Читать книгу: «Последняя цепь», страница 2

Его нашли.

Кто-то услышал маяк. Кто-то шёл за ним.

Калеб хотел почувствовать облегчение. Радость. Что угодно. Но внутри была только пустота.

Он выживет. Вернётся в цивилизацию. Расскажет о том, что видел.

А потом?

Потом начнётся самое трудное – жить дальше. Без неё.

«Немезида» – небольшой патрульный корвет с экипажем в двенадцать человек – подобрала капсулу точно в расчётное время. Калеба перенесли на борт и поместили в медицинский отсек, где корабельный врач обработал рану на лице и провёл полную диагностику.

Трещина в левой скуловой кости. Множественные порезы и ушибы. Лёгкое обезвоживание. Начальная стадия шока.

Физически он должен был полностью восстановиться.

Психически – вопрос оставался открытым.

Капитан «Немезиды», седовласый офицер по имени Маркус Штейн, пришёл к нему в первый же день.

– Командор Тайген, – сказал он негромко, садясь у его койки, – я прочитал ваш отчёт. То, что вы описываете…

– Это правда, – перебил Калеб. Его голос был хриплым, сорванным. – Каждое слово.

Штейн кивнул медленно:

– Я не сомневаюсь. Сенсоры вашей капсулы зафиксировали часть событий. Взрыв, обломки… – Он помолчал. – Мне очень жаль о вашем экипаже. О вашей жене.

Калеб отвернулся к переборке. Не хотел, чтобы капитан видел его лицо.

– Мы направляемся к ближайшей станции, – продолжал Штейн. – Оттуда вас переправят на Землю. Командование захочет услышать всё из первых уст.

– Они должны отправить флот, – сказал Калеб глухо. – То, что там находится… это величайшее открытие в истории. И величайшая угроза.

– Решение не за мной, командор. Но я передам вашу рекомендацию.

Штейн встал и направился к двери. Уже на пороге он обернулся:

– Вы сделали всё, что могли. Помните это.

Калеб не ответил. Он не верил в эти слова. Если бы он послушал интуицию, если бы приказал отступить раньше… может быть, все были бы живы. Может быть, Элиза…

Но «может быть» ничего не значит, когда люди мертвы.

Путь до Земли занял четыре месяца объективного времени – «Немезида» не была предназначена для дальних перелётов, и ей пришлось сделать несколько остановок на промежуточных станциях для дозаправки и ремонта.

Калеб провёл эти месяцы в полузабытьи. Ел, когда напоминали. Спал, когда удавалось. Давал показания, когда требовали. Но бо́льшую часть времени он просто смотрел в иллюминатор на проносящиеся мимо звёзды и думал.

Думал о Цепи – так он стал называть ту структуру. О нитях из нейтронного вещества, соединяющих звёзды через сотни световых лет. О городах на поверхности нейтронных звёзд, построенных существами, для которых температура в миллионы градусов была домашним теплом.

Думал о дронах – тысячах машин, защищавших структуру с безжалостной эффективностью. Они не пытались установить контакт. Не предупреждали. Просто уничтожали любого, кто подходил слишком близко.

Защитная система. Автоматическая, бессознательная, неумолимая. Работающая миллиард лет без перерыва.

И думал об Элизе. Каждый день, каждую ночь.

Вспоминал её смех – заразительный, звонкий. Вспоминал её привычку грызть кончик стилуса, когда она была сосредоточена. Вспоминал их свадьбу на орбитальной станции Марса – маленькую церемонию в присутствии дюжины друзей, с видом на ржавую планету внизу.

Вспоминал их последнюю ночь вместе, за два дня до катастрофы. Как они лежали в её каюте, переплетя пальцы, и строили планы на будущее. Дом на Титане. Дети когда-нибудь. Может быть, своя собственная экспедиция – маленький исследовательский корабль на двоих, бродящий по неизученным звёздам.

Планы, которым не суждено было сбыться.

Земля встретила его серым дождём.

Шаттл сел на космодроме в Женеве, и Калеба сразу окружили офицеры безопасности Конфедерации. Его отвезли в штаб-квартиру Космического командования – монументальное здание из стекла и бетона, возвышающееся над озером.

Следующие две недели превратились в бесконечную череду допросов, брифингов, медицинских осмотров. Калеб рассказывал свою историю снова и снова – сначала младшим офицерам, потом старшим, потом генералам и адмиралам. Каждый раз одни и те же вопросы. Каждый раз одни и те же ответы.

Что вы видели?

Структуру из нейтронных звёзд, соединённых материальными проводниками. Вероятно, искусственного происхождения.

Как она атаковала?

Автономные дроны из магнитосферы звезды. Тысячи, может быть, миллионы единиц.

Почему вы не отступили раньше?

Мы не знали об угрозе. Системы защиты активировались только при близком подходе.

Последний вопрос всегда оставался невысказанным, но Калеб видел его в глазах каждого, с кем разговаривал.

Почему вы выжили, когда остальные погибли?

На этот вопрос у него не было ответа. Только воспоминание о руках Элизы, толкающих его в капсулу. Только её последние слова, которых он не услышал.

Через три недели после возвращения Калеба вызвали на заседание Совета Безопасности Конфедерации.

Он стоял перед полукругом пожилых мужчин и женщин – самых влиятельных людей в человеческом космосе – и докладывал то, что уже рассказывал десятки раз. Но на этот раз ставки были выше.

– Командор Тайген, – сказал председатель Совета, высокий седовласый мужчина с непроницаемым лицом, – ваш отчёт вызвал серьёзное беспокойство. Если то, что вы описываете, правда…

– Это правда, – повторил Калеб. Он знал, что перебивать председателя – грубость, но ему было всё равно. – Данные с моей капсулы подтверждают каждое слово.

– Данные подтверждают взрыв и гибель корабля, – холодно возразил один из членов Совета, худощавый мужчина в форме адмирала. – Но ваши выводы о природе объекта… они основаны на интерпретации.

– Интерпретации моей жены, доктора Элизы Тайген, – сказал Калеб, и его голос стал жёстче. – Одного из лучших астрофизиков своего поколения. Она отдала жизнь, чтобы мы получили эту информацию.

Тишина повисла над залом.

Председатель прокашлялся:

– Никто не оспаривает героизм вашего экипажа, командор. Но Совет должен принять решение о дальнейших действиях, и нам нужна уверенность, а не гипотезы.

– Тогда отправьте ещё одну экспедицию, – предложил Калеб. – Более подготовленную, с боевым эскортом. Соберите больше данных.

– Вы только что описали, как защитные системы уничтожили ваш корабль за считанные минуты, – заметил адмирал. – И вы предлагаете отправить туда ещё людей?

Калеб сжал кулаки:

– Я предлагаю узнать, с чем мы имеем дело. Эта структура существует миллиард лет. Она работает. Она вычисляет что-то. И если мы не узнаем, что именно…

– Если мы не узнаем – что тогда? – Адмирал наклонился вперёд. – Вы думаете, эта… Цепь… представляет угрозу для человечества?

Калеб медлил с ответом. Он думал об этом бессонными ночами. Думал о масштабе структуры, о её возрасте, о безжалостной эффективности её защиты.

– Я не знаю, – признал он наконец. – Но я думаю, что мы обязаны это выяснить.

Совет совещался ещё два часа. В конце концов они приняли решение: послать дистанционные зонды для картографирования структуры на безопасном расстоянии. Пилотируемые экспедиции отложить до получения дополнительных данных.

А Калеба – отстранить от командования до завершения расследования причин гибели «Касторея».

Формулировка была мягкой: «временное отстранение в связи с психологической травмой». Но Калеб знал, что на самом деле означают эти слова.

Он стал козлом отпущения.

Кто-то должен был ответить за сорок три погибших. Кто-то должен был понести наказание за дерзость – подойти слишком близко к тому, что человечеству не следовало трогать.

И этим кем-то оказался он.

Следующие пятнадцать лет Калеб Тайген провёл на задворках человеческого космоса.

Его не уволили – формально он всё ещё оставался офицером Конфедерации. Но повышения обходили его стороной. Хорошие назначения доставались другим. Он командовал грузовыми рейсами к дальним колониям, патрулировал границы изученного пространства на устаревших кораблях, выполнял работу, которую никто больше не хотел делать.

И всё это время он следил за новостями из сектора Тау.

Зонды Конфедерации постепенно картографировали структуру. То, что обнаружила Элиза, оказалось лишь верхушкой айсберга. Цепь Предтеч – так её официально назвали – состояла из трёхсот нейтронных звёзд, соединённых проводниками из стабилизированного нейтронного вещества. Общая протяжённость – около шестисот световых лет. Масса – примерно четыреста пятьдесят солнечных.

Это была крупнейшая искусственная структура, когда-либо обнаруженная человечеством. Мегаструктура в истинном смысле этого слова.

И она продолжала работать.

Учёные подтвердили гипотезу Элизы: Цепь была вычислительным устройством невообразимой мощности. Гравитационные волны, передаваемые между узлами, несли информацию. Нейтронные звёзды служили процессорами. Всё вместе – компьютер размером со звёздное скопление, решающий какую-то задачу уже миллиард лет.

Но какую задачу? Никто не знал.

Защитные системы – Стражи, как их окрестили – не позволяли приблизиться. Каждая попытка отправить зонды ближе, чем на два миллиона километров к любому из узлов, заканчивалась одинаково: уничтожением аппарата за доли секунды.

Цепь хранила свои секреты.

И Калеб ждал.

Он знал – однажды придёт его время. Однажды Конфедерация поймёт, что ему не избежать возвращения к Цепи. Он был единственным живым человеком с опытом противостояния её защите – единственным, кто видел Стражей вблизи и выжил.

Рано или поздно они призовут его обратно.

И он будет готов.

Ночами, когда сон не шёл, Калеб часто думал о том, что скажет Элизе, когда вернётся к Цепи. Он знал, что это глупо – разговаривать с мёртвой женой в своих мыслях. Но не мог остановиться. Он рассказывал ей о новых теориях учёных, о данных с зондов, о политических интригах вокруг Цепи. Он делился с ней своими страхами и надеждами, своей болью и решимостью.

Иногда ему казалось, что она отвечает. Не словами – скорее, ощущением присутствия, мимолётным теплом в груди. Он понимал, что это лишь игра воображения, тоска, принимающая форму иллюзии. Но это помогало. Это давало ему силы продолжать.

Однажды он вернётся к Цепи. Однажды он узнает правду о том, что она вычисляет. Однажды он сделает это правильно – как просила Элиза.

И тогда, может быть, он наконец сможет отпустить её.

Шрам на левой стороне лица так полностью и не зажил. Регенеративная терапия могла бы убрать его без следа, но Калеб отказался от процедуры.

Ему нужно было это напоминание.

Каждое утро, глядя в зеркало, он видел тонкую белую линию, тянущуюся от виска к скуле. И вспоминал. «Касторею». Экипаж. Элизу.

«Сделай это правильно».

Он до сих пор не знал, что означали эти слова. Но он собирался узнать.

А где-то там, в бездне космоса, Цепь Предтеч продолжала своё вечное вычисление. Расчёт, которому было суждено завершиться через пятьдесят лет.

И результат этого расчёта изменит всё.

Часть I: Возвращение к цепи

Глава 1: Призраки в свете нейтронных звезд

Сектор Тау, 2847 год Флагманский корабль «Рассвет Одиссея» Подход к периферии Цепи Предтеч

Командор Калеб Тайген стоял у панорамного обзорного окна флагманского мостика и смотрел на то, что убило его жену двадцать лет назад.

Цепь Предтеч простиралась перед ним во всём своём невозможном великолепии – ожерелье из трёхсот нейтронных звёзд, нанизанных на нити из стабилизированного звёздного вещества. Отсюда, с расстояния в пятьдесят световых лет, она казалась почти безобидной: россыпь мерцающих точек, соединённых тончайшими паутинками света. Но Калеб знал правду. Он помнил, как эта красота превращается в смерть.

Ему было сорок семь биологических лет и шестьдесят три хронологических – разница, накопившаяся за десятилетия релятивистских путешествий. Время странным образом обходилось с космическими странниками: пока он летел между звёздами со скоростью, близкой к световой, Вселенная старела быстрее него. Друзья детства давно умерли от старости. Мир, который он знал, изменился до неузнаваемости. Но шрам на левой стороне лица остался таким же, каким был в тот день на «Касторее» – тонкая белая линия от виска до скулы, напоминание о цене, которую он заплатил за знание.

За его спиной мостик «Рассвета Одиссея» гудел приглушённой активностью. Это был совсем другой корабль, чем «Касторея»: не скромное исследовательское судно, а флагман научно-военной экспедиции – семьсот метров бронированного корпуса, напичканного новейшими технологиями Конфедерации. Экипаж в триста двадцать человек, включая учёных, инженеров, морских пехотинцев и пилотов истребительной эскадрильи. Термоядерные реакторы мощностью в петаватты. Системы вооружения, способные расколоть астероид средних размеров.

И всё равно Калеб знал, что против Стражей Цепи этого недостаточно.

– Командор, – голос за спиной заставил его обернуться, – мы завершили выход из сверхсветового режима. Все системы в норме.

Капитан Хирш Накамура стоял у центрального тактического стола, его тёмные глаза внимательно изучали голографическую проекцию пространства вокруг корабля. Пятьдесят один год, ветеран десятков межзвёздных экспедиций, потомок марсианских колонистов в пятом поколении. Его лицо было испещрено мелкими морщинами – следы радиационного облучения, полученного в молодости на внешних рубежах Пояса Койпера. Накамура был из тех людей, которые видели космос не романтическим приключением, а работой – тяжёлой, опасной, часто смертельной.

– Спасибо, капитан, – Калеб отвернулся от обзорного окна и подошёл к тактическому столу. – Статус эскорта?

– Четыре фрегата поддержки на позициях. «Страж», «Копьё», «Немезида» и «Буря». Истребительное звено в состоянии готовности. Научные корабли «Горизонт» и «Открытие» следуют в кильватере.

Калеб кивнул, изучая расположение кораблей на проекции. Семь судов, включая флагман. Самая крупная экспедиция к Цепи за всю историю изучения. И всё равно он чувствовал себя муравьём, ползущим к подножию горы.

– Какова текущая дистанция до ближайшего узла? – спросил он.

– Сорок семь целых три десятых световых года до объекта, обозначенного как Узел-17, – ответил Накамура. – Это та самая нейтронная звезда, которую обнаружила «Касторея».

То самое место. Калеб почувствовал, как что-то сжимается в груди – знакомая боль, которая так и не утихла за двадцать лет.

– Понял, – сказал он ровным голосом. – Объявите общий сбор старших офицеров в конференц-зале через тридцать минут. Пора провести полный брифинг миссии.

Конференц-зал «Рассвета Одиссея» располагался в центральной части корабля, защищённой несколькими слоями брони и силовых полей. Овальный стол из полированного композитного материала мог вместить двадцать человек; сейчас за ним сидели двенадцать – командный состав экспедиции.

Калеб занял место во главе стола и обвёл взглядом собравшихся. Каждое лицо было ему знакомо – он лично отбирал этих людей из сотен кандидатов. Каждый из них был лучшим в своей области. И каждый знал, на что идёт.

Справа от него сидела доктор Лена Кастро, главный научный офицер экспедиции. Тридцать девять лет, специалист по ксеноархеологии и древним технологиям. Она изучала артефакты Предтеч последние пятнадцать лет своей жизни – от загадочных Врат Андромеды до монолитов-обсерваторий, найденных на семнадцати планетах галактики. Её тёмные волосы были собраны в аккуратный пучок, карие глаза смотрели с той смесью энтузиазма и сосредоточенности, которая отличала истинных учёных. Что-то в ней напоминало Калебу Элизу – не внешне, но той же страстью к познанию, той же готовностью рисковать ради истины.

Рядом с ней расположился профессор Элиас Теорем, специалист по искусственному интеллекту – эксцентричный гений шестидесяти семи биологических лет, хотя хронологически ему было уже за сто. Бо́льшую часть жизни он провёл в анабиозе между контрактами, просыпаясь лишь для решения самых сложных задач. Его седые волосы торчали в разные стороны, очки в старомодной оправе постоянно сползали на нос, а взгляд блуждал где-то в пространстве, словно он одновременно присутствовал здесь и решал какую-то невидимую другим задачу.

Слева от Калеба сидел капитан Накамура, а за ним – инженер-майор Кэй Окунде, главный инженер экспедиции. Сорок четыре года, родом с Титана – спутника Сатурна, где она выросла в подземных колониях, привыкнув к жизни в замкнутых пространствах и постоянной зависимости от технологий. У неё было спокойное, сосредоточенное лицо и руки с характерными мозолями инженера-практика. Окунде славилась тем, что могла починить практически всё – от неисправного кофейника до повреждённого термоядерного реактора.

Напротив инженера сидела лейтенант Иша Мадхани, офицер разведки. Двадцать восемь лет – самая молодая среди старших офицеров. Индийское происхождение, безупречная военная выправка, тёмные глаза, которые, казалось, видели больше, чем показывали. Её личное дело было образцовым: академия с отличием, три года службы в разведывательном управлении Конфедерации, участие в нескольких деликатных операциях на границах человеческого пространства. Идеальный офицер. Почти слишком идеальный, подумал Калеб, но отбросил эту мысль – паранойя была плохим советчиком.

Остальные места занимали главы подразделений: командир морских пехотинцев майор Вэнс, начальник медицинской службы доктор Чжоу, главный пилот коммандер Рихтер и другие. Все – профессионалы высшего класса, все – понимали серьёзность миссии.

– Благодарю за оперативный сбор, – начал Калеб, активируя голографический проектор в центре стола. Над столешницей развернулась трёхмерная карта сектора Тау, с Цепью Предтеч, сияющей в центре, словно драгоценное ожерелье на бархате космической тьмы. – Как вы знаете, мы находимся в пятидесяти световых годах от периферии структуры, известной как Цепь Предтеч. Для некоторых из вас это первое знакомство с объектом. Для меня… – он сделал паузу, – это возвращение.

Никто не произнёс ни слова, но Калеб почувствовал, как изменилась атмосфера в зале. Все знали его историю – она стала частью официальной документации по Цепи. Командор Тайген, единственный выживший с «Касторея». Человек, который потерял жену и сорок три члена экипажа при первом контакте с защитными системами мегаструктуры.

– Позвольте представить вам то, с чем мы имеем дело, – продолжил он, увеличивая изображение Цепи. – Триста нейтронных звёзд, соединённых материальными проводниками из стабилизированного нейтронного вещества. Общая протяжённость структуры – примерно шестьсот световых лет. Масса – около четырёхсот пятидесяти солнечных. Возраст – по последним оценкам, не менее одного миллиарда лет.

Он позволил цифрам повиснуть в воздухе. Масштаб был настолько невообразимым, что человеческий разум отказывался его воспринимать. Миллиард лет. Когда Цепь была создана, на Земле не существовало даже простейших многоклеточных организмов.

– Структура активна, – продолжал Калеб. – Между узлами постоянно передаются модуляции гравитационных волн – по всей видимости, информация. Научное сообщество пришло к консенсусу, что Цепь является вычислительным устройством невообразимой мощности. Нейтронные звёзды служат процессорами, проводники – каналами связи. Вся система работает как единый компьютер, решающий какую-то задачу уже миллиард лет.

– Какую задачу? – спросила доктор Кастро, подавшись вперёд.

– Неизвестно. И это одна из главных целей нашей экспедиции – выяснить.

Калеб переключил изображение, показав увеличенный вид одного из узлов. Нейтронная звезда сияла голубоватым светом, окружённая завихрениями раскалённого газа. От неё в обе стороны тянулись проводники – материальные нити толщиной в сотни метров, уходящие в бесконечность.

– Вторая проблема – защита. Структура охраняется автономными системами, которые мы называем Стражами. – На экране появилось размытое изображение, восстановленное из последней передачи зонда «Меркурий-7» двадцать лет назад. Угловатые металлические конструкции, похожие на хищных насекомых. – Это единственное чёткое изображение, которое у нас есть. За последние двадцать лет было потеряно более сорока беспилотных зондов – каждый, кто приближался к узлам ближе чем на два миллиона километров, уничтожался в течение секунд.

– Каковы возможности этих… Стражей? – спросил майор Вэнс, командир морпехов. Крупный мужчина с бритой головой и шрамами на руках – следы близких столкновений, которые не смогла полностью убрать регенеративная терапия.

– Мы не знаем пределов их возможностей, – честно ответил Калеб. – Но могу сказать, что они двигаются с ускорениями, невозможными для известных нам технологий. Их оружие способно пробивать корпуса кораблей, не оставляя следов снарядов – возможно, это кинетическое оружие релятивистских скоростей или что-то более экзотическое. И их много. По нашим оценкам, в магнитосфере каждой нейтронной звезды находятся миллионы боевых единиц.

Тишина повисла над столом. Калеб видел, как осознание масштаба угрозы отражается на лицах офицеров.

– Триста узлов, – медленно произнёс профессор Теорем, поправляя очки. Его голос был рассеянным, словно он говорил сам с собой. – Миллионы стражей на каждом узле. Это… это порядка сотен миллиардов боевых единиц. Возможно, триллион.

– Да, – подтвердил Калеб. – И судя по всему, система способна к самовоспроизводству. Стражи используют материал нейтронных звёзд для создания копий себя. Они существуют и функционируют уже миллиард лет без какого-либо внешнего обслуживания.

– Тогда какого чёрта мы здесь делаем? – буркнул майор Вэнс. – Простите, командор, но если там триллион этих тварей…

– Мы здесь, майор, потому что через пятьдесят лет вычисление Цепи завершится.

Все взгляды устремились на Калеба.

– Семь лет назад, – продолжил он, – анализ модуляций гравитационных волн позволил установить, что интенсивность вычислительных процессов в Цепи постоянно возрастает. Математическая экстраполяция показывает: расчёт достигнет завершения примерно через пятьдесят лет – в 2897 году по земному летоисчислению.

– И что тогда произойдёт? – спросила лейтенант Мадхани. Её голос был спокоен, профессионален, но Калеб уловил в нём нотку чего-то – интереса? Тревоги?

– Неизвестно. Но теоретические модели предполагают, что результат вычисления будет иметь физический эффект. Цепь способна генерировать гравитационные волны такой мощности, что они могут изменять саму ткань пространства-времени. Момент Завершения – так мы его называем – может вызвать… что угодно. Трансформацию региона пространства. Создание искусственной сингулярности. Открытие портала. Или…

– Или уничтожение всего живого в радиусе тысяч световых лет, – закончила доктор Кастро негромко.

– Да, – кивнул Калеб. – Или это.

Он выключил голографическую проекцию и обвёл взглядом собравшихся.

– Наша миссия проста в формулировке и чрезвычайно сложна в исполнении. Мы должны изучить Цепь, понять её назначение и определить, представляет ли Завершение угрозу для человечества и других разумных видов галактики. У нас есть примерно год субъективного времени – из-за временной дилатации вблизи нейтронных звёзд это соответствует нескольким годам объективного времени. После этого нам придётся вернуться с результатами.

– А если окажется, что Цепь – угроза? – спросил капитан Накамура. – Что тогда?

Калеб помедлил с ответом. Это был вопрос, который он задавал себе каждую ночь.

– Тогда мы должны найти способ её остановить.

После брифинга офицеры разошлись по своим постам, но Калеб задержал доктора Кастро.

– Лена, – сказал он, когда они остались одни в конференц-зале, – мне нужно ваше честное мнение.

Она подняла бровь:

– О чём именно, командор?

– Обо всём этом. – Он сделал жест, охватывающий и голографический стол, и корабль, и пространство за его стенами. – Вы изучали Предтеч дольше, чем большинство людей на этом корабле. Что вы думаете о наших шансах?

Кастро помолчала, обдумывая вопрос. Калеб ценил это качество – она никогда не отвечала, не взвесив слова.

– Честно? Я думаю, что мы как муравьи, пытающиеся понять смысл небоскрёба. Цепь создана существами, которые манипулировали звёздами как строительным материалом. Их технологии превосходят наши на… – она покачала головой, – я даже не могу подобрать сравнения. На миллионы лет развития? На миллиарды?

– Но вы всё равно здесь.

– Да, – она улыбнулась, и эта улыбка неожиданно осветила её лицо. – Потому что именно этим и занимается наука – попытками понять непонятное. Древние люди смотрели на звёзды и считали их огнями богов. Потом мы поняли, что это термоядерные реакторы. Потом – научились летать к ним. Кто знает, что мы поймём, изучив Цепь?

Калеб кивнул. Этот оптимизм был одной из причин, по которым он выбрал её главным научным офицером.

– Есть ещё кое-что, – сказал он, понизив голос. – Кое-что, о чём я не говорил на брифинге.

Кастро нахмурилась:

– Командор?

– За час до выхода из сверхсвета я получил зашифрованное сообщение от командования. Приоритет альфа, только для моих глаз.

Он активировал личный коммуникатор и вывел голограмму. Над его ладонью появилось лицо адмирала Горана Вестерфельда – командующего Флотом Конфедерации в секторе Тау. Суровое лицо с тяжёлой челюстью, холодные серые глаза.

– Командор Тайген, – заговорила голограмма записанным голосом, – настоящее сообщение дополняет ваши официальные приказы. Совет Безопасности Конфедерации рассмотрел все имеющиеся данные о Цепи Предтеч и пришёл к заключению, что структура представляет потенциальную экзистенциальную угрозу для человечества. Ваша первичная миссия остаётся неизменной – изучение объекта. Однако вторичной целью экспедиции является оценка возможности нейтрализации Цепи. Проще говоря, командор, нам нужно знать, можно ли её уничтожить. И если да – как.

Голограмма погасла.

Кастро смотрела на Калеба широко раскрытыми глазами.

– Они хотят… уничтожить Цепь?

– Они хотят иметь такую возможность, – поправил Калеб. – На всякий случай.

– Но это же… – она запнулась, подбирая слова, – это величайший артефакт в истории! Единственное доказательство существования развитой инопланетной цивилизации! Если мы уничтожим его, не поняв…

– Я знаю, – перебил Калеб. – Поверьте, я знаю.

Он подошёл к обзорному окну, за которым мерцала далёкая Цепь.

– Двадцать лет назад моя жена погибла, изучая эту структуру. Она верила, что Цепь – ключ к пониманию нашего места во Вселенной. Что знания, которые мы можем получить, стоят любого риска. – Он помолчал. – Я до сих пор не знаю, была ли она права.

Кастро подошла и встала рядом с ним.

– А что думаете вы, командор?

Калеб долго смотрел на звёзды, прежде чем ответить.

– Я думаю, что мы должны узнать правду. Какой бы она ни была. И уже потом решать, что с ней делать.

Он повернулся к ней.

– Доктор Кастро, я рассказал вам об этом сообщении, потому что доверяю вашему суждению. Но я прошу вас держать эту информацию в секрете – по крайней мере, пока. Экипажу не нужно знать, что командование рассматривает вариант уничтожения. Это может… повлиять на объективность исследований.

Кастро медленно кивнула.

– Я понимаю, командор. И… спасибо за доверие.

– Называйте меня Калеб, – неожиданно сказал он. – По крайней мере, когда мы одни. У меня предчувствие, что нам предстоит провести много времени вместе.

Лёгкая улыбка тронула её губы.

– Хорошо… Калеб.

Каюта командора располагалась на верхней палубе «Рассвета Одиссея» – просторное по корабельным меркам помещение с отдельным санузлом, рабочим кабинетом и панорамным иллюминатором. Калеб вошёл, чувствуя тяжесть прошедшего дня в каждой мышце.

Он снял форменный китель и бросил его на спинку кресла, оставшись в нательной рубашке. Подошёл к иллюминатору. Отсюда Цепь была видна невооружённым глазом – цепочка крошечных огоньков, едва различимых среди других звёзд. Но Калеб знал, что каждый из этих огоньков – нейтронная звезда, сверхплотный объект, способный разорвать корабль приливными силами.

Он положил ладонь на холодное стекло.

– Я вернулся, Элиза, – прошептал он в пустоту каюты. – Двадцать лет понадобилось, но я вернулся.

Тишина была ему ответом. Конечно, тишина. Элиза погибла двадцать лет назад, и никакие слова не могли её вернуть.

Калеб закрыл глаза и позволил воспоминаниям захлестнуть его. Последний взгляд через иллюминатор спасательной капсулы. Её лицо – спокойное, решительное. Её губы, шепчущие слова, которых он не услышал.

«Сделай это правильно».

Он до сих пор не знал, что она имела в виду. Понять Цепь? Защитить человечество? Отомстить за её смерть? Или просто – жить дальше, не позволяя прошлому уничтожить будущее?

Все эти годы он искал ответ. Командовал грузовыми рейсами на задворках космоса, патрулировал границы, выполнял задания, которые никто больше не хотел брать. И всё это время следил за исследованиями Цепи, изучал каждый отчёт, каждую научную статью, каждый обрывок информации. Готовился.

Когда Конфедерация объявила о формировании большой экспедиции к Цепи, он подал рапорт первым. Его кандидатуру рассматривали месяц – взвешивали риски психологической нестабильности против уникального опыта. В конце концов решили, что опыт перевешивает.

Калеб открыл глаза и посмотрел на своё отражение в тёмном стекле. Постаревший человек с усталым лицом и шрамом, напоминающим о прошлом. Кто он теперь? Учёный, ищущий истину? Солдат, готовый уничтожить угрозу? Вдовец, одержимый памятью о погибшей жене?

Всё вместе, наверное. И ни одно из этого не было главным.

Главным было – узнать правду. Узнать, для чего существует Цепь. Узнать, что произойдёт через пятьдесят лет.

И тогда – действовать.

Он отошёл от иллюминатора и сел за рабочий стол. На голографическом экране мигало уведомление о входящем сообщении – личное, не служебное. Калеб активировал его и увидел лицо молодой женщины, которую не знал.

– Командор Тайген, – заговорила она, – меня зовут Сара Чен. Я внучка лейтенанта Маркуса Чена, который служил на «Касторее».

Калеб замер. Чен. Молодой офицер связи, который первым доложил о приближении к аномалии. Который погиб вместе с остальными сорока тремя.

– Я знаю, что вы возвращаетесь к Цепи, – продолжала женщина. Её голос был ровным, но в глазах стояли непролитые слёзы. – Мой дед… он всегда мечтал о великих открытиях. Он говорил, что настоящий исследователь не боится рисковать. – Она сглотнула. – Я просто хотела сказать… найдите то, за что он погиб. Найдите правду. И… удачи вам, командор.

Сообщение закончилось.

Калеб долго сидел неподвижно, глядя на погасший экран. Потом медленно выдохнул и закрыл глаза.

Сорок три человека. Сорок три имени, которые он помнил наизусть. Сорок три семьи, которые потеряли близких в тот день.

Он был им должен.

Всем им.

На следующее утро – если можно было назвать утром шестичасовую отметку корабельного времени – Калеб спустился в научный отсек. Огромное помещение занимало три палубы и было заполнено оборудованием, о назначении которого он мог только догадываться: сканеры, анализаторы, вычислительные модули, голографические проекторы. Десятки учёных работали за своими станциями, погружённые в данные, уравнения, модели.