Читать книгу: «Индекс вины»

«Ты взвешен на весах, и найден лёгким»

Книга пророка Даниила, 5:27

Обращение автора

Человечество никогда не жило в вакууме. Мы рождались и умирали в рамках систем, которые сами же выстраивали. Эти системы меняли имена, знамена и лозунги, но оставались в своей сути ответом на главный вопрос: как жить вместе?

Античные тирании обещали порядок ценой подчинения. Средневековые иерархии утверждали, что место каждого предопределено. Тоталитаризм XX века стремился подчинить всё целям государства. Демократия вернула голос человеку, но оставила нерешёнными вопросы о его ответственности. Каждая из этих моделей казалась окончательной – до тех пор, пока не оказывалась лишь одной из ступеней.

Сегодня мы живём в цифровом веке, где память хранится не в книгах и архивах, а в сетях и алгоритмах. Искусственный интеллект, автоматизация, бесконечные базы данных – всё это рождает новую реальность, в которой старые формы управления и контроля перестают работать. На этом фоне возникает Gindex: система, которая измеряет поступки и фиксирует их в цифре, где достоинство и вина больше не ускользают в субъективность.

Что это? Утопия справедливости или новая форма подчинения? Ответ неочевиден. Gindex открывает горизонты: снижает насилие, наказывает лицемерие, фиксирует заслуги. Но он же рождает и новые противоречия: можно ли измерить искупление? можно ли оцифровать душу? не превращается ли живая человеческая жизнь в набор коэффициентов?

Я понимал: если рассказывать о таком мире «в лоб», получится сухая схема. Поэтому выбрал жанр детектива. Не для эффекта, а для того, чтобы сохранить дисциплину мышления: ведь детектив требует точности, внимательности, логики. Через расследование проще показать, как устроена система, чем через голые лекции. Но вместе с тем детектив – это популярный жанр, он держит читателя в напряжении и даёт возможность ощутить мир Gindex не только умом, но и кожей.

Этот роман не только художественное повествование. Это попытка взглянуть на следующую ступень эволюции социальных систем, на то, что рождается в недрах цифровой цивилизации. Так же как тирания, социализм или демократия когда-то были ответами на вызовы эпохи, так и Gindex может оказаться формой, которую примет общество XXI века.

Перед вами история людей, оказавшихся внутри этой системы, их сомнения, их борьба, их стремление понять: можно ли остаться человеком, если каждая мысль и поступок становятся частью цифрового счета. И если искупление – это не просто слово, а непереводимая аксиома.

Я сам по образованию юрист, право – это «гуманитарная математика», поэтому данный труд – это попытка писать как инженер, который любит чистые спецификации, и как человек, который знает цену слезам. Я старался быть честным перед обоими мирами. Но, возможно, не все получилось. Судить Вам. Поэтому внизу этой модели, как подпись, стоит простая человеческая просьба: не перепутать средство с целью.

Если после чтения вы скажете: «да, система может быть полезна, но последнее слово остаётся за совестью» – значит, мы с вами смотрим в одну сторону. Если скажете: «любая система опасна» – я пойму. И всё же надеюсь, что вы увидите: я не предлагаю «железную клетку», я строю кафедру ответственности – место, где голос каждого слышен, потому что выравнены шум и ложь.

Эта история – не ответ, а вопрос, доведённый до конца.

И если где-то между страницами вы поймаете себя на том, что хотите сделать маленькое добро без камер – считайте, Gindex уже сработал так, как нужно. Даже если о нём никто не узнает.

Особо хочу отметить: в конце книги вас ждёт «Архитектоника мира Gindex». Это приложение – первый в литературе полноценный кодекс цифровой этики: формулы, термины и механика Gindex. Мир, который можно прожить и пересчитать самому.

22 октября 2025 г.

Пролог

Петербург жил, как всегда, сквозь дождь. Капли тянулись по стеклу витрин, неон отражался в лужах, и даже небо казалось подсвеченным снизу – огромным экраном, наклонённым над городом.

Старые дома с облупившейся лепниной стояли рядом с новыми фасадами, полностью превращёнными в светящиеся дисплеи. На них не было рекламы – там транслировались лица. Реальные лица горожан. Под каждым была бегущая строка.

«Индекс вины: 5.32 – зона жёлтая. Ограниченный доступ»

«Индекс вины: 0.57 – зона зелёная. Допуск полный»

«Индекс вины: 7.48 – зона красная. Ограничения: транспорт, кредиты, медицина»

Люди проходили мимо, поднимали глаза и видели самих себя в чужих отражениях. Никто не удивлялся.

Толпа собралась на площади у метро. На центральном экране сияло лицо мужчины – худое, с идеальной улыбкой. Под ним текли цифры:

«Круглов П.С. – индекс вины 0.15. Зона зелёная. Доступ: бессрочный»

Аплодисменты были несинхронны, но всё равно звучали как общий шум.

– Святой человек, – сказала женщина в пальто.

– Без греха, – повторил кто-то рядом.

– Чистый, как цифра.

У газетного киоска девушка лет семнадцати прижимала к груди телефон с треснувшим стеклом. На экране застыл дрожащий ролик: она сама, мокрая, вытаскивающая из реки ребёнка. В кадре было видно всё: руки, крик, вода. Но в системе подвиг закрепили не за ней. Кто-то другой, у кого был быстрый интернет и нужные метаданные, загрузил копию первым.

– Это моё, – шептала она. – Моё… но не моё. Они забрали.

Люди проходили мимо, не останавливаясь. У каждого была своя цифра в ладони, и никто не хотел смотреть на чужую беду, которая не отражалась в их экране.

На остановке старушка показывала кондуктору телефон: зелёная метка индекса мигнула, и тот кивнул – можно проходить. Красная метка означала бы проверку и протокол. Теперь даже билет в автобусе зависел от того, насколько чист твой счёт.

Из динамиков зазвучал мягкий женский голос:

– Сегодня GIndex провёл проверку трёх миллионов граждан. В зелёной зоне – семьдесят два процента. В жёлтой – двадцать пять. В красной – три. Спасибо за ваше доверие. Искупление доступно каждому.

Толпа слушала, как молитву.

И вдруг экран над площадью дрогнул. Улыбка Круглова исчезла. На миг город погрузился в паузу, будто электричество оборвалось. Люди замерли, и каждый инстинктивно посмотрел вниз – на свой телефон.

Затем вспыхнула надпись:

«Покойся с миром. Проверка завершена»

Аплодисменты смолкли. Никто не закричал, никто не бросился вперёд. Каждый проверил своё: зелёное ли, жёлтое ли, красное ли? Чужая смерть оказалась просто обновлением системы.

Девочка с телефоном опустила глаза. Ее видео всё ещё шло, как призрак – мокрый ребёнок в ее руках. Но в реестре герой был другой. Она, девчонка с дрожащими пальцами, осталась пустым местом.

На перекрёстке, под вывеской дешёвого кафе, стояла женщина. Воротник пальто поднят, волосы намокли от дождя. Она не хлопала, не смотрела на экран. Она смотрела на толпу, на то, как люди сжимаются вокруг своих цифр, словно вокруг сердца.

Её телефон мигнул короткой строкой:

[GIndex: 6.2 • зона жёлтая]

Доступ: ограниченный

Жёлтая зона. Слишком высоко для свободы, слишком низко для покоя.

Женщина вздохнула и пошла в сторону тёмного переулка.

Город гудел, как серверная, и в этом гуле не осталось места словам «добро» и «зло». Только баланс. Только цифры.

Пролог 2. Обращение Архитектора

Люди, братья и сёстры, жители одной земли.

Сколько веков мы говорили о справедливости, и каждый раз она оказывалась слишком далёкой.

Суды продавались. Церкви молчали. Власть прикрывалась законом, а бедные тонули без права голоса.

Сегодня это заканчивается.

Мы научились измерять то, что раньше было лишь в книгах пророков.

Вину и искупление.

Зло и добро.

След каждого из нас.

Так появился GIndex – глобальный счёт, который впервые делает историю честной.

Каждая тень поступка будет учтена.

Каждая капля крови, каждое слово, что ранит, каждый уголь, что сжигает наш воздух, – всё записано.

И вместе с этим каждая рука, вытянутая во спасение.

Каждая жертва, каждый шаг в защиту другого.

Ничто не исчезнет больше.

Впервые у нас есть весы, которые не подвластны человеку.

Их не подкупишь, не перепишешь, не спрячешь.

Да, мы слабы.

Да, мы ошибаемся.

Но теперь никто не забыт, ничто не потеряно.

GIndex – это не кара. Это путь.

Ты можешь исправить, ты можешь перевесить, ты можешь сделать больше добра, чем зла.

И твой счёт изменится.

Человечество всегда мечтало о рае на земле.

Теперь мы сделали первый шаг: рай начинается там, где нет забвения.

И ад начинается там, где ты сам отказываешься от искупления.

«Мене, текел, фарес» – ты взвешен и найден лёгким.

Сегодня эти слова больше не проклятье, а предупреждение.

И каждый знает: его жизнь имеет вес.

Так начинается новый век.

Век справедливости, доступной каждому.

Век, где правит не страх, а память.

И имя этой памяти – GIndex.

Пролог 3. Пенсионерка

Утро пахло свежим хлебом и мокрым асфальтом.

Бабушка Лидия шла своей старой тропкой через сквер, где липы уже сбросили листья, и сырость в траве блестела, словно кто-то разлил молоко. Она не спешила: с годами мир стал медленным, и она сама стала для него медленнее.

На углу висел экран, похожий на огромное окно. В этом окне город рассказывал сам себе истории:

«Сидоров Пётр: помощь пожилой женщине на переходе. +0.7»

Лидия остановилась. Это ведь была она вчера вечером. Переходила дорогу, машины летели, глаза слезились от фар, и вдруг кто-то взял её под руку. Высокий, в сером пальто, ничего не сказал. Просто провёл.

А вот написано. Мир заметил. Мир запомнил.

Лидия достала телефон, старый, но всё ещё работающий, открыла приложение.

На экране высветилось:

GIndex: 3.42

Зона: жёлтая

Комментарий: допуск сохранён, рекомендовано искупление.

Она смотрела на этот жёлтый огонёк – не красный, и слава Богу, но и не зелёный. Когда-то, лет десять назад, она не заплатила за коммуналку вовремя: сын тогда болел, лекарства стоили дорого. С тех пор цифры тянулись за ней, как цепочка ошибок, и ни одно добро не могло их до конца перекрыть.

«Я ведь не воровала, не убивала», – думала она. – «Просто жила, как могла. Почему же у меня жёлтый?»

Но потом вспомнила парня на переходе, и улыбнулась. Пусть хоть он получил свои баллы. Пусть хоть чьё-то добро стало светлее.

Она пошла дальше – купить хлеб, молоко, яблоки. Жизнь была простой. Но жёлтый огонёк мигал в памяти, как упрямый знак: мир судит не по сердцу, а по счёту.

Пролог 4. Подросток

Её звали Мадина. Семнадцать лет, волосы всегда собраны в тугой хвост – так удобнее бегать. Она бежала и тогда, на пожаре. Маленький мальчик кричал на балконе, дым уже ел окна. Люди вокруг доставали телефоны, снимали, звали пожарных. Мадина не думала. Она полезла по водосточной трубе, сорвала кожу на ладонях, втащила мальчишку на крышу соседнего гаража и вместе с ним спрыгнула вниз.

Она дышала гарью, кашляла, руки тряслись, но мальчик остался жив.

Кто-то снимал. Камера мигала красным глазком.

На следующий день она открыла приложение.

Пусто.

Ноль.

Ни одного кредита искупления.

Ни строчки. Ни знака.

Будто её и не было там.

А вечером экран у школы показал другое:

«Иван П., очевидец спасения при пожаре. +4.5»

Иван. Тот самый, что стоял с телефоном и снимал.

У него теперь зелёный огонёк. У него теперь право поступать в университет без конкурса. Он теперь «герой».

Мадина сидела у окна, колени прижаты к груди, телефон в руке.

Почему?

Почему система решила так? Потому что у него был айфон с датчиком присутствия? Потому что у неё не было камеры? Потому что свидетели молчали?

Она чувствовала, как мир тянет из неё силы. Будто украли не только поступок, но и кусочек её самой.

На экране телефона мигал серый значок:

«Апелляция доступна 30 дней. Требуются доказательства».

Она смеялась сквозь слёзы. Какие доказательства? Содранные ладони? Дым в лёгких? Чужие крики?

Доказательства остались у того, кто снимал.

И теперь он – спаситель.

А она – тень.

Мадина сидела у окна, поджав колени, и продолжала смотреть на экран телефона. Серый значок «Апелляция доступна 30 дней» мигал, как насмешка.

– Доказательства, – шептала она. – Какие ещё доказательства?

Ладони горели свежими корками содранной кожи. В лёгких до сих пор жило эхо дыма. Разве это не доказательство? Но мир не принимал кровь и шрамы, мир принимал только запись.

Запись была у него. У Ивана.

У того, кто стоял с телефоном и снимал.

И теперь он – герой. У него баллы. У него будущее. А у неё – пустота.

Мадина сжала телефон так, что побелели пальцы. Ей было семнадцать, и впервые в жизни она почувствовала: добро – это тоже товар. Его можно украсть. Его можно продать.

И если добро крадут… значит, и зло можно спрятать.

Значит, кто-то уже научился скрывать удары, ложь, предательство. Значит, где-то там ходят чистые на экране люди с руками по локоть в грязи.

Она отвернулась к стене и заплакала – не от обиды, а от бессилия.

В мире, где всё считали, она впервые поняла: счёт – не всегда правда.

ГОЛОСА

Дневник I. Николай, 29 лет, курьер

(средний класс)

Сегодня утром телефон завибрировал, как будильник, и на экране выскочило: G=2.1 → Жёлтая зона.

Я уже привык к этому числу, оно стало чем-то вроде температуры тела. Как будто не у меня сердце бьётся, а эта цифра дышит за меня.

Вспоминаю ту драку. Полтора года назад. Сосед по коммуналке выкинул мои кроссовки в мусоропровод. Я полез в драку, он порезал себе губу, вызвал полицию. Всё. Глупость, сиюминутный всплеск злости. Но в системе это записано как H₁: насилие, с умышленным вредом. И тень от этой драки идёт за мной каждый день.

Я таскаю заказы: пиццу, документы, детские торты. Работаю без выходных. Чтобы списать вину, по субботам иду в ночной приют. Мою полы, кормлю бездомных. Директор приюта честно ставит галочку в приложении: «подтверждённое A₃». Но капает смешно: минус 0.1 в неделю. За год я сбил всего 0.5 балла.

И вот парадокс: люди, которых я кормлю, их добрые дела никто не учитывает. Они даже телефона не имеют. А я, с моим смартфоном и браслетом, могу хотя бы копить очки.

Вчера коллега предложил: «Хочешь, сведу на ферму? Триста баксов и у тебя будет “спасение ребёнка на пожаре”. Видео, дроны, кровь из пакета». Я отказался. Не потому что совестно. Просто страшно: если поймают – G уйдёт в красную зону, и я потеряю право на доставку. А тогда что? У меня мать-пенсионерка, ей нужны лекарства.

Иногда думаю: а если бы у меня был сын, как бы он смотрел на меня? Скажет: «Папа, а почему у тебя G всегда выше двух?» В школе ему будут напоминать: «Ты из семьи неблагонадёжных». И от этой мысли внутри всё сжимается. Я мою полы в приюте не ради цифры, а ради того, чтобы хоть кто-то сказал: «Николай, ты всё-таки нормальный человек».

А телефон снова показывает 2.1. Как будто насмехается: ты моешь чужую грязь, а свою смыть не можешь.

Дневник II. Олег, 52 года, топ-менеджер

(элита)

Сегодня утром отчёт Compliance-менеджера лёг на стол: «Ваш G=1.7. Зелёная зона, без ограничений».

Чисто. Гладко. Как дорогой костюм без единой складки.

Я знаю, чего это стоит. Мы сбросили отходы в реку, тысяча семей осталась без питьевой воды. В отчёте написано: «технический сбой, небрежность». Вес умысла уменьшили. Масштаб раздробили на пятнадцать подрядчиков. В итоге вред размазался, как масло по хлебу.

А сверху мои добрые дела: внедрение очистных сооружений, благотворительный фонд на имя дочери. Всё это выглядит убедительно. В отчёте рядом с моей фамилией слова «инновация», «забота о будущем».

Но ночью я не сплю. Лежу и думаю: что скажет дочь, когда вырастет? Она пойдёт в университет, и на лекции ей объяснят, что GIndex – объективная мера совести. Она откроет мой профиль и увидит идеальные 1.7. «Папа у меня чистый». А я-то знаю цену этой чистоте. Она куплена чужим добром.

Боюсь не потерять работу – боюсь, что однажды система сломается, и правда всплывёт. Тогда моя фамилия будет не чистая, а чернее сажи. Я думаю о внуках, которых ещё нет. Они будут жить с наследием моего индекса. G ведь это уже почти генетика.

Может, именно поэтому я вчера поймал себя на странной мысли: впервые за пять лет захотел сам пойти на субботник. Без камер. Без отчётов. Просто взять в руки лопату. Но я остановился. Зачем? Система всё равно засчитает это как «низкое A₃», почти без веса.

Всё, что не измеряется, считается ничем.

А мне страшно, что и я сам для дочери однажды стану ничем.

Дневник III. Мадина, 17 лет, мигрант

(исключённые)

Сегодня снова проверяла свой профиль. G=3.9. Жёлтая зона.

На рынке это значит: меня будет гонять полиция, я не могу открыть маленькую лавку, не могу получить лицензию на торговлю. Для них я всегда потенциальная преступница.

Но ведь я спасла ребёнка. Пожар в общаге. Я сама вбежала в дым, вытащила малыша. Люди кричали, снимали на телефоны. Я принесла записи в центр. Аудитор посмотрел и сказал: «π=0.5, мало доверия. Свидетели из вашей общины не считаются независимыми». Всё. Моё добро обнулили.

А через неделю я вижу по новостям: богатый мужчина, тот самый, что тогда стоял рядом и снимал на айфон, – герой. У него G=0. Его «акт героизма» подтверждён на 0.9. Ему аплодируют, его приглашают на ток-шоу.

А я? Я плачу ночью. Думаю: может, лучше бы я не спасала. Мой индекс всё равно растёт от мелких проступков: торговля без лицензии, спор с полицейским.

Система говорит: «ты грязная».

Я мечтаю уехать. Но куда? GIndex теперь глобален. В любой стране я буду «жёлтой».

Значит, буду жить так: с цифрой 3.9 в кармане, с памятью о том, что добро существует, но его можно только украсть.

Иногда думаю: может, Бог видит то, чего не видит система? Только этим и держусь.

Дневник IV. Лена, 15 лет, школьница

Сегодня в школе снова открыли «таблицу индексов родителей». Учительница говорит: «Вы должны понимать, из какой среды вырастаете».

Я смотрела на экран, где напротив моей фамилии горело: Громова – G=2.8, жёлтая зона.

Кто-то хихикнул: «А, это твой отец тот самый, у которого насилие и коррупция?»

Я не знала, что ответить. Отец работает на стройке. Когда-то он ударил начальника, когда тот оскорбил его. С тех пор у него «H₁: насилие». Система не знает, что начальник тогда прижимал рабочих. Система видит только цифру.

Я люблю отца. Но, честно, иногда стыжусь. У подруги мама – G=0.6. Они ездят на экскурсии, у неё скидки в музеях. А мы? Нам отказали в туристической визе: «Уровень доверия семьи недостаточен».

Я ненавижу этот счётчик. Потому что он теперь не только про отца – он как клеймо, и на мне тоже.

Сегодня в классе задали эссе: «Как я искуплю вину моих родителей». Я написала, что пойду волонтёром в госпиталь. Но я не хочу туда идти ради цифры. Я хочу идти ради себя.

Только знаю: когда я приду, система скажет: «π=0.7, подтверждено. G семьи скорректирован».

И люди будут говорить: «Лена чистит за отцом».

А я не хочу чистить. Я хочу просто жить.

Иногда думаю: может, к моменту, когда у меня будут дети, GIndex уже перестанет существовать. Но потом понимаю: он слишком удобен тем, кто наверху. Они не отпустят. Значит, мои дети будут смотреть на мою цифру.

И я молюсь только об одном: пусть она будет ниже, чем у отца. Чтобы им хотя бы не пришлось краснеть за меня, как мне – за него.

Голос священника / омбудсмена

«Число – это не судья, оно лишь зеркало.

GIndex не наказывает и не прощает, он только показывает, где на весах твоих поступков перевесила тьма. Но ни одна формула не знает всей глубины человека.

Вот человек, пойманный на лжи. Машина выдает цифру: 1.98. Для системы – “зелёная зона”. Но скажи мне: разве совесть умеет округлять? Разве сердце знает пороговые значения? Для коллеги, которого унизили слухами, эта цифра может весить, как десять.

Я вижу, как люди боятся потерять место, репутацию, будущее детей. Они подстраиваются под систему искуплений: делают наставничество, вносят пожертвования, собирают справки от НКО. Всё честно, и всё же – словно есть пропасть между делом и душой.

И всё-таки я свидетель: в этой арифметике есть спасение. Потому что впервые в истории вина стала не догадкой толпы, не клеймом сильных над слабыми, а формулой, которую может проверить каждый.

Но помни: GIndex – это не твой приговор, это твоя карта. Она показывает дорогу. Проблема в том, что дорога может быть узкой: идти по ней страшно, потому что для кого-то искупление – это риск потерять всё, для кого-то – риск признать неправду, ради которой он жил десятилетия.

Моё слово – напоминание: формула не отменяет совести. Она лишь учит слушать её.

И если завтра твой индекс станет зелёным, не спеши радоваться. Спроси себя: простил ли тебя тот, кого ты обидел? Простил ли ты себя сам? И только тогда ответ будет настоящим».