Читать книгу: «Никто не хотел уступать», страница 2

– Все, пусти меня, я пойду домой.

– Галь, ну что торопишься то?

– Дима, меня там Витюша перед телевизором ждет.

Дима помог мне встать, и я пошла в ванную, не столько для того, чтобы смыть следы любви, сколько для того, чтобы охладить красное лицо. Только зря я это делала. Дима в это время застилал постель. Бельем из антресоли.

Когда я вышла из ванной, готовая к расставанию, посреди коридора, загородив путь к двери, стоял Дима.

– Гал, я постелил белье. В антресолях взял, как сказали

– Нет, Дима, можешь переночевать здесь, Галька мешать тебе не будет, это я тебе гарантирую. Она этого дела не любит.

– Мне не нужна другая Галя, мне нужна ты, которая любит это дело. Я для тебя стелил

– Дима, там Витя сидит у телевизора

– Галя, с момента нашей встречи прошло двадцать минут. Еще столько же, и я высажу тебя у магазина. У тебя же окна во двор? Никто и не заметит

– Дима, а что бы ты подумал, если бы твоя жена пошла за ребенком, который гулял под окном, и пропала на час?

– Галя, ну это же фантастика? Зачем моей жене уходить, когда все есть дома?

– Дима, пусти. Я на днях приеду к твоей матери и зайду к тебе

– Конечно ты зайдешь, но это будет на днях. А я стою рядом сейчас. Что изменит двадцать минут? Сколько мы уже перепираемся? Уже бы успели.

– Дима!!! Неужели это сейчас главное? Меня от страха трясет

– Нет, Галя, тебя трясет не от страха, а от предвкушения. И меня трясет. И я стою тебя упрашиваю, как дурак, хотя могу просто унести на чистые простыни

Я стояла посреди коридора, смотрела на него, и понимала, что он прав во всем. Да, я боялась последствий своей прогулки. Но кто знает, чем я занималась этот час? Никто. Витя может только догадаться. А скорее всего такое ему в голову не придет, потому что сам он так не умеет, это для него за гранью. А если выпить стакан портвейна для запаха, он подумает, что я бухала у Насти. И триндюлей я получу совсем не за то, что я делала. Но все равно же получу? Тогда какая разница за что? Вот что я действительно хочу? Домой? Нет. Хочу прижаться к Диме и позволить ему все. И что я тогда стою? Я сделала шаг вперёд и обвила Димину шею руками! Будь, что будет!

Так как я просто отключила свой критический разум, мой мозг не следил за минутами, а тело реагировало на каждое прикосновение, и на каждое движение! Это был верх блаженства. Но длилось это мгновение. Потому что я была готова, потому что Дима был готов, потому что мы идеально совпадали. После первого раза мы даже останавливаться не стали. Мы по-быстрому восстановили свою готовность объятиями, поцелуями и словами. Ну а так же стонами и криками. И второй раз не заставил себя долго ждать. Тело мое трепетало, душа пела частушки. Но надо было вставать и идти. Двадцать минут прошли.

– Галя, вставай. Пора. Теперь точно пора

– Надо убрать все это

– Я уберу, квартиру закрою, куда ключ?

– Ключ в почтовый ящик.

– Собирайся, хромай к машине, я тебя догоню.

Догонять ему меня не пришлось. Пришлось опять тащить на плече. Потому что лицо мое горело, надо было как-то его успокоить. А еще надо было сделать так, чтобы от наших любовей не осталось никаких следов. Поэтому я собралась, а Дима убрался почти одновременно. Я глянула на свое отображение в зеркале. Вполне терпимо. А еще в зеркале отображался Дима. И через это стекло он смотрел мне в глаза. Вот что он не видел в этих глазах? Ведь сейчас опять затормозим, а уже точно нельзя! Но теперь я тоже смотрела ему в глаза, и согласна была смотреть вечно.

Но он выставил меня на лестничную клетку, закрыл дверь, с и со мной на плече пошёл вниз. В машине мы уже не разговаривали, зачем тревожить разум? У магазина я вышла почти на ходу, и почти сразу превратилась в примерную жену, которая изо всех сил торопится домой. А сердце внутри колотилось, как бешеное. То ли от страха, то ли от счастья. Я зашла в подъезд, придержала дверь, чтобы она не хлопнула, и прошла своих восемь ступенек до квартиры. Сделала глубокий вдох, и открыла дверь. Вити у телевизора не было. А мама покрутила пальцем у виска.

Я пошла в наше семейное гнездышко, как на расстрел. Господи, дай мне терпения. Я открыла дверь и приготовилась врать. Зря. Витек спал. Слава тебе, Господи. Наверное, обожрался до обморока.

Я не стала шуметь, пошла к маме, делится новостями. Мама слушала меня и хлопала в ладоши. Иркино освобождение для нее было очень важно. И тут оно наконец то превратилось в осязаемое действие. В общем, настроение я ей подняла. И мы решили это отпраздновать рюмочкой коньяку. Вот когда-то в молодости ранней, мне казалось, что моя мама скандалистка, а вот, пришёл возраст, когда у нас с ней полная гармония. Единственное, что она никак не могла донести до меня, это то, что Витюшку надо выставить вон из нашей квартиры и это будет правильно. Но я не слышала совсем её слов. Просто не хотела слушать.

А вот быть за ее широкой спиной мне нравилось. Она все умела, все могла, и всегда держала руку на пульсе. На моем пульсе. И какие бы я истерики не закатывала, какие бы дикие поступки не совершала, она прощала меня заранее. Она готова была пойти на любые жертвы, лишь бы мне было хорошо. Но я, глупая озабоченная несчастная девочка, тогда не понимала, что мама, это единственный человек, который поможет мне в любой ситуации. И поддержит меня в любое время. Вот и в тот вечер мы сидели обнявшись, с бутылочкой коньяка и мечтали, что в течение недели наша маленькая Ира вернется домой.

Спать я пошла с надеждой на то, что Витя не задержится в Иркутске надолго и поедет на свою стройку. Но у Вовы что-то там не получалось. Он пару раз утром прибежал, чтобы рассказать Вите о проблемах. Но Вите вообще не надо было рассказывать о проблемах, он их не умел решать, зато он хорошо зверел. Потому что ему видимо тоже хотелось уехать из Иркутска. Ну и он, осознав, что сегодня уехать ему не удастся, начал вымещать свою неудовлетворенность, конечно, на мне. А я то, наивная, думала, что если он заснул раньше, чем я пришла, то ничего и не заметил. Эта была не Витина история. Если он не заметил, то он придумает. И в тот день был видимо тот случай, к вечеру началось.

Сначала он мне припомнил, что я пошла за ребенком, и пропала. Я, конечно, сообщила ему, как было договорено с мамой, что я помогала Нинке в знак благодарности за консервы.

– Что это вы с Нинкой делали два часа? Курям головы рубили в ее шарашке?

– Меня не было всего полчаса.

– Ты меня за дурака то не держи, что, думаешь, если я спал, то ничего не слышал?

– Витя, я пришла через тридцать минут, самое большое через сорок. И да, ты уже спал.

– Это показалось тебе. Я тебя ждал т.ва.рь.

– Ты в честь чего меня оскорбляешь? Что опять не так?

– Ты что не понимаешь? Все не так!

В этот момент я поняла, что ему все равно до чего докопаться, ему нужен скандал, потому что у него в корень испорченное настроение! Ему все равно, где я была, с кем была, и была ли вообще, самое главное устроить скандал. Но надо его устроить так, чтобы теща не слышала. Потому что обязательно придет, и неизвестно чем скандал закончится. Поэтому он не кричал, а шипел на меня. И когда я пыталась доказать ему в полный голос, мигом затыкал меня. В итоге разборки шли громким шепотом. Но я понимала, что надо замолчать, пока этот урод не завелся до края, и опять не надавал мне оплеух.

Но он уже завелся, и в тот момент, как я понимаю, думал о том, как сделать мне побольнее, и морально, и физически, и для начала сел на свою любимую тему. На мой интим с собаками. А как же? Я же кинолог! А каждый кинолог потому и кинолог, что занимается этим самым с собаками. Оказывается, всю свою молодость я занималась именно этим. И вчера вечером мы с Нинкой удовлетворяли похоть Нинкиного старого кобеля, Кучума. Кучум был западносибирской лайкой, лет десяти от роду. Я сначала слушала это и пыталась оправдаться. А потом до меня дошла бредовость этой ситуации и Витиной речи.

Какие воспалённые мозги надо иметь, чтобы придумать такое? А ему было все равно, что придумывать, лишь бы я захлебнулась слезами. И мне реально было очень обидно. Ну что это за фантазии. Для чего это? Он вообще дурак? И я озверела. Эмоции перекрыли мозг.

– Да лучше со старым Кучумом спать, чем с тобой. Ты же не мужик, ты подделка.

Это я сказала не подумавши. Дальнейшее развитие ситуации я не помню. Но очнулась быстро. Я лежала на полу, а Витя трес меня за плечи. Взгляд этого чудака был испуганным.

Витя трес меня за плечи. Я открыла глаза и увидела испуганный взгляд. Че испугался то, убогий? Вообще голова не работает? Чуть чего стазу надо в аут человека отправить? А что он со мной сделал то, что я сознание потеряла? И тут я почувствовала, что у меня болит шея. Вот же садист! Опять душил! Ну что за страсть такая? Чуть что, руками за шею? Сейчас вся шея посинеет, потом почернеет. Но глядя на Витю, я поняла, что шея уже посинела. Сучок криворукий. Мне на днях к Юлии Борисовне идти, и куда я эту шею прятать буду? Ой ты, какой сразу заботливый стал! Поднял меня, на кровать уложил, ссыт. Не ссы Витя, я же дура.

Все. Дальнейшее мое проживание превратилось в сказку. На ближайшие сутки. Она, конечно, эта сказка, может бы и больше продлилась, но через сутки Витя уехал к бурятам. А я встала к зеркалу и рассматривала свою шею. Да, картинка была прелесть! Он, придурок, меня двумя руками за шею ухватил. А ручищи у Вити, то, что надо ручищи. Поэтому на шейке моей отпечатался обруч, шириной в ладонь, темно синего цвета. Правда в некоторых местах просвечивала нормальная кожа, которую не задела ладонь орангутанга, но это не сильно влияло на общую картину.

Дня через три это почернеет. Как идти к Юлии Борисовне? А мне надо! И вообще надо заканчивать со всем этим быстрее. И самое главное, надо как-то набраться сил, и завязать с Димой. С ним, конечно хорошо, спору нет. Но без него так плохо, что хоть волком вой. Хорошо хоть Витя свалил. А то на одно говно, другое говно, это просто невыносимо. Им то хорошо, и одному и другому. Прямо, как в анекдоте. Хорошо Вите, дома вкусная еда, чистая постель, Галя старается. Хорошо Диме, всегда приласкают, выполнят любые постельные прихоти, Галя нежная женщина. Плохо только Гале. Мужика рядом нет.

Я полезла в шифоньер искать одежку, которой можно загородить шею. Все перерыла. Нашла такую кофточку в рубчик. Помните? Называлась "лапша" в старые добрые времена. Как раз воротник по подбородок. Вот в ней и пойду. Дня через два. А за два дня надо настроится, чтобы выйти от Юлии Борисовны и пройти мимо Диминого подъезда, все, хватит экстрима. Да, буду получать триндюлей, я к этому привычная, зато не буду страдать от безответной любви. Хотя может она и не безответная. Но мне вот в этот раз от этой любви прямо жить неохота.

Ведь я боялась к нему кожей прирасти, а все равно приросла. Больно так, что Витюшино удушение фигня по сравнению с Диминой добротой. Ведь он же знает, как я живу? Знает. Вот Славу он готов попросить, чтобы Витю загасили, а пригласить меня к себе жить не готов. Почему? Ответ то один. Я ему на фиг не нужна. Как бы он меня не ублажал, не исполнял желания, он же спокойно отпускает меня к Витюшке под кулаки. Мне это нравится? Мне вообще ничего не нравится. Но если бы Дима хотя бы пригласил меня к себе жить, я бы побежала босиком по углям. И он это знает.

Но свою позицию он обозначил еще в начале, и до сих пор она не изменилась. Я даже допускаю, что ему тоже плохо без меня. Но он то сам у себя один. Плохо? Плачь, бейся головой о стену, работай без выходных. Все равно легче, чем мне. А я что должна? Строить из себя порядочную, подстраиваться под Витю, разбираться с бытом, не забыть, что ты мать. И где-нибудь в этом списке найди место для Димы. Много места. Потому что с ним нельзя быстро. В него проваливаешься, как в яму. И не понять, то ли наслаждаешься равновесием на поверхности воды, то ли омут тебя затягивает, с концами?

И вот два оставшихся дня я провела в раздумьях. Чего больше в наших отношениях, плюсов или минусов? Как ни крути, плюсов выходило больше. Но что делать с той болью, которая болела внутри меня. Жгла сердце, раздувала голову, затаилась в печенке? Ведь нет его рядом со мной, и смысла жизни нет! Живу, как зомби. Что-то делаю, о чем-то думаю, кому то улыбаюсь. Но все это не имеет значения, пока на горизонте не появится этот холеный, красивый хирург с глазами цвета моря, и с изуродованной ногой. И тогда весь мир становится ярким и красочным!

Так нельзя жить. Замуж меня никто не позовет. Быть вечной любовницей, это вообще не то, к чему нужно стремится. Значит надо решиться. Я уговаривала себя на разрыв.

Завтра красное число календаря. Надо идти к Юлии Борисовне за бумажками. А как идти то? Юлия Борисовна приходит домой после шести, Дима после семи. Значит у меня на все про все час. Но ведь она может прийти и раньше? Или нет? Из всех правил бывают какие-нибудь исключения. Или нет? Бывают. Но если даже она придет раньше на 15 минут, как я об этом узнаю? Не сидеть же мне на крылечке её подъезда в ожидании счастья? И тут мне в голову пришла гениальная идея! Генка!!! От него до Димы десять минут мне, если напрячься, и пятнадцать, если идти просто. И я побежала звонить бывшему мужу.

– Привет, ты завтра в районе пяти вечера дома будешь?

– А я откуда знаю?

– Ну оставь мне ключ, где всегда

– А вдруг ты меня обнесешь?

– Гена!!!!! Чего у тебя красть то?

– Если поискать, то вполне можно найти

– Я не буду ничего воровать, давай договоримся, а?

– Договоримся. С тебя бутылка Агдама, ага?

– За Агдамом не пойду. Два рубля на столе оставлю.

– Не обмани, я тебе пригожусь

– Отстань. Завтра буду

– Жду

На завтра в назначенное время я стояла у Генкиной двери. Ключа в условленном месте не было. Я нажала звонок. Через минуту Генка скатился по лестнице и открыл дверь. Я всучила ему два рубля и похромала к телефону. А он, видимо поскакал в магазин. Я набрала телефон, который мне нужен. Длинные гудки. А что я хотела? Так и должно быть. Буду звонить через десять минут. Я уже хотела сесть на диван, но бес внутри меня не позволил этого сделать. Сердце стучало в горле, а я набирала номер Димы. Тоже длинные гудки. Слава те господи! Сейчас бы услышала его голос и побежала бы вприпрыжку, чтобы почувствовать на себе его горячие руки.

Хлопнула дверь, раздались шаги. Зашел Гена с бутылкой, достал стакан, и по интеллигентному налил полстакашка. Из холодильника достал котлетку, замахнул стакашек, откусил от котлеты и посмотрел на меня.

– Тебя что, душили?

– А что, видно?

– Ну не так чтобы очень. Я сначала не увидел. А сбоку видно. Вот тут под ухом.

Я подошла к зеркалу и увидела, так сказать следы. Чуть-чуть черноты узенькой полоской над воротником. И что теперь делать? Так идти, или что? Ну прямо засада!

– Слушай, у меня есть такая кофта с высоким воротником. Но она мужская. Владик из-за границы привез. А он такой же дохлый, как ты.

– А зачем он тебе ее оставил? Ты же в два раза шире его?

– Не знаю. Я хотел ее вернуть, но не стал. А он и не спрашивает, забыл, наверное.

Владик, это Генкин брат, и по комплекции мы очень схожи. Но он выше меня. Я пошла к шкафу, открыла его и увидела эту кофту. Но вот кофтой это было сложно назвать. В нашей стране тогда такого не было. Это было что-то похожее на свитер. Но по этому свитеру проходил замок, сверху до низу. Изделие было очень тонкой вязки. И не понять было, мужское это или женское. Как бы сейчас сказали, унисекс. Цвет был насыщенный зеленый. Ну и с первого взгляда было видно, что произведено это за рубежом. Не важно за каким рубежом, но не внутри страны. Я срочно сняла свою лапшу и натянула свитер. Это было то, что надо. Даже если воротник загнуть пополам, он мне до нижней губы. Ура! И тут я вспомнила, что пора звонить. Никто не ответил. Опять гудки. Я не торопилась положить трубку, но ничего не менялось.

– Я короче попользуюсь этой кофтой.

– Бутылка делов

– Перебьешься. Я ее Владику отдам.

– Я проверю, если что

– Проверь.

Трубку взяли на третий раз. На часах было 17.20.

– Здравствуйте, Юлия Борисовна, это Галя. А сейчас можно зайти?

– Здравствуй, Галя. А я отойти хотела в магазин на десять минут.

– Вы идите. Пока я дойду вы сходите.

– Тогда я дверь в подъезд закрывать не буду. Посиди на подоконнике в подъезде.

Но когда я пришла, она уже была дома. Без лишних слов она мне дала папочку из тонкого картона.

– Там четыре бумажки. В приемный день зайди в опеку на них поставят печать, там все в курсе. И все, можешь идти за дочерью. Вернее, маму пошли.

– Хорошо. Спасибо вам большое, Юлия Борисовна!

– И тебе спасибо, Галя. Ничего просить не буду. Но если вдруг у вас что-то сложилось, не забывай Диму.

Я кивнула головой и выскочила на площадку. Да, мама дорогая! У нас все так сложилось, что я и не знаю, как дальше жить! Так что пошли вы оба со своим Димой! Господи, дай мне сил пройти мимо его подъезда! Бежим на Тимирязева, садимся на трамвай, и все, финита ля комедия! Привыкаем к новой жизни!

Я дошла до остановки, и от рынка показался красно- желтый вагончик. Ура, еще пару минут, и все позади. Чья-то рука легла на плечо и знакомый голос сказал:" Ты же обещала зайти. Или все? Договор закончился?"

Все внутри у меня сжалось от этого голоса и от этого прикосновения. Галя, держись, или все начнется сначала. А сейчас, если выстоишь, ты сядешь на трамвай, пусть не на этот, который уже гремит рядом, а на следующий, из у тебя начнется копится опыт отказа. Галя, это надо когда-то начинать! Вспомни свою боль от расставания! Сколько раз ты готова ее еще пережить? Десять? Двадцать? И каждый раз у тебя из груди будут вынимать сердце, и каждый раз после этой разлуки ты будешь жить как невменяемая, не понимая зачем живешь и что делаешь.

Трамвай остановился, открылись двери, и я пошла ко входу. Теперь и вторая рука опустилась мне на плечо. Меня остановили и повернули лицом к себе. Хороший ход. На сколько меня хватит? Хотя бы на то, чтобы просто стоять на месте и молча смотреть на него? На эти волнистые волосы, высокий лоб, эти глаза, которые, как море светятся изнутри? Пальцы. Пальцы, которые гладят мою щеку. Если бы я умела бегать! Это самый идеальный вариант. Убежать. Но в мозгу так и останется картинка. Красивый и ласковый Дима. А на самом деле? Как в сказке. Чудовище.

– Что-то произошло, и я не знаю?

– Отпусти меня, Дима. Насовсем отпусти. Нет у меня больше сил на все это.

– Ты получила то, что хотела, да?

– Не путай мух с котлетами

– А что я должен думать? Все. Бумаги на руках. Прошла любовь, завяли помидоры, ботинки жмут и нам не по пути? Так ведь Галя?

– Ну пусть будет так. Только вот сейчас иди домой, а я пойду на трамвай. Это будет идеальный вариант.

– Гал, а может мы тебя слегка не долечили?

– Дима, а не очень ли ты хамишь? Себя то лечить не пробовал? Травмы то одинаковые!

– Прости. Я не хотел тебя обидеть

– Димочка, ты никогда не хочешь меня обижать! А что получается на самом деле?

– Все, успокойся. Пошли ко мне, попьем чаю.

– А как-то поправдивее можно?

– Галя, я хочу тебя, и, если ты не пойдешь сейчас ко мне в гости, я встану перед тобой на колени и буду тебя об этом умолять.

– Дим, я не пойду к тебе. Не потому, что я получила бумажки, не потому что договор с твоей мамой закончился, а потому что нет никаких перспектив у нас с тобой, вообще!

И тут он действительно встал на колени! В своем идеально отглаженном костюме, на захарканную и забросанную бычками остановку. Что это? Театр одного актера? Зачем это мне? Дима, отпусти меня! Но Дима уткнулся лицом в мои ладони, и я поняла, что у него мокрое лицо. Что это? Слезы? И что делать? В тот момент я еще не отказалась от мечты удрать домой и каким-то волшебным образом попробовать его забыть. Мне это очень надо было. Я не хотела продолжать эту любовную эпопею с выходом из-за печки и падением в подполье! А именно так это выглядело в тот вечер для меня.

– Гал, ну просто послушай мои доводы, а то я применю запрещенный прием.

– Дима, ну какие доводы? Какие запрещенные приемы? Встань пожалуйста с этой грязи.

– И ты меня выслушаешь?

– Зачем мне тебя слушать? Дима, я прошла мимо твоего подъезда, я дошла до остановки, ну все же уже понятно! Надо завершать этот праздник плоти! Потому что для меня это чревато, а ты погрустишь, и найдешь другую.

– Гал. Это не только праздник плоти. Хотя то, что праздник, это совершенно точно.

– А что ещё есть в нашем общении? Скажи мне что? Кроме чередующихся соитий? Да, действительно праздник. Иногда доходит до фантастических цифр!

Сзади опять гремел трамвай. Все, Галя, сосредоточься и пошли. До трамвая пять шагов, может шесть, и все это закончится. Театр, слезы, в прошлом останется красивый врач. А ты пойдешь своим путем. Я думала о своей победе, Дима о своей. Но победы у нас были разные, и он был мотивированней. Я решилась. И в этот момент на моих струнах заиграли его тонкие пальцы. Вовремя заиграли. Там, где надо заиграли. Я сломалась. Оперлась на его плечи и зарыдала. Потому что поняла, что все, он меня поймал, и никуда я сегодня от него не уйду, потому что внутри меня его пальцы, и я отдаюсь ему прямо на остановке, среди толпы. И пусть всем не понятно почему красивый мужик стоит на коленях. Я то знаю, что сейчас он встанет и поддержит меня, чтобы я не упала от ощущений. Так и было. А в ухо мне прошептали:"Я тебя предупреждал, я воспользуюсь запрещенным приемом. Ты не оставила мне выбора."

Но человек все равно где-нибудь ошибется или расслабится от ощущения победы. Вот и Дима что то потерялся, буквально на мгновение. А я то об этом расставании сколько мечтала? Не один день. Поэтому я сразу очнулась, как только Дима расслабился. Он это понял, но опоздал на минуту. Потому что я была резче, и в этот раз у меня получилось. Все совпало, и трамвай и я. Но у Димы было две ноги. И грязные брюки его не смутили. В трамвае мы оказались вдвоем. Ну и стояли конечно рядом. Что меня удивило, так это то, что у Димы были реально заплаканы глаза. Мне стало смешно. Это что, он так хотел, что даже заплакал? А Дима понял мою улыбку неправильно.

– Куда мы едем?

– Я еду домой. А ты куда едешь, я не знаю.

– Галя, нам надо поговорить.

– Это тебе надо поговорить. А мне надо домой, и забыть, что ты живёшь в этом городе.

– Я не понимаю. Скажи, чем я тебя обидел.

– Если не понимаешь, значит не поймёшь. У тебя было время.

– А ты все-таки попытайся объяснить.

– Нет, Дима, я не буду. Лучше отряхни свои брюки, и пересядь на трамвай в сторону дома.

После того, как мне пришла в голову мысль о том, что Дима плакал от хочи, меня отпустило. Пришло то ли осознание, то ли понимание. Но я не знала, сколько продлится это состояние самостоятельности. Потому что я сейчас смотрела на Диму и понимала, что да, я теперь диссоциировалась от него. Но стопроцентной уверенности в том, что у меня все получится, не было. Потому что я понимала и то, что я все равно любуюсь им. Вот таким, с опухшими глазами, с растрепанными волосами, в грязных штанах. Какой-то был у него потерянный взгляд. Такой потерянный, что хотелось погладить его по щеке, и сказать:"Дима, успокойся, все будет хорошо". Но если я это скажу, все начнется сначала. Да, мне было жалко его. Но я была настроена на разрыв.

А Дима в этот момент тоже о чем-то думал. Это было видно по его лицу. Вот моя Маяковского. Все. Сейчас поднимусь в горку и буду учиться жить без Димы. Но на Маяковского меня не выпустили, и мы вышли на вокзале. Но у меня в планах не было вокзала, поэтому я пошла к лестнице, потому что у меня был одна цель, попасть домой. Дима молчал и шел за мной. Я догадывалась, что это он делал просто потому, что был вне себя и еще не придумал как поменять ситуацию. Это было хорошо. Потому что пока он меня не трогал и молчал, я чувствовала себя всесильной. Пусть он подольше побудет в прострации, чтобы я успела дойти до дома. Всего пять кварталов.

Он очнулся за два квартала до моего дома. Как будто вынырнул из болота. И сразу стал прежним Димой. Отошел в сторону, к водокачке, достал из кармана носовой платок, намочил его и стал чистить брюки. Слава богу. Может успею дохромать до подъезда. Хотя пустые хлопоты. И я в этом уверена, у него две ноги. И это диагноз. И действительно, он догнал меня, когда я свернула во двор. Я свернула на нижнюю дорогу, чтобы меня не было видно никому во дворе. Он встал передо мной, снова аккуратный, чистый, собранный, не трогая меня за руки. Слава богу. Я не уверена еще в том, что могу противостоять его рукам. Хорошо хоть могу спокойно реагировать на его голос.

– Галя , прости меня , я не смогу на тебе жениться. Я все понимаю, что я подлец, но и представить, что тебя в моей жизни не будет, я не могу.

– Дима. Я пошла тренироваться жить без тебя, и ты иди привыкай. У тебя получится. Меня не устраивает то состояние, которое на меня накатывает, когда я остаюсь одна, без тебя.

– Гал, ну пошли куда-нибудь посидим, может что-нибудь придумаем.

– Зачем мне что то придумывать для того, чтобы загнать себя в ловушку? Можно я просто буду жить так, как жила когда не было Димы? Ведь четыре месяца назад я даже не предполагала, что меня так накроет, что я буду биться головой об стену из-за совершенно постороннего мужика.

– Я тоже не думал, что я буду по городу бегать за совершенно посторонней женщиной, забыв про принципы, про самолюбие, буду посреди города стоять перед ней на коленях, только бы она пообещала мне встречу.

– Ты же понимаешь, что ты лукавишь, да?

– Галя, ты не хочешь меня слышать. Я тебе предложил укатать твоего Витю. Ты не хочешь. Я не могу понять почему. Так же ты не можешь понять почему я не могу на тебе жениться. А я тоже просто тебе говорю, что не могу женится. А ты мне говоришь, что не надо трогать Витю. Понимаешь бред ситуации? Каждый чего-то не хочет, и это его выбор. Но я не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. Мне тогда вообще нет смысла жить.

– Я тебя выслушала, надеюсь услышала. Можно я пойду домой?

Он не хотел, чтобы я шла домой. Поэтому притянул меня к себе, и захватил мои губы в свои. Вот этого не надо. Есть вероятность провала операции. Я уперлась руками в его грудь и вырвалась. И в этот прекрасный момент воротник скатился с шеи и обнажил всю красоту. Даже в сумерках было видно эту художественную роспись. И тут Дима замер. Как в игре "раз, два, три, фигура замри". Я не стала ждать, пока он отомрет, и рванула домой.

Все, я победила. Дима остался стоять на улице, а я прорвалась к себе домой. В принципе все так, как я хотела. Теперь надо держать себя в руках, и делать то, что раньше задумала. Буду привыкать, тем более на днях приедет Ирина. И все-таки я не очень хорошо поступила, Димон как никак мне реально помог. Неизвестно, сколько бы я Ирку добывала из этого дома малютки, и достала ли бы вообще. Я же сколько по этим опекам бегала, сколько крови свернула сама себе и маме своей дорогой. А Юлия Борисовна, хоть и долго, но помогла. Спасибо и ей и Диме. Но я же тоже сколько его холила и лелеяла, ни в чём ему не отказывала. Так что вроде в расчете. Жаль его. Но и себя тоже жаль. Мне Вити для адреналина хватает.

Мама, когда увидела бумажки в папке, аж запела, как умела. Ирка всю жизнь была ее любимой внучкой, поэтому она всех больше ждала освобождения ее из тюряги. Потому что она после первого знакомства с этим учреждением считала, что дом малютки, это тюрьма для детей. Именно по этой причине она ярко отреагировала на возможность возвращения внучки. И сто раз заочно поблагодарила и Диму и Юлию Борисовну. И сказала, что она должна им до гробовой доски. Наивная мама. Я уже за все рассчиталась на десять лет вперед. В общем, спать мы легли почти счастливые. Мать моя приняла коньяка в честь радости, а я для того, чтобы о Диме не думать.

Когда я проснулась утром, я была слегка разочарована тем, что Дима не стоит под окном, не стучит в дверь, ну как-то он должен был проявится и доказать, что я ему нужна. Но у Димы были другие мысли про меня и про долженствования. Поэтому он исчез. И я такая, типа мечтавшая об этом, вдруг заскучала. И сильно надеялась, что это временно. А через час надеялась на то, что скоро все кончится и я забуду его, а через два часа мечтала о том, что у него закончится терпение и он прибежит за мной. Что мне нужно было? Я и сама об этом ничего не знала, совсем ничего.

А мама, счастливая, побежала в опеку, потому что ей очень нужно было срочно забрать Иру, и не завтра, а вчера. Поэтому задора у нее хватало, энергии тоже, а уж мотивации на таком фундаменте было невероятное количество. Поэтому она отказалась и от моего сопровождения, и от моей поддержки. Я была рада за ее настроение, она просто расцвела и помолодела. Она хотела сократить этот процесс до одного дня. Но я повторила ей рекомендации Юлии Борисовны, поэтому она как могла, замедлила себя. Но все равно целый день посвятила подготовке к встрече.

В опеке ей вместо четырех печатей поставили три. Один специалист был на больничном. Опять все растягивалось на неопределенное время. Три дня она носилась по этажам и умоляла этих монстров на коленях поставить недостающую печать, а потом пришла ко мне.

– Галя, мне кажется, что они это специально делают

– Ну, мама, что ты думаешь, у них других дел нет, только нам с тобой мстить?

– А что ты думаешь, ни у кого нет доступа к этой печати? Вот что они меня маринуют?

– Я не знаю. Но я то что могу сделать?

– Позвони Юлии Борисовне.

– И что я ей скажу? Пойдем со мной в опеку?

– Я не знаю, что ты скажешь! Но что-то надо сделать!

Я сама понимала, что что-то идет не так. Ведь мне гарантировали, что все будет просто. А в реальности кто то что-то усложнил. Не понятно почему. Но идти к Юлии Борисовне я не хотела, потому что предполагала, что будет. А я уже пять дней прожила без Димы, и вроде как не умерла. Надо как-то было закрепить результат. Но если я рвану к его маме с просьбой, придется рассчитываться. Господи, ну почему все так не складно?

– Мам, давай подождем еще пару дней, и я пойду куда ты хочешь. Убедимся до конца в том, что кто-то делает это специально. И нам самим не прорваться.

– Галя, запомни, ты сказала два дня.

– Да, я запомню, и сделаю все, что обещала.

Два дня моя мать продолжала жить в опеке. Она приходила туда с утра, и уходила вечером. Все делали вид, что изо всех сил ей сопереживают и стараются помочь. Но на самом деле никто не суетился и ничего не менялось. Два дня прошли. Надо было решаться на подвиг.

Всю ночь я настраивалась на звонок. Хорошо, что заснула, а то бы крыша съехала от переживаний. Я же не знала, почему все застряло на финише, и думать плохо я ни о ком не хотела. Ну почему люди должны мне мстить? Тем более, выбрав в инструменты мщения ребенка? Ну это же какой больной головой надо такое придумать? А может я просто идеализирую монстров? Вдруг Димуля побежал и пожаловался маме на Галю. Как Галя редиска его обидела, отлучила от тела. Ведь думать об этом противно. Но кто сказал, что мужик, которого ты почти не знаешь, на это не способен? Если узнаешь, будет сюрприз. Самое главное, чтобы не сильно стрессануть от сюрприза.