебных командировках и др. 3) Вместо разнородных окладов одним и тем же должностным лицам, устанавливались фиксированные оклады военным священникам. Так, Главным Священникам гвардии и гренадер, армии и флотов устанавливался оклад в 3.756 рублей в год. (Для сравнения килограмм мяса в 1884 г. стоил – 20 копеек), а оклад священника был равен 732 рублям. 4) Военным священнослужителям устанавливались различные надбавки к окладу, в том числе и за выслугу лет, в размере до одной четверти оклада. 5) Военное духовенство получало право на эмиритальную пенсию. 6) Утверждалось право военных пастырей на получение ордена Св. Владимира 4-й степени за выслугу лет. 7) Военные священники, награжденные орденами, имели право определять своих дочерей в женские учебные заведения в соответствии с капитулами орденов. В «Новом положении» отмечалось, что настоящие правила не касаются духовенства, числящегося в ведении епархиального начальства, хотя и получающего жалование по смете военного ведомства. Очевидно, что выходом в свет данного положения военные священники получали мощный стимул в своей деятельности, а их служба становилась завидной и престижной в государстве. С принятием вышеперечисленных двух важнейших документов в России завершилось формирование системы управления военным и морским духовенством в рамках системы религиозного воспитания военнослужащих армии и флота Структура военного духовенства и порядок его назначения и подчинения изложены в «Своде Военных Постановлений» за 1895 год. В этом документе записано: «священники полагаются во всех пехотных и кавалерийских полках, а также в некоторых других отдельных частях, более крупных или расположенных в местностях, где приглашение священников епархиального ведомства, для поучения и совершения духовных треб, затруднительно; в казачьих частях священники положены лишь в виде исключения. О замещении открывающихся в войсках вакансий священника, начальники частей входят с представлением по команде, к Протопресвитеру военного и морского духовенства, который избирает кандидатов и представляет местному архиерею о каноническом утверждении и рукоположении лиц, еще не посвященных, или испрашивает его же благословление на перевод священнослужителей. В каждой дивизии один из священников назначается благочинным; он должен иметь ближайшее наблюдение над церквами и духовенством войск, входящих в состав дивизии, Благочинные подчиняются протопресвитеру и местному архиерею. В военное время в каждую армию назначается полевой Главный священник, который подчиняется протопресвитеру, состоит в ведении дежурного генерала армии.

Кроме духовных лиц православного вероисповедания в определенные войска и места военного ведомства назначались, «по мере надобности, духовные лица других христианских исповеданий, а равно и магометанского закона». В последние годы, проблема участия национальных воинских формирований в защите отечества нашла своих исследователей. В своих работах авторы убедительно показывают, что в многонациональной России представители иноверческих конфессий составляли огромную армию – 67 млн человек. В то же время, в XVIII в. и первой половине XIX в., регулярная армия комплектовалась, по преимуществу, рекрутами православного вероисповедания. Однако уже в 1721 г. Св. Синод издал 205 определение к Военной коллегии «Об истребовании сведений о числе лиц римско-католического исповедания, находящихся на службе в военно-сухопутных войсках и во флоте». В нем говорилось: «А сколько римского исповедания иноземцев в службе Его Царского Величества в армии и во флоте… не ведомо: а надлежит о тех… требовать известия о офицерах сухопутных из Военной, о морских из Адмиралтейства». Распространение рекрутской повинности на евреев в начале XVIII в. побудило военное ведомство внести некоторые изменения в воинский устав. Так, Устав 1827 г. позволял им посещать синагоги и раввинов в местах дислокации войск. Если не было синагог и раввинов, то еврейские солдаты могли устраивать свой молельный кворум – «миньян» в дозволенных местах. На службу же в войска раввинов не допускали. 24 октября 1853 г. царь Николай I написал на рапорте Департамента духовных дел иностранных исповеданий: «В армии не должно быть никаких раввинов с оплатой от казны». Он предложил исключить из Свода военных постановлений статью №389, предполагающую возможность такой оплаты. В 1872 г. военное ведомство обратилось к царю с просьбой ввести в штат иноверческое духовенство, мотивируя просьбу тем, что раненые и умирающие на войне остаются без удовлетворения своих религиозных нужд. В результате, после введения всеобщей воинской повинности, когда число иноверцев значительно возросло, было принято положительное решение. На основании Высочайшего повеления от 26 июня 1877 г., объявленного в приказе по военному ведомству за № 276 были введены штаты иноверческого духовенства в войсках русской армии. Это были представители римско-католической церкви и евангельско-лютеранские проповедники, которые вводились в штат военных округов Санкт-Петербургского, Виленского, Варшавского, Киевского, Одесского, Московского и Кавказского. Командующим войсками в тех округах, где не положено штатного инославного священника, предоставлялось право, по необходимости, приглашать соответствующих духовных лиц, с оплатой услуг от казны. По сведениям некоторых исследователей, мусульманских священнослужителей штатно в регулярных частях до войны 1914 г. не было. Это было связано с тем, что, когда в 1874 г. в России была введена всеобщая воинская повинность, представители многих национальностей были освобождены от обязательной службы и могли поступать в армию добровольцами. С учетом их традиций, климатических условий и в определенной мере желаний они освобождались от призыва (…финны, киргизы, таджики, узбеки, буряты, каракалпаки, якуты, азербайджанцы, ойраты, горцы Кавказа и калмыки и др.). В рассматриваемый период в распоряжение командующих военных округов назначались римско-католические священники (капелланы, состоявшие в ведении адм. декана), евангелические пасторы, мусульманские муллы и представители буддийского духовенства. К концу XIX в. нижние чины разных национальностей рассеивались по разным частям, и полки русской армии в основной своей массе не имели той пестрой национальной окраски, которая была в европейских странах. Первая мировая война заставила вновь вернуться к национальным формированиям, а значит и к расширению штата инославного духовенства. Для удовлетворения духовных нужд мусульман в штат Главного священника армий фронта вводилась должность муллы.

В начале XX в., в связи с увеличением масштабов военных действий, в военное время учреждается должность Главного священника армий фронта. Он назначался Св. Синодом по представлению протопресвитера и имел двойное подчинение: протопресвитеру – по церковным делам, начальнику канцелярии Главного начальника снабжений – по военно-административным, ведал духовенством, состоящим при войсках, управлениях, учреждениях и заведениях в районе, подчиненном Главнокомандующему армиями фронта. С началом Первой мировой войны были учреждены должности священников при штабах армий. Штабные священники становились ближайшими помощниками главных священников, по их поручению наблюдали за деятельностью госпитальных священников и прибывших в Действующую армию священников – добровольцев, которые после десятидневных курсов привлекались к оказанию помощи раненым. Данная структура охватывала все звенья военного управления и позволяла в основной массе войск и сил флота обеспечить религиозное воспитание в военное время. Вместе с тем, и эта, стройная структура была не лишена недостатков. Главным недостатком этой структуры являлось то, что священниками были укомплектованы лишь пехотные части и корабли. Как отмечал Протопресвитер военного и морского духовенства Г. И. Шавельский: «почти все артиллерийские бригады, войска пограничной стражи, казачьи полки, саперные и железнодорожные батальоны, все дивизионные обозы и лазареты, телеграфные роты, понтонные батальоны, транспорты, сборные пункты и пр., – словом добрая половина действующей армии не имела своих священников». Нехватка священников для действующей армии имела, место и в более ранних военных компаниях. Численность православного духовенства, накануне Отечественной войны 1812 г. составляла 34 691 человек. Согласно данным архива Синода, в 1812 г. в ведомстве армейского духовенства состояло 240 человек, из которых около 200 из них участвовали в Отечественной войне. Такого числа священнослужителей для действующей русской армии было явно недостаточно и об этом красноречиво говорят факты. Например, в ходе битвы за Смоленск 4 августа 1812 г. «…генерал Паскевич потребовал местного священника к раненым солдатам… Раненых было много. Под огнем неприятеля герой-священник исповедовал их и приобщал… благословлял и утешал». Местный священник служил молебен и 5 августа на площади города. По воспоминаниям А. П. Ермолова этот молебен «… произвел на войско полезное действие». Нехватка военных священников ощущалась и в годы Крымской и Русско-Турецкой войн. Ведомство протопресвитера военного и морского духовенства включало: – соборов – 12; церквей – 806 полковых, 12 крепостных, 24 госпитальных, 10 тюремных, 6 портовых, 3 домовых, и 34 при разных учреждениях. Всего – 907 храмов; – протопресвитеров – 1, протоиереев – 106, иереев – 337, протодиаконов – 2, диаконов – 55, псаломщиков – 68. Всего – 569 духовных лиц, из которых 29 закончили духовные академии, 438 – духовные семинарии, а 102 имели училищное и домашнее образование. В 1899 г. был введен образовательный ценз для военного и морского духовенства – в ведомство протопресвитера брали лишь лиц с академическим образованием или окончивших семинарию по первому разряду. 1–11 июля 1914 г. в Санкт-Петербурге проходил 1-й Всероссийский съезд военного и морского духовенства с участием 49 священников. В июле 1917 г. на 2-м съезде был утвержден принцип выборности всех лиц управленческого аппарата. Именно в этом виде, органы военно-духовного управления существовали до февральской революции 1917 г. 16 января 1918 институт военного и морского духовенства в российской армии был ликвидирован приказом Народного Комиссариата по военным делам. Из армии было уволено 3700 священников.

1.2. Опыт исламского военно-духовного служения в дореволюционной России

В российской армии XVI-XVII веков важнейшим ее компонентом были служилые татары-мусульмане, составлявшие однородные по конфессиональному составу отряды. «Служилые люди из татар» проявили себя героически в ряде войн, которые вела Россия, и в ходе защиты границ государства. Добавим, что еще тогда, в «доимперский» период отечественной истории, накапливался опыт взаимодействий мулл со служилыми людьми.

Но специфика того времени заключалась в том, что имамы наравне с рядовыми несли все тяготы военной службы и, к тому же, занимались воспитательной религиозной деятельностью в мусульманских по составу подразделениях, выполняя эти обязанности по собственной воле и религиозному долгу служения. Государство их деятельность никак не регулировало. Этих имамов именовали в XV-XVIII вв. абызами – и именно они направляли духовную жизнь служилых татар. Абызы являлись обладателями коранического знания. (Само слово «абыз» происходит от искаженного «хафиз»: с арабского – «знающий Коран наизусть»).

Институт служилых татар перестал существовать в начале XVIII века, когда во времена правления Петра Великого была создана регулярная армия, о чем сказано было выше. Мусульмане стали служить в царской армии наряду с представителями других конфессий. Естественно, у них существовали свои потребности в отправлении религиозных нужд (треб), особенности жизни, свойственные правоверным.

В то время как в имперской России происходят серьезные преобразования в армии, рекруты-мусульмане оказываются в рядах служащих бок о бок с христианами, но в численном меньшинстве. К тому же, поскольку в Российской империи взаимоотношения между конфессиями решались законодательно, то очень важным моментом было статусное положение конфессий. Православие являлось государственной религией. А остальные религии делились на терпимые и нетерпимые. Ислам входил в число терпимых, наряду с Буддизмом, Иудаизмом, Католичеством, Лютеранством, Армяно-Григорианством.

Во времена Петра I в армии и на флоте все в большем количестве стали служить не только православные, но и представители других христианских исповеданий и национальностей, особенно немцы и голландцы. Согласно главе 9-й Воинского устава 1716 г. предписывалось «Всем вообще к нашему Войску принадлежащим, несмотря на то, кто какой они есть веры или народа они суть, между собою христианскую любовь имети». То есть, сразу всякие несогласия на религиозной почве пресекались законодательно. Устав обязывал терпимо и бережно относиться к местным вероисповеданиям, как в районах дислокации, так и на территории противника. Статья 114 того же устава гласила: «…священников, церковных служителей, детей, и иных, которые противления чинити не могут, нашим воинским людям не обижать и не оскорблять, и церквей, больниц и школ весьма щадить и не касатися под жестоким телесным наказанием».

Первым же известным законодательным актом о мусульманском военном духовенстве является «Именной указ данный генералу от инфантерии барону Игельстрому» от 10 апреля 1798 г., содержащий «Ордер башкирским и мещерякским кантонным начальникам». В одном из пунктов которого, говорится об избрании военного духовенства. духовных лиц. В нем, в частности, отмечается, что «в звание духовных, то есть в муллы и азанчеи (муэдзины), в пресечение вкравшегося злоупотребления, равномерно без ведома военного начальника и без крайней в том нужды, отныне впредь определяемы не будут». Отсюда следует, помимо прочего, что мусульманское духовенство и ранее определялось в военные части, по крайней мере, в иррегулярные войска (например, башкиро-мещерякское войско). Однако с данного момента «ежели б понадобилось кого определить в сие звание, такого представлять к военному начальнику, с подробным описанием надобности, для которой нужно необходимо определить его, и тогда военный уже начальник того удостаиваемого обществом в муллы и азанчеи, отправлять будет для экзамена и утверждения через губернское правление в здешнее Духовное магометанское собрание».

В истории России существовал опыт деятельности специальных мусульманских воинских подразделений. Например, в Отечественной войне 1812 года участвовали свыше тридцати татаро-башкирских полков. Мусульманский казачий полк башкиро-мещерякского (татарского) войска, а также тептярский казачий полк состоял из 500 рядовых, в командный состав входили 30 человек: командир полка, старшина, 5 есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 квартирмейстер, 1-2 писаря и 10 пятидесятников. В каждом полку имелся мулла (полковой имам). Главная задача Башкиро-мещерякского войска, как и у Тептяр-ских казачьих полков, заключалась в содержании кордонов, то есть охране границ между империей и казахскими землями. Как и все казаки, башкиры, тептяри и татары-мишари войскового сословия сами содержали свои военные формирования, получая от казны жалование по рублю ассигнациями в месяц только во время непосредственного несения службы. Кроме того, по мере необходимости из Башкирского и Мещерякского войска (были отдельными до Отечественной войны 1812 г.) составлялись пятисотенные полки на правах казачьих, которые при выступлении к месту службы переходили на государственное содержание.

Известный факт, что башкирская и татарская конницы участвовали в изгнании французов из Гамбурга, Берлина, Веймара, Франкфурта-на-Майне и других немецких городов. В Веймаре казаки встречались с немецким поэтом И. В. Гете и подарили ему лук со стрелами и курай (национальный музыкальный духовой инструмент). Мусульманские казачьи полки первыми вошли в покоренный Париж.

В конце 1820-х годов при царе Николае I из «магометан» Кавказа и Крыма были сформированы лейб-гвардии Кавказско-Горский и лейб-гвардии Крымско-Татарский эскадроны, которые были включены в состав Собственного Его Императорского Величества конвоя. В связи с этим Д.Ю. Арапов обратил внимание на малоисследованную сторону деятельности ближайшего соратника Николая I генерал-адъютанта, графа А. X. Бенкендорфа. Он являлся организатором личной охраны царя и был в 1826-1844 годах управляющим Главной императорской квартирой, к которой принадлежал императорский конвой. Генерал придавал немалое значение подготовке для конвоя воинских чинов-«магометан». Поскольку в самом начале XIX века во время русско-иранской войны 1804-1813 годов Бенкендорф служил на Кавказе и хорошо знал своеобразие его быта и обычаев, он в 1829 году в «Правилах» обучения горцев Кавказа для будущей службы в конвое писал: «Не давать [горцам] свинины и ветчины, строго запретить насмешки над ними. Эфендию [мусульманское духовное лицо у суннитов] разрешить посещать горцев, когда он пожелает, даже в классах. Наблюдать, чтобы во время молитвы горцев им не мешали. Наблюдать, чтобы на счет веры горцев ничего худого не говорили и не советовали переменить ее». В дни мусульманских праздников гвардейцам-мусульманам предоставлялись увольнительные.

На протяжении последующих лет рядом законодательных актов были «устроены» религиозная жизнь и быт гвардейцев-мусульман суннитского толка (указы от 20 мая 1846 года, 5 декабря 1855 года и 24 декабря 1861 года). Уставом предусматривались следующие штатные должности служителей исламского культа у гвардейцев-суннитов: старший ахун (имам) Гвардейского корпуса, в каждом из двух «инородческих» эскадронов – имам и муэдзин. Часто имамы по совместительству занимали должности преподавателей «магометанского закона» в различных военно-учебных заведениях Петербурга, где обучали воспитанников-мусульман.

Все мусульманские духовные лица и служители допускались в военные учебные заведения и армию лишь при полной уверенности начальства в том, что они «люди в верности надежные и доброго поведения». Из их числа особо выдвинулся Габдул-вахид Сулейманов, род которого коренился в среде нижегородских татар-мишар. В 20-е годы XIX века он обучал основам Шариата будущих воинов лейб-гвардии Кавказско-Горского эскадрона, а с 1835 года являлся «вероучителем магометанского закона» Царскосельского кадетского корпуса. К концу 30-х годов XIX века Сулейманов засвидетельствовал себя в глазах царской администрации как в высшей степени «доверенное лицо».

По поручению МИДа он вел переговоры с казахскими ханами Старшего и Среднего джузов, состоял внештатным переводчиком Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД. В июне 1840 года указом Николая I Сулейманов был назначен оренбургским муфтием – главой Оренбургского магометанского духовного собрания и занимал эту высокую должность вплоть до своей кончины в 1862 году.

Стоит отметить тот факт, что каждая конфессия имела право в войсках совершать службы и выполнять обряды, но не имела право вести миссионерскую деятельность, кроме православной – в силу ее статуса государственной религии. Поэтому деятельность православных священников, представлявших официальную религию государства, выходила и в миссионерство. Например, в 1828 г. Синод утвердил новую инструкцию благочинным, через которых обер-священник управлял духовенством в войсках и на флотах. Согласно этой инструкции, флотский благочинный имел разрешение присоединять желающих к православной церкви из евреек, магометан и язычников и совершать над ними таинство крещения на кораблях и в частях. Но учитывая, что присоединение к православию в те годы давало отдельные преимущества в служебных отношениях, инструкция обязывала приступать к этому не иначе, как по письменному предложению командира, проверив при этом бескорыстие и твердость обращаемых в христианскую веру.

Перед военным духовными деятелями стояла сложная задача – не допустить, чтобы религиозные различия переросли в противоречия. Военнослужащим разных вероисповеданий говорилось буквально следующее: «…се мы христиане, магометане, евреи вместе одновременно молимся Богу нашему, потому Господь Вседержитель, сотворивший небо, землю и все, что па земле, есть для нас единый истинный Бог».

Священник должен был не допускать никаких споров о вере с иноверцами. Свод военных постановлений 1838 года гласил: «Полковые священники, отнюдь не должны вступать в прения о вере с людьми другого исповедания».

Первостепенное значение царское самодержавие в XIX – начале XX века придавало организации духовного быта мусульман, служивших в вооруженных силах Российской империи. Наиболее сложной являлась деятельность по организации удовлетворения «духовных потребностей» мусульман самой многочисленной части императорской армии -регулярных сухопутных войсках.

В середине XIX века в одних случаях в сухопутные войска специально назначался «военный мулла» (указ от 18 октября 1838 года о «военном мулле» Симбирского гарнизона), в других – «духовные требы» для «магометан военного ведомства» должен был, наряду с другими своими обязанностями, исполнять какой-либо «гражданский мулла» (указ от 21 октября 1838 года, возлагающий подобные функции на одного из мулл г. Казани). При отсутствии в сухопутных частях мусульманского духовного лица было возможно избирать в войсках на местах кандидатов в «магометанские имамы» из «достойных своей благонадежностью нижних чинов» – мусульман. Затем эти кандидаты отправлялись в Оренбургский или Таврический муфтияты для «предварительного испытания в знании религиозных обязанностей» и в случае положительного результата возвращались в свои подразделения и утверждались командованием в своей новой «духовной должности» (указ от 27 ноября 1857 года).

Царская администрация специально оговаривала вопросы выплаты жалования «военному мусульманскому духовенству», выдачи ему суточных и командировочных денег, а также оплаты пенсий «военным муллам» (указы от 6 июля 1854 года, 5 декабря 1855 года и 22 февраля 1861 года).

В 1845 г. в сухопутной армии и военных портах на Черноморском и Балтийском флотах были учреждены должности имамов. В портах Кронштадте и Севастополе было по одному имаму и помощнику, а в прочих портах – по одному имаму, который избирался из нижних чинов с государственным жалованием. Причем в финансировании военных имамов, кроме государства, принимали участие мусульманские мечети, в районе которых находились подведомственные имаму воинские части. Возможность исповедовать свою религию была предоставлена мусульманам, служившим на территории Нижнего Новгорода и Нижегородской ярмарки. Необходимость исполнения духовных треб по просьбе нижних военных чинов, дислоцирующихся в Нижнем Новгороде, привела к тому, что в 1840-х годах в качестве духовных лиц ежегодно на ярмарку посылались Оренбургским магометанским духовным собранием известные имамы не только в интересах мусульман, торговавших на ярмарке, но и для военных мусульманского вероисповедания.

Право иметь своего муллу не сразу, но появилось и у казаков. К. Кабдулвахитов привел в своей статье данные о том, что в 1852 году казаки станицы Становой Тобольской губернии подали прошение разрешить им избрать из своей среды муллу с содержанием его за счет общества и с освобождением от военной службы. На эту должность они предложили резервного казака Абдулвалита Синюкаева. Тогда командование Отдельного Сибирского корпуса отложило решение вопроса. Это обращение не было единственным. С подобным ходатайством выступили казаки Тобольского полка. Через год департаментом военных поселений на примере прошения Тобольского казачьего конного полка был разработан проект правил о назначении мусульманского духовенства в казачьих войсках Сибири.

12 февраля 1855 года Военный совет Российской империи принял «Правила устройства духовной жизни магометан казачьего сословия», проживавших на территории монархии Романовых. По этому регламенту 18,5 тысячи мусульман-казаков и «причисленных к ним служилых татар», «проходящих» по иррегулярной кавалерии, состояли в штате Донского, Черноморского, Кавказского линейного, Уральского, Оренбургского, Сибирского линейного казачьих войск и Тобольского конного казачьего полка. Духовные нужды данной группы мусульман по расписанию на 1853 год обслуживали несколько мечетей и 189 мусульманских духовных лиц. Эти духовные лица вначале избирались на местах, затем проходили «духовные испытания» или в Оренбургском, или в Таврическом суннитских муфтиятах. По действующей в империи норме один мулла (имам) приходился на «приход» численностью не менее двухсот мусульман мужского пола. Естественно, предполагалась «политическая благонадежность» каждого кандидата на пост духовного служителя в среде «магометан казачьего сословия», который мог занять свою должность, лишь будучи утвержден местной царской военной администрацией.

В ЦГИА РБ хранится «Дело об утверждении исполняющего обязанности имама Кронштадтского порта Нигаметуллина в звании имама, хатыпа и ахуна морского ведомства» и «Дело о присвоении имаму Абубакирову из г. Кронштадт звания ахуна». Из них следует, что ахун в данном случае есть звание. Это подтверждают и другие сведения. Так, полковой мулла 8-го гренадерского полка, расквартированного в 1901 г. в Твери, Хусаин Сеид-Бурханов был возведен в почетное звание «ахун» Оренбургским магометанским духовным собранием, при этом имел чин подполковника.

Известный краевед и историк из Санкт-Петербурга Дауд Аминов называет ахуна гвардии «высшим магометанским деятелем». При этом существовал и определенный возрастной ценз: ахун так же, как кадий (судья), мухтасиб (глава мусульман отдельного региона) и му-даррис (учитель) не должен был быть моложе 25-ти лет. Присвоение звания ахуна Оренбургским магометанским духовным собранием было не повсеместной процедурой. В Санкт-Петербурге ахун гвардейского корпуса, самого привилегированного военного образования Российской империи, был выборной должностью. В этих случаях для начала претендент на занятие поста руководителя военного мусульманского прихода – ахуна гвардии – должен был получить рекомендацию от «общества лейб-гвардии офицеров, исповедующих мусульманство». Затем следовало приказание командира отдельного гвардейского корпуса о назначении даты и места избрания военного ахуна на вакантную должность. При этом «от всех полков, артиллерийских бригад и прочих частей гвардейского корпуса в Санкт-Петербурге […] назначались из магометан по одному унтер-офицеру или по два рядовых «отличного поведения» в качестве выборщиков. В выборах не участвовали только чины лейб-гвардии татарского эскадрона собственного Его Императорского Величества конвоя». Далее избранный претендент подавал рапорт для окончательного утверждения в Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел (например: рапорт муллы Кантемирова 1859 г.). После рассмотрения рапорта ахун уже окончательно утверждался в этой должности. Таким образом, военный ахун – это мусульманское духовное лицо, состоявшее в военном ведомстве Российской империи, не моложе 25-ти лет, получившее религиозное образование и руководившее военными муллами и муэдзинами в пределах крупного города или округа. Ахун утверждался в звании, как уже отмечалось, через Министерство внутренних дел, Оренбургское духовное магометанское собрание и военное ведомство, а в гвардейском корпусе Санкт-Петербурга выбирался военнослужащими мусульманами.