Читать книгу: «Меня укутай в ночь и тень», страница 4

Кухарка нахмурилась.

– Этот-то вопрос посложнее будет, мастер Дамиан. Все лондонские-то ведуны измельчали, они и зелья приворотного не сварят. Но я разыщу для вас пару человек, только дайте мне время. А знаете что, сэр? Загляните-ка вы к старому Соломону. У него обувная лавочка, а в его башмаках, так сказать, много кто ходит. Он человек дурной, черный, но зато немало сплетен знает.

Кивнув, Дамиан оставил кухню, поднялся наверх и заглянул в библиотеку. Франк так и заснул над столом, положив скрещенные руки и голову поверх целой кипы книг. Дамиан укрыл его плечи сюртуком, взял первую попавшуюся книгу и вышел.

Элинор, когда он заглянул к ней, спала безмятежно, обняв подушку, словно дитя. Дамиан коснулся ее щеки и сразу же отдернул руку. Тем не менее идти в свою комнату не хотелось. Дамиан отодвинул кресло и столик с лампой так, чтобы свет не мешал Элинор, сел и раскрыл книгу.

«19 мая 1818, поместье Драун-Энд.

Человек, который стоит напротив меня, должен быть мертв уже восемь лет, покоиться в недрах испанских гор. Я сам оплакал его мертвое тело. Я смотрю на него, опешив, пораженный. «Добрый день тебе, Джошуа», – говорит мне Барнабас. «Привет, Барнс», – говорю я, осознав, как скучал по самому верному своему другу все эти годы…»

Глава пятая

Лаура шла самыми темными и жуткими улицами, то оказываясь в лунном свете, то исчезая в кромешной тьме. Грегори следовал за ней быстро, иногда переходил на бег, но никак не удавалось ему догнать Лауру, которая, кажется, никуда не спешила. Она то таяла в тумане, то появлялась вновь, выныривая из тьмы. Лунный свет сиял на шелке ее платья, на алмазных украшениях в волосах.

Грегори почувствовал в какой-то момент запах речной тины, услышал плеск воды. Потом раздалось тревожное низкое гудение, и из тумана проступили очертания речного порта. Лаура ловко лавировала между ящиками, потом нырнула в узкий проход, полускрытый парусиной. Грегори прибавил шаг.

Тело его болело. Сперва это была приятная боль, оставленная занятиями любовью, но теперь он продрог и начал прихрамывать. Лаура вырвалась далеко вперед. Она словно догадалась о погоне и теперь вела его самыми сложными кружными путями, в темноте. Грегори споткнулся, сделал еще несколько шагов, упал на одно колено.

Впереди послышались крики. Грегори это придало сил, он всегда был по натуре защитником, а крик звучал отчаянно, полный боли и страха. Грегори вскочил и побежал на голос. Впереди в неверном свете разгорающегося дня мелькнуло платье Лауры, то и дело сливающееся с туманом, который солнце пока не могло разогнать. Крик повторился, и теперь Грегори расслышал слова: «Нет! Нет! Спасите!» Голос был женский.

Грегори выскочил из лабиринта ящиков на открытое пространство и первым делом увидел Лауру. Ее любимое белое платье было испятнано кровью. У ног ее лежало то, что Грегори сперва принял за кучу мусора. Потом куча эта шевельнулась и попыталась отползти.

– Стой! – крикнул Грегори, и не зная, кого же останавливает, жену или ее жертву. Лаура обернулась. С кинжала, зажатого в ее руке, капала на землю кровь. Безумие во взгляде придавало ей еще большее сходство с леди Макбет и некоторую жутковатую театральность всей развернувшейся сцене. Лаура обожгла этим страшным взглядом Грегори, медленно вложила кинжал в корсаж, точно в ложбинку между грудями, словно в ножны, и скрылась в темноте. Грегори не знал, бежать ли за ней или прийти на помощь ее жертве. Протяжный стон помог ему определиться. Грегори опустился на колени возле девушки, совсем молоденькой. Ей было, наверное, не больше шестнадцати. Грегори протянул руку. Девушка отшатнулась, потом вскочила на ноги и побежала в туман. Грегори вновь бросился в погоню.

* * *

Лавка старого Соломона была из тех, которые практически невозможно отыскать специально, зато наткнуться случайно – запросто. Она не имела постоянного адреса и будто бы бродила по городу, выбирая себе подвал потемнее и посырее. И в том почти не было особого колдовства, во всяком случае, Дамиан его не чувствовал. Скорее возникала нелепая, даже абсурдная мысль, что лавка эта живая, обладающая собственным разумом.

Дамиан нашел ее спустя час блужданий по темному, туманом окутанному городу, когда начал уже терять терпение. Остановился, чтобы перевести дух, прислонился к влажной решетке палисада, опустил взгляд и увидел перекошенную, потемневшую от влаги и времени вывеску. Надпись разобрать было невозможно, но форма – башмак с лихо закрученным носом – явно указывала, что перед Дамианом лавка сапожника. Вниз вела крутая лестница в дюжину ступеней, возле двери клубился туман, точно дожидающаяся, пока ее пустят, косматая собака.

Спустившись, Дамиан толкнул дверь и шагнул в пахнущее одновременно пылью и плесенью помещение. Внутри было темно, единственная лампа на прилавке не давала достаточно света. Шаг, другой, и Дамиан запнулся о низкий стульчик и едва не упал. Чертыхнулся. Позвал:

– Есть тут кто?

Заскрипели половицы под тяжелыми шагами, отворилась дверь в дальнем конце. Выглядело это жутковато: темнота вдруг сгустилась, задвигалась, а после рассеялась. Точно живая.

– Ах, у меня таки гости! А шо в такой поздний час?

«Да шо вы говорите!» – мрачно подумал Дамиан, разглядывая «старого Соломона».

Это существо прикидывалось евреем – в городе хватало и сапожников, и старьевщиков, принадлежащих к этому племени. Немало было и магов, знатоков каббалы и иных древних секретов. Но несмотря на одежду и характерный выговор, это создание не принадлежало к иудеям. Дамиан не стал бы утверждать, что перед ним вообще – человек. Если бы гоблины из сказок существовали, подумалось, выглядели бы они вот точно так.

– Шо вам таки надо, молодой человек? – пропел старый Соломон, наваливаясь на прилавок. Его маленькие черные глазки оглядели Дамиана с головы до ног, подмечая малейшие детали. – На вас, я так скажу, чудесные штиблеты. Вам не нужна помощь старого Соломона.

– Да, – кивнул Дамиан. – Обувать меня не потребуется. Я ищу ведьму или колдуна, торгующих амулетами, скрывающими суть.

Старый Соломон моргнул. Это должно было выглядеть как немое недоумение, но больно злой и цепкий взгляд был у этого человечка.

– Не делайте вид, что не понимаете, о чем идет речь, господин Соломон. Кто сейчас делает в Лондоне амулеты и чары, способные спрятать суть и обойти защиту старого рода?

– О таких людях, молодой человек, вслух не говорят, – совершенно иным тоном сказал старый Соломон.

– Как и о Гамильтонах, но вы ведь о нас слышали, верно?

Старик вышел из-за прилавка, просеменил через зал и подошел почти вплотную. Дамиан ожидал уловить запах старости, несвежего тела, табака, пота – хоть чего-то. Запаха не было вовсе.

– Я о вас слышал, – сказал Соломон после паузы и шагнул назад.

– В дом моего брата пробралось… нечто. А чудовище прикинулось, и успешно, обыкновенной женщиной. Кто из лондонских магов мог провернуть такое?

Соломон покачал головой.

– Никто.

– Я заплачу за информацию.

Старик прошаркал назад, облокотился на стойку и сдвинул лампу так, что на стену легла его огромная жуткая тень. Должно ли это было напугать или хотя бы встревожить Дамиана?

– Я хорошо заплачу.

– Сколько бы вы ни платили, юноша, а ответ будет один: никто. Я с вашим семейством дел не имел, да и не стал бы сроду. Но даже я знаю, как опасно Гамильтонам переходить дорогу. Из-за родовой защиты и из-за…

Соломон осекся.

– Из-за чего?

– Ищете чернокнижников, молодой человек, так покопайтесь в своей родословной, – резко ответил старик. – Много отыщется интересного.

– Но…

– Никто из колдунов или ведьм не станет вредить Гамильтонам, это точно. А иные силы, помогущественнее… Что ж, о них я ничего не знаю. Мое дело маленькое: башмаки тачать.

И, ясно давая понять, что разговор окончен, старый Соломон скрылся за дверью.

* * *

Ты действительно этого хочешь? – спросил тихий, смутно знакомый голос. – Это опасно, девочка моя.

«Чего я хочу?» – подумала Элинор, барахтаясь во тьме. В голове ее пульсировало и стучало, и в конце концов именно стук разбудил ее. Элинор пошевелилась и медленно села. Зря она не разделась вчера. Корсета на ней не было, но туго зашнурованный корсаж платья давил на грудь. Элинор распустила шнуровку и сделала глубокий вдох.

Стук продолжался. Элинор встала, подошла к окну и отодвинула штору. Уже рассвело, но было еще очень рано. Стук все не умолкал, и Элинор убедилась, что ей это не приснилось. Приведя в порядок одежду, Элинор взяла лампу и спустилась вниз. Дверь она открыла с непростительной беспечностью. Грегори Гамильтон, отодвинув ее в сторону, шагнул в дом. На мгновение Элинор показалось, что он пришел не один. Не без труда ей удалось убедить себя, что теснящиеся у порога тени ей просто померещились. От мистера Гамильтона сладко пахло женскими духами. Мысль о том, что он провел эту ночь с любовницей, показалась Элинор отвратительной. И не то чтобы она испытывала ревность. Но в мысли, что у мистера Гамильтона есть любовница, было что-то противоестественное. Или же дело было в том, что Элинор подозревала – Грегори Гамильтон ночью навещал Дженет Шарп?

– Где мой брат? – резко спросил мистер Гамильтон.

– В своей комнате, полагаю. Боже, у вас кровь!

– Кровь не моя, – грубо отозвался старший Гамильтон, едва взглянув на ржавые пятна на рукавах и несвежих манжетах. – Где мой брат?

– Я здесь, – отозвался Дамиан с вершины лестницы. – Незачем тебе кричать на Элинор. Что такое стряслось, что я срочно тебе понадобился?

– Я видел Лауру!

Дамиан спустился в холл и, оглядев брата, мученически вздохнул.

– Тебя отвела к ней Зеленая фея ¹?

– Что за глупости?! – взорвался Грегори Гамильтон.

Он был на взводе, и таким Элинор начала бояться его, хотя совсем недавно еще ей казалось, что мистер Гамильтон никому не способен причинить вреда.

– От тебя пахнет опиумом и абсентом, – нахмурился Дамиан. – Не слушай его, Линор. Феи не нашептывают людям ничего хорошего. Тем более – эта.

Элинор посмотрела на Грегори Гамильтона с опаской. «Не слушай, что он говорит», – произнес в ее голове смутно знакомый голос. Элинор быстро пересекла комнату, сожалея, что не взяла свою шаль, и вложила дрожащие пальцы в ладонь Дамиана.

– Идем, брат. Тебе нужно выпить кофе, это прочистит твой ум. Как вам спалось, прекрасная Линор?

– Сносно, – решила Элинор. Присутствие Дамиана успокаивало ее и придавало сил. Сегодня вся она была на нервах, словно отголоски сна тревожили ее. Подробности Элинор не помнила, но знала, что и во снах, словно наяву, была в большой опасности.

В гостиной мистер Гамильтон сел и принялся кружевной декоративной салфеткой стирать с рук кровь. Прежде ему отнюдь не была свойственна подобная неряшливость. Весь он был какой-то незнакомый, чужой, странный. Дамиана это, должно быть, тоже тревожило: усадив Элинор в кресло, он встал у нее за спиной, касаясь плеча кончиками пальцев. Это прикосновение вселяло в нее уверенность.

– Так где же ты видел Лауру, братец? – спросил Дамиан.

– Не знаю. Где-то в трущобах. Я потерял ее в доках. А где впервые встретил… туман был.

– И что же Лаура делала в доках?

– Собиралась убить девчонку-ирландку. Проститутку, я так думаю. Была вся в крови, с кинжалом в руке.

– «Да неужели эти руки никогда не станут чистыми?» ² – зловеще процитировал Дамиан.

Элинор попыталась представить Лауру Гамильтон, всегда элегантную и дорого, модно одетую, в доках, в окровавленном платье и с кинжалом в руке. Словно она – леди Макбет. Это была, должно быть, очень плохо поставленная пьеса, потому что, сколько Элинор ни силилась вообразить, миссис Гамильтон не шла столь зловещая и сильная роль.

– Убийство проститутки, – задумчиво проговорил Дамиан. – Что еще ты узнал?

– Дженет рассказала о тех, кто может видеть призраков. О шептунах.

Элинор вздрогнула. Призраки. Тени, сопровождающие людей дурных. Видения из ее детства. Шептуны. В самом этом слове было что-то дурное. В его шелесте слышалась угроза.

Дамиан же оставался уверен и безмятежен.

– Шептуны? Ты о тех сказках, которыми нас потчевали в детстве нянюшки? Также нам, как мне помнится, рассказывали о Пожирателе теней, и о хобгоблине, и о русалках.

– Да, шептуны. Восставшие с того света мертвецы, – кивнул мистер Гамильтон, бросив на Элинор холодный недобрый взгляд. – Люди, близко знающиеся со смертью.

– Мой портрет! – рассмеялся Дамиан.

Элинор почему-то не сомневалась, что речь идет о ней. Грегори Гамильтон по-прежнему подозревал ее, и встреча с Дженет Шарп подлила масла в огонь.

– Барнабас Леру, – тщательно выговорил Грегори Гамильтон вычурное, сошедшее со страниц бульварного романа имя. – Призраки, с которыми знался он, помогли избавиться от некстати забеременевшей горничной.

– Барнабас… – задумчиво проговорил Дамиан, разглядывая брата. Кажется, имя это было ему знакомо. – Иди спать, братец. Мы поговорим, когда ты будешь чуть меньше возбужден. А мы с вами, прекрасная Линор, выпьем кофе. Добрейшая Мод отменно варит его. Идемте?

Элинор позволила увести себя из гостиной, но в коридоре вытащила руку из пальцев Дамиана.

– Он прав.

– Нет, – покачал головой Дамиан.

– Ваш брат прав, Дамиан. Я могу или, по крайней мере, могла говорить с мертвыми. Я опасна.

– Нет, Элинор. – Дамиан снова взял ее за руку. – Я не верю той ерунде, которую он наговорил. Я достаточно времени провел среди людей знающих, и никто из них с шептунами как-то не сталкивался. Только побасенки ходят о том, как пятый внук чьего-нибудь кузена однажды с шептуном столкнулся. Обычная сказочка, научающая детишек правильному поведению. Красная Шапочка учит нас не разговаривать с незнакомыми волками. Шептун – не оскорблять сильного колдуна. Вот и все. Да и к тому же… Допустим, шептуны эти существуют, даже допустим – ты одна из них. Каков же твой зловещий план? Ты решила извести хозяйку и наследника, прибрать нашего лорда Грегори к рукам и зажить с ним долго и счастливо? Нет?

Элинор покачала головой.

– Я так и подумал. Остается надеяться, что и Грегори начнет думать головой, а не… – Дамиан осекся.

– Но имя Барнабас вам, очевидно, знакомо, – тихо заметила Элинор.

– «Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, что значит – сын утешения» ³, – спокойно процитировал Дамиан.

– Не пытайтесь запутать меня стихами из Библии! – нахмурилась Элинор. – Мой отец был викарием, я тоже много что могу нацитировать!

– Хорошо, хорошо, – негромко рассмеялся Дамиан. – Я встретил это имя буквально вчера вечером в дневнике своего двоюродного деда. Но я пока еще ни в чем не уверен и не хочу делать поспешные выводы. Потерпите, прекрасная Линор. Что же касается Грегори… Дженет, конечно, старая моя подруга, но едва ли стоит обольщаться на ее счет. Ведьмы всегда действуют для своей выгоды и ради власти… В том числе и рассказывают доверчивым мужчинам небылицы. Так что оставим Грегори и его нелепую влюбленность. Хотите вы, прекрасная Линор, узнать, что на самом деле произошло в школе? Мод, наша незаменимая миссис Брик, обещала позвать на чай самых осведомленных в этом вопросе людей.

– Королевскую полицию? – хмыкнула Элинор.

– Школьных поварих.

Элинор не смогла сдержать улыбку. А потом подумала: ведь они, должно быть, и в самом деле знают обо всем, что творится в доме ли, в школе. Именно на кухню стекаются все сплетни. А еще она сообразила, что, зная в общих чертах всю прислугу колледжа Святой Маргариты, кухарок не видела ни разу.

– Да, – сказала Элинор. – Я с удовольствием поговорю с ними.

* * *

Послание Дженет Дамиан составил сам. Здесь не было нужды чиниться и сохранять изысканную красоту почерка. К тому же он был зол. Знакомя Дженет с братом, он и не предполагал, что та возьмется дурманить Грегори. Возмущенное письмо заняло десяток строк и один бог знает сколько времени. И все же это было нечто личное, что Дамиан не мог доверить другим, пока во всем не разберется. Запечатав послание, он пошел искать Франка.

Мальчик нашелся в библиотеке. Он по-прежнему распаковывал книги, а на единственном свободном столе стоял поднос с завтраком, к которому Франк едва притронулся. Дамиан неодобрительно поцокал языком. Мальчик начал перенимать худшие из привычек своего наставника.

– Бери перо, малыш, нужно составить послание.

Франк потянулся за коробкой с письменными принадлежностями, бросил взгляд на Дамиана и неодобрительно покачал головой:

– Вам нужно отдохнуть, Maitre.

– И ты туда же! У меня нет на это времени. Пиши.

Франк вздохнул – и это у него вышло неодобрительно – и обмакнул перо в чернильницу.

– «Сайласу Родни…»

– Кто это? – спросил Франк. Его всегда отличало здоровое детское любопытство, и обычно Дамиан это только поощрял, но не сейчас.

– Тебе это пока знать не нужно. Пиши. «Сайласу Родни. Сэр, сообщите мне все о смертях проституток в трущобах Лондона и о неподходящих людях, которые там появляются. В особенности о богатых дамах, спускающихся на дно, чтобы пощекотать себе нервы. Вознаграждение последует. Дамиан Гамильтон».

– Кто этот Сайлас Родни? – нахмурился Франк.

– Крыса, мальчик мой, большая жирная крыса. Давай сюда.

Дамиан прочитал аккуратные строки, выведенные безупречным почерком. Писал Франк без ошибок и лишь изредка задумывался над словами, предательски похожими на родные французские.

– Отлично. – Дамиан запечатал письмо и добавил к первому. – Сам ты не хочешь отдохнуть?

– Я не устал, Maitre. – Франк потянулся за стопкой книг. Дамиан легко ударил его по руке.

– А я говорю – отдохнуть. Составь сегодня компанию прекрасной Линор. А у меня еще есть несколько дел.

Франк вздохнул, кивнул покорно и поплелся следом за Дамианом в нижнюю гостиную, где Элинор замерла возле камина, согревая бледные ладони. На столике стояла нетронутая чашка чая. Еще одна упрямица! Шторы были раздернуты, солнечный свет заливал гостиную, яркий, вызывающий резь в глазах, но Элинор между тем Дамиан видел необычайно отчетливо: ее сапфирово-синее платье, чей цвет позволяет позабыть о скучном пуританском покрое; желтая шаль. Ее каштановые волосы отливали, как всегда на солнце, медью и золотом. Дамиан представил себе Элинор одетой во что-то светлое и изящное, больше соответствующее ее красоте, которую молодая женщина упрямо не замечала. Что-то белое, цветочное, благоухающее лавандой и медом, летним лугом, залитым солнцем.

Дамиан тряхнул головой, отгоняя наваждение. Никогда прежде ни одна женщина не привлекала его внимание, а сейчас мысли то и дело возвращались к Элинор Кармайкл. Дамиан понимал, что рано или поздно это случится, но предпочел бы увлечься какой-нибудь легкомысленной француженкой; это помогло бы избежать стыда и сожалений.

– Maitre!

Дамиан посмотрел на полоску света, подобравшуюся к мыскам его туфель.

– Развлекайтесь, милый. Это приказ, – сказал Дамиан, поцеловав юношу в макушку, и скрылся в глубине дома.

Служанки пили чай на кухне. Увидев Дамиана, обе горничные вскочили и поклонились, и Маргарет все еще пыталась держаться в стороне. Невозмутимой оставалась только Мод, с достоинством кивнувшая на приветствие.

– Дамы прибудут к пятичасовому чаю, сэр.

– Отлично. Приготовь, что пожелаешь, не отказывайте себе в удовольствиях. А вот вы двое мне сейчас нужны.

Горничные вновь поклонились. Дамиану подобное поведение всегда казалось раздражающим.

– Алессандра, эти письма должны быть доставлены немедленно. И следи за кошельком, у Сайласа слишком ловкие пальчики. А с тобой, Пегги, мы осмотрим дом. Хочу знать, что, кроме недоверия и небылиц, принес сейчас Грегори.

– Я приготовлю фонарь, сэр. – Пегги присела в реверансе. – Дайте мне пару минут.

* * *

Все тело его горело в огне, и, к немалому стыду Грегори, боль постепенно концентрировалась внизу живота. Не боль уже – похоть. Никогда прежде Грегори не испытывал желания подобной силы. Он жаждал прикоснуться к прохладной коже, сжать руками пышные груди, едва помещающиеся в его ладонях. Нимфа, которую он страстно хотел, ускользала, ее заливистый смех звучал в ушах, и невозможность догнать ее исторгала стон из груди. Желание было сильным, долгим и мучительным. И избавиться от этой боли можно было только одним способом. Грегори звал Дженет, жаждая ее одну, ее тело и, возможно, ее душу. Но из горла вырывались совсем иные звуки. Имя, в которое они складывались, пугало Грегори. Он снова кричал с мольбой: «Дженни! Дженни!» – и снова звучало чужое и отчего-то страшное имя. И снова Грегори стонал, и рыдал, и кричал.

– ПРЕКРАТИ!

Громовой окрик заставил его содрогнуться. Да что он? Кажется, небо и земля задрожали при звуках этого голоса. И будто бы серой запахло. Голос был низкий, вибрирующий и столь явно нечеловеческий, что возбуждение постепенно сошло на нет, уступив страху. А потом Грегори ощутил прикосновение ко лбу, полное нежности. Оно очистило Грегори, дало ему облегчение, было словно прикосновение прохладной родниковой воды. Грегори теперь плыл в темноте, подхваченный быстрым потоком.

– Оставь его, – велел все тот же голос, звучащий горным обвалом вдалеке. – Он сам вершит свою судьбу.

Грегори стало страшно. Слова эти прозвучали зловеще, и судьба привиделась как нечто темное и неотвратимое. А потом он ощутил нежное дыхание у самого своего уха, пахнущее мхом, и студеным ручьем, и верещатником.

– Услышь хоть сейчас голос Ровайн, вдовы Лаклана Гамильтона. Держи дверь закрытой, не позволь ей распахнуться. Так будет лучше для всех. Для нас. Для них. Для самой двери. Иначе – гибель грозит всем. Гибель на пороге! Не прельщайся, не обольщайся, не дай обмануть себя. Радость опасна. Не входи! Слушай, что говорит тебе мертвое дитя!

 
Слушай, что говорит тебе мертвое дитя.
Слушай, что говорит тебе мертвое дитя.
Слушай, что говорит тебе мертвое дитя.
Слушай…
 

Грегори открыл глаза. Пробуждение было слишком резким, и он не сразу сообразил, где находится. Это его спальня в старом доме. Он рано покинул детскую, оставил ее в распоряжении Дамиана. Сейчас уже Грегори не мог вспомнить, обижался ли на брата или, наоборот, гордился возможностью проявить самостоятельность.

В детской всегда пахло болезнью.

Грегори сел. Голова раскалывалась. В памяти медленно всплыл не сам сон, а странное ощущение, которое он оставил. Страх, даже ужас, опустошенность и вместе с тем – предвкушение. А еще – имя: Ровайн, вдова Лаклана Гамильтона. Где-то он уже слышал это имя. Грегори поднялся.

В библиотеке должны были храниться книги, описи, списки членов семьи Гамильтон, их полные событий жизни. Их мать в каждом доме возводила алтарь семьи Гамильтон, о ее же собственной родне ничего известно не было. Грегори сообразил, что никогда не слышал ее девичью фамилию и не видел родню с материнской стороны. Теперь это показалось Грегори странным.

Он спустился по лестнице, прошел недлинным коридором и замер возле двери в библиотеку.

Зачем он шел сюда? За какой-то книгой, очевидно. Но у него эта книга напрочь вылетела из головы.