Читать книгу: «Сборник её жизней», страница 5

Мы похоронили Брошку за домом в этот же день, после того, как я выслушала рассказ Ива. Пока мы с Ивом копали могилу, пока тащили Брошку через двор, дождь всё лил и лил не переставая. Он смывал кровавый след, остающийся от Брошкиного тела, смывал слёзы с моих щек, с тех пор я ненавижу осенние дожди. После обеда дождь усилился, но я всё равно пошла туда, где, по словам Ива, могла находиться моя бабушка, меня к ней не пустили, но свидание в скором времени пообещали.

Я стала жить одна, никто, кроме Ива, не переступал порога моего дома. По существу я была ещё ребенком, не успела ещё испугаться, не успела осознать, в каком положении находится бабушка, да и я сама. О бабушке я ничего не знала, ходила к ней каждый день, но меня по-прежнему к ней не допускали. Я уверяла себя, что скоро всё закончится, и мы с бабушкой снова будем вместе. И в самом деле, закончилось всё довольно скоро, но, увы, совсем не так, как я предполагала. Прошло всего чуть более трёх недель с ареста бабушки, когда объявили о предстоящем аутодафе, обещанного свидания с бабушкой мне так и не дали. А на городской площади стали готовиться к казни: сооружать эшафот, трибуны для почетных гостей, скамью позора приговорённых. Все приготовления закончились накануне дня казни.

Рано утром, в день аутодафе, я пришла к тюрьме, надеясь увидеться с бабушкой и перемолвиться с ней хотя бы парой слов. Ждала я недолго, открылись ворота, из тюрьмы вывели осуждённых, их было трое. Кроме моей бабушки, в их число входила та самая симпатичная служанка, что позвала бабушку к своей госпоже. Третьим был парень, кто он, я не знала. Все они были связаны для процессии, каждый с петлёй на шее, в руках они держали свечи, рты были заткнуты кляпами. Мои надежды поговорить с бабушкой не оправдались. Рядом с осуждёнными встали монахи, и вся процессия двинулась к площади. Сопровождавшие осуждённых монахи всю дорогу призывали их к покаянию и примирению с церковью. На площади процессию ждала толпа горожан, светские и духовные власти, именитые горожане находились на почётной трибуне, осуждённых усадили на скамью позора, и началась траурная месса. После мессы последовала проповедь инквизитора и, наконец, оглашение приговора. Перечислены были все злодеяния заключённых здесь под стражу людей.

Бабушку признали виновной в колдовстве, а значит – в служении дьяволу. Она-де околдовала несчастную, обратившуюся к ней за помощью беременную женщину, жену уважаемого всеми горожанина, воспользовалась её состоянием, и навела порчу на плод. В результате её действий схватки прекратились, и женщина смогла разрешиться от беременности лишь месяцем позже. Посочувствовали страданиям бедной женщины, вынужденной мучиться целый месяц, но не указали истинного срока беременности, при котором произошли роды. Кроме задержки родов, неоспоримым доказательством колдовства, приводился тот факт, что у рождённой девочки, глаза и волосы оказались точно такими же, как глаза и волосы у моей бабушки. У них обеих был редкий цвет глаз – зелёный, а волос – рыжий. Ни по линии отца, ни по линии матери новорожденной не встречались ни такой цвет глаз, ни волос. Я не знала, откуда у новорожденной девочки оказались такие же глаза и волосы, но, несомненно, не из-за того, как вещал инквизитор, бабушке нужен был этот месяц задержки в родах, чтобы заколдовать девочку, изменить её цвет глаз и волос.

Мою бабушку Карен приговорили к сожжению на костре, потому что она не признала себя колдуньей и не признавала приведённые факты – колдовством. Девушку – служанку приговорили к ношению позорной одежды, она согласилась со всем, что ей вменяли, то есть призналась в пособничестве в колдовстве, так как именно она посоветовала своей госпоже обратиться к моей бабушке, а затем неукоснительно исполняла все бабушкины указания по уходу за своей госпожой. Молодого парня приговорили к ударами плетью, за – что, я не расслышала, мне было уже не до него. Я не могла поверить в услышанное, в реальность происходящего, в действительность приговора для моей бабушки.

Приговоры начали исполнять тотчас же, облачив девушку в позорную одежду и исполнив вынесенный приговор парню, взялись за бабушку, её подвели к эшафоту. В центре эшафота был вделан столб, к нему и подвели бабушку. Как могла я протиснулась ближе, и, наконец-то, наши с бабушкой глаза встретились. Я не могла без слёз смотреть на неё, но старалась сдерживаться, не хотела огорчать её своими слезами в последние минуты её жизни. А она была так спокойна. Палач сорвал с бабушки одежду и привязал её нагой к столбу, затем начал укладывать вокруг загодя заготовленные дрова и хворост, стараясь как можно выше уложить поленья, его торопил инквизитор, небо всё было в тёмных тучах, вот-вот обещал начаться дождь. И вот палач отошёл, закончив свою работу. Поджечь костер поручалось самым почётным, знатным горожанам. Не отрываясь, я смотрела на бабушкино лицо, стараясь запомнить его до последней морщинки, она заметно похудела, черты её лица заострились, дряблая кожа обвисла, почти все волосы поседели за дни, проведённые в тюрьме, только когда порывы ветра разметали копну бабушкиных волос, мелькнули среди седых и рыжие пряди.

Среди поджигавших костёр находился и муж той самой околдованной женщины. Как только огонь чуть занялся, они все отошли, костёр разгорелся, и тут произошло НЕЧТО, нечто НЕВЕРОЯТНОЕ. Это оказалось последним уроком, преподанным мне моей бабушкой. Обычно перед аутодафе остригали волосы, но видимо в случае с бабушкой, решили продемонстрировать лишний раз доказательство её вины – рыжие волосы, хотя сейчас её волосы почти все были седые. Но вдруг на моих глазах, на глазах всей этой толпы горожан, её седые волосы начали менять цвет, они превращались в ярко-рыжие, теперь они не уступали в цвете огню, подбирающемуся к ней. Сперва я решила, что это у меня что-то с глазами и это уже огонь охватил её волосы, но зрение меня не подвело, смахнув слезы с глаз, я затем увидела то, что заставило меня замереть на месте и не только меня одну, замерли все. Над площадью повисла тишина, слышался лишь треск горящих сучьев. Все, кто находился здесь, на площади, стали свидетелями невероятного бабушкиного превращения. Она начала меняться с головы, волосы были только первой ступенькой, затем наступила очередь лба, морщины, пересекающие ее лоб, исчезли, кожа стала атласной, розовой и гладкой, как у шестнадцатилетней девушки, потом подтянулись веки, глаза приобрели насыщенный ярко-зелёный цвет, пропали тёмные круги под глазами, округлились щёки, на их бархате проступил легкий румянец, заалели сочные губы, подтянулся подбородок, разгладилась шея, наступила очередь тела, обвислая старческая кожа превратилась в упругую, груди встали. Как зачарованные следили мы все за бабушкиной метаморфозой, не прошло, пожалуй, и нескольких минут, и перед нами предстала очень красивая молодая женщина. Нет, это была юная нагая богиня с сияющими зелёными глазами, белозубой улыбкой, и с развевающимися по ветру рыжими кудрями. Это было пугающее и одновременно завораживающее зрелище. Огонь почти уже добрался до неё, когда над площадью разнёсся смех, её торжествующий смех среди гробового молчания толпы. Вот такой я видела её в последний раз, такой запомнила на всю жизнь. Я не видела, как огонь сжег её, не видела последних мгновений её жизни, я бежала с площади, и запах горящей плоти преследовал меня, не давая ни мгновения передышки, бабушка приказала мне бежать, бежать, пока толпа находилась под её чарами. Её губы прошептали мне:

– Ты должна спасти себя. Беги, Розелин, беги быстрее.

Я протиснулась сквозь эту толпу околдованных людей, и бросилась прочь, никто не пытался задержать меня. Потом я услышала крики этой толпы, вопящей:

– Ведьма, ведьма.

Они заговорили все разом, их ступор закончился, я побежала ещё быстрее и шептала как молитву последние бабушкины слова – я должна спасти себя, крики толпы подстегивали меня, мне чудилась, что толпа вот-вот настигнет и меня и бросит, как и бабушку, в костёр. Убежала я в лес, спряталась в нашей с Ивом пещере. Через несколько часов он нашёл меня там. Ив принес мне еды, пока я ела, рассказал, что творится в городе. Меня везде искали, в нашем доме всё перевернули вверх дном, там остались стражники ждать моего возвращения. Ив скоро ушел, пообещав прийти завтра. Я осталась одна.

Первый шок прошёл, я стала думать, что мне делать. Было холодно, я не знала, как проведу ночь, у меня даже не было огня, впрочем, костёр разводить было опасно, хотя без него я могла просто-напросто замёрзнуть здесь. Днём уже пролетал снег, я только сейчас заметила, что вся моя одежда была волглой. Почему я не попросила Ива принести огня? Я бы разожгла костёр в пещере, тогда огня не было бы видно, а дым от костра не такой уж заметный, меня ведь не будут искать ночью. С каждой минутой я замерзала всё сильнее и сильнее. Мне пришла в голову мысль, что Ив успел уйти не так далеко и, возможно, мне удастся догнать его. Я побежала за ним следом, кричать не стала, решила что окликну, когда его увижу. Шёл дождь со снегом, темно, хоть глаз выколи, я запиналась и падала несколько раз, но поднималась и бежала снова. Может, я ошиблась, решив, что смогу догнать Ива? Вдруг я остановилась, как вкопанная и замерла. Мне почудилось, или действительно я что-то слышала? Несколько минут я стояла, не шевелясь, потом не выдержала и тихонько позвала Ива. В ответ что-то раздалось не то стон, не то вздох, а затем явственно услышала:

– Розелин, Розелин.

Это не был голос Ива, хоть моё имя и прозвучало еле слышным голосом, я могла поклясться, что говорил другой человек. Я по-прежнему стояла на том же месте, и тут прямо предо мной возник Ив. Я вздрогнула, шагов его я не услышала.

– Розелин, зачем ты ушла из пещеры?

– Ив, как хорошо, что я тебя догнала, – обрадовалась я, не задумываясь ни над тоном, ни над словами, сказанными Ивом, – я замёрзла, принеси мне огня, я разожгу костёр в пещере, а утром рано я уйду куда-нибудь.

Ив стоял передо мной и молчал. И тут я услышала за своей спиной дыхание и тут же чья-то рука зажала мне рот, затем меня подхватили чьи-то руки и понесли. Сопротивляться оказалось бессмысленно, у незнакомца были стальные руки, словно тисками они обхватили меня, не давая пошевелиться. На опушке леса, у дорожной кареты, стоящей здесь, незнакомец поставил меня на землю, и, продолжая крепко держать меня за руку, открыл дверцу кареты и впихнул меня вовнутрь. Он залез следом, Ив сел последним после этого карета тронулась.

– Куда мы едем? – задала я вопрос осипшим голосом, ответ я не ожидала услышать, но он прозвучал.

– К тебе домой, – так ответил незнакомец, заговорил он снова, когда карета остановилась. Обращаясь к Иву он сказал:

– Идём, поможешь мне.

Они вышли, оставив меня одну. Подождав немного, я попыталась открыть дверцу, я хотела убежать, но она оказалась заперта. Я не могу сказать, сколько времени я просидела в карете одна, не заметив как, я уснула. В карете было тепло, мое сиденье было устлано мехами и я, наконец-то, согрелась, когда дверца кареты открылась, я, вздрогнув, проснулась. В проёме открытой двери стоял прежний незнакомец, он поставил к моим ногам сундучок, Ив стоял за ним, обернувшись, незнакомец взял у Ива из рук куль и положил сверху на сундучок, затем он влез в карету. Ив встал у открытой дверцы кареты и негромко произнёс:

– Прощай, Розелин.

– Прощай, Ив, – ответила я, не задумываясь, машинально, точно, так как мы здороваемся в ответ.

Мой похититель протянул Иву мешочек и предупредил:

– Ты помог мне, я благодарен, не беспокойся о Розелин, мальчик. А деньги трать осторожно, слишком большая сумма, потраченная тобой, будет выглядеть подозрительно. Прощай. Поехали, – велел незнакомец кучеру, после закрыл дверцу кареты, и мы тронулись.

Неужели Ив предал меня, подумала я. Кровь бросилась мне в голову, Ив, тот самый Ив, что всё время, пока я жила одна помогал мне? Нет, я не могла поверить этому, и постаралась забыть то, что услышала от незнакомца, может он нарочно это сказал, может, в действительности, он запугал Ива. В карете была кромешная темнота, я совершенно не видела незнакомца, до меня доносилось его частое дыхание, сундучок видно был тяжёл. Из любопытства я попыталась подвинуть один ногой, но он не сдвинулся ни на йоту.

– Меня зовут Александр, – представился незнакомец, услышав мои шорохи, вероятно, он хотел услышать мой ответ, но я не собиралась поддерживать с ним беседу, последовала пауза, он продолжил, – я везу тебя к себе домой, не буду ничего объяснять тебе сейчас, поговорим завтра, а теперь устраивайся поудобнее и постарайся уснуть.

Розелин. Часть вторая

Меня разбудил лёгкий ветерок, ворвавшийся в открытое окно кареты, я открыла глаза и увидела, как плывут по небу облака. Я всё ещё ехала в карете вместе с незнакомцем, выглянув наружу, я увидела, что мы проезжали через поле, вдали виднелся лес.

– Мы ещё не скоро приедем, – услышала я голос Александра, – вот, возьми, поешь.

Александр протянул мне корзинку, в ней я нашла холодное мясо, кусок сыра, хлеб и яблоко. Пока я ела, он не произнёс ни слова, я чувствовала себя немного неловко под его взглядом, но очень хотелось есть и пить.

– Мне нужна вода, – я сказала это, когда у меня ком встал в горле.

Он удивлённо спросил:

– Зачем?

Я пояснила:

– Я хочу пить.

– Воды нет, есть вино, – он словно извинялся передо мной.

Я выпила чуть-чуть вина. С трапезой было покончено, я откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно, светило солнышко, погода была просто восхитительной, пожалуй, это являлось единственным приятным моментом. От долгого сидения у меня затекло всё тело, чуть ли не ежеминутно я принуждена была менять положение тела, чтобы как-то восстановить нарушенное кровообращение. Попросить сделать остановку, чтобы иметь возможность пройтись и хоть немного размяться, я не смела. Александр спросил сам:

– Устала? Доедем до леса и сделаем остановку.

До опушки леса было уже рукой подать, с нетерпением я следила, как мы приближаемся, мне казалось, что чересчур медленно, наконец, достигнув опушки, ход кареты замедлился, и она остановилась, Александр вышел первым и помог выйти мне. Он разрешил мне прогуляться, только велел не отходить далеко.

– Так, чтобы я мог тебя видеть, – пояснил он.

Кучер накормил лошадей, и мы двинулись дальше. Прогулка благотворно подействовала на физическое состояние моего организма, но испытываемые мною неудобства от затёкшего тела имели и положительную сторону, они не давали мне возможности думать, то есть я думала только о том, как хорошо было бы сделать остановку, теперь же отчаяние и страх вновь начали овладевать мною. Я по-прежнему не имела ни малейшего представления, что за человек находился сейчас рядом со мной, и что ему от меня надо.

Мы всё ехали и ехали по лесной дороге, я смотрела в окно, но видела не раскидистые кроны дубов, а вчерашняя казнь в мельчайших подробностях представала перед моим взором вновь и вновь. Из-за безумного навета лекаря, услугами которого бесцеремонно пренебрегли, я лишилась последнего родного мне человека, оставшись совсем одной на всём белом свете. Мой дар давал знать о себе, эта уверенность, что в моём несчастье виновен человек, что был вчера рядом с мужем последней спасённой бабушкой женщины, этот лекарь в чёрном, вчера его взгляд был слишком возбуждённым. Это он сочинил донос на мою бабушку и послал его инквизитору. Наши взгляды вчера пересеклись лишь на одно мгновение, но его оказалось достаточно, дабы мне представилась возможность войти в его мозг, в его память, я не знала, как у меня это получилась. Но я увидела бабушку, этого лекаря и мужа несчастной женщины. Между собой спорили лекарь и бабушка, каждый настаивал на своём, это был тот самый раз, когда бабушка пришла в первый раз. Лекарь настаивал на родах, бабушка была против, говоря, что сейчас при родах погибнут оба, и мать и ребёнок. Бабушка сказала, что у неё есть средство прекратить схватки и подождать хотя бы месяц. Лекарь продолжал настаивать на своём, говоря, что на всё воля божья и не их дело вмешиваться в дела божьи. Муж женщины не хотел потерять молодую жену и склонился к бабушкиному мнению, он вверил свою жену её заботам. Лекарь остался не у дел, он лишился богатого клиента и отчасти своей репутации, и затаил злобу, а когда бабушка сумела спасти и женщину и ребенка, он понял, что здесь не обошлось без колдовства. В сущности, он был прав, ведь он знал, что кто-то из них двоих должен умереть, или они должны были умереть вместе при родах. Всю свою силу бабушка отдала, чтобы спасти жизнь доверившейся ей женщины и её ребенка, о себе же она забыла. Моя бабушка была победительницей по своей природе, она не признавала поражений. Она твердо верила, что данная ей сила, её вера в эту силу, может излечить любую хворь её пациента.

Конечно тогда, в карете, я не делала никаких выводов, меня волновали иные вопросы. Куда везёт меня этот незнакомец? Что мне предстоит? Может этот мужчина тоже инквизитор? Я боялась тогда не только что-либо спросить у него, но даже взглянуть на него. Дорога вызвала в моей памяти мою первую поездку, ту самую, когда бабушка увозила меня к себе после смерти родителей. Вот также остро я чувствовала собственную беспомощность, и вот также я не знала, что меня ожидает впереди. И кем окажется мой спутник, родным человеком, или недругом.

Мы выехали из леса, всё небо заволокло тучами, стал накрапывать дождь, чем дальше мы отъезжали от леса, тем сильнее он становился, капли дождя стали попадать в открытое окно кареты, Александр опустил кожаную шторку на окно, и я была лишена возможности издали увидеть его дом поэтому, когда карета остановилась, и Александр сказал:

– Похоже, мы приехали, мадмуазель Розелин.

Я растерялась и запаниковала. Как мне вести себя, что делать? Дверца кареты открылась, Александр вышел, я не спешила последовать вслед и сидела в экипаже до тех пор, пока он не поторопил меня. Выйдя из кареты, я обнаружила себя стоящей во дворе самого настоящего замка. Никто меня не схватил, как мне мерещилось всё время путешествия, и не поволок в подземелье. Александр провёл меня по двору замка, я с любопытством осматривала всё, что попадалось мне на пути. Мой спутник привёл меня в главный зал, там нас встретила экономка. Она называла моего спутника господином и вообще вела себя с ним очень почтительно, с такой же почтительностью к нему обращались и все остальные, находящиеся в замке люди. Ответив на приветствие, Александр представил меня людям как внучку его погибшего друга. Затем, поручив меня заботам экономки, переключился на свои дела, экономка увела меня из залы. Гаелл, так звали экономку, привела меня в комнату, и объявила, что с настоящего дня эта комната моя.

– Надеюсь, вам у нас понравится, Розелин, а сейчас вам надо вымыться, переодеться, обед будет через час, поэтому надо поторопиться. Я пришлю к вам служанку, она вам поможет, – деловито закончила Гаелл и вышла из комнаты.

Я и одуматься не успела, как в комнату впорхнула молоденькая девушка.

– Меня зовут Марин, – прощебетала она.

И, не успела я оглянуться, как Марин стянула с меня всю одежду, посадила в чан с уже приготовленной для мытья водой. Закатав рукава, она с усердием принялась меня мыть, после Марин с не меньшим усердием насухо вытерла меня, расчесала волосы и стала одевать меня. Оторопев от её напора, я только успевала исполнять её указания:

– Давайте мне руку, так, а теперь другую. Откиньте голову, я вас сейчас обкачу, и стойте смирно, закройте глаза. Очень хорошо, ступайте сюда. Ой, а платье вам велико, но другого нет, придется надеть это, а к завтрашнему дню я переделаю.

Несмотря на энергичность Марин, к ужину я немного опоздала, спустившись вниз, я обнаружила за столом, кроме Александра, ещё нескольких мужчин, они уже приступили к ужину. О чём велся разговор за ужином, я не поняла, они говорили на неизвестном мне языке, изредка проскальзывали знакомые слова, но всё равно составить представление о сути разговора оказалось невозможным. Александр следил за мной, заметив, что я наелась, он распорядился проводить меня в библиотеку, сказав мне, что он скоро придёт со мной поговорить, там я и уснула, разомлев после купания и вкусного обеда, так и не дождавшись его.

Проснулась я в кровати и в первую минуту не могла сообразить, где я нахожусь. С постели я не вставала, пока не пришла Марин, во-первых, приятно было понежиться какое-то время на таком великолепном ложе, а во-вторых, я не увидела рядом платья. Валяться в постели мне долго не дали, скоро пришла Марин с моим платьем. Как и вчера, она помогла мне одеться, уложить волосы. Она осталась убирать постель, а я спустилась вниз на завтрак. Александр уже сидел за столом, компанию ему составлял лишь один человек, по-моему, вчера его не было за ужином. Указав на место рядом с собой, Александр произнёс:

– Вчера нам не удалось поговорить, Розелин, когда я пришёл, ты уснула, мы поговорим после завтрака, ты, я надеюсь, не возражаешь?

Что мне было делать? Я кивнула.

Завтрак прошёл в молчании, мужчина, сидевший за столом, за всё время не сказал ни слова, я не знала, следует ли мне вообще открывать рот, даже для завтрака, аппетит, тем более, у меня совсем пропал. Александру было не до разговоров, он торопливо поглощал еду, в связи, с чем завтрак очень быстро закончился.

– Розелин, ты уже поела? Тогда идём, мне нужно уехать как можно быстрее. Жан, – Александр обратился к мужчине за столом, – готовь лошадей, ты поедешь со мной.

В ответ мужчина не сказал ни слова, лишь кивнул. Позже я узнала, что он был лишён языка. Мы вышли из-за стола и прошли в библиотеку, но в ней не остались, Александр открыл небольшую дверцу в стене и жестом пригласил меня войти. Комната, в которой мы очутились, по сравнению с библиотекой, выглядела игрушечной. Там стояли два стула, стол и шкаф. Зайдя внутрь, Александр плотно прикрыл дверь, предложил мне сесть, сам он пристроился напротив – на краешке стола.

– Розелин, всё, что я сейчас скажу тебе должно остаться между нами, ты меня поняла? – не дожидаясь моего ответа, Александр продолжил: – У меня мало времени на разговор. Пока мы ехали, я не рискнул говорить с тобой, тебе столько всего пришлось пережить только за один день, впрочем, от этого состояния ты ещё не отошла и сейчас, но ты должна знать кто я, Розелин. Я повторюсь, никому ни слова о том, что ты услышишь от меня сейчас. Ты, возможно, не готова, даже может быть, и не поймёшь меня, но не об этом речь. Ты выслушай меня, не перебивая, вопросы задашь после.

Первое, никому не рассказывай о своей прошлой жизни, НИКОМУ. У меня верные люди, но они всё же люди. Я рассказал им, что ты в шоке после смерти своих родителей, случившейся на твоих глазах. Я запретил им расспрашивать тебя, если кто-то из них осмелится, скажи мне. Но, ни в коем случае не отвечай на эти вопросы, сделай вид, что ты ничего не помнишь, не помнишь, ни где жила, ни как звали твоих родителей, ни как они погибли, от этого зависит твоя жизнь, да и моя, впрочем, тоже.

Второе, здесь ты живёшь на положении моей дочери, не бойся ничего, если кто-то обидит тебя, напугает, а может, просто косо посмотрит на тебя и тебе не понравится, скажи мне. Договорились? – Александр задал вопрос, но вновь продолжил, не дожидаясь ответа. – Мы с Карен, твоей бабушкой очень давно знаем друг друга. Я не солгал своим людям, сказав, что ты внучка моего старого друга. Это действительно так, мы с Карен были друзьями. Ты унаследовала её дар, ты её наследница. Я не успел спасти её, был слишком далеко, когда услышал её зов, но я успел спасти тебя, ты находишься здесь, потому что полагаю, так будет правильно. Здесь, в моём замке, мне проще заботиться о тебе. У нас ещё будет время поговорить о многом, но не сейчас, мне пора уезжать. Привыкай к новому дому, не стесняйся, пользуйся всем, чем хочешь, делай всё, что тебе хочется, в общем, будь хозяйкой. Пожалуйста, Розелин, поверь моим словам, ты здесь в безопасности, ничего не бойся, я смогу защитить тебя. Жаль, что мне надо уезжать, по-видимому, моя поездка продлится около недели, или две, у тебя будет время пообвыкнуть здесь, поразмышлять, а когда я приеду, ты задашь мне свои вопросы, хорошо? И я очень тебя прошу, Розелин, береги себя, и помни, о чём я тебя попросил сегодня. А теперь, идём.

Мы вернулись из комнатки обратно в библиотеку, я осталась там, с разрешения Александра, а он ушёл. В библиотеке, в раздумьях, я провела всё время до обеда. Верить ли мне Александру, или нет? Кто он, этот как по волшебству появившийся мой спаситель? Действительно ли он бабушкин друг? Но прежде от бабушки я о нём никогда не слышала. Окажется ли он тем, кем представляется? Что находится в сундучке и куле, что Александр взял из дома моей бабушки? Какой будет моя дальнейшая жизнь? Только время могло ответить на все мои вопросы, что я задавала себе в те минуты.

Его не было две недели, за это время я успела познакомиться со всеми обитателями замка. Узнала, что Александр получил этот замок в качестве приданного двадцать лет назад, его жена умерла во время преждевременных родов, ребенок так и не родился, Александр в это время находился в отъезде, это был их второй ребенок. Больше он не женился, всю свою любовь отдавая единственной дочери, но девочка прожила короткую жизнь, она упала с одной из башен замка в девятилетнем возрасте, и разбилась насмерть. Рассказчиком почти всех историй оказалась моя служанка Марин, вечером, после ужина, мы запирались у меня в комнате и разговаривали, и почти всегда разговор заходил о владельце замка. Помня просьбу Александра, я не рассказывала о себе, а свой интерес к нему объясняла тем, что я его совсем не знаю, но мне очень хочется узнать его ближе. Впрочем, Марин не нуждалась в объяснениях, ей самой очень хотелось рассказывать все эти истории. Некоторые из них были невероятные, фантастические, но Марин совершенно искренне уверяла меня, что все они чистейшая правда, и я верила ей. Как-то раз Гаелл, услышав о чём, мы разговариваем с Марин, запретила ей оставаться ночевать у меня в комнате, но к тому временя, я узнала достаточно, и могла сделать вывод, что Александру присущи сверхъестественные способности. Таким образом, моя бабушка Карен и Александр были связаны.

Пока не приехал Александр, я сама распоряжалась своим временем, я завтракала, потом бродила по замку, мой обход заканчивался обычно в библиотеке, я рассматривала фолианты, читать я не умела. Гаелл всем своим видом выказывала недовольство, когда я оказывалась в библиотеке, но молчала. Я просилась на прогулки, Гаелл всегда посылала со мной охрану, мне не нравились эти спутники, к тому же они всегда были разные, всегда молча шли за мной, а на мои вопросы отвечали неохотно и односложно.

После обеда Гаелл давала мне какую-нибудь работу и, наблюдая, как я справляюсь с ней, часто бормотала себе под нос, но так, чтобы я могла слышать:

– Чему только учила тебя твоя мать.

Я делала вид, что не слышу её.

Приехал Александр, я, Гаелл и Марин, мы все были заняты шитьём в это время. Услышав известие об его приезде, Гаелл засуетилась, бросила шитье, тут же послала Марин с поручением, тут же куда-то торопливо отправилась сама. Я осталась одна в комнате, растерявшись от услышанного известия, я не знала как себя вести с господином. Волновалась я напрасно, моя неловкость быстро прошла, Александр вёл себя очень тактично, между делом ненавязчиво расспрашивал меня, как я провела эти две недели, чем занималась.

Александр сумел добиться моего расположения, он стал моим учителем и другом. Пока он был рядом со мной, я ничего не боялась. Когда я обнаружила, что доверяю ему безгранично, мне открылось, что Алекс, в свою очередь, также ко мне не относится, и тогда настало моё время добиваться его доверия, такого же, какое он питал к моей бабушке. После смерти бабушки нас осталось всего двое, есть ли ещё, такие же, как мы, мы не знали. Несмотря на свою силу, Алекс тоже нуждался в друге, с кем бы он смог разделить свой крест, и хоть я и была внучкой Карен, его доверие мне надо было заслужить самой. Только благодаря Карен, он взял меня в свой дом, воспитывал меня, учил тому, что знал и умел сам. Прошёл не один год, прежде чем Алекс убедился, что во мне действительно течёт кровь Карен.

Но когда я только познакомилась с Алексом, я даже не знала его истинного возраста, выглядел он бабушкиным ровесником, именно поэтому поначалу у меня не возникло удивления в их знакомстве. Хотя Алекс и отказывался рассказать вначале, как они встретились, и что их связало, знатного и богатого вельможу и простую знахарку.

– Пожалуйста, пойми меня, Розелин, говорить о Карен сейчас небезопасно, но когда-нибудь я расскажу тебе её историю. Твою бабушку окружает тайна, загадки, она вела необычную жизнь, поэтому ради нашей с тобой безопасности разговоры о Карен отложим на время, – так Алекс ответил на мою просьбу рассказать о бабушке, а далее он добавил, – я не хотел тебя расстраивать, но ты должна знать. Твоя пропажа вызвала массу слухов в округе, они распространяются всё дальше, кто-нибудь может связать твоё появление здесь с таинственным исчезновением внучки ведьмы. Инквизиция не теряет надежды отыскать тебя, поэтому наши с тобой дальнейшие беседы не будут касаться твоей бабушки, твоей прошлой жизни, а также ты не будешь задавать вопросы, касающиеся моей жизни, даже если мы будем находиться вдвоем, как сейчас. Я не хочу, чтобы случайно оброненное слово мной или тобой, неважно, погубило бы нас. Марин рассказала тебе много историй обо мне?

Я кивнула, мне не хотелось говорить о них, но Алекс продолжил:

– Они странные, эти истории?

Я вновь лишь кивнула.

– Почти все они чистая правда, но ведь ты и не сомневалась?

Я помотала головой и еле слышно проговорила:

– Не сомневалась.

– Забудь о них. И давай договоримся о твоём будущем так: пока ты живешь в замке, ты будешь готовиться стать знатной дамой. Гаелл будет следить за этим. Мы сведём наше общение ровно настолько, насколько это приемлемо в рамках приличия. Я могу тебя многому научить и, несомненно, тебе наши занятия принесли бы немалую пользу, возможно, в будущем это станет более вероятным. А пока, моя дорогая, тебе надо научиться хорошо читать, писать, выучить хотя бы один иностранный язык, вот этим с тобой я займусь сам.

Так текла моя жизнь в замке. Алекс сказал Гаелл, чтобы та готовила меня к замужеству, так как у него не было больше родственников, всё его состояние перейдёт ко мне, так что невеста я буду богатая. Гаелл вовсю старалась сделать из меня невесту достойную такого опекуна, как Алекс. Сам Алекс сдержал слово, и под его руководством я освоила сначала английский язык, затем испанский. Прошло шесть лет, замуж меня Алекс не выдал, и, похоже, не собирался. Гаелл скоропостижно скончалась, но Алекс не нанял новую экономку, он поручил мне заниматься её обязанностями.