Эта книга посвящена теме путешествий, хождений, странствий. Дальних и не очень, реальных и воображаемых, удачных и «пустых». Стоит «озвучить» путешествие любимыми мелодиями, обнаружить рядом ненавязчивых спутников – и недавние беды окажутся лишь усмешкой судьбы. Пролетающие мимо фрагменты реальности уверят в относительности событий и почти не нарочно намекнут на существование вечности. Эти же фрагменты напомнят о разнообразии мира и придадут жизни богатство и глубину. Всё, что путешественник оставил позади, потеряется в ряду схожих событий, лишившись ядовитого жала. Жизнь снова начнёт улыбаться, её горизонты расширятся – и постепенно счастье «просто-существования» заполнит душу. Как же исцеляет Путешествие!

Такое состояние «между» естественно для человека. Конечно, можно уподобиться хомяку и спокойно жить в норе, изредка выглядывая наружу. Мир станет удобным и домашним, но в жизнь войдёт страх лишиться уюта. Если же homo хочет быть sapiens-ом, то пункт наблюдения стоит менять как можно чаще. И это вовсе не призыв к бродяжничеству. Норой может быть и застоявшаяся система взглядов, а путешествием – хорошая книга.

По сути, речь на этих страницах идёт о движении: движении к лучшему, совершенному, высокому.

РАЗДЕЛ 1. СТИХИ

ГЛЕБ ПУДОВ

Города и веси

Полоцк

Как много уже поколений цветов

на этой поляне сменилось,

их прадеды помнят рожденье крестов

и Велеса древнюю милость.

В ночи они видели: волком Всеслав

вдоль рек серебристых скакал,

и, воев дружины повсюду собрав,

дорогу он перебегал

великому Солнцу, и сотни щитов

в лучах полудневных светилось….

Как много уже поколений цветов

на этой поляне сменилось.

Мозырь

Возможно, я вытащил козырь:

погоде плохой вопреки

приехал я вечером в Мозырь,

что спит возле чёрной реки.

Костёл прошептал: «Прывітанне!»

«Прывiтанне!» – «Привет!» (белорус.)

река прошептала: «Привет!»,

а несколько новеньких зданий

сложились в дежурный сонет.

Як справы

Як справы? – Как дела? (белорус.)

, задумчивый город?

Явился к тебе неспроста:

к судьбе я обычной приколот,

как кнопка к квадрату стола.

И вот я, несчастная кнопка,

исчез всем столам вопреки,

пришёл своей бодрой походкой

к воде этой чёрной реки.

И где ты искать меня будешь,

вселенская сила, скажи?

Поищешь меня и забудешь —

других в своих танцах кружи.

Железный город с цветочным сердцем (Могилёв)

И справа – труба и слева – труба:

«Вітае гасцей Магілёў!»

«Вітае гасцей Магілёў!» – «Могилев приветствует гостей!» (белорус.).

Настолько скупою стала судьба,

что в речке отсутствует клёв.

Как бабочка стих застыл на стене:

коснись его – вмиг улетит;

в пустой галерее профиль Мане

имеет растерянный вид.

Чуть далее пылью дышит «Строммаш»

Строммаш – крупное промышленное предприятие, расположенное в Могилёве.

—

Отечеству нужен металл!

И древний изящный чудо-увраж

воронкой бензиновой стал…

Гомель

Сижу возле глыбы дворцовой

Имеется в виду дворец Румянцевых – Паскевичей (XVIII – XIX века).

и слушаю звонкие трели,

что сверху, от башен и овов

Овы – элемент классического архитектурного декора.

нежданно ко мне прилетели.

Поют воробьи-министрели,

цветут золотые тюльпаны —

пейзаж середины апреля

частицей души моей станет.

Троицкое предместье (Минск)

Спят под кровлей черепичной

два серебряных орла —

тишина во град столичный

неожиданно пришла.

Спят проулки, парки, скверы,

тени спят и речка спит,

ветер только старой дверью

в тёмной кáвярне

Кавярня – кофейня (белорус.).

скрипит.

Всё уснуло до рассвета,

проводили все зарю,

отчего же ночью этой

я один ещё не сплю?

Вариации (Мир)

1. Фруктовый сад

Литва. В серебристой долине

ночной воцарился покой.

О прошлых столетьях лениво

беседует месяц с рекой.

Среди камышей горемычных

печальный разносится слух:

со дна с равнодушьем привычным

волна принесла сразу двух.

Теперь от цветущего сада

остался лишь рубленый след.

За всё человечеству надо

держать перед Миром ответ.

Мирский замок (XVI век).

2. Этюд

Литва. В серебристой долине

разли́лась полночная тишь.

Лишь где-то на речке лениво

бормочет уснувший камыш.

Пять башен старинного замка

над Миром легко вознеслись,

как будто в волшебную рамку

замкнули окрестную жизнь.

3. Жребий

Литва. В серебристой долине —

бессонная летняя ночь.

Король своей мантией длинной

укутал красавицу-дочь.

Пойти за царя московитов —

таков её жребий, увы.

«О, боги! Не умер бы Витовт

Витовт (1350 – 1430) – великий князь литовский.

не были б под властью Москвы!»

Моль и вечность (Несвиж)

I. Под костёлом

Старинная крипта

Крипта – сводчатое помещение под алтарной частью собора.

. Повсюду – гробы

и холод, как в первую ночь,

когда человека выталкивал прочь

архангел под звуки трубы.

Одеты в бальзам молодые тела,

другие закутаны в цинк —

а ведь когда-то в сплетеньях терцин

их жизнь полноводно текла.

II. Король

Могуч и блистателен был Радзивилл,

богат, как лидийский король

Имеется в виду Крез (595 – 546 до н.э.) – царь Лидии, считался баснословным богачом.

умело играл европейскую роль

средь замков, усадеб и вилл.

Но смерть, как известно, нам всем суждена,

как молвил библейский пророк.

Ведь все, кто родился, имеют свой срок

и пьют свою чашу до дна.

Итак, он умре. Он сыграл свою роль

и должен навеки уйти,

окончил владыка земные пути.

Да здравствует новый король!

Столетья прошли. «О несчастье! О боль!» —

стенают потомки навзрыд:

один из гробов был однажды открыт,

а там – только сытая моль…

Несвижский замок (XVI – XVIII века).

Гродно

В краю непуганых соборов

всё также ветер в листьях спит,

река имеет тот же норов

и величавый польский вид.

По небу тянется неспешно

ладей пушистых караван,

как в базилике безутешный

ряд полусонных прихожан.

И – слава Богу! Неизменна

реальность чудо-городка.

И пусть действительность так бренна,

а жизнь повсюду – коротка!

Костёл Благовещения Пресвятой Девы Марии и монастырь бригиток в Гродно (1634 – 1642).

Пейзаж (Молодечно)

В полях развалился зелёный дракон,

хозяином он возлежит:

то с ветром залётным поёт в унисон,

то молча на небо глядит.

Играет на солнце его чешуя,

глаза голубые горят.

Давно полюбил он леса и поля,

и выплюнул мерзостный яд.

«Мороз и солнце. День обычный…»

Мороз и солнце. День обычный:

вокруг – уральская зима,

брожу с коляской горемычной

средь куч собачьего дерьма;

поют метели, ветер свищет,

коляска гнётся и скрипит.

Я словно Иов на гноище.

Но Бог со мной не говорит.

Екатеринбург

Женский сон

Кондуктор уснул, а троллейбус двурогий

чуть слышно ползёт в темноте.

Знакомые тени лежат вдоль дороги,

на твёрдом уральском хребте.

Кондуктору снятся волшебные дали,

и лето, и танцы, и Он;

как будто бы солнышко прежним осталось,

как будто бы счастье – не сон.

Екатеринбург

Забытая губерния

I. Этюд

Заросшие снегом больные деревни

скрипят на холодном ветру:

кресты и берёзы на кладбище древнем

пеняют на злую пургу.

В пустующей церкви голодные птицы

на тусклые фрески глядят;

теперь только ветер приходит молиться

на чёрных святителей ряд.

По узкой дороге бредёт горемыка,

на нём – полинялый тулуп.

Не слышит несчастный звериного рыка —

медведя, что ловок и глуп.

Кресты и берёзы на кладбище древнем

пеняют на злую судьбу,

а рядом лежит, под ветвями деревьев,

крестьянин с дырою во лбу.

II. Зима

В забытой губернии – снова зима:

замёрзшие птицы лежат на снегу,

зарезаны овцы, пусты закрома, —

как будто деревни достались врагу.

А в местных газетах – весёлый трезвон:

изволил царь-батюшка в Ялту отплыть;

трепещет Европа; султан посрамлён —

бежит его войско, бежит во всю прыть;

построили церковь (а, может быть, две!)

и дом для сирот; окрестили татар;

поставили бани чуть ближе к воде,

иначе их вновь уничтожит пожар.

Замёрзшие птицы лежат на снегу,

зарезаны овцы, пусты закрома,

как будто деревни достались врагу, —

в забытой губернии снова зима.

III. Древнее село

Разбиты окошки, распахнута дверь,

нетронутый снег на крыльце,

глядит на проезжих покинутый зверь

с улыбкой на сером лице.

Покой, тишина в этом древнем селе —

рассыпались все кто куда…

Порою среди перекошенных слег

Слега – толстая жердь, располагавшаяся поперёк стропил.

чуть слышно бормочет вода.

Киров

Поэт и купец

На Синичьей горе ветер в листьях шумит,

тишина у крестов разомлела,

примостился на камне проезжий пиит —

пригласило чернильное дело.

У церковных камней землю давит плита,

то могила купца Соколова,

в девятнадцатом веке он отбыл туда,

где, надеюсь, так мало земного.

Книги пишет поэт, деньги копит купец,

все, конечно же, – разные люди.

Сам решай, что важней, пока, наконец,

не свершилось Пришествия чудо.

Великий Новгород

Церковь Петра и Павла на Синичьей горе (1185 – 1192).

Исцеление от болезни

«Постыдное второрожденье…»

(В. В. Щировский)

И вот опять – перерожденье:

стал обывателем поэт.

Брожу по улицам весь день я

и наблюдаю белый свет.

Явились люди, птицы, кошки,

включился шум больших дорог,

толпу заметил понемножку,

услышал шелест её ног.

Прекрасны тёплые котлеты!

Заманчив ласковый уют!

Не кормят жаркие сонеты,

а лишь тревожат и гнетут…

Петергоф

Размышления пере�

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Паутина. С миру по нитке

С этой книгой читают